Зевс жестом подозвал к себе Гермеса и Гебу, которые приблизились с поклоном, последняя наскоро утерла слезы.
- Я не имел бы ничего против, будь все по правилам, - заметил громовержец, глядя на родителей провинившихся отпрысков. – Но в данной ситуации… По-другому – нельзя.
Боги смиренно кивнули, не думая спорить с ним.
- Теперь по поводу твоего сына, - обратился к Гермесу Зевс. – Я не стал поднимать данного вопроса при всех, потому что Лука Кастеллан не рос среди нас, для него мир представляется в ином свете. Вначале я не планировал наказывать его каким либо еще способом, но что поделать, это будет несправедливо по отношению к твоей дочери, - кивок Гебе. – Я подумал о наказании для него…
Гермес и Геба замерли, в ожидании вердикта.
- Думаю, обойдемся без физического вмешательства. Гермес, тебе надлежит донести своему сыну весть о смерти Амаи.
Стоящие перед громовержцем боги дружно вздрогнули.
- Отец… - шокировано и недоверчиво произнесла Геба, прижимая руки ко рту.
- Повелитель… - внезапно севшим и осипшим голосом проговорил Гермес, усиленно сглатывая. – Как же…
- Доставь эту весть в ближайшие сроки, - поставил точку в разговоре Зевс, разворачиваясь и уходя.
Персефона и Амая в гнетущем молчании спускались на лифте в холл Эмпайр-Стейт-Билдинг. Тишину нарушало лишь тихое позвякивание. Со звоном колокольчика раскрылись двери.
- Следуй за мной, - тихо попросила Персефона, уверенным шагом пересекая холл, игнорируя главные двери. Амая удивилась.
- Разве царство вашего мужа не располагается в Голливуде? – она догнала богиню, поравнявшись с ней.
- Конечно, - с улыбкой и достоинством ответила ей Персефона. – Просто мы можем сойти под землю уже здесь и без труда добраться до царства.
Она толкнула дверь в подсобное помещение и зашла туда, приблизилась к стене и прикоснулась к ней, что-то шепча на древнегреческом. Амая не стала прислушиваться и едва не отскочила, когда стена бесшумно отъехала в сторону, открывая зияющей тьмой проход и помещение, и прямоугольную платформу, зависшую у порога. Персефона вступила на нее уверенно, Амая недоверчиво сделала шаг.
- Надеюсь, мы минуем Харона на сей раз…
Путь на платформе оказался не долгим, они прибыли к самой границе царства и остальной путь прошли пешком. Только Персефона и Амая взошли по ступенькам к мрачному дворцу, как его двери распахнулись, и им навстречу вылетела невысокая девушка или девочка с короткими, по середину шеи, чуть встрепанными черными волосами и яркими темно-зелеными глазами.
- Матушка! – она подбежала и обняла Персефону, вызвав скромную улыбку последней.
- Здравствуй, Макария, - ответила богиня, поправляя волосы дочери, по мановению ее волшебства в которые оказалась вплетена маргаритка. – Скучала, наверное…
Прижатая к плечу матери Макария утвердительно промычала в ответ. Затем повернулась к Амае, удивленно ее разглядывая.
- А кто это? – спросила она у Персефоны.
- Новый Страж отца, возможно…
В этот момент к прибывшим вышел сам Аид в сопровождении Танатоса и Гипноса. Персефона присела в реверансе, склонив голову, и владыка царства мертвых легко поцеловал ее в макушку. Затем повернулся к поклонившейся Амае.
- Добро пожаловать в мои владения, дочь Гебы и Геракла, - спокойно поприветствовал гостью Аид. – Надеюсь, не посмеешь нарушить законы этого мира, - хмыкнув, заметил он и коротко обнял племянницу. – Проходи, Страж. С этого момента ты становишься ученицей Гипноса, который объяснит тебе превратности службы.
Так и протекала жизнь в течение нескольких последующих месяцев. А пока не подозревающий ни о чем главный герой Перси Джексон поступил в частную среднюю школу-интернат Йэнси для трудновоспитуемых подростков и не знал, что через какое-то время станет…
========== Глава 8. Маскарад. ==========
Тьма вечно царила в этом царстве, подземелье не давало никакой возможности солнечным лучам пробиться сквозь толщу земли и осветить, подарить радость, жизнь. Улыбки на лицах обитателей этого мира не часто заметишь. Особенно пугающим фактором этого мира являлся Суд, его судьи: Минос, Томас Джефферсон и Шекспир – взвесят все ваши поступки при жизни и решат последующую участь. И если тьма перевесит свет пусть на самую малую толику, даже добросердечный Шекспир не спасет вас, Минос и Томас Джефферсон «вручат вам путевку» на Поля Асфоделей, возможно, на Поля наказаний или же свиток с описанием личного наказания от самого Аида. Страшно?
Впрочем, не все так мрачно, как малюют царство Аида многие. Ведь улыбается юная Макария, богиня блаженной смерти, единственная и любимая дочь Аида и Персефона. Ведь пускает время от времени свои шуточки Гипнос, обучая Амаю. Но этого, к сожалению, так мало для света в преисподней.
Амая стояла на балконе, выходящем на Поля Асфоделей, и с непроницаемым лицом наблюдала за толпой душ почивших внизу. Они ходили по полю, истаптывали в конец темную траву или пытались хоть как-то прислониться к тонким черным тополям. Впрочем, здесь еще было все не так печально, как на Полях наказания, где за душами гонялись адские гончие, их поджаривали на костре или нагишом заставляли бегать сквозь заросли крапивы или кактусов. Рядом с ее левой рукой, на перилах, лежала небольшая маска. Она была сделана в форме верхней половины собачьей морды, цвета темного золота. Маска закрывала половину лица, но по щекам, почти до самого подбородка спускались небольшого размера клыки «пса». Прорези для глаз были выделены черным. Форма Амаи изменилась также. Вместо привычного хитона, который она носила на Олимпе, девушка теперь была облачена в легкий топ, который скрывала футболка из кожи. Также она носила плотные брюки, простые черные сапоги и длинный темно-синий, почти черный легкий плащ с капюшоном и длинными рукавами и нарукавники. Сверху на плащ надевались доспехи-корсет из неизвестного но прочного металла, к которым крепилась цепь с ножнами для несколько изогнутого меча, напоминающего саблю. Они Стражи, но многие называли их именем, созвучным с именем любимой собаки Аида. Хотя, по сути, оно – вариация имени пса. Да, их называли Керберами, из-за масок и крутого нрава, воспитанного тренировками и насмешками Гипноса, который вместе с Танатосом вел отряд Стражей.
- А-ма-я! – по слогам нараспев произнес девичий голосок за спиной. Амая обернулась, с поклоном и улыбкой приветствуя Макарию. – Ой, прекрати! – она крепко обняла девушку. – Скучаешь, не так ли?
Дочь Гебы и Геракла только усмехнулась в ответ.
- Через пару дней будет два года с момента вылазки Луки в сад Гесперид… - грустно произнесла она, глядя на Поля.
- Ты снова хочешь его увидеть, - подвела итог Макария, усмехнувшись. – На празднестве на Олимпе, недавно, он тебя чуть не раскрыл.
Да, Амая помнила этот момент.
День зимнего солнцестояния. Все Олимпийцы собрались на Олимпе, даже Аид соизволил подняться, оставив Персефону управлять дворцом, прихватив с собой в качестве охраны не скелетов, а трех Керберов и любимую дочь. Амая впервые чувствовала себя неуютно, поднимаясь на Олимп. Она не знала, какие последствия повлечет за собой своеволие Аида, как отреагирует Зевс. Перед входом в зал Аид попросил их встать по парам; Гипнос, хмыкнув, поправил маску и вихрем оказался рядом с Макарией, согнув руку в локте. Впрочем, ее пришлось разогнуть под испытующим взглядом отца девушки и просто ей поклониться. Танатос, не проронив ни слова, надел привычную маску и приблизился к Амае, которая старалась выглядеть и держаться уверенно. Двери распахнулись, и делегация из подземного мира во главе с Аидом вошла. Руки дочери Гебы и Геракла мелко задрожали, едва она увидела Зевса; она чаще задышала, стараясь взять себя в руки. В этот момент ее ладонь на мгновение сжали мертвецки холодные пальцы Танатоса. Сам бог смерти, ни на секунду не изменившись в лице, торжественно прошествовал дальше, следом за повелителем. Аид сел в специально приготовленное кресло, подле него присела Макария, положив руки на колени и сняв маску Кербера. За спинками их кресел почетный караул заняли оставшиеся трое. Зевс с сомнением осмотрел делегацию, затем поднялся со своего места и объявил о начале собрания. Посейдон, взглянув на старшего брата, исподтишка показал большой палец, вроде как, правильно, надо приходить с охраной. За спиной повелителя морей стояли два циклопа.
Когда обсудили насущные вопросы, Владыка Зевс внезапно странно встрепенулся и посмотрел на двери.
- Посейдон, Аид – обратился он к старшим братьям. – Нужна помощь ваших телохранителей. Посейдон, направь своих циклопов к входу на Олимп. Аид, двум твоим Керберам стоит занять места у дверей в этот зал, одному – пойти в тронный зал.
Два старших брата смерили удивленными взглядами повелителя, но, пожав плечами, паранойя, так паранойя, кивком приказали своим двинуться на указанные позиции. Раздалось многоголосое «Да, повелитель», и Стражи покинули зал.
Амая, с молчаливого согласия Танатоса и Гипноса, ушла в тронный зал. Но никто не подозревал, что некий подозреваемый, которого усмотрел Зевс, уже на Олимпе.
Лука прижался к стене, вслушиваясь в то, о чем говорят на собрании богов. Пока ничего путного он для себя не извлек. На данный момент он ставил перед собой две цели: стащить молнии Зевса и навестить ЕЕ предполагаемое святилище. Первое необходимо для переворота и свержения богов, воцарения Кроноса, обещавшего Луке исполнение самого заветного и самого невероятного желания. Второе… Просто он скучал. Тоска разрывала сердце на части по ночам и душила тяжестью утраты. Кастеллан хотел прижаться хотя бы к статуе девушки и там, в месте ее последнего упокоения, попросить прощения за все, что он, идиот, творил. Вдруг в зале он услышал какое-то шевеление. Лука поспешил прижаться к колонне и натянуть сильнее шлем Аида, который он умудрился умыкнуть у самого Аида и делающего обладателя невидимым. Двери зала совещаний распахнулись, и оттуда вышли циклопы, направившиеся к входу на Олимп. Кастеллан похолодел: его отступление сильно осложнялось теперь. А как удирать сквозь дыры в защите Олимпа, он не знал. Хотя, можно было спрятаться в толпе полукровок… Выдохнув и постаравшись успокоиться, он продолжил наблюдение за открытыми дверями. Следом за циклопами Посейдона появились три Кербера Аида, и сыну Гермеса совсем поплохело. Личная гвардия подземного Владыки, его Стражи, они не пропустят никого и уничтожат нарушителя в один момент, стоит ему зазеваться. А уж за этот шлем… Двое, похоже, парни или мужчины, остались у дверей, а девушка или женщина, кивнув, направилась к дверям в тронный зал. Кастеллан последовал за ней, стараясь двигаться максимально бесшумно, юркнул в приоткрывшиеся на минуту двери и притаился за колонной снова, наблюдая внимательно. Кербер не выказывала ничем, что обнаружила кого-нибудь рядом с собой, просто прошла к постаменту и развернулась лицом к дверям. Лука лег на мраморный пол и осторожно пополз в ее сторону, стараясь ненароком не задеть ничего. Пока получалось неплохо, и окрыленный успехом сын Гермеса чуть ускорился, оказываясь рядом с Кербером. Бесшумно поднявшись на ноги, он приблизился к Стражу, намереваясь хитро посмотреть ей в глаза. И застыл перед ней, забыв о задании. Голубые, чуть померкшие глаза устало и тоскливо смотрели перед собой, казалось, смотрели на него. В них когда-то горел огонек веселья, они сверкали подобно чистому лазуриту. Но теперь они больше напоминали застывшие в одной причудливой форме льдинки, в которых замерзли навек все чувства, все эмоции. А Кастеллану казалось, что он видит перед собой ее глаза. Что перед ним стоит живая Амая в образе Кербера. Хотя, мы с вами прекрасно знаем, что ничего ему не казалось, что не сошел он окончательно с ума с воспаленным мозгом и мыслями. Лука, покачав головой, чтобы стряхнуть наваждение, обошел ее и аккуратно снял с постамента двухфутовый бронзовый цилиндр высшей небесной пробы, снабженный с обоих концов божественными взрывчатыми веществами. Прижимая к груди Жезл Зевса, чтобы его не было видно, и повторяя про себя «Я не псих, я не псих», Кастеллан зашел за колонну, опустил там Жезл на пол, завернул его в приготовленный пеплос, а сам вернулся к Стражу. Он никак не мог избавиться от навязчивого ощущения.
Амая думала, что паранойя дедушки передалась и ей. Стоя в абсолютно пустынном зале, она предполагала, что рядом кто-то есть. Что вот еле слышно прозвучало эхо осторожного шага, и прошелестел ветерок неаккуратного вздоха рядом. Девушка положила правую руку на рукоять симбиоза меча и сабли, готовясь к возможному удару. Еще ей показалась совсем странная и невозможная вещь: Лука рядом. Она подумала, что совсем слетела с катушек на почве постоянного пребывания под землей.
- Какие глупости… - с тоской и тихо проговорила она, оглядывая зал со вздохом.
Лука думал, что он спятил. Только что Кербер произнесла фразу голосом Амаи. С грустью, с усталостью, чуть хрипло, но это ее голос! Однако такого быть не может, ведь Амая мертва, не могли же боги солгать ему… Он осторожно подошел еще ближе, ловя тихое, едва заметное дыхание девушки, вглядываясь в глаза, черты нижней половины лица, не скрытые маской, изгибы губ и все еще думал, что безнадежно сошел с ума. Парень поднял руку, испытывая дикую жажду прикоснуться к Стражу…
Амая напряглась. Ей не нравилось ощущение того, что рядом кто-то есть. Упорное ощущение, что этот наглец совсем рядом, прямо перед ней и дышит в унисон с ней, не пропадало никак. Девушка предположила, что ранит его, только достав из ножен оружие, решила, что это будет не совсем честно. Но не приходилось говорить о чести, когда тебе от самого Владыки передалась паранойя. Она быстро вытащила саблю, в тусклом свете сверкнул тьмой клинок из стигийской стали – о да, своих Стражей Аид предпочитал снабжать первоклассным оружием – и резко рубанула перед собой, со свистом рассекая прохладный воздух. И теперь ей точно не показался стук шагов, словно противник беспорядочно отступал. Свист в ответ – и ее пытается сломить невидимый клинок неизвестного противника. А сердце все еще неприятно ноет, крича, что Лука рядом. Игнорируя колющую боль в груди, Амая сбрасывает меч и отступает, пытаясь понять, какой длины оружие соперника, как лучше с ним сражаться. Дочь Гебы и Геракла не рвется в лобовую атаку, а Лука, держа меч дрожащей рукой, норовит вывести ее на коронный удар, чтобы понять, кто перед ним. Странный, на первый взгляд, одиночный танец внезапно прерывается криками Ор, обнаруживших проникновение, Кастеллан не узнав ничего и скинув на миг шлем, успевает коротко поцеловать противницу и снова исчезает, прихватив жезл. Амая падает на колени, из-под маски по щекам текут слезы, сабля валяется рядом. К ней уже бегут Танатос и Гипнос, старающиеся понять ситуацию. Бог сна замечает приближение остальных богов и исчезнувший Жезл. А бог смерти резким ударом вырубает Амаю, которая резко валится ему на руки. Гипнос кричит, что вор едва не убил Стража и украл Жезл. Половина присутствующих в ужасе от происходящего.
А воришка устало прислонился к стенке лифта, глядя на потолок слезящимися глазами. Он, определенно, сошел с ума из-за нее. Но Лука не боялся этого. Так будет даже проще пережить ее смерть. А еще надо будет нагнать своих…
- Ты точно видела, что это был он, верно? – с легкой улыбкой спрашивает Макария, осторожно касаясь волос Амаи.
- Да, - с болью в голосе ответила она, сжимая руки в кулаки. – Что же он творит, глупый?.. – шепнула она, сдерживая слабые слезы.
- Тихо, тихо, - шептала Макария, успокаивая подругу. – Все будет хорошо, не плачь. Тебе еще сегодня принимать одну жертву папы.
Амая кивнула, тихо всхлипывая, и вытерла слезинки. Закашлявшись, внезапно поперхнувшись, она согнулась, опираясь на перила балкона, и Макария заботливо постучала по ее спине.
- Когда ее приведут? – спросила дочь Гебы и Геракла уверенным холодным тоном, надевая маску. Ее голос звучал глухо, но вместе с тем сильно, как у отца, когда он распекал провинившихся Алексиареса и Аникета.
- Уже скоро. Идем, - с усмешкой ответила Макария.
- Беги, Перси! – кричала его мать, отступая и отвлекая внимания Минотавра от Гроувера на себя. – Я не смогу пройти дальше. Беги!
Но мальчик двенадцати лет застыл на месте, глядя расширившимися от ужаса голубыми глазами на разворачивающиеся действия. Вот, этот огромный бык бросился к его матери. Салли Джексон пыталась увернуться, но трюк не прошел. Похоже, монстры таких размеров, как он, учатся на своих ошибках. Минотавр, выбросив руку вперед, схватил ее за шею, лишив возможности отскочить. Салли лупила руками и ногами по воздуху, пытаясь попасть и освободиться, но это было бесполезно, она напоминала куклу в его руках. На глазах у родного сына, сломленная хваткой зверя, она растаяла, рассыпалась золотой пылью, которая, кружась, осела на землю…