Квилл не привык к отказам и добивался её, используя все средства в своём арсенале заправского дамского угодника. Ракета издевался, дразнил межгалактическим бабником, Дракс сыпал изречениями сомнительной ценности, Мантис… ох, лучше бы она молчала. Но молчала Гамора. Все уловки Квилла натыкались на её невозмутимость: каждый раз — руки, сложенные на груди, капля иронии во взгляде и тихое фырканье. И то, последнее — это если повезёт.
Как оказалось, Гамора просто не умеет проявлять чувства, если жизням ничего не угрожает.
Только смертельная опасность подтолкнула её к поцелую. Только предсмертная фраза прозвучала признанием. Квилл так долго мечтал услышать заветные слова, а теперь — что ему делать с ними? Что ему делать со знанием, что Гамора его всё-таки полюбила, но время для них обоих истекло?
Питер не мог унять дрожь в пальцах. Он опустил голову так, что она почти касалась колен, он не хотел видеть никого и ничего вокруг.
Гамора сказала, что любит. А значит, ей было так же страшно потерять его, как и ему её. Лучше бы Квилл так и остался для Гаморы раздражающим самовлюблённым субъектом. Тогда он хотя бы знал, что перед смертью она не станет переживать о нём.
Если вдуматься, что ей могло приглянуться в инфантильном, порывистом, легкомысленном пройдохе? Теперь он уже никогда не спросит об этом. Питер болезненно скривился, вспомнив, сколько времени потратил на бессмысленную ревность к Тору. Глупый индюк, взвился при появлении бога грома, строил из себя невесть кого — сомневался не в Гаморе, а в себе.
Она такого не заслужила.
Не уберёг её.
Она ушла навсегда.
В ушах звенела тишина, мучительная, невыносимая. У него было прекрасное средство, чтобы прервать эту пытку. Питер слушал музыку в любом настроении, в любом состоянии, и даже после потери Йонду старые мелодии помогали ему справиться с болью. Но теперь его словно заклинило, и он продолжал сидеть неподвижно, истязая себя беззвучием.
Раньше музыка отлично спасала от одиночества, теперь же Квиллу нужна была Гамора. Он хотел слушать песни только вместе с ней. Он хотел петь их только вместе с ней. Танцевать только вместе с ней. И раз её больше нет…
— Что-то происходит! — взволнованный голос Мантис выдернул Питера из транса. Он вскинул голову и непонимающе обвёл всех пустым взглядом.
Прежде, чем он успел сообразить хоть что-то, Мантис развеялась в воздухе, словно по щелчку пальцев.
— Квилл? — растеряно проговорил Дракс. И его мощное тело обернулось пылью за один миг.
Питер поднялся на ноги, но не почувствовал их. Что за чертовщина?
С губ сорвался удивлённый возглас, на большее времени не хватило.
Только шальная мысль мелькнула на прощание: что, если он попадёт туда, где Гамора?
За ней — хоть в бесконечность.
========== Что ты знаешь о панике? (Пеппер и Тони) ==========
Комментарий к Что ты знаешь о панике? (Пеппер и Тони)
Немного о Пеппер после “Войны бесконечности”. Ангст, тлен, панические атаки.
https://vk.com/wall-112982395_54603: за озвучку огромное спасибо группе Creative Owls (https://vk.com/creativeowls) и войсеру Гиене!
— Пожалуйста, мисс Поттс, не надо! — Хэппи несмело протягивает к ней руку, не смея дотронуться, но весь его вид так и кричит о том, что ей следует поменять решение. — Вы можете выйти незамеченной, я всё устрою, пожалуйста…
Пеппер отвечает ему едва различимой улыбкой.
— Не перегибай палку, Хэппи. Это всего лишь журналисты. И это моя работа.
Он растерянно сводит брови, словно недоумевая, как можно быть такой упрямой. И такой… железной? Достойная пара для Тони Старка. Если бы он был здесь.
Поправив воротник блузки, Пеппер ещё раз бросает взгляд на Хэппи, безмолвно заверяя его, что всё в порядке, вдыхает поглубже и направляется к выходу.
Автоматические двери раздвигаются в стороны, оставляя её без последней защиты перед толпой, поджидающей снаружи. Пеппер вцепляется в клатч, как в спасительную соломинку — бессмысленный машинальный жест.
— Мисс Поттс, что вам известно о судьбе исчезнувших людей?
— Удалось ли выяснить, куда пропал Железный человек?
— Мисс Поттс, правда ли, что незадолго до исчезновения Тони Старк предложил вам завести ребёнка?
Пеппер, пошатнувшись, сжимает клатч ещё крепче. Её улыбка — вымученная, а в сердце ввинчивается нож: откуда они знают? Почему спрашивают даже об этом? На своём веку она повидала столько ушлых корреспондентов, у которых не было ни малейшего представления о такте, что её трудно удивить — не удивляется она и сейчас. Просто её броня истончилась, и Пеппер держит удар на пределе. Ещё чуть-чуть — и она пойдёт трещинами, распадётся на куски, разлетится вдребезги, прямо здесь, на глазах у этой жадной до сенсаций своры. Не допустить.
— Не думаю, что это имеет сейчас значение, — спокойно говорит она. Горло сдавливается спазмом — не так-то просто подделать это спокойствие.
— Но у вас должна была состояться свадьба, определена ли дата? Что вы предпримете, если Старк так и не объявится?
В голове мимолётно проскальзывает мысль — что за глупый непрофессиональный вопрос? — но отреагировать Пеппер уже не успевает.
Её взгляд, зацепившись за знакомое лицо, застывает.
Тони? Среди них? Откуда? Почему не подошёл к ней сразу? Что происходит?
Пеппер моргает, не веря своим глазам, и Тони рассеивается. Не потому, что ей померещилось. Он рассеивается так, как рассеялись накануне тысячи, миллионы людей, чья судьба до сих пор неизвестна. Его фигура за какие-то жалкие мгновения крошится в пыль так быстро, что никто из стоящих вокруг этого даже не замечает.
От улыбки Пеппер остаётся только неестественное напряжение в уголках рта.
Тело перестаёт слушаться, на лбу проступает испарина, в ушах звенит пронзительный вопль, а перед глазами всё расплывается. Пеппер кажется, что она попадает в какое-то другое измерение. Всё продолжается так, как и шло: вспышки фотокамер, микрофоны со всех сторон, мелькание чужих лиц. А она больше не здесь, она только что увидела то, что никто больше не видел, и она не слышит звуков. Кроме того самого вопля, от которого вот-вот лопнут барабанные перепонки.
И вместе с ней в этом новом измерении только один спутник.
Паника.
Последнее, что она запоминает, — Хэппи, сгребающий её в охапку и умоляющий не кричать.
***
Как-то раз Тони сказал ей, что у неё противный до зубовного скрежета типаж — девочка-отличница. Всегда всё знает, всегда всё предусматривает, ни в чём не ошибается. Она исправляла все его оплошности, вытаскивала из передряг и всегда помогала. Палочка-выручалочка Пеппер — так он говорил, когда был в хорошем расположении духа. А вот в дурном настроении запросто мог выдать что-то нелицеприятное.
Пеппер не обижалась. Она понимала, что идеальный человек как никто другой способен раздражать. Но что бы Тони ни ворчал себе под нос, главное — она была ему опорой.
Пока однажды не случилось то, с чем она не сумела справиться.
***
Пеппер проводит пальцем по стеклу, и скрип убеждает её в реальности происходящего. Но отражение в зеркале остаётся чужим, пугающе чужим. Черты — вроде бы всё те же, но смотрит на неё незнакомка. Пеппер трясёт головой, отгоняя наваждение, незнакомка повторяет это движение, но как будто с небольшим отставанием. Фальшиво, неестественно, невозможно — должно же совпадать со стопроцентной точностью! Не выдержав, Пеппер отворачивается.
— Ты пялишься в зеркало и не узнаёшь себя, Пеп! Как будто это какой-то долбаный двойник! Я… Я не знаю, как объяснить, что это за чувство…
Так. О каких ещё признаках Тони упоминал?
Она садится в кресло и прикрывает глаза, стараясь вспомнить всё, что он рассказывал ей о панических атаках.
— Может, есть какая-то система, Тони? Если понять, когда они начинаются, можно предупредить это состояние!
— Это всегда внезапно. Накрывает в любое время, в любом месте. Без малейшего повода, понимаешь?
— Подожди, давай проанализируем все случаи. Должна всё-таки быть закономерность.
— Нет никакой закономерности, Пеп! Это дерьмо просто происходит и всё!
Его загнанный взгляд отпечатался у неё в памяти и с лёгкостью возникает в воображении сейчас. Взгляд человека, у которого впервые выдернули почву из-под ног. Потому что его палочка-выручалочка бессильна помочь. Пеппер тогда перелопатила кучу информации о том, что за панические атаки и как с ними бороться.
Но не смогла понять, что он чувствует.
— Грёбаную панику, Пеп. Логично, да? Страх — в десять раз сильнее, чем под пулями. Сердце колотится с неистовой скоростью. И за секунду до приступа я осознаю, что сейчас начнётся, но не могу никак этому помешать.
Что она тогда ему советовала? Отвлечься? Убедить себя в том, что приступ скоро пройдёт?
— Просто скажи себе, что ты уже это проходил. И каждый раз справлялся, верно?
Боже, да если бы она только знала, что это за неотвратимая лавина ужаса, сметающая с ног, лишающая ориентации в пространстве, выбивающая воздух из лёгких! Первобытный парализующий страх, захватывающий всё твоё существо — наверное, такой испытывает человек, на которого мчится машина. Ты её видишь, но уже не избежишь столкновения.
— Я не могу это прекратить силой воли, пойми. Я превращаюсь в трясущееся истерящее желе. Это как кошмарный сон, а ты не можешь проснуться — только в сотни раз хуже.
— И всё-таки постарайся, Тони. Я уверена, что ты сильнее этого.
Пеппер нервно смеётся. Теперь она осознаёт, как нелепы были её попытки поддержать его. Она помнит, что старалась, очень старалась. Но Тони смотрел всё тем же загнанным взглядом человека, который падает в пропасть без единого шанса зацепиться за что-то. У неё ни разу не получилось подобрать правильных слов, потому что она не испытала на своей шкуре ничего подобного.
— А что со встречей? Ты её отменила?
— Нет, почему? Все ждут тебя.
— До сих пор?!
— Тони?..
— Подожди… Так сколько прошло времени? Сколько длился приступ?
Пеппер смотрит на часы. Секундомер утверждает, что прошло шесть минут и семнадцать секунд. На две минуты и четыре секунды больше, чем в предыдущий раз. Шесть минут и семнадцать секунд разрывающей мозги паники. От момента, когда Пеппер почуяла подступающую волну страха, до момента, когда эта волна выбросила её на берег, перемолотую и еле дышащую. В первые мгновения слышится только стук сердца в висках, всё ещё запредельно частый, потом возвращаются остальные звуки, выравнивается дыхание, и только дрожь в пальцах никак не хочет уходить, напоминая о приступе.
Ощущение времени всякий раз теряется — как терялось и у Тони, — и на пятый раз Пеппер решает засечь, как долго длится этот мрак. Не то чтобы ей действительно интересно. Это просто попытка хоть как-то загнать происходящее в рамки. Хоть немного упорядочить этот хаос.
Пока ей не удаётся.
Секундомер не помогает. Дыхательные практики не помогают. Успокоительное не помогает.
Пеппер подтягивает к себе колени и стягивает со спинки кресла плед. Она знает, что её колотит не от холода, но всё равно кутается — хоть какая-то иллюзия комфорта.
— Чего именно ты боишься? О чём думаешь в эти моменты?
— Я не думаю, Пеп, я просто вижу мельтешащие кадры — как погибают друзья, как погибаешь ты, как по моей вине всё идёт прахом… А иногда — всё совсем иначе… Абсурдно. Ничем не объяснимые страхи.
— Например?
— Что во мне проснётся монстр, такой как Халк. Однажды я целый день провёл, в ужасе ожидая, что из меня попрёт зелёная зверюга.
Тогда Пеппер только ошеломлённо промолчала. Старк же гениальный изобретатель, он должен был отдавать себе отчёт в том, что на пустом месте подобное не случится. Но теперь она боится собственного отражения в зеркале. И вчера она подскочила на кровати в полной уверенности, что горит заживо.
А началось всё и вовсе с видения, что Тони слился с толпой журналистов и, так и не подойдя, рассыпался пылью. Очень правдоподобно.
Пеппер знает наверняка, что он так не поступил бы. Он бы первым делом кинулся к ней. И он просто не имел права развеяться по ветру.
Плед согревает, но озноб не унимается. Прежде, если панические атаки заставали Тони поблизости от Пеппер, она, потеряв надежду подсказать ему выход, просто обнимала и баюкала его, пока страх не отступал. Теперь она могла бы помочь ещё и пониманием, каково ему. Он бы увидел отражение своих мучений в её глазах. Давно известно: если разделить ад на двоих — становится легче.
Но Тони приходилось бороться с паникой в одиночку.
И Пеппер теперь тоже совершенно одна.
========== Обещание (Скотт и Хоуп) ==========
Комментарий к Обещание (Скотт и Хоуп)
Пропущенная сцена: вечер накануне того дня, когда Скотт отправился в квантовое пространство, чтобы добыть целебные частицы для Эйвы.
— Прыжок в квантовое пространство — всё-таки не увеселительная прогулка. Ты могла бы хоть попрощаться как следует.
— Знаешь, не хочу даже думать о том, что в твоём представлении значит «как следует».
Скотт издаёт смешок и качает головой: до чего же упрямая! Он смотрит на Хоуп украдкой, исподтишка. То ли воровские привычки настолько въелись под кожу, то ли есть подозрения, что за слишком откровенный взгляд можно и схлопотать по полной. А он слишком хорошо помнит их тренировки, чтобы подписываться на такое добровольно. Удары Хоуп — резкие, острые, чертовски болезненные, как укус осы. Но сейчас — Скотт надеется — она в другом настроении. Пусть ей сложно показывать чувства, особенно по его душу, но что-то есть, ведь даже старина Хэнк заметил искры между ними.
— А по-моему, я заслужил поощрение перед тем, как рухнуть в бездну.
— Поменьше драмы, Скотт, — Хоуп изгибает губы в усмешке. — И обойдёшься без поощрений.
— Ну почему-у-у? — интонация прямо как у обиженного ребёнка.
— Моему отцу ты не нравишься, — саркастично отвечает она.
— Твоему отцу никто не нравится, так что не считается, — парирует он. — Зато я нравлюсь твоей маме.
Хоуп закатывает глаза, но её улыбка становится неуловимо мягче. Скотту так хочется коснуться её щеки, заправить за ухо непослушные пряди тёмных волос, вдохнуть будоражащий аромат кожи — всё это он помнит ничуть не хуже тренировок.
Даже странно, за время их разлуки он старался не думать о Хоуп, и ему казалось, что это легко. Теперь, любуясь ею, он с пугающей ясностью осознаёт, что просто не представляет свою жизнь без этой невероятной женщины. Хотя видеть её здесь, в собственном доме — очень непривычно. Хоуп не вписывается в здешний бессистемный бардак, у неё всегда всё разложено по полочкам. И в голове — полный порядок, в отличие от его бестолковой башки. Но всё-таки она пришла. Скотт верит, что она переживает за него. Пусть Хоуп была готова без раздумий отправиться в квантовый мир за матерью, пусть стала свидетелем успешного путешествия отца, они все понимают — это по-прежнему крайне рискованное предприятие.
— Так что скажешь? Разве я не прав? Джанет сразу просекла, что я — стоящий парень.
— Ну да, она же пропустила все твои бредовые выходки, включая вылазку в Лейпциг.
— Зато выходит, что я умею подать себя с выгодной стороны, — не сдаётся он.
Ему не раз доводилось слышать, что он обладает изрядным обаянием, и Скотт всё ждёт, когда же оно подействует на непробиваемую Хоуп. Она только щурится и, оставляя его позади, упругой походкой поднимается на второй этаж.
— Провёл бы экскурсию для приличия, — окликает она. Скотт воодушевлённо бросается следом.
Да уж, показывать особо нечего. Пара комнат, балкон, барабанная установка… За то время, что он проторчал здесь безвылазно под домашним арестом, всё это осточертело — должно было, по крайней мере. Скотт считал дни до момента, когда обретёт свободу передвижения, но теперь с непонятным щемящим чувством в груди обходит свои скромные владения. Кто знает, когда он вернётся сюда вновь. Кто знает, как всё пройдёт.
— Я слышала, что мужчины, живущие одни, плевать хотели на чистоту в квартире, — говорит Хоуп. — Но не представляла себе масштабы катастрофы.