Это была самая долгая, самая стремная и самая бессмысленная ночь в его жизни. Штейн не делал ничего, за что его могли бы посадить, но все эти прикосновения, сбитое дыхание и жар возбужденного тела… Питеру очень повезло, что его не накрыло истерикой в тот момент, когда чужие руки стягивали с него повседневный деловой костюм. Он попытался представить на месте Обадаи кого-нибудь другого. И он знал только одного мужчину подходящей комплекции. Питер закрыл глаза и представил, что перед ним Тони.
Вот сейчас это сильные руки Тони гладят его плечи. А вот это теплые губы Тони с колкой щетиной невесомо касаются его шеи. Это нежное дыхание Тони щекочет его живот. И, надо сказать, это сработало. Сработало настолько, что Питер смог успокоиться и поддержать игру. Впрочем, тем вечером они все равно не зашли слишком далеко. И Питер был несказанно рад судьбе за то, что Обадая любит растягивать удовольствие.
С тех пор они стали намного ближе. Обадая стал рассказывать Питеру о разных инцидентах из своей жизни, показывать подробности управления компанией, приглашал его на переговоры, действительно учил, каким образом строится его бизнес, в том числе показал и парочку нелегальных вещей, которыми промышлял из-под полы.
И Питер впитывал. Он впитывал все, пока план зрел в его голове.
— Скажите, сэр, — обратился он как-то.
— Питер, ну я же просил. Официально только на людях.
— Хорошо. Оби, — он состроил такой голос, который всегда нравился Штейну, — вот скажи мне. Я никогда ничего не слышал о том, чтобы у тебя были враги. Я не верю в то, что у тебя их нет, поэтому резонный вопрос: как ты делаешь так, чтобы они исчезали?
Обадая засмеялся.
— Умный мальчик. За это ты мне и нравишься, Питер, — от потрепал его по голове.
“Пора покупать новый шампунь, — подумал про себя тот, весело улыбаясь, — а то на его руки не напасешься, постоянно мыть голову”.
— Скажи, ты когда-нибудь слышал фамилию Старк?
Питер нахмурился и сделал вид, что пытается что-то вспомнить.
— Нет, честно говоря, ничего не припоминаю. А я должен?
Обадая засмеялся:
— Сложно встретить человека моего поколения, который бы не знал эту фамилию. Но я сделал все от меня зависящее, чтобы ваше поколение уже не знало ее.
— Кто-то по фамилии Старк был твоим врагом?
— Да, — погрузившись в воспоминания ответил Штейн, — когда я был чуть старше, чем ты сейчас, я был знаком с одним умным человеком, по имени Говард Старк. Мы с ним вместе начинали: он разрабатывал разные штуки, а я их продавал. И… все шло хорошо, пока он не узнал, кому и для чего я их продаю.
Питер нахмурился.
— Как ты думаешь, что его расстроило?
— Ну, судя по подавляющему большинству твоих контрактов, его не устроила работа на военных?
— В точку, Питер. Он расстроился, что его изобретения, призванные служить на благо людям, попали в руки людей, которые защищают эту страну.
— Он что, идиот? — в притворной гримасе скривился тот.
Обадая в голос засмеялся.
— Точно глупее одного мальчишки семнадцати лет. В общем, он сорвал мне крупную сделку, которая бы обеспечила нам стартовый капитал для развития нашей собственной компании. Деньги мы не получили, имя потеряли, доверие тоже. Мне пришлось потратить очень много средств, чтобы очистить себя. Но, в результате я снова вернулся на вершину. И, чтобы такой промах больше не мог омрачить будущее моего бизнеса, я стер все воспоминания о нем.
— Стер?
— Это грязное дело, малыш, лучше не лезь в него. Могу сказать только то, что мои враги долго не живут. Впрочем, в качестве назидания, я все-таки оставил одного.
— Он теперь калека?
— Что? — Штейн засмеялся, — нет, Пит, совсем нет. Обычный мужчина, живет обычной жизнью обычного рабочего. Просто… выше ему никогда не забраться. Где бы он ни был, куда бы не спрятался от меня, я везде его найду и перекрою кислород.
— Ну, даже простыми радостями можно наслаждаться.
— О, Тони не такой, — мотнул головой Штейн. — Он был гениальной занозой в заднице. Но теперь на всю жизнь заперт в шкуре обычного работника автомастерской. С его шилом в жопе более чем уверен, что еще пару лет и он просто сопьется.
Питер задумался:
— А если он такой гениальный, почему бы тебе просто не взять его под свое крыло? Почему бы не предложить ему место Говарда Старка?
— Не после того, что я сделал с его семьей.
Питер вскинул бровь.
— Тони — сын Говарда. А еще у него была подружка. Милая Вирджиния, славная девушка. Правда слишком любила копаться в чужом грязном белье.
— Детектив? — уточнил Питер, изо всех сил стараясь сдержать внутреннее раздражение и нетерпение. Сейчас очень важно не оступиться.
— Хуже. Журналист.
Он наигранно простонал.
— Ага, я о том же, — кивнул ему Обадая. — В общем, она влюбилась в Тони и попыталась помочь ему, вскрыв скелеты в моем шкафу.
— И что с ней стало теперь?
— Ну, теперь она пополнила мою коллекцию.
Брови Питера взлетели вверх.
— Ты осуждаешь меня?
Тот задумался, а потом поднял на Штейна сосредоточенный взгляд:
— Что стоит жизнь одного человека в сравнении с теми тысячами, что живут и выживают благодаря тебе и твоим разработкам? — философски заметил он. — Если для защиты твоего бизнеса нужна жертва, думаю, учитывая, сколько всего ты делаешь для Америки, несколько жизней — не такая уж и большая цена.
— Спасибо тебе, Питер. — Он снова потрепал того по голове. — Эта оценка очень важна для меня, так что действительно, спасибо тебе.
Питер улыбнулся в ответ, внутренне содрогаясь в приступах омерзения.
Комментарий к
О Боже Мой, спасибо огромное Noele4kе, за ее согласие помочь мне с текстом!
Мне нравиться то, как изменился ритм всвязи с этими корректировками.
Мне вообще нравиться отзывчивость сообщества. Например, разнообразие в этой главе возникло благодаря AThousandSuns.
Я так вдохновилась, что запилила арты к этой главе.
Здорово, когда фанфик обрастает, превращаясь во что-то живое, целостное и прекрасное.
Так что, пожалуйста, пишите ваши комментарии, не стесняйтесь. Я все их читаю и всех вас очень люблю!
========== Часть 5 ==========
Тони не курит. У него никогда не было такой привычки, да ему и никогда не хотелось начинать. Вместо этого он привык снимать нервное напряжение, взяв в руки инструмент и открыв капот автомобиля.
Сколько он себя помнил, нервное напряжение он снимал именно так. Впрочем, нервное напряжение в его жизни началось только со смертью родителей, когда еще несовершеннолетний пацан был вынужден бегать от органов опеки, чтобы не попасть в какой-нибудь захудалый детский дом.
Тогда-то Тони и научился выживать на дороге. Он был уже достаточно большим, чтобы его воспринимали за слишком женственного молодого парня. Мозг и навыки ему в этом помогали, а подвешенный язык убалтывал тех, кто требовал документы. Разными способами.
Тони никогда не был гомофобом. Он знал, что отец — был, но не успел перенять от него эту привычку, а тело слишком полезный инструмент для выживания, чтобы не пользоваться им по назначению… разными способами.
Тони всегда знал, из-за кого у него не будет нормальной жизни. Штейн постоянно напоминал о себе парой безымянных ребят в подворотне, которые приходили к нему с посланиями, где бы он ни был. Впрочем, сейчас они приходили пару раз в год, а раньше могли частить парой раз в месяц.
Иногда с подарками, которые расцветали к утру и заживали пару недель. Но иногда, когда Тони готов был двинуть коней, с деньгами или чеками на оплату еды/жилья/лечения. Причем, если детская непосредственность взыгрывала в нем, Штейн заталкивал эти дары насильно. Так что Тони выучил их ситуацию на уровне рефлексов. Как дворовая собака или кот, которого терпели и не позволяли умереть по простой прихоти. Это была странная забота, но у Тони не было другой. Он привык к такому общению, позволив этой связи жить глубоко внутри себя. И если поначалу он действительно ненавидел Штейна, потом он смирился.
Ненавидеть стало сложно. Это как ненавидеть погоду за то, что она такая, а не другая — бессмысленно. Но в связи со Штейном в его жизни появились некоторые запреты, которые он выучил, увы, не со слов, а на деле.
Он любил Пеппер. Как казалось самому Тони, любил искренне, а не извращенно, как со Штейном. У них все было хорошо, пока он не додумался рассказать ей о своей ситуации. Пеппер оказалась слишком настойчивой в своей попытке достичь справедливости. Она сгорела. А Тони выучил новый урок.
«Не рассказывать».
А еще лучше «не заводить знакомств», чтобы не доводить Штейна до греха.
Когда Тони позволил Питеру оставить свой телефон, он думал, что тот станет для него вроде ребят по цеху: совместные посиделки пару раз в месяц, ничего не значащие беседы, цели на будущее, которых так и не суждено достичь. Тони умел не впускать людей в свою жизнь. Но Питер нарушил все его планы.
Он влетел в его уютный мирок, пинком ноги расхерачив все стены, и добрался до самой души за всего пару фраз. Тони никогда не велся на лесть… потому что очень редко слышал ее в адрес своей бородатой заплывшей рожи. Его с детства немного недолюбили, Тони знал об этом. Знал, и все равно повелся на красивые глаза, упругую задницу и бодрый голосок.
У Тони плохо получалось ненавидеть людей. Но себя ненавидеть он умел и любил. Делал это со вкусом, облизывая каждое свое несовершенство. Питер стал еще одним его несовершенством. Сразу за Пеппер. А ведь он всего лишь помог парню, просто посочувствовал и выручил, ничего больше. За такое не проявляют столько ответной благодарности. Не ему. Но Питер вцепился как клещ — хрен отдерешь. А отодрать ой как хотелось…
Так, не об этом.
Тони не курит. Он не любит дым сигарет, которые заставляют морщиться и кашлять. Он почти ненавидит людей, которые не умеют держать свои страсти при себе. Почти. Тони ведь плохо умеет ненавидеть, зато хорошо умеет терпеть. А еще он чертов мазохист. Когда ему больно внутри он пытается эту боль перевести в боль физическую, чтобы не пришлось чувствовать то, в чем он чертовски не силен — боль эмоциональную. Он гениален, это знают все, кто стал ему ближе одной совместной попойки. Он гений, но он ребенок. Недолюбленный, не умеющий справляться с эмоциями, гневом, желаниями и потребностями. Он делает это, как умеет: тихо переживая приступы внутри себя, вынося особо сильные в членовредительство по мелочи. Вроде такого — постоять рядом с курильщиками и подышать чужими испарениями.
После смерти Пеппер, Тони долго думал над тем, чтобы пойти вслед за ней. Но он не нашел в себе сил оставить жизнь. Зато почувствовал невыразимое желание сделать что-то, чтобы эту самую жизнь изменить. Помогла случайность.
Тони никогда раньше не задумывался над тем, чтобы помогать людям. В пожарные или врачи его не возьмут вследствие отсутствия образования. Ему не стать охранником или военным. Но вот случайная драка во время ограбления маленького магазинчика и похвала от какого-то начинающего супергероя Нью-Йорка дали ему призрачное понимание того, что он мог бы делать.
Невыраженное доселе чувство внутри напряглось и стало неприятно шевелиться. Впервые, наверное, Тони задумался о том, чего хочет. Не что поесть и где поспать, а чего действительно хочет! Ему было тяжело копаться во внутренней помойке, но он все равно делал это. Делал, потому что не мог иначе. И в результате почти месяца кропотливого раздумья он приступил к работе руками.
Сначала все шло через жопу — сказывалось отсутствие опыта и боевых навыков. Но внутри появилось ощущение правильности, уместности и какого-то детского азарта, почти наркотического. Страстно захотелось еще. И Тони не нашел причины отказывать себе. Он так увлекся, что перестал замечать все вокруг. Ему казалось, что он все делает правильно, по законам, от чистого сердца и с душой. Отрезвила случайная фраза, брошенная кем-то из толпы:
— Свали нахрен, ублюдок! Ты мешаешь профи работать.
Он уже не помнит, кому помогал тогда. Эта фраза ввела его в такой шок, что он неделю не вылезал с форумов и ютуба, в попытке узнать общественное мнение про Железного Человека. Ох, лучше бы он этого не делал. Он ведь не железный, на самом деле.
Было больно, обидно и мерзко. Хотелось встать на сторону тех, от кого он защищал, но это мазохистское чувство внутри продолжало пищать о том, что он поступал правильно, о собственной значимости, о настоящей героической отрешенности от мира. И Тони просто доверился ему.
Прекрасная мечта превратилась в рутину. Он получал уже куда меньше удовольствия, просто потому что не мог справиться с общественным мнением. Ему жадно хотелось одобрения, любви и внимания. Но он же взрослый, мать его за ногу, мужик! Он справится с этим! Ему же все по барабану!
Питер стал лекарством для израненной ненавистью и завышенными стандартами души. С ним было весело, потому что, черт подери, Тони был чертовым подростком в теле прожженного жизнью мужика. Питер был намного подкованней Тони в вопросах любви к себе и окружающим. Ему было просто делиться этой добротой, ведь в его жизни ее явно было в разы больше. Тони это знал, но не понимал. Он мог рассуждать об этом логически, но позволить себе такое не мог. Так что с Питером было сложно, хотя и невыразимо просто одновременно.
Тони понял, что влип, когда трахал свою руку, видя перед глазами образ Питера.
Тони осознал, что влип, когда смотрел на дубликат ключей у себя в руке.
Тони прочувствовал всю глубину настигшего его пиздеца тогда, когда трясущейся рукой протягивал ключи Питеру. Словно отдал себя в рабство кому-то помимо Штейна. Причем на этот раз добровольно.
Тони было тяжело смириться с Пеппер в своей жизни. Благодаря ей он научился близости, чувствам и их скудному выражению. В их отношениях инициативу проявляла в основном она. Тони понимал, что именно ждала от него женщина, сама погрязшая в своих несовершенствах и неудовлетворенном материнском инстинкте. Понимал и даже пытался предоставить.
Что в Тони нашел Питер, он не знал. Даже не пытался понять эти странные подростковые мозги. Предполагал, что это было как-то связано с его отцом, но ведь Тони смотрел на него совершенно не по-отцовски и был уверен в том, что Питер видит это. Однако это не мешало тому проявлять любой интерес, кроме непосредственно сексуального. Хотя близость физическая между ними была. Она особенно усилилась после инцидента с подземкой, но не дорастала даже до отметки «флирт». Случайные прикосновения, отзывавшиеся мокрыми снами; неловкие ситуации, которые воображение разрисовывало очень красочно и подробно; долгие проникновенные взгляды, от которых душа так сладко ныла.
Нет, с Питером было совершенно не так, как с Пеппер.
Пеппер брала быка за рога. Питер же словно ждал, когда возьмут его. Но Тони был настолько не уверен в себе и в их отношениях, что вряд ли когда-нибудь позволил бы себе что-то серьезней объятья и легкого поцелуя в висок.
И Тони точно не мог позволить Питеру стать частью его жизни. Как бы он не гнобил себя, Пеппер умерла из-за своего выбора. Она понимала это и заставила смириться с этим фактом самого Тони. Питер же был втянут сам не зная во что, так что Тони просто не мог позволить этому продолжаться. Штейн ведь настороже. Ни разу за все это время он не забыл, не оставил в покое.
Случайный прохожий затушил сигарету и ушел, оставив Тони наедине со своими мыслями. Они скакали, словно мячик от стен, не позволяя сосредоточиться на главном. На чем именно, Тони так и не понял.
В его жизни теперь не осталось совсем ничего. И что делать с этим Тони решительно не знал. Побег и время казались ему единственным верным выходом, он ведь не мог снова стать Железным Человеком — Питер сразу найдет его. А Питера сразу прижмет Обадая. Вот так и остался на перепутье: без чувств и без цели. А убить себя все равно сил не было. Так что остается просто ждать, вдруг попустит. А что, говорят ведь, что время лечит. Через пару лет Питер точно найдет себе кого-нибудь, станет счастлив, перестанет надеяться. Тогда-то Тони и вернется. Может не в Нью-Йорке, может не Железным Человеком, но вернется. Нужно только подождать.