«Тук-тук-тук». Последний кусочек сахара никак не хочет размешиваться.
– Ничего особенного… – Снейп как-то странно смотрит на меня. – Ничего осо… Можешь мне не верить, Поттер, но я бы с удовольствием поменялся с тобой местами.
У него совершенно безумный взгляд – тёмные провалы вместо глаз. Это уже не пустота, это нечто другое… Сколько ещё секретов хранит в себе этот человек? Сколько он позволит мне раскрыть?
– Я предпочёл бы вовсе не помнить своих родителей, – говорит. – Особенно отца.
– Почему?
Он хмыкает и игнорирует мой вопрос. Вполне закономерно.
– Впрочем, от матери у меня осталось одно счастливое воспоминание. Его хватает, чтобы хранить о ней добрую память.
Северус всё-таки встаёт, чертыхаясь, и, стиснув зубы, идёт к двери, чтобы через минуту опустить передо мной маленькую резную шкатулку. На крышке – огненно-рыжая птица. Я жду, что она вот-вот оживёт и чувствую лёгкое разочарование оттого, что ничего не происходит.
– Что это за птица?
– Феникс, мистер Поттер. Символ смерти и воскрешения. Символ бесконечного круга, если хотите.
– Значит, это ваш талисман? – брякаю, не подумав. Снейп раздражённо фыркает.
– Это мифическое создание, Поттер. Его не существует. Какой к чёрту талисман?
– Зря вы так. – Я аккуратно поглаживаю резное птичье оперение. – Нельзя верить только в то, что доказано наукой. Вы же человек искусства, разве так можно?
– Вы ничего не знаете об искусстве, ровно как и обо мне. Так что прекратите разводить полемику.
– Как вам не стыдно. – Мне отчего-то становится обидно. – Я несколько месяцев кряду таскался на ваши концерты, а вы говорите, ничего не знаю. Да я теперь разбираюсь в искусстве не хуже вашей Макгонагалл!
– Кто написал «Над пропастью во ржи»? – невозмутимо спрашивает Снейп.
– Что?
– «Мастер и Маргарита»? «Собор Парижской Богоматери»?
– Ну-у…
– Самая известная работа Леонардо да Винчи?
– Это нечестно! – возмущаюсь я. – Вы даже не спрашиваете про музыку.
– «Токката и фуга ре-минор»? Опера «Дон Жуан»?
– Чёрт, да дайте же мне собраться с мыслями!
– Думайте, Поттер, кто же вам мешает. – Северус насмешливо улыбается.
– Ну хорошо. – Поднимаю руки в примирительном жесте. – Хорошо. Вы победили, сэр. Что теперь? Мне встать на колени? Станцевать ламбаду на столе?
– Не нужно, Поттер, не нужно. Лучше откройте, наконец, шкатулку.
Феникс распахнул клюв в торжествующем крике. Кажется, вот-вот вырвется из своего плена и взлетит прямо под потолок крошечной кухни.
– Она такая… красивая.
– Важнее – то, что внутри, Поттер.
Важнее – то, что внутри. Эта истина вросла в меня вместе с тобой, Северус. И вот сейчас ты сидишь за дубовым столом, скрестив руки в защитном жесте, со своим насмешливым взглядом, с лиловыми кругами под глазами, а я смотрю на тебя и вижу… то, что внутри.
Внутри шкатулки – маленькая фигурка феникса, который медленно вращается вокруг своей оси. И музыка, спокойная ласковая музыка, от которой почему-то немножко щемит сердце.
– Поразительно, – негромко говорит Северус. – Поразительно, что она ещё работает… Мать очень любила эту вещь. До сих пор помню, как она надевала своё единственное платье – ярко-красное, вот как перья этого феникса, запиралась в спальне от собственного мужа и открывала шкатулку. Потом – долго кружилась по комнате с закрытыми глазами, пока отец орал в бесплодных попытках выбить дверь. Она могла делать это часами. Веришь, Поттер?
– Откуда… –Я пытаюсь прочистить горло, – откуда вы знаете, что она делала именно это?
– Прятался под кроватью. Представь себе, я уже тогда предпочитал музыку пьяным воплям отца.
Мы сидим в молчании, нарушаемом лишь мелодией из шкатулки и мерным гудением холодильника. Музыка на секунду замолкает и тут же начинается заново.
– Это и есть символ бесконечного круга? – Я неловко пытаюсь выдавить смешок.
– Больше не шутите, Поттер. – Усталые морщинки вокруг глаз становятся глубже. – У вас это получается не лучше, чем рассуждать об искусстве.
– У меня есть одно подозрение…
– Мне уже страшно.
– Северус, я серьёзно. У меня появилась мысль, что то, что мы с вами сейчас слушаем – это тоже Бетховен.
Брови Снейпа удивлённо ползут вверх.
– Я угадал?
– Как это ни странно, Поттер… вы действительно угадали.
– А я вам говорил! – Я чувствую прилив гордости.
– Любопытно, как вам это удалось.
– Просто я не так безнадёжен, как вам хочется думать.
– Поттер…
Нет, ну вот что он ко мне прикопался? Я и правда не знаю. Я могу только пожать плечами и ляпнуть первое, что пришло в голову:
– Наверное, просто привык, что всё мало-мальски важное в вашей жизни непременно связано с этим глухим ублюдком.
Северус вздрагивает. Крошечная статуэтка феникса завершает свой круг и теперь движется в обратную сторону – по часовой стрелке.
– Почему «ублюдком»? – как-то потерянно спрашивает он.
– А вы разве не читали его биографию? Чего этот тип только не вытворял! Один раз на концерте вскочил посреди собственной сонаты и заорал на рыдающих в экстазе зрителей: «Идиоты! Я жду от вас аплодисментов, а не слёз!» Нормально?
– Кхм. – Северус безуспешно пытается скрыть улыбку. – Для гения – вполне.
– А вы по этой же причине позволяете себе своё отвратительное поведение? – невинно уточняю я.
– Поттер…
– Боже, глазам не верю, неужели мне удалось смутить вас? Сегодняшняя ночь совершенно точно войдёт в историю!
– Поттер!
– Вам так нравится повторять моё имя?
Пауза.
– Кажется, вы уже допили свой чай. – Чёрные глаза сужаются. – Не пора ли вам…
– Не раньше, чем вы расскажете мне, с чего это вы так помешались на старине Людвиге. Ну же, Северус? Это была любовь с первого… звука?
Лицо Снейпа медленно наливается красным (почти что оперенье феникса, ну надо же). Кажется, он вот-вот надуется и лопнет, словно воздушный шарик.
– Не играй со мной, мальчишка! – шипит он, брызжа слюной.
В меня словно вселился бес, и я продолжаю глупо улыбаться и нести чушь, пока до меня не доходит, что Снейп задыхается. По-настоящему задыхается. Бледнеет, хватается за рёбра, сжимает веки… Ещё секунда мне требуется на то, чтобы понять, что это такое.
Второй приступ за день. Ты действительно превосходно разрушаешь чужие жизни, Поттер. Грёбаному садисту, который расплющил машину твоих родителей, есть чему у тебя поучиться.
Я почти чувствую, как надрывный сухой кашель царапает его горло, продираясь наружу, вырывается сквозь стиснутые зубы. Он пытается прикрыться, отвернуться, но я оказываюсь рядом, хватаю его за руки:
– Дышите сэр, умоляю, дышите!
Пульс под пальцами бьётся загнанным зверем. Я бережно отвожу чёрные пряди с липкого лба и чувствую, как предательски дрожат руки.
– Дыши, Северус, чёрт тебя подери! – ору ему прямо в ухо. Он вздрагивает, раздувает ноздри и… дышит.
Бетховен из шкатулки пускается по третьему кругу.
– Прости, я такой идиот. – Я сижу рядом с ним на полу и постыдно шмыгаю носом.
– Хоть одна толковая фраза за вечер. – Снейп тяжело вздыхает. – Не стоило разводить сопли, Поттер. Эти… срывы обычно совсем не опасны.
В его голосе слышится облегчение. А ещё в нём слышится что-то новое, тёплое и совсем даже не снейповское. Что-то, предназначенное лично мне.
Похоже, у Гарри Поттера от радости поехала крыша.
– А что это за мелодия, сэр? – Идиотская улыбка, кажется, намертво прилипла к губам. – Я не помню, чтобы она звучала на концертах.
– Это «Сурок», Поттер. Всего лишь детская песенка на стихи Гёте.
– Песенка? Может быть, вы споёте? – с надеждой спрашиваю я.
– Вот ещё! – фыркает Снейп. – Захотите – потом послушаете. Хватит с вас на сегодня.
И правда – хватит. День был слишком длинный и утомительный. А сейчас – глубокая ночь, тихая и спокойная. В окне на третьем этаже совершенно точно горит свет. И больше не нужно сомневаться в том, вернулся ли Северус Снейп домой или просто забыл погасить лампочки.
– Спасибо за чай, сэр. Сразу видно, что вы настоящий британец.
– Не за что, Поттер. Выметайтесь.
Стоим, смотрим друг на друга. У Снейпа подёргивается левое веко. У меня – правое. Какое удивительное совпадение на ночь глядя.
– И куда же я пойду? – спрашиваю. – На часах – два тридцать. Метро закрыто. Общежитие – тоже. К тому же в вашем дворе какие-то придурки перебили все фонари.
Северус удивлённо моргает.
– В самом деле? Хм… Тогда, пожалуй, у нас появилась маленькая проблема.
– Пожалуй.
Всё ещё смотрим: глаза в глаза. Теперь – так близко друг к другу, не разделённые сценой и букетом цветов. Да ничем, в общем-то, не разделённые.
Теперь – на равных.
Боже, боже, боже.
– Чёрт с тобой, Поттер! – Он зло швыряет чашки в раковину. – Сегодня поспишь на диване.
Вот так и появляются сколотые краешки, думаю я, даже не пытаясь скрыть широкую улыбку.
***
Мы с ним, конечно, ни о чём не договаривались. Правда пришлось дать обещание, что я больше не буду мозолить ему глаза, но ведь все понимали, что это несерьёзно.
Мы ни о чём не договаривались, и всё же я навещаю Снейпа с завидной регулярностью.
Он почти всегда сидит дома в первой половине дня – выполняет какую-то ужасно скучную бумажную работу. Он почти всегда дома, и я легкомысленно сбегаю с пар, игнорируя возмущение Гермионы и любопытство Рона. Лечу через весь город – на метро, на автобусе, бегом, пока не оказываюсь у двери знакомой квартиры на третьем этаже. Она распахивается – и я улыбаюсь.
Поначалу я придумывал предлоги, сотни предлогов и тараторил без умолку, доказывая своё бесспорное право попасть в квартиру Северуса Снейпа. Он хмурился, вздыхал – и распахивал дверь шире.
Потом предлоги исчезли, и осталась только широкая улыбка. Как самый главный и неоспоримый предлог.
Он подолгу молчал, позволяя мне выговориться, только изредка вставлял свои едкие комментарии. Я нёс сущую чепуху, потому что ведь совершенно невозможно сосредоточиться на чём-то серьёзном, когда Северус так смотрит. Неотрывно, пристально, изучающе. Словно хищник, который поймал добычу и теперь думает, что с ней делать: отпустить – или сожрать.
Мы пили чай, я выходил покурить на крошечный балкончик, а Снейп углублялся в свои бумажки, давая понять, что моё присутствие больше не требуется. Я старался его не злить: я чувствовал, что ступаю по лезвию ножа. И прощался – до скорой встречи, Северус.
Осень покрывает землю разноцветным ковром, выпускает на волю дожди и ветры.
На кладбище дует с севера. Цветы в моих руках лёгкие, хрупкие, и я крепко сжимаю их в ладони, чтобы не улетели. И почему-то чувствую себя преступником. Каждый раз чувствую. Словно делаю что-то такое, на что у меня нет ни малейшего права.
Но я не могу иначе. Бегло навещаю родителей, терзаясь непонятным чувством вины, и неизменно иду туда, где растут прекрасные лиловые цветы и лежит человек со странным именем. Останавливаюсь и опускаю букет на влажную землю, придавливая его камешками, чтобы не унёс ветер. И представляю, что завтра вдруг наступит зима, с неба посыплется снег и укроет мои цветы белым пуховым одеялом.
К счастью, Северус ни разу не застал меня на месте преступления. Потому что между нами происходит что-то такое, что исключает всякую ложь, а объяснить ему правдиво я бы не смог. Я и себе-то не могу объяснить, зачем дважды в неделю приношу цветы на могилу человека, которого никогда не знал и никогда уже не узнаю.
Просто чувствую: так нужно.
В середине сентября резко холодает, полгруппы сваливается с гриппом, и преподаватели, словно сговорившись, разом отменяют пары: идите, мол, домой, лечитесь. В очередной раз отказавшись от дружеского футбольного матча с Роном («какой футбол, ты только посмотри, какие тучи!»), я опрометью бросаюсь на другой конец города – туда, где, я точно знаю, меня ждут.
До квартиры Снейпа я добираюсь раньше обычного и не спешу звонить в дверь, желая отдышаться и привести себя в порядок. Заправляю рубашку в брюки, автоматически пытаюсь пригладить волосы, которые, как всегда, игнорируют мои жалкие попытки. И уже протягиваю руку к звонку, как вдруг слышу тихие, приглушённые звуки аккордов.
Прикрыв глаза и млея от странного тепла, зародившегося внутри, я осторожно прислоняюсь ухом к двери. Братья Рона, близнецы Уизли как-то хвастались, что изобрели идеальное средство для подслушивания, и предлагали обменять его на два билета на футбольный матч. Тогда я только посмеялся вместе со всеми. Сейчас – махнулся бы с ними не глядя.
Незнакомая музыка тоненькой ниточкой тянется ко мне, вытекая сквозь дверные щели, пробираясь через замочную скважину, доставая до самой души. Обволакивает, гладит, ласкает, посылая по телу волны колючих мурашек. Снова. И снова. И…
…Заканчивается так же оглушительно-резко. Я держусь за дверной косяк, не понимая, откуда взялось колючее, острое чувство потери. Как будто секунду назад меня касались и гладили тёплые сильные руки, а вот теперь – исчезли, нет ничего.
Пу-сто-та.
– Поттер?
Северус вывел меня из прострации, едва не припечатав собственной дверью. Я отскакиваю, обиженно потирая переносицу.
– Эй, так нельзя! Ты чуть не оставил меня без носа. Я же не посягаю на твой.
С минуту он пялится на меня, а потом откидывает голову назад, трясясь в приступе беззвучного смеха. Это настолько редкое зрелище, что я застываю, не в силах оторвать взгляд от молочно-белой шеи с ярко проступающим на ней кадыком.
– Поттер, ты меня в гроб загонишь, – выдыхает Северус, откидывая волосы со лба до боли знакомым жестом. – Хочешь сказать, они равноценны?
И, усмехнувшись, поворачивается, демонстрируя римский профиль с действительно выдающейся горбинкой. На мгновение мне даже становится стыдно за свой во всех отношениях самый обычный нос, но я быстро беру себя в руки.
– Думаю, мой – гораздо эстетичней, – дерзко говорю Снейпу, протискиваясь мимо него в квартиру. Он не отходит, и наши бёдра на несколько секунд тесно соприкасаются. Тёплое дыхание согревает волосы на макушке.
Запнувшись о порог и быстро скинув с себя обувь, я стремительно убегаю в ванную комнату, красный как помидоры с грядки миссис Уизли.
– Вообще-то я это и имел в виду, Поттер, – говорит Северус из-за двери. – Мой клюв годится разве что для демонстраций в кунсткамере.
От неожиданности я высовываюсь из ванной, с удивлением изучая сосредоточенное лицо и сжатые в тонкую полоску губы.
– Ты издеваешься? – спрашиваю требовательно. – У тебя шикарный нос. Очень подходит к… (ко всему остальному) тебе идёт, в общем.
Промямлив эту несусветную чушь, я краснею по новой и поспешно скрываюсь за спасительной дверью. Пару секунд ничего не происходит, а потом раздаётся требовательный стук.
– Я, кажется, просил, чтобы ты не пытался демонстрировать чувство юмора в моём доме, Поттер! – зло говорит Снейп. – И вообще, какого чёрта ты заперся в моей ванной? Открой немедленно!
– Ничего я не демонстрирую! – ору, пытаясь перекричать шум воды. – Я не виноват, Северус, что у тебя такая низкая самооценка!
С той стороны всё стихает. Кажется, он всерьёз обиделся.
Смачно выругавшись, я мысленно хлопаю себя по губам и вылетаю в узкий коридор. Пусто.
Северус обнаруживается на кухне. Стоит с неестественно прямой спиной и методично заваривает чай. Я жадно смотрю на острые выпирающие лопатки под тонкой клетчатой рубашкой, на пальцы, сосредоточенно отсыпающие заварку, и сердце заполняет такая нежность, что на какой-то миг мне кажется, будто оно сейчас остановится.
– Северус, – выдыхаю хрипло, – прости меня. Я дурак.
– О чём вы, мистер Поттер? – ровно спрашивает он. Старенький керамический чайник, заполненный кипятком, выпускает в воздух аппетитную струйку пара.
– Ни о чём, – горячо заверяю я, подходя ближе, – совершенно ни о чём. Давай пить чай.
Чай у нас всё тот же – терпкий, чёрный, с жасмином. К чаю – только шоколадные конфеты, которые я притащил на прошлой неделе. Северус долго отказывался, но, в конце концов, принял подарок, заверив, что даже не притронется к сладкому. К сожалению, своё слово он держать умеет.