— Отведай, родной мой! — Протягивает мужу блюдо с ужином девка.
Маску свою диковинную муж снимает — и сразу языком в приготовленное. Зажмурился, подливу лакает, куски мяса жвалами выхватывает и в глотку закидывает. Неудобно ему, а оторваться не может, глотает жадно. Рядышком сидит Пёся, свою стряпню из котелочка ложкой деревянной доедает.
Наелся Зверь, жену на руки берет — и в пещеру. Охнула пораженно Пёська — охапка ветвей еловых, что лежанкой Чудищу служила шкурой оленьей укрыта, волчьи поверх брошены, черепа, до этого в углу аккуратно сваленные, расставлены. Подходит Чудище, жену на ложе уютное опускает, рядом ложится, урчит вопросительно.
Краснеет девка вся — но ясно, что Чудищу хочется. Отвечает тихонечко:
— Твоя я.
Комментарий к X. Шкуры *щепка – единица времени, равна около 10-15 секунд (горение щепки)
*А теперь быстро представили хищника в древнерусской рубахе!
====== XI. Ярмарка ======
Не довелось Пёсе с мужем своим на одном ложе оказаться — только села осторожненько рядом с Чудищем, только скользнул он нежно лапой по плечу хрупкому, рубаху вниз спуская — так и раздался рев какой-то снаружи пещерки их уютной.
Словно вихрь, с ложа Зверь слетел, вынырнул из пещеры. Следом за ним Пёся сунулась, а он ее обратно пихает, за спиной прячет. Но успела заметить девка — хозяин лесной, медведь страшный пришел, здоровенный, черный, как смоль, вся морда в шрамах, на задних лапах стоит, ревет раздраженно! Не понравилось видать, медведку, что у него дома чужак ошивается.
Сидит в пещерке Пёся, ни жива, ни мертва от страха — вдруг косолапый друга ее любезного завалит?! Слышит — заревело Чудище ее родное яростно, видать, на бой приглашение принимает. Так и хочется Пёсе закричать: «Осторожнее!», да молчит девка — вдруг не медведь пришел, а божок какой в облике его? Вот и должен Чудище ее силой померяться, чтоб богов потешить.
Рычат медведко и Зверь ее любимый. Не видит боя Пёся, но слышит, как валяют они друг друга, как когтями рвут-дерут. Замолчали скоро оба. Осторожно из пещеры нос кажет Пёся. Стоит посреди поляны Чудище ее, дышит загнанно, лапой бок разорванный зажимает. Медведь на траве валяется — огромный, как гора. Не двигается. Победило, видать Чудище. Обернулся к жене Зверь, ворчит о чем-то, смущённо, кажется. К нему метнулась Пёся, обняла за лапу здоровую нежно.
— Живой — и слава богу! — Шепчет тихо девка и Зверя своего к пещере подталкивает.
Сама ведёрко да горшочек верный схватила — и к реке. Вернулась девка — горшок на треногу, днём сделанную, у костра снова распаленного — пусть греется, отвар сделать! С ведром воды холодной в пещеру Пёська лезет. Сидит на ложе брачном, неудавшемся Чудище ее, неуклюже иголкой диковинной рану зашить пытается.
— Лапы убери, я сама помогу! — Уверенно ведро ставя, командует Пёся.
Впервые с тех пор, как встретились они, зарычал разозленно на супружницу свою Зверь. Но не страшит рык мужнин Пёсю — знает девка, как мужики раны свои чужим доверить опасаются.
— А ты рану промыл? — Строго спрашивает. — Или расхвораться хочешь?
Задумался Чудище, на жену зыркая да хмурясь. Лапу, сморщившись, в сторону отвел, Пёську к разрыву подпуская. Тряпкой, от рубахи старой, драной, Пёся грязь да кровь вымывает — сначала гадость всю надо убрать, чтобы рубец на мышцах не остался, а то двигаться Зверю ее труднее будет. Вымыла девка всю отраву возможную. Кровь у Чудища густая, вязко в ранах скапливается. Приказывает Пёся, кусочек рубахи к ране прижимая:
— Держи тряпицу так — а я за отваром!
Прижал лапу к боку муж Пёсин, правильно рану закрыв ладонью чешуйчатой. Выбежала девка, травы нужные в котелочек бросила, прокипятила аккуратненько, чтобы растения всю силу свою целебную воде отдали. Хороший отвар вышел, горячке не даст начаться. Притащила котелочек девка в пещеру, ещё ткани кусок в нем вымочила, остудила, и к ране прикладывает, аккуратно поясом своим привязывает, чтобы повязка с отваром не сбивалась.
— Не надо тебе раны твои штопать нитками, перевязки хватит! — Мужу Пёся за самодеятельность пеняет, повязку лечебную закрепляя. — Отвар, тряпица, чтоб кровь не текла, да покоя пару деньков — и здоров будешь! А иголкой своей ты только сильнее царапины растормошишь! Зашивать нужно, когда рана глубокая и длинная, чтоб плоть правильно сживалась, не наискосочек, пока раненый едет куда, али везут его! А ты лежать тут будешь, так что повязок хватит!
Ворчит муж Пёсин, хмурится, встать пытается. Девка тут же ему руками в грудь упирается.
— Лежи, сказала! Поранен ты!
Вздохнул Чудище, пытается объяснить — в сторону выхода тыкнул, по башке лобастой себя кулаком постучал, в сторону черепов своих отшлифованных указывает. Нахмурилась Пёся, а потом как спросит:
— Тебе башка медведева нужна?
Неудобно лежа кланяться — но пытается Зверь страшный. Засмеялась Пёся, останавливает его снова.
— Денек хотя бы полежи — а потом иди, режь голову, свежуй шкуру, но сейчас — отдохни чуток! Не убежит от тебя мишка, мертвый он!
Заворчало Чудище довольно, жену к себе тянет, лапой ласково по спинке женку свою поглаживая, мол, какая у меня жена умная! Строго пальцем ему девка грозит:
— Нетушки! Никаких игр брачных! Выздоровей сперва, муженек любимый!
Фыркнул сердито Зверь, лапу убрал да глаза прикрыл — мол, спать буду, на тебя обиделся! Рядом Пёся устроилась — и задремала сладко. Никогда так покойно дома не спала, как в пещере страшной, с мужем уродливым…
Утром дел вдосталь — мужа накормить, в пещере прибрать чуть-чуть… А муж, щурясь довольно, хворого изображает, мол, лапу ему поднять сложно, корми, мол, жена моя, меня с рук. А Пёсе и выбирать не из чего — сидит рядом, по одной полосочке мяса копченого тонкой мужу скармливает. Смешно это — жвала раздвинул, клянчит, словно котенок, мяса кусок. А как поднесешь ко рту чудовищному — так разом клыками своими — цап и в рот! Пожевал, проглотил и снова клянчит!
Поел с рук Чудище, облизнулся — и тут же как ни в чем ни бывало вскакивает, потянулся, на Пёсю ехидно зыркнет — и вон из пещеры! Не сдержалась девка — смехом зашлась. Тоже мне Зверь лесной, страшный! Ведет себя, как котенок ласковый, игривый!
За мужем вслед девка вышла. Уже над тушей медвежьей сопит, разделывая.
— Рану покажи! — Просит Пёська.
Лапу переднюю Зверь задрал, бок подставляет, от медведя оторвавшись. Осмотрела царапину страшную девка, повязку сняв. Поджила за ночь, зарубцевалась рана, но все равно горяча да кровит еще слабо. Мазь нужна хорошая, а у Пёськи ни трав нужных, ни времени на готовку нет. Посчитала по дням девка, сколько в лесу она провела.
— День базарный… — Задумчиво бормочет.
Недалеко тут деревня большая — целых пятьдесят домов! Со всей округи туда каждую неделю летом товары везут, да меняют кому на что нужно. Решено! Все у нее есть, кроме трав нужных, которые быстро не собрать да мази хорошей не хватает. Жемчуга подаренные у травницы их на лекарство обменяет, а потом и сама за лето наберет с запасом — с таким мужем зелья лечебные только так лететь будут!
Смотрит на нее Чудище вопросительно, башку в сторону наклонив. Решилась Пёся. Мешочек с жемчугом на шею повесила, к мужу подошла, в бровь колючую целует.
— Я за травами схожу — мазей тебе сделать целебных. Перед закатом вернусь!
Смотрит на супружницу печально, но за подол не хватает. Развернулась Пёся и пошла быстро-быстро, оглянуться боясь — спиной взгляд тоскливый чует. Видать, грустно Чудищу смотреть, как она покидает его, даже и на день неполный. Так и хочется развернуться, на шею броситься, сказать: «Никуда я не денусь, любимый мой!». Но держится Пёся — лучше уж пару часов тоску-одиночество потерпеть, зато с лекарствами вернуться, чем муж ее страдать от болей в ране незалеченной будет! Вскоре, как отошла от пещерки, в лесу затерянной, отпустило немножечко.
Правильно направление Пёся взяла — к Большим Битюгам быстро вышла. Возы стоял, на них товару-то товару! И украшения разные, и платье, и горшки-ложки резные-красивые-е-е… Потрясла головой Пёся — и прямиком к травнице местной. Идет павушкой, а ей вслед мужики головы выворачивают. Непривычно то Пёсе — но приятно! Вот что рубаха новая, из ткани лесной сшитая, да душагрея лисья с девками делает…
Бабушка Зайчиха спрашивать не стала, откуда жемчуг и зачем Пёське столько мази для ран воинских. Все, что нужно продала, травами щедро в обмен на перла дары обменялась. Сумку черезплечную Пёся лекарством засушенным наполнила, тряпиц чистых на перевязку взяла, горшочек с мазью настоявшейся убрала. Думает, а не прихватить ли овощей немного.
— Пёська?! — Оглянулась жена чудищная. На нее Радка, глазам своим не веря, пялится. Аж взлететь захотелось от зависти, в глазах сеструхи бывшей плещущейся. А Пёся-то и сама знает, что хороша стала! На мяске-то, на воде свежей, да с работой легкой и с мужем любимым! Да и одежда новая красит…
— Радушка? Как дела твои? Как Ивушка? Как деревенька ваша? — Гордо нос задирая, Пёська спрашивает.
— А как же ты… От волков-то…
— А я на волках сплю, медведем укрываюсь, лисицу ношу! — Поводил плечиком Пёся, душегрейку рыжую ненавязчиво подчеркивая.
— Кто ж спас-то тебя?!
— Кто-кто? Чудище мое любимое! — Голову жена зверева вскидывает. — Говорила я, что муж у меня самый лучший будет, храбрый, сильный да рукастый? Так и вышло! Ласков со мной Зверь Лесной, на руках носит, подарками одаривает. Я тоже подарочек ему скоро сделаю…
И с намеком на живот руку опускает. Стыдно, конечно, так завираться… Но хочется, хочется, чтобы знала Радка — Пёська счастье свое нашла! Как ее не гнобили — и в несчастье удачу отыскала, счастливее всех на деревне устроилась. «Седьмая дочерь несчастья пророчит»? Это как посмотреть! Да и… Вот выздоровеет Чудище — так, наверняка, и ложь эту правдой сделает! Развернулась Пёся — только коса в воздухе свистнула — и обратно в лес пошла, Радку, словно с ног до головы оплеванную счастьем сеструхи нелюбимой за спиной оставив…
====== XII. Перерыв ======
Самочка не захотела долго сидеть с Шушем — вырвалась и принялась крутиться перед пещерой, нарезая мясо и каким-то хитрым образом пытаясь его развесить над огнем. Шуш грустно вздохнул и развалился на траве, глядя на свою самк… Кхм, то есть просто на самку уманов, которую он пока защищает в обмен на интересный опыт местного питания, да! Только так и никак иначе!
Ууманка вытащила из кустов какой-то мешок и принялась с ним возиться. Шуш насторожился — откуда она его взяла?! Так, про это надо узнать! Яутжа рванул в пещеру за маской с переводчиком. Заодно и протестирует — получилось ли у него настроить технику как надо на восприятие речи уманов! После пары тычков когтем в сторону мешка самка поняла, что именно хочет узнать самец и замурчала:
— Дар. Вчерашний день, ты, отважный воин, ууман, спасение, от, отсутствие аналогичного понятия в языке — он во множественном числе, дар принесли.
Ну вот, почти все и ясно стало! Его решили поблагодарить за то, что он убил тех ууманов. Наверное, эти девять были кем-то вроде Грязной Крови! А что, хорошие существа эти ууманы! Не без понятий о чести! И самки у них хорошие… Шуш сел рядом с ууманкой и тоже с интересом полез в наградную сумку, попутно устроив лапу на теле самочки. Конечно, он не собирался мешать ууманке самой возиться с тем, что ему тут притащили. Сам яутжа совершенно не понимает, для чего нужен тот или иной предмет, а самка точно знает, для чего все это нужно и сумеет правильно распорядится вещами!
Шуш с интересом вытащил из тючка красивую, но очень маленькую шкурку и пощупал ее на качество выделки. Ух-ты, какая!
— Нравится? — Спросил он у самки, увидев, что она играет с похожей шкурой. Ууманка засмеялась и сказала:
— Тепло шкура, хорошее ощущения, эстетическое удовольствие. Возможность — изготовление одежды, возможность — бартер.
Шуш порадовался, что настроил контекстный фильтр, и игриво сказал:
— У тебя красивая одежда! Но я бы предпочел увидеть тебя без нее!
Жаль, что она не понимает его речи… Как бы ей объяснить… О! Шуш накинул шкурку ей на плечи, показывая, что она может сделать с ней все, что захочет. Самка довольно пискнула, поглаживая подарок и Шуш гордо надулся — кажется, у них все лучше и лучше получается понимать друг друга! Хмм, как бы ей намекнуть, что он хочет с ней свить гнездо… Или что ее вид делает, когда размножается? А, маска говорит, что у них сложный ритуал перед спариванием… Ладно! Пойдем старым добрым путем прямолинейных намеков! Ей нравится мех? Шуш раздобудет ей много красивого меха, чтоб было удобно и одеваться, и спать, и… И все остальное!
Приняв такое решение, Шуш вскочил и быстро направился к тому месту, где видел здоровенных существ с копытами, у которых оказалось очень вкусное мясо. Шкуры у них большие — наверняка его самке… Тьфу, самке ууманов эти шкуры понравятся!
— Возвращение, скорее! — Пожелала самка, размахивая лапкой в воздухе.
Шуш против воли подумал — что случится, когда он улетит? Сможет ли она вернуться к своим сородичам? Что с ней будет? И… Как ему будет без этой вкусной пищи? Без этой, вечно лезущей к нему самки, с которой так приятно обниматься и рассказывать ей об успехах на Охоте? Другим яутжа это не интересно — они сами хотят похвалиться, а не Шуша слушать… И плевать, что самка не понимает — она слушает! И даже хвалит… Ну как такую бросить?!
Шуш заставил себя встряхнуться, активировал световой камуфляж и быстро вскарабкался на дерево. У него еще целый сезон на размышление, что с ней делать! Придумает!
Копытное нашлось быстро. Шуш, решив не тащить с собой мясо — все равно протухнет в таких количествах — ради интереса проглотил пару кусков сырятины и скривился. Безвкусная дрянь! Голод утолить сойдет — но… Разве можно сравнить с тем произведением искусства, которое творит каждый раз его самка?! Да Кетану!!! Сколько можно себя поправлять?! А, Ящер с ней! Его самка!
Шуш вернулся к своему лагерю, который благодаря суете самки уже действительно напоминал уютное место обитания. Шкура заняла свое место на суку и Шуш занялся выделкой. Самка робко подошла к нему и протянула какие-то вещи. Яутжа тут же с интересом взял протянутое. Длинная узкая полосочка ткани так восхитительно пахла руками его самочки, что он тут же, не задумываясь, повязал ее на запястье, словно небольшой трофей. А вторым подарком оказалась сумка! И точно ему по размеру, и вместительная… Ай да самка! Ну просто чудо, что такое! С сумкой и правда, будет намного удобнее! Шуш сымитировал наклон самочки и от переизбытка чувств подхватил ее под мышки и обнял. Вот ему повезло! Какой еще самец может похвастаться тем, что его самка подарила ему хоть что-нибудь, кроме детей?!
Так, Шуш, не отвлекайся! Шкура! Яутжа, мысленно вздохнув о необходимости поставить самочку на место, опустил ее на землю и вернулся к добытому трофею. Вот сделает он ей гнездо, вот устроится там, чтобы она видела — самец готов! Наверняка догадается!
Ууманка вернулась к подарочной сумке и занялась чем-то своим. Несколько минут прошли в тишине, а потом она неожиданно засмеялась и Шуш оглянулся… И увидел ЭТО!!!
У НЕЕ БЫЛА ПЕРЕПЛЕТЕНА ГРИВА!!! Она… Она… Шуш подлетел к ней и рухнул рядом на колени, трясущимися руками гладя ее украшенный блестящими бусинами рецептор. Самка с украшенными рецепторами! Такая… Такая только от Старейшины и согласится рожать… А она… ОНА НАЗЫВАЛА ЕГО СВОИМ!!! Кетану… Вот оно какое… Счастье…
Шуш просто не понимал, что творит — чувства разрывали его на куски. Конечно, что-то внутри шептало, что возможно, у ее расы это значит что-то другое… Но свои инстинкты Шуш пересилить не мог. Ему хотелось сделать все и сразу для самой невероятной самки в своей жизни. Любые трофеи бросить к ее ногам, самому лечь около нее, став верной гончей, носить на руках и защищать даже от косого взгляда чужаков!
— Моя… Моя самочка… Как же… Я сразу не понял… — Неразборчиво бормотал он, не в силах оторваться от ууманки.
— Причины? Тишина! — Сердце самки забилось быстрее и Шуш почувствовал, что она испугалась. За одно это он мгновенно возненавидел себя — как он мог испугать самку с переплетенными рецепторами?! — Все хорошо! Отрицание оставить, ты! Мой! Мой ты! Непереводимо, мой, эмоциональная привязанность, единственный!