Слова отца стали понятны Люциусу только много лет спустя. Беллатрикс никогда не приняла бы на себя роль примерной жены. Она бы ломала, давила и крушила волю супруга до тех пор, пока он, сломленный не лёг бы у её ног, позволив распоряжаться своим имуществом по её усмотрению, как и случилось с бедолагой Родольфусом Лестрейнджем. Именно поэтому Вальбурга так хотела выдать Беллатрикс замуж за Люциуса, ведь тогда всё состояние и вся власть семьи Малфой тихо и незаметно перекочевали бы в руки Блэков. Нарцисса же, напротив, придерживалась традиций и, вступив в семью Малфой, очень быстро перестала ассоциировать себя с фамилией Блэк.
Звуки фортепиано становилась громче по мере того, как Люциус приближался к музыкальной комнате. Постучав в дверь, он повернул ручку и шагнул в светлую, залитую солнечными лучами и музыкальными переливами залу. Нарцисса никак не отреагировала на появление мужа, лишь чуть повернула голову в его сторону, давая понять, что его приход не остался незамеченным. Люциус прошел вглубь комнаты и неторопливо опустился в кресло, возле которого на кофейном столике стояла пустая чашка и тарелка с фруктами. Через мгновение перед ним возник домовой эльф и, поставив перед хозяином чашку с кофе, с поклоном исчез. Некоторое время супруги провели в умиротворенном молчании. Люциус пил кофе, глядя в окно на сад, а Нарцисса продолжала играть. Мелодия из нежной и спокойной плавно перетекла в нечто более тяжелое и трагичное, наполненное тревожным ожиданием неизбежной беды.
— Не слишком жизнерадостная музыка для такого красивого утра, не находишь?
— Она мне нравится, — негромко ответила Нарцисса.
— Что тебя пугает?
— Ничего существенного. Просто глупые мысли глупой женщины. Не обращай внимания.
— Я с удовольствием выслушаю твои глупые мысли, — Люциус чуть улыбнулся.
Несколько мгновений она молчала, глядя в сторону, пока её пальцы легко и уверенно двигались над клавишами, рождая музыку. Люциус завороженно наблюдал за её руками.
— Прошло почти полтора месяца, — наконец, произнесла Нарцисса.
Он сразу понял, о чем она говорит, и мысленно содрогнулся от воспоминаний о той ночи, когда он, проснувшись от разгорающегося жжения в черной метке, не помня себя от ужаса и чудовищной боли, выл в голос, царапая ногтями кожу и мечась в кровати. Разум помутился, и всё, что он способен был осознать, это бесконечную агонию и страх, пока его губы беспрерывно шептали: «Он вернулся, вернулся, вернулся…». А Нарцисса всё это время сидела рядом, ни на мгновение не оставляя его наедине с этим кошмаром и лишь что-то тихо шептала и гладила его по голове, словно он был маленьким ребёнком. Возможно, именно поэтому он пережил ту ночь и не сошел с ума. Возможно, именно поэтому он не скончался от страха, ожидая вызова.
Но шло время, а ничего не происходило. Тёмный Лорд сохранял абсолютное молчание. Люциус пытался связываться с другими Пожирателями, надеясь, что хоть один из них сможет объяснить, что происходит. Но все они находились в таком же неведении и недоумении, как и он. Каркаров сбежал, Снейп только бормотал что-то невразумительное, напоминая замороженную ворону, Барти казнили, и поговорить с ним уже не удалось, Петтигрю ошивался чёрт знает где. Остальные были напуганы. Возможно, Тёмный Лорд намеренно не вызывал их, чтобы каждый Пожиратель успел в полной мере преисполниться ужасом осознания. Возможно, он был просто слишком слаб и восстанавливал силы. Но это безмолвие пугало.
Люциусу вдруг подумалось, что три человека оказавшие огромное влияние на его судьбу, умели до странности красноречиво молчать.
— Возможно, и к лучшему, что Он пока не собирал нас, — задумчиво протянул лорд Малфой. — Это дает нам время.
— Смерть тоже даёт каждому из нас время, прежде чем явиться в наш дом. Это напоминает о неизбежности, а не о преимуществе, — заметила Нарцисса.
— Он не убьёт меня, — уверенно сказал Люциус. — Я нужен ему.
— Я просто хочу, чтобы ты помнил, что своему сыну и мне ты нужен куда больше, чем Тёмному Лорду.
— Цисси…
— Я знаю, что у тебя не будет выбора, когда Он призовет вас, — она тихо вздохнула и, прекратив игру, обернулась к нему. — Но ты должен знать, что когда это произойдет, я буду ждать тебя здесь. Я буду ждать, даже если время сотрет в пыль стены этого дома. Буду ждать, даже если ты никогда не вернёшься, — она помолчала, веско взглянув в его глаза. — А ты знаешь, любовь моя, как сильно я ненавижу ждать. Поэтому, прошу тебя, постарайся, чтобы Смерть не задержала тебя на пути домой.
Его губы дрогнули в улыбке.
— Я слишком люблю сюда возвращаться, чтобы надолго где-то задерживаться, — заметил он.
— Это вселяет в меня надежду, — она чуть улыбнулась и, как ни в чем не бывало, вернулась к игре.
С первыми звуками фортепиано Люциус вдруг очень отчетливо понял две вещи: во-первых, он ни черта не успокоил собственную жену, а во-вторых, метка на его левом предплечье ожила, пульсируя жгучей болью.
Он звал.
Комментарий к Глава 5. Чужая душа – потёмки (1) В главе частично используется отрывок из книги «Гарри Поттер и дары смерти» все права принадлежат госпоже Ро :)
====== Глава 6. Вопросы субординации ======
Люциус не знал, как себя чувствовать. Пожалуй, он мог бы сейчас охарактеризовать всю эту ситуацию, как странную. Зов метки привел его и других Пожирателей в просторную полутёмную залу без единого намека на мебель. В дальнем конце залы располагались двустворчатые двери из резного дерева. Некогда белая краска, которой были выкрашены двери, потрескалась и местами облупилась. Все окна, за исключением одного, за которым, несмотря на дневное время суток, царил непроглядный мрак, были завешаны плотными портьерами. На стенах горело несколько канделябров, старый паркет под ногами выцвел и потемнел. Больше разглядывать здесь было нечего: ни гербов, ни мебели, ни даже картин, ничего, что помогло бы определить, кому принадлежит дом или где он находится. Если бы не горящие свечи и отсутствие пыли и паутины, можно было бы подумать, что дом давно заброшен и пустует.
Вокруг царила абсолютная тишина, прерываемая лишь тихим дыханием Пожирателей, шорохом мантий да скрипом половиц. Стоя тут, разодетый в мантию Пожирателя смерти и с маской, скрывающей лицо, Люциус начал чувствовать себя почти глупо.
Делу так же ничуть не способствовало присутствие высокого темноволосого мага, который, заложив руки за спину, стоял у единственного открытого окна спиной к группе Пожирателей, не подавая никаких признаков того, что вообще заметил толпу волшебников за своей спиной. Малфой не знал, что этот волшебник так внимательно рассматривает в окне, за которым была абсолютная тьма, но что бы он там ни видел, это интересовало его куда больше, чем присутствующие в зале люди. Тот не шевелился, не произносил ни слова, казалось, даже не дышал и это отчего-то нервировало. Вполне вероятно все они сейчас смотрели в затылок возродившемуся Тёмному Лорду, но, честно сказать, Малфой ожидал от их повелителя какого-то более эффектного появления. Возможно, это был просто кто-то новый? Не мог же Лорд Волдеморт всё это время просто неподвижно стоять, таращась в окно, пока за его спиной нервно переглядывались растерянные Пожиратели.
Неожиданно створки дверей с кошмарным скрипом распахнулись и в зал вошли ещё двое Пожирателей. На одном не было маски, да и без неё каждый присутствующий мог бы с легкостью узнать невысокого полноватого Питера Петтигрю, второй же был с ног до головы закутан в черный балахон из-за чего разглядеть лицо, скрытое капюшоном, не представлялось возможным. По спине Люциуса побежали мурашки. «Неужели это он?» — разглядывая фигуру в балахоне, думал Малфой, пока маг неторопливо шел вперед под напряженными взглядами присутствующих. Петтигрю и неизвестный колдун остановились перед Пожирателями, но ни один из них не произнёс ни слова. Оказавшись в центре всеобщего внимания, Питер нервно передернул плечами и бросил осторожный взгляд на мужчину у окна, тот в свою очередь впервые за все время пошевелился, чуть повернув голову на звук шагов. Двери за спинами вновь прибывших с грохотом закрылись, и вновь наступила тишина. Темноволосый волшебник опять обратил своё внимание на тьму за окном.
— Печальное зрелище, — разнесся по залу спокойный голос.
Малфой в жизни бы никому в этом не признался, но в этот момент он едва не вскрикнул, потому что этот ледяной, властный голос он узнал бы из тысячи. Сомнений больше не оставалось. Спиной к ним, заложив руки за спину, стоял Тёмный Лорд. Все головы Пожирателей как по команде повернулись к говорящему.
— Взгляните, что осталось от нашего воинства, — продолжил говорить Волдеморт. — Взгляните, что осталось от армии, которая ввергала в ужас наших врагов. Горстка перепуганных, жалких лордов. Вздрагивающие от каждого шороха, слабые, изнеженные, преисполненные сомнениями и неуверенностью. Это ли та армия, что я оставил четырнадцать лет назад?
Поддавшись несколько суицидальному, по мнению Люциуса, порыву, из группы Пожирателей выступил Уолден Макнейр.
— Милорд, — опустившись на колени, выдохнул он, — я прошу, простите нас…
Тёмный Лорд медленно обернулся, и по залу прокатился потрясенный ропот. Лицо волшебника перед ними походило на череп, обтянутый серой кожей. Густые черные волосы с едва заметными серебристыми прядями были зачесаны назад, открывая высокий лоб, а резко выдающиеся скулы и впалые щёки, придавали магу сходство с демоном, которое усиливалось при взгляде на глубоко посаженые алые глаза, что осматривали Пожирателей с холодным, расчётливым вниманием ядовитой рептилии. Глядя на это нечеловеческое лицо, больше походящее на восковую маску, невозможно было понять истинный возраст волшебника, Волдеморт и до исчезновения выглядел несколько пугающе, но теперь… как много в нём осталось от человека? И всё же это был он. Даже невзирая на пугающий облик, в этом лице прослеживались черты их господина.
Тонкие, бледные губы растянулись в кривой усмешке, будто его забавляла реакция Пожирателей.
— Простить? — взгляд алых глаз остановился на склонившемся в поклоне маге. — И за что же, по-твоему, я должен простить вас, Уолден? — он обвел взглядом остальных Пожирателей. — За вашу трусость? За мелочное желание спасти собственную шкуру, вместо того чтобы отыскать своего Лорда? За ваше лживое лицемерие? — он помолчал. — Или быть может за то, что вы, жалкие глупцы, не решились продолжить то, что начал я? За то, что вы разбежались по норам, словно свора перепуганных крыс, позволив отловить и выпотрошить вас по одному? Ни одно сопротивление не продержится без лидера, так почему же никто из вас, трусов, не захотел взять на себя ответственность и продолжить войну? Даже без меня вы могли сломить и подавить их! У вас в руках была власть, деньги, армия! Но что же вы сделали? Вы отказались от своих идеалов, целей, убеждений. Вы, глупцы, отринули свою гордость, своё величие, свою силу в угоду собственному страху! Позволили растоптать и уничтожить всё, что я строил годами! Позволили своим соратникам гнить в тюрьме! Смотрели, как тех, с кем вы бились бок о бок за лучший мир, казнят, убивают, преследуют и травят, — полный ярости голос Тёмного Лорда, отражаясь от стен залы, гремел, напоминая раскаты грома. — Вы, те, кого боялись и почитали, позволили превратить себя в посмешище! Позволили страху разобщить вас и уничтожить всё, за что мы боролись! И никому из вас, ни одному стоящему в этом зале, не пришло в голову помочь своим соратникам, тем, кто больше десятилетия гниет в тюрьме за то, что не позволил страху взять над собой верх! Кто решил сражаться за то, во что верил. Все, кто сейчас стоит в этом зале — трусы! — прогремел Волдеморт. — Напуганный, тупой скот. Вы превратили знак тьмы на своих руках в позорное клеймо! Вы променяли величие и власть, что я оставил для вас, на смрадные норы запуганных животных. И всё, что я сейчас вижу перед собой, это жалкое стадо тупых овец. Вы, чистокровные лорды, упивающиеся своими связями и кичащиеся благородным происхождением, лишь трусливое, бесполезное клейменое стадо. Даже у сторонников Дамблдора, предателей крови и грязнокровок, больше достоинства чем у вас, потому что они верили в то за что сражались и умирали! Чего вы ожидали, появившись здесь сегодня? Что я защищу вас? Верну вам былое величие? Принесу больше силы и власти? Что вы, насекомые, сделали для этого? Чем заслужили моё уважение к вам? Вы сегодня принесли мне лишь свой страх и свою беспомощность. Я не вижу здесь ни одного мага, кто стал бы олицетворением величия. Я вижу грязь под своими ногами, позор магического населения и деградацию. Я вижу трусов, слабаков и лжецов. А теперь вы, ничтожный скот, никчёмные выродки, ползаете у моих ног, вымаливая прощение? Омерзительно, — Волдеморт в презрении скривил губы. — Ползите по своим норам, насекомые, ползите в свои убежища, падайте на колени перед своими детьми, перед своими женами, перед всеми до кого вам есть дело. Падайте и молите их о прощении. Молите о прощении каждую вдову и вдовца, каждого замученного пытками и искалеченного войной, истерзанного магглами, каждого осиротевшего во время войны ребенка, брошенного в грязных приютах. Потому что они страдают ни за что. Потому что вместо величия вы своей трусостью принесли им лишь позор, изгнание и страх! Потому что вы забыли, за что мы сражались! Наше поражение принёс не годовалый сопляк со шрамом на лбу или его грязнокровка-мать, а вы сами!
Каждое слово Тёмного Лорда разносилось по залу жгучими волнами гнева, который был так силен, что давил на плечи, заставляя, ссутулив спины, прогибаться под гнётом бушующей ярости. Сжимать кулаки и стискивать зубы в молчаливом бешенстве, ощущать, как пылают лица то ли от злости, то ли от стыда, как по телу прокатывается дрожь. Первым сломался Паркинсон.
— Милорд, — хрипло прошептал он, низко склонившись в поклоне, — молю вас, выслушайте! Вы исчезли, и мы оказались в затруднительном положении. Без вас никто не знал, что делать, но у многих были семьи и дети, милорд, мы лишь защищали то, что были в силах защитить.
— Я не ставлю вам в вину ваше желание защитить свои семьи, Сайрус, — неожиданно спокойно произнёс Волдеморт. — Но то, что вы годами пресмыкались перед кретином-министром и грязнокровками вызывает у меня отвращение.
— Милорд, мы лишь делали все, что в наших силах, и ждали вашего возвращения, никто не смог бы заменить вас…
— Если ты думаешь, что я не знаю о том, что произошло на последнем собрании Пожирателей четырнадцать лет назад, ты сильно ошибаешься, Паркинсон, — процедил Тёмный Лорд. — Мне известно, что после моего исчезновения среди вас были те, кто готов был идти дальше. Кто готов был привести вас к победе. Именно ты и тебе подобные не позволили осуществиться этому плану. Вы позволили своим соратникам остаться в меньшинстве, зная… прекрасно зная, что у них не хватит ни сил, ни ресурсов довести дело до конца. Вы бросили их гнить в тюрьме и умирать под пытками на допросах. А теперь тебе хватает наглости заявлять, что вы хотели защитить свои семьи?! За вашу трусость пострадали те, кто мог стоять с вами плечом к плечу. Ползи к Гринграссам и Монтегю, червь, и рассказывай о том, как защищал свою семью.
— Милорд, ваши слова больно ранят меня, — прохрипел Паркинсон, дрожа от стыда и ярости.
— Ранят? — очень тихо переспросил Волдеморт, и отчего-то этот почти мягкий тон напугал Люциуса куда сильнее, чем гром его прошлой речи, тем временем Тёмный Лорд неторопливо обвел взглядом остальных Пожирателей, по губам его расплылась кривая усмешка. — Есть ли ещё оскорбленные, помимо дражайшего Сайруса? — светским тоном уточнил он.
В зале после этих слов повисла раскаленная гнетущим напряжением тишина. Волдеморт расправил плечи, осматривая безмолвных волшебников бесстрастным взглядом.
— Если среди вас есть те, кто искренне верит в свою невиновность, в душе которых нет ни тени раскаяния и стыда за собственную трусость, кто не считает, что подвел и предал не только меня и собственных союзников, но и самих себя. Тех, кого так страшно обидели, — он презрительно ухмыльнулся, — мои слова — я не задерживаю, — Тёмный Лорд чуть повел рукой в сторону, — дверь там.
Сбитые с толку Пожиратели обменивались недоумевающими взглядами.