– Перестаньте воспринимать вещи такими, какими они кажутся, миледи Кристина. Это ваша ошибка. В славном мире Герцога всё не так, как вы привыкли. Отрекитесь от всего, что знаете и умеете, и вам откроются новые, доселе невидимые тропы.
Я сдалась. Упала на землю и уткнулась ногами в каменное препятствие.
– Сальваторе, это сложно.
– Понимаю, – вздохнул мой новый знакомый. – Тогда закройте глаза и возьмите меня за руку.
Я безмолвно повиновалась.
– Расслабьтесь. Вообразите: прямо сейчас вы стоите на малой поляне… А перед вами величественная Чёрная Башня. Вы проделали долгий сложный путь, и теперь достигли цели, и в тронном зале роскошного замка скрежещет зубами Герцог, потому что так и не сумел помешать вам. В самой верхней комнате зловещего сооружения дремлет ваша любимая подруга. Вы нужны ей. И, надо же, дверь в Башню открыта! Войдите в неё!
Благодаря богатому воображению рыцаря (больше всего понравилась картинка со скрипящими зубами владыки волшебного мира) я так и не поняла, как сделала первый шаг вперёд. Или вверх? В сознание закрался страх. Я не могу идти вверх, во всяком случае, без страховки!
– Продолжайте шагать, миледи, иначе дверь захлопнется!
Ага. Точно. Дверь! Нужно войти в башню. Лиза, Лизочка, я бегу! Делаю ещё один уверенный шаг.
Сальваторе сказал, что дверь может закрыться, значит нужно поторапливаться. Крепче сжимаю руку рыцаря и несусь к воображаемой двери. Успела!
– Распахните ваши славные очи, миледи, – слышу насмешливый голос. Повинуюсь. Впереди высокий зелёный лес.
– А где же… – я обернулась и побледнела. Стена позади. Но это невозможно!
– Впечатляет, не правда ли?
– Но почему я не почувствовала земного притяжения?
– Потому что его не было, миледи.
– Ну да! Тогда я должна уметь летать!
Я подпрыгнула и замахала руками. Наверное, смотрелось это достаточно потешно. Всё же минуту назад я шагала по стене в горизонтальном положении!
– Ваши способности остаются вашими способностями, – сквозь хохот объяснял Сальваторе. – Но здесь всё не такое, каким кажется. Скажем, как вы можете утверждать, что перед вами вертикальная стена, если только что вы без проблем прошлись по ней?
Я совсем озадачилась и решила не спорить. Подумаю об этом после того, как вытащу подругу.
* * *
– А ещё мне хочется лучше изучить все непроданные картины, – заявила я, неохотно выходя из интересных воспоминаний.
Действительно! Как я могу быть уверена, что Владлен мне тоже не приснился? Его знают все мои знакомые, которые с удовольствием засвидетельствуют реальность их нового кумира. Но и существование Герцога было подтверждено лично бабулей. Мы не могли грезить об одном и том же.
– Давно пора! – усмехнулась подружка. – Там много интересного.
– Почему-то я только сегодня это поняла. Так ты домой сейчас?
– Нет! В салон красоты! Маникюр, педикюр, солярий и массажист – всё по полной программе!
Я рассмеялась.
– Тогда пойду одна. Буду изучать полотна.
5 глава
о поиске, который часто леденит душу предположениями о пугающем отсутствии разыскиваемого
У высоких дверей галереи я заметила небольшую группу студентов. Они переговаривались с преподавателем, – щупленьким мужчиной средних лет, – о том, как могут видеть мир сюрреалисты, если изображают на картинах невиданную чепуху. Одно из предположений, высказанное симпатичной девушкой, звучало вполне закономерно для нашего мира – художник попросту увлекается запрещёнными препаратами.
– О, Кристина Владимировна! – воскликнул преподаватель, завидев озадаченную меня. – Вы не разрешите сомнения публики?
– Какие же?
Убеждать группу людей в том, что сюрреалисты – не наркоманы, могло оказаться довольно неблагодарным делом. И всё же моя бабуля не употребляла ничего подобного.
– Откуда у художников берутся такие замысловатые образы?
– А откуда у писателей появляются в голове хоббиты?
На меня уставились круглыми глазами. По лицам было видно: никто не понял, каким образом я смогла сравнить миролюбивых толкиеновских коротышек с абсурдом сюрреализма.
– У них особое видение мира, – исправилась я. – Для них открыто больше дверей, и они не боятся заглянуть за них.
Группа прошла в галерею вместе со мной. И пока меня не озадачили очередным вопросом, я поспешила удалиться в подвал, в котором и хранились оставшиеся бабушкины картины.
– Постойте, Кристина Владимировна! – раздался юношеский возглас, когда я была готова отворить дверь к ведущей вниз лестнице.
Я мысленно выругалась, натянула приветливую улыбку и обернулась.
* * *
– Вы всегда прячетесь под глупыми масками…
* * *
И снова Герцог прав. Он – прекрасное воспоминание, неизвестно, какому миру принадлежащее, и говорящее так много истины. Но какой толк мне от его истин, если я не пользуюсь ими? Может, если бы я хоть раз приняла хоть одну из них, жизнь бы внезапно изменилась? Интересно, в какую сторону?
Парень семнадцати лет подбежал ко мне и нетерпеливо ткнул пальцем в одно из висящих на бледно-бежевой стене полотен.
– Что хотела сказать Анфиса Романова?
Я взглянула на изображение и побледнела. По спине дружным строем прошагали мурашки. А в голове закрутилась шальная мысль, будто кто-то свыше намеренно атакует моё сознание, желая окончательно свести с ума.
Это были большие, слегка раскосые глаза. Бабуля сумела добиться такого эффекта, чтобы они, как хамелеоны, меняли цвет в зависимости от угла просмотра.
– Видно, что это мужские глаза, – парень решил поделиться мыслями. – Но почему они изменяются? Можно было бы подумать, что он подбирает, как смотреть на каждого человека. То есть для одного он может выбрать зелёный цвет, а для другого – жёлтый. Или это эмоции?
* * *
– У него странные глаза… – задумчиво произнесла я, когда мы с Сальваторе пробирались по густому лесу через высокую траву.
Вокруг было по-прежнему темно, с небольшими проблесками неизвестно откуда берущегося света. Я перестала задаваться вопросами о поведении солнца, потому что даже оно действовало исключительно по своему усмотрению. Из-за чего довольно сложно определить время суток.
– Миледи Кристина до сих пор поглощена мыслями о правителе дивных земель, – рыцарь по-доброму улыбнулся. – Как же вы полагаете, отчего его очи разных оттенков?
– Это эмоции?
– Возможно…
– Или определённое отношение к кому-либо?
– И такое возможно.
– Сальваторе, ты наверняка знаешь! – я притопнула ножкой. Начинало откровенно бесить, что простой путешественник, который также не принадлежит данному миру, в курсе практически всех особенностей и причуд.
– К сожалению, миледи, ваш покорный слуга не знает ответа. Господин Герцог столь высок от меня по положению, что и не помыслил бы растолковывать черты своей внешности. Все миры неповторимы. Посмею и я внести лепту в предположения: быть может, он носит маску?
– Маску?
– Господин Герцог довольно скрытен. К примеру, что вы о нём знаете, кроме его титула?
С моих губ слетел язвительный смешок.
– Ещё я успела испытать его едкий характер.
– Но разве вы не улыбаетесь порой людям, которые вам неприятны? И разве не ругаетесь на тех, кого любите?
В ответ я собиралась высказать всё, что успела подумать о личности Герцога за время, проведённое здесь. Из хороших слов были только предлоги. Но не успела и пикнуть, как получила толстой веткой по лбу. От неожиданной атаки со стороны доселе мирной флоры, я смогла лишь изумлённо моргнуть и молча рухнуть в траву, растянувшись в форме звезды.
– Миледи, вы целы? – спустя время интересовался Сальваторе, бережно пытаясь закрепить меня в вертикальном положении.
Я же была уверена – дерево намеренно двинуло веткой. Неужели защищало правителя? А как же слова Альберо о том, что латифогли – мирные?
* * *
– А, может, это маска? – произнесла я, и парень вопросительно глянул в мою сторону.
– Маска?
На фоне бледно-бежевой стены картина с разноцветными глазами казалась слишком яркой, слишком выразительной. Она переливалась, заигрывала, затягивала внутрь себя. Она казалась единственным живым существом из всех присутствующих в галерее. Люди, проходящие мимо, выглядели серыми и скучными.
– Ну, да. Может быть, изображённый здесь персонаж скрывается от людей, показывая им все цвета радуги, чтобы никто никогда не догадался, какой его настоящий цвет. Ведь глаза – зеркало души.
Парень задумчиво зафиксировал взгляд на полотне, а я тем временем решила поскорее убраться. Уже целых две работы, связанные с Герцогом. Как такое объяснить?!
* * *
В целом путешествие по непроходимому лесу в компании настоящего сказочного рыцаря выходило вполне удачным. Особенно радовало, что он не пел баллад, сочинённых специально для дамы сердца. Хотя по поводу последнего Сальваторе вполне доступно пояснил: он не может посвящать стихи даме сердца, когда она ещё не встречена. Вполне разумно. Ведь если по всему тексту будут обожествляться белокурые локоны и кроткий нрав, а спасённая прелестница окажется рыжеволосой бой-бабой, которой помощь в принципе не нужна, но, мол, так и быть, подсоби, благородный сэр, – так вот, проблематично будет переписывать литературный труд. Лучше уж сразу, со свежеспасённой девицы списать поэму.
Напрягало другое: почему-то я ни разу не слышала птиц или хоть каких-нибудь зверей. Не может же лес пустовать. С другой стороны, кто их знает, этот мир и этого правителя?
– Они здесь, миледи, – отвечал рыцарь на очередной вопрос, – обитатели леса, они наблюдают, принюхиваются, размышляют, стоит ли нам доверять.
– Весь лес сговорчиво заткнулся, чтобы понаблюдать за нами? Смеёшься? Такого не бывает!
– Неужто беседующая растительность с синими лепестками кажется миледи более правдоподобной?
Я нахмурилась.
– Там ещё фиолетовые и белые листья были… как будто их специально раскрашивали. Что за странное место?
Я потёрла небольшую шишку на лбу, припоминая, как в детстве, лет в пять, перед приходом бабушки в гости залила гуашью белого цвета листья её любимого гибискуса, чтобы, так сказать, удивить создателя сюрреалистических сюжетов, что я тоже умею фантазировать и создавать «необычности». Цветок еле «откачали». Готова поспорить, если бы он умел говорить, я бы выучила много нехороших слов ещё тогда.
Я на секунду прикрыла глаза, чтобы мысленно адресовать ругань к прекрасному, но лукавому образу Герцога, а когда открыла, было слишком поздно.
Не придав значения тому, что лес впереди заканчивался, я смело ступила с обрыва и спустя пару секунд, не успев даже вскрикнуть, нырнула головой в песок.
– Сальваторе, что за издевательство?! – поднявшись, я затопала ногами.
Мы стояли посреди высоких пустынных барханов. Правда, выглядели они весьма странно. Создавалось впечатление, будто они образовывают лабиринт, и очевидно навеяны не ветром. Розовый оттенок песка придавал месту пикантности. Солнце светило ярко и нещадно, поэтому уже через полминуты возникло острое желание либо упасть в бассейн с ледяной водой, либо скорее умереть.
Судя по лицу рыцаря, жара его вовсе не беспокоила. Странно, ведь, в отличие от меня, он был одет в железные доспехи. Как только до меня дошла эта мысль, я всерьёз обеспокоилась. Он ведь долго не протянет!
Я подбежала к Сальваторе с совсем не скромным намерением – раздеть. Но как только притронулась к железу, с яростным воплем отпрыгнула назад. На пальце появился ожог. Рыцарь же очень спокойно и неторопливо подошёл ко мне и принялся рыться в своём рюкзаке.
– Потерпите, миледи Кристина, я сниму боль.
Спустя минуту я всё ещё изнывала от жары, зато укутанный какой-то «серебристой жигой» палец (это, как выяснилось, цветок такой, произрастает в стране Кавальере), чувствовал себя превосходно.
– Доспехи сделаны лучшими мастерами и подготовлены к любым условиям, даже водным, – объяснял мужчина, двигаясь между барханами вперёд. – С ними не холодно и не жарко… если находиться внутри них.
Я тихо хмыкнула, смело следуя за рыцарем. Вообще, за такое короткое время, что мы вместе, я настолько доверилась этому человеку, что быстро решила, – он-то точно выведет нас из Розовой пустыни, как мы её быстро окрестили. Честно говоря, во мне поселилась убеждённость и в том, что он запросто вместо меня преодолеет все трудности и освободит Лизу. Но спустя полчаса в бархановом лабиринте, я поняла, что не сумею спасти подругу даже с его помощью. Он не знал, как выбраться. Но ему всё равно было легче, – доспехи защищали от невыносимой жары. А какой толк от меня? Я выхлебала всю воду, расцарапала ноги песком, в который постоянно проваливалась, и, наверняка стала похожа на варёного рака.
– Незадача. Ничего не понимаю, – признался Сальваторе, растерянно рисуя на песке дверь и пытаясь толкнуть её. – Здесь не работает ничего из того, что я знаю… – он пририсовал дверную ручку и заставил меня схватиться за неё. Само собой, ладонь лишь зачерпнула горсть розового песка. – Я не представляю, как отсюда выбраться.
Неутешительная фраза.
– Сальваторе, что это там?
В нескольких шагах от нас прямо из бархана высовывался тонкий ствол дерева, на котором что-то висело.
Мы подошли ближе. Часы.
Захотелось громко рассмеяться. Висели часы. Те самые, которые когда-то Сальвадор Дали написал на знаменитом полотне. Бабушка обожала испанца, и копия данной картины висела у неё в спальне.
Но эти часы, кроме того, что мирно плавились под палящим солнцем, ясно показывали, что мой путь продолжается уже шесть часов.
Я зажмурилась. Вспомнилось, как недавно, я пыталась преодолеть преграду из двух дверей, решив залезть на дерево. Но то совершенно издевательским образом удлинялось, не позволяя увидеть, что находится за обеими дверями. Поэтому и здесь наверняка не выйдет забраться на бархан. Тем не менее, Герцог не мог не оставить выхода. По крайней мере, стоило понадеяться на это.
Был ещё один вариант. Позвать самого Герцога, упасть ему в ноги и попросить вытащить отсюда. Вариант так себе, но жить-то охота.
Я попыталась договориться с гордостью, и она согласилась на зов правителя, но наотрез отказалась от унизительного лобызания тапочек.
* * *
«Между розовым адом и сладким небом» – прочла я на одной из картин бабушки и улыбнулась. Улыбка вышла измученной. Надоело, знаете ли, удивляться, глаза болят от частого закатывания их на лоб.
Полотно показывало три красивых блестяще-розовых бархана, создающих волнистую тропу между собой. Над ними глубокое синее небо, по которому плывут белые облака в виде сахарной ваты на палочках.
Я помнила эту картину тогда, в шестнадцать лет. И уверена, это та самая пустыня, но моё небо оказалось другим.
* * *
– Сальваторе, почему небо почти чёрное и усыпано звёздами, когда освещение вокруг такое, как в самый разгар дня? – голова пошла кругом, и я на секунду отложила намерение звать Герцога.
Рыцарь усмехнулся.
– Боюсь, юная леди, этот вопрос нужно задавать лишь вам.
– Почему?
– Вы его таким сделали.