— Но ты давно стал болезнью, с которой я научилась жить и наверное… не хочу излечиваться, — прошептала она последние слова и потянулась к его губам, счастливая, что Гарри наконец принял решение, но вдруг вспомнила, что не может быть всё так гладко. Может быть, со временем… — Но чтобы быть счастливыми и не вспоминать плохое, думаю, нам следует с кем-то поговорить.
— С кем угодно, — он мягко коснулся губ Гермионы и вдруг спросил. — Подожди, а с кем?
Гермиона улыбнулась и рукой потянулась к члену Гарри, который через секунду сжала, вызывая судорожный вдох и стон: «Герм»…
— Мы всё обязательно обсудим, но… — она провела язычком по его нижней губе и прошептала. — Но только после того, как я увижу всех детей!
Гермиона вскочила с кровати и тут же вышла из палаты, оставляя Гарри одного.
Он даже улыбнулся тому, с какой ловкостью Гермиона его обманула, но долго радоваться ему не дали.
Внезапно в коридоре раздался звук разбившегося стекла и визг «Гарри Поттер!»
В палату заглянул колдомедик в сиреневой мантии и извиняюще улыбнулся.
Гарри вскочил с постели.
— Ну, в чём дело?
— Мистер Поттер… Там… ваша супруга. Уже полчаса к вам прорывается, хотя мы, конечно, помним настоятельную просьбу вас не беспокоить.
Вдруг сотрудник госпиталя упал прямо лицом вниз, а в палату ворвалась Джинни с взъерошенными волосами и горящими от гнева глазами. Её палочка была направлена прямо на Гарри.
— Ты убил его! — закричала она. — Ты, скотина, убил Драко!! Ты хоть знаешь, кем он был?!!
Гарри не собирался устраивать семейные разборки при свидетелях, которые уже заглядывали в палату смотреть шоу. Да и нарываться на смертельное заклятие, брошенное случайно разгневанной супругой, которую, впрочем, он собирался сделать бывшей в самом ближайшем будущем, не очень хотелось. Он только порадовался, что Гермиона уже вышла.
Гарри незаметно взмахнул палочкой, и по палате пронеслась серебристая выдра, озаряя всё ярко-серебристым светом. Пока все наблюдали за патронусом, Гарри практически прыгнул на Джинни и аппарировал, оставляя мерцающие всполохи света. Последним, что он заметил, был взгляд Джеймса, полный вопросов и обиды.
========== Глава 10. ==========
Этот дом никогда не был ни уютным, ни тёплым, ни наполненным любовью. Зато семейным был испокон веков. Дом Блэков. Чистота крови являлась одним из главных приоритетов этой семьи. Любой, кто не принимал данное правило, выжигался с семейного древа и из жизни без права на восстановление. Таким человеком стал и Сириус Блэк. Но кто же знал, что именно он останется единственным наследником, да ещё и подарит дом любителю мерзких грязнокровок и победителю великого Тёмного Лорда — Гарри Поттеру.
Этот дом сводил с ума. Это было в его стенах, картинах, в земле на которой он построен. Гарри не понял, почему Джинни так настаивала на жизни здесь, но сам он находиться в этом доме хотел как можно меньше. И был несказанно рад, что и дети, как будто прочувствовав атмосферу, сбегали отсюда при первой же возможности. В какой-то момент Гарри просто понял, почему Сириус покинул дом в семнадцать лет и не хотел быть здесь заключён спустя два десятилетия. Да так, что практически пошёл на самоубийство.
«Межродственные браки, заключённые между чистокровными семьями, приводили к определенному виду сумасшествия и вымиранию ни одно поколение волшебников» — так писала в одном из исследований Гермиона, приводя в пример такие семьи, как Мраксы, Дамблдоры и, конечно, Блэки.
Такие работы она давала читать Гарри ещё в то время, пока он не узнал, что его обманывали; и любимая подруга, на которой он был помешан, и нелюбимая жена, затянувшая его в брак, по сути, обманом. Ведь благородный Гарри Поттер не мог не взять в жёны девушку, которую обесчестил. Так ему тогда казалось. Но Гарри совершил ошибку не в том, что поверил Джинни, а в том, что не рассказал об этом Гермионе в походе за крестражами. Он выливал на неё свои чувства, смешивая влюбленность к Джинни и недавно появившуюся похоть к Гермионе. Он проецировал свои чувства к одной на другую. Старался не думать о первой, фантазируя о второй. Тогда ему было стыдно от мысли, что Гермиона может узнать о его больных фантазиях и снах.
Теперь, после стольких лет неудачного брака, стольких лет ненависти к Гермионе, стоя здесь, в этом доме сумасшедших Блэков и наблюдая за разрушающей его Джинни, он понял одно. Что его жизнь могла бы совершить крутой поворот, скажи он тогда Гермионе всю правду.
Джинни уже несколько минут в красках расписывала Гарри о своих так называемых свершениях. И о зелье, и о договоре с Гермионой, вот только обещания любить и быть верной Джинни сдержать не смогла. Повлиял ли на её разум дом или когда-то дневник самого Тёмного Лорда. Правда одна. Любила она только себя.
— Ты зря распинаешься, признаваясь мне во всём. Я уже в курсе. Прекрати истерику.
Джинни замерла с вазой в руках и ошалело посмотрела на совершенно спокойного Гарри, который растянул губы в небрежной ухмылке.
— Ты врёшь! — рассмеялась она секунду спустя и всё же кинула вазу на пол так, что осколки разлетелись в разные стороны, а звук в который раз заглушил крики портрета матери Сириуса.
— Отдай мою палочку! Пока следующая ваза не полетела в тебя!
— Не смеши мать Сириуса. У меня две палочки, у тебя ни одной, — покачал головой Гарри.
Он отобрал у неё палочку ещё в той борьбе, которую они затеяли на полу после двойной аппарации из больничной палаты. Она металась в его руках, как фурия. А он только и мог, что беречь своё достоинство и глаза от её цепких ногтей. Но мужская сила победила, и несколько мгновений спустя, Джинни стояла напротив — злая, в порванной одежде и без палочки.
— Ты убил Малфоя! Ты убил моего Драко! — повторяла она снова и снова эти слова, то шепча, то взвизгивая.
— И сделал бы это ещё раз. Ты хоть понимаешь, что он мог натворить? Ты хоть знаешь, что он творил, — он смотрел, как непонимающе смотрит на него жена и решил зайти с другой стороны, чтобы она осознала, что всё-таки натворила подобной связью. — Скажи мне лучше… Кто из детей от него? Лили, верно? — зашипел Гарри ей в лицо.
Неверность Джинни его никак не трогала, но его подбешивало, что она оказалась настолько неаккуратной, что в итоге ему пришлось дать своё имя ублюдку Малфоя.
— Давно ты понял? — прошептала она округлившимися от страха глазами.
— Я узнал о ваших шашнях гораздо позже рождения Джеймса и Ала. К тому же они похожи на меня. А Лили… Есть в ней эта всегда меня раздражающая аристократичность.
— Можно подумать, в детях есть хоть что-то, что тебя не раздражает, — фыркнула Джинни. Её слова вывели Гарри из себя.
— А не надо было меня обманом делать отцом, — закричал он, неспособный сдержать гнев, рвущийся наружу.
Да, он не любил детей. Да, они были не от той женщины. Но когда он это понял? Почему лишь после того, как узнал всю правду про Обливейт? Просто в какой-то момент он люто позавидовал Рону, жену которого хотел и детей которого ассоциировал лишь с Гермионой. От Рона они не взяли ничего.
— Ты сам захотел ребёнка! — закричала в ответ Джинни.
— Только после того, как узнал о зелье смелости, перерастающей в похоть. Твой отец сказал, что стал спокойнее после рождения первого ребёнка. Вот только, кто же знал, что ребёнка я должен иметь от Гермионы.
— Отец тебе сказал? — не поверила Джинни.
— Не специально. Просто был словоохотлив после пары бутылок огневиски.
— Ты напоил…
— Не переводи тему, Джинни! Зачем ты вообще мне что-то подливала?
— Да ты вспомни себя! — ткнула Джинни пальцем в грудь Гарри. — После смерти Сириуса ты никого не замечал. Ты ходил словно флоббер-червь.
— Тебе, конечно, неизвестно, что такое потеря близкого? Что такое, когда больно? Показать? — он схватил ее за руку и сжал запястье.
— Не стоит! Ты и так мне делал больно на протяжении девятнадцати лет! — визжала она на уровне ультразвука. Гарри даже немного испугался подобной реакции и резко сбавил тон.
— Ты сама нас загнала в этот угол. Ты хоть понимаешь, что могла натворить в больнице, если бы озвучила, чей Драко отец? Совсем не думаешь о детях?
— В отличие от твоей Грейнджер, конечно. Она, знаешь ли, тоже не святая.
— Не святая, — кивнул Гарри, вспоминая, в какой позе он последний раз брал Гермиону. — Но она не шлюха.
— Да как ты смеешь! — замахнулась Джинни на него, но он схватил ее руку у самого своего лица и поцеловал.
— Я разве сказал о тебе? Ты сама сделала выводы. Ты мать моих детей, я не оскорблю тебя. Но мы с тобой знаем, что наш брак давно подошёл к концу, — отпустив её, он сделал шаг назад.
— Хочешь теперь жениться на Гермионе?! И тебя даже не волнует, что она столько лет лежала под моим братцем, что детей понесла от него?! Что любит его?!
— Она любит меня, — начал злиться Гарри, — и для моего предполагаемого счастья с тобой, осталась с Роном.
— Ох-о-ох, нимба только не хватает. А как же её шашни со Снейпом?! — расхохоталась Джинни.
Гарри резко схватил её за шею, довольно сильно сдавив, но резко опустил, словно обжёгся.
— Не сходи с ума! Не смей молоть эту чушь. Ты! Та, кто отсосал половине Хогвартса и чуть не соблазнившая старшего брата. Тебе ли говорить о морали? Она спит только со мной. Уже давно.
— Да пошёл ты! Пошёл ты! Вся Британия знает, что ты трахаешь Грейнджер. Наша семья — посмешище, которое вы оба использовали, чтобы пробиться в волшебном мире!
— Да вы просто подобрали то, что бросил вам Дамблдор, затеяв свою игру. И Рону и тебе просто повезло. Но вы, вместо того, чтобы просто быть с нами счастливыми, маялись дурью. Ты, сама того не зная, выдавала секреты Малфою, а знаешь что творил твой братец?
— О чём ты?! — взвизгнула Джинни, — Ты всё врёшь. Ты просто хочешь меня обмануть. Ты всегда меня обманывал.
Гарри видел состояние Джинни, но и сам уже не мог остановиться, добивая её информацией.
— Он поставлял девочек Малфою.
— Каких девочек? Зачем? — не поверила Джинни.
— Рыжих, Джинни, рыжих. И твоя дочь была следующей на очереди.
— Ты врешь! Он… не мог.
— А ты спроси. Иди и спроси у своего брата. Этот… Хорёк чуть не изнасиловал дочь Гермионы. Думаешь, его остановила бы ваша связь, захоти он твою. Даже знай он, что она от него? Он сошёл с ума! И ты, судя по всему, следуешь за ним.
— Ты врёшь! Ты врёшь! Ты всё врёшь! Моя девочка. Моя Лили. Мой Драко. Он не мог. Не мог. Ты врёшь! — она вцепилась себе в волосы и, упав на колени, начала раскачиваться из стороны в сторону.
Эту картину и увидела Лили, замершая на лестнице в белой пижаме с золотыми снитчами.
— Папа?
— Лили… — Гарри замешкался и, взмахнув палочкой, скрыл Джинни дезиллюминационным заклинанием, чтобы не навредить психике ребёнка, но Лили продолжала смотреть на то место, где только что исчезла её мать.
— Папа. Зачем ты скрыл маму? Ей надо в больницу, — проговорила она удивительно взрослым тоном.
Гарри устало вздохнул. Он хотел бы оказаться как можно дальше от всего этого балагана. Где-нибудь в палатке, в зимнем лесу и чтобы напротив сидела Гермиона, предлагающая остаться там навсегда. Ну почему он её тогда не послушал?
— Винки! — позвал Гарри домового эльфа и расколдовал Джинни. Её вой снова разнёсся по всему дому. Гарри увидел, как появилась Винки, и прокричал ей: — Забери Лили к Молли и… — Гарри посмотрел на рыдающую Джинни. — И пригласи кого-нибудь из Мунго.
Он развернулся к камину и взял в руку горсть порошка, как вдруг почувствовал, как ноги что-то коснулось. Он резко развернулся и посмотрев вниз, увидел серые глаза, полные слёз.
— Папа, я хочу с тобой, — твёрдо сказала Лили.
— Пойдёшь к братьям? — получив утвердительный кивок, он взял её за руку, и они вместе вошли в камин.
***
Кингсли сидел, просматривая последние отчеты его помощника Перси Уизли, который в скором времени мог занять его пост, если бы не последние печальные обстоятельства. Хотя он сам бы с удовольствием уступил своё место Гарри Поттеру. Но человека, который своим поведением разрушил две семьи волшебников, не выберет и половина Британии, даже с учётом избранности и прошлых побед. Особенно Кингсли пугала импульсивность и нездоровая озабоченность Гарри Гермионой Уизли. Впрочем, миссис Уизли отвечала ему тем же. Возможно, если они наконец сойдутся, то Гарри станет спокойнее. Вот прямо сейчас он, вместо того, чтобы просто попросить, требовал заочного развода Рона с Гермионой.
— Ты знаешь, что уже говорят о Гермионе? Разведи их, Кингсли.
— Ты же тоже говорил о ней много нелестного. И в том числе в этом кабинете. Возможно, некоторые просто взяли с тебя пример? — развёл руками Министр и про себя улыбнулся. Эта история слишком долго длилась. Да, события приведшие к финалу были трагическими, но самое ведь главное результат. Не так ли когда-то учил их Дамблдор.
— Ты не путай. Мне можно. Нас слишком многое связывает. Мы всегда были вместе. Просто… мне нужно было время…
— Определиться? — подсказал Кингсли, откинувшись в кресле.
— Простить, — сдавленно прошептал Гарри.
— Тот обливейт? А то, что Дамблдор был не самым худшим манипулятором, ты не брал в расчёт?
— Ты не всё знаешь. Разведи её с этим ублюдком. И всё встанет на свои места. И я сделаю её своей женой в самом скором времени.
— Если она согласится, — фыркнул Кингсли. — У тебя не очень хорошая репутация мужа и вообще…
— Ты сравниваешь меня с Роном?
— Она знает про поджог? — перевёл тему Кингсли, не желая обсуждать кого-нибудь из Уизли. Он до сих пор был зол на Перси, который не смог уследить за своей семьёй и тем самым терял шансы на выборах в министры.
— Не думаю, что она сильно расстроится, — махнул рукой Гарри и развернулся к выходу. — Будь она здорова, она бы помогла мне.
— В таком случае вы стоите друг друга, — рассмеялся Кингсли и вдруг стал серьёзным. — Тебя будут судить. И за убийство и за поджог, несмотря на обстоятельства.
— Меня не посадят.
— Не посадят, но пост ты можешь потерять.
— Меня это расстраивает меньше всего. До встречи, — сказал он и вышел за дверь.
— До встречи, — кивнул Кингсли, думая, что использует всё своё влияние, чтобы Гарри Поттер остался на своём месте. Вряд ли старики Визенгамота смогут найти лучшего волшебника для должности главного Аврора.
***
Гарри вспоминал этот разговор, приближаясь к палате детей, в которой практически поселилась Гермиона. За руку с ним шла Лили, и он совершенно не знал, как теперь к ней относиться.
Он вдруг резко остановился и словно окунулся в прошлое. На пороге стоял он сам, только гораздо моложе, и Гермиона, она ведь почти не изменилась за эти годы. Джеймс был его копией. Интересно, заметила ли это Гермиона, разговаривавшая с ним в этот момент? Он впервые в жизни чувствовал гордость за своего сына.
Гордость быстро сошла на нет, когда он услышал вопрос, сказанный голосом, так похожим на его собственный. Даже его собственные циничные нотки были слышны.
— Теперь вы будете спать с моим отцом официально?
— Не хочешь этот вопрос мне задать? — спросил Гарри у сына, краем глаза заметив ошеломлённую Гермиону. Она посмотрела на Гарри, но быстро опустила взгляд на Лили, которая улыбнулась ей и помахала рукой.
Разговоры взрослых редко её волновали. Она научилась абстрагироваться и жить в своём выдуманном мире. Часто рисовала, читала, и Гермиона была одной из тех, кто поощрял её.
Гарри даже не задумался о том, как конфликты могут влиять на детское сознание. Сейчас его волновали только извинения, которых он ждал от старшего сына.
Вот только раскаяния во взгляде Джеймса никто не смог бы обнаружить: тот был в полной уверенности, что имеет право на ответы. Ведь он рос в достаточно полноценной семье, пусть и не совсем адекватной, но и к этому можно было привыкнуть.
— Нет, не хочу, — наконец ответил он. — Я не помню, чтобы ты ответил прямо хоть на один мой вопрос. Гермиона, я не в упрёк или обиду. Если у вас получится обуздать отца, я же не против. Вы можете даже… — тут его взгляд наткнулся на Лили.