Мудрить над нарядом она не стала — прикупила плащ с капюшоном и дешёвую картонную маску в магазине неподалёку. Бывало и хуже, но и лучше тоже бывало. Сойдёт.
Она ждала Шарльза в условленном месте — у бакалейной лавки с покосившейся вывеской. Астори твёрдо решила, что поговорит с ним начистоту, чтобы мальчик не питал ложных надежд, иначе потом будет больней. Это тяжело, но необходимо.
Приодетый Шарльз тихо выскользнул из мрака, поцеловал ей руку и увлёк в вихрь танца — безмолвно, как тень. Астори его просто не узнавала. Куда подевался жизнерадостный и общительный молодой человек, с которым она познакомилась позавчера? Его словно подменили.
— Фиолетовый тебе не к лицу, — вдруг шепнул Шарльз, и его губы искривила улыбка Вэриана. — Где ты купила этот безвкусный плащ? Он отвратителен.
— Ты!..
— Тише, на нас уже оборачиваются.
О Мастер, как она ненавидела этот металлический смех в тёмных зрачках напротив!
— Неужели ты думала, что сможешь спрятаться от меня? Я узнаю тебя под любой маской.
Астори молчала, еле сдерживаясь. Ни к чему устраивать скандал на людях.
— Ладно, не буду мешать твоему свиданию, — зевнул он и отпустил её.
— У меня не…
— Заговаривай зубы своему муженьку, девочка луны. В отличие от него, я читаю не только на лице, но и на сердце.
Она проводила его мутным от негодования — или слёз — взглядом. Внутри усталым бременем лежала опустошённость.
— Эдитта?
Кто-то тронул Астори за руку, и она спешно обернулась. Перед ней стоял настоящий Шарльз — она прочла это по искрящимся глазам и робкой улыбке. Вэриан не умеет улыбаться так, он только ухмыляется уголками рта, и глаза у него не искрятся — холодно сверкают, будто занесённая для удара сталь, а чаще — поглощают свет и становятся тёмными, бездонными, словно хаос.
Они танцевали долго, до самой ночи; небо укуталось тучами, заморосил бесшумный прозрачный дождик, бисером ложась на плечи и волосы Астори. Шарльз увёл её с площади. Они смеялись и шли запутанными переулками всё дальше, к выходу из города.
Астори подбирала слова для признания.
Она сама не заметила, как огни и музыка Рейтингелла остались позади — вокруг простирался пустырь, над которым плыли обрывки жёлто-сизого тумана.
— Зачем мы здесь, Шарльз? — обернулась она. Юноша не ответил, подошёл на шаг и взял её за руки — его ладони оказались странно ледяными.
— Ты так прекрасна, — прохрипел он. Астори тяжело сглотнула.
— Послушай меня, я всё собиралась тебе объяснить… Мы не можем… В этом есть доля и моей вины, я должна была сказать сразу, но всё как-то… всё так завертелось… Шарльз, я замужем…
Он будто не услышал её слов: его безжизненный пожирающий взгляд блуждал по Астори.
— Такая шейка… Тонкая, как у цыплёнка… И энергия… — Шарльз глухо зарычал. — Сладкая, очень сладкая!
Разум пронзило обжигающей молнией: Астори отпрянула, прижала ладони к ушам. Предчувствие бешено царапалось и кричало, кричало, кричало… Как она могла не заметить? Как позволила одурачить себя? Душная волна силы ринулась по жилам, будоража кровь; по позвоночнику прокрались мурашки.
Смрадная, могильная энергия, пропитавшее пустырь, всколыхнулась, готовясь поглотить Пятого Мастера.
Невесть откуда появились долговязые фигуры — тощие, едва держащиеся на ногах.
— Сладкая… Дай мне…
Астори оглянулась и с ужасом увидела, как вытягивалось и бледнело лицо Шарльза, как резко проступали острые скулы, западали глаза и выкатывались зазубренные клыки. Вампиры.
О Духи, какой же она была дурой.
— Только на один зуб… Сладкая, вкусная… Иди к нам…
— Прочь! — выкрикнула нога и топнула ногой — золотистое поле, опаляя визжащих хэчвари, расплылось по пустырю. Пальцы сжали амулет. — Я призываю силу Пятого Мастера!
Сила неистово билась в каждой жилке, а мрак всё давил и давил, не позволяя свободно вздохнуть. Астори рванулась вверх, но взлететь ей не дали — костлявые ладони Шарльза обхватили предплечье.
— Иди ко мне…
Его энергия отравляла сознание. Вампиры подбирались ближе, и Астори уже не хватало сил противостоять им всем сразу — она изнемогала под натиском чужой яростной магии, замешанной на смерти и костях. Шею кольнуло, голова безвольно свесилась назад. Умом Астори ещё боролась, но тело онемело и застыло.
— Отойдите от неё!
Точные и быстрые, как укусы змеи, удары обрушились со всех сторон. Приоткрыв с трудом веки, Астори заметила фигуру в чёрных брюках, подтяжках и белой рубашке с закатанными рукавами — никогда её появление не приносило ей столько радости, как сейчас. Вэриан стоял, сдвинув брови и напрягшись, неколебимо и твёрдо, как скала, и ждал нападения. Несколько отрывистых, резких жестов — и хэчвари разбежались, шипя и поскуливая, сбились в стайку и бросились снова.
Астори любовалась им и не скрывала этого от себя. Вэриан действовал с подкупающей уверенностью, превосходно — Астори как знаток понимала это — чувствовал свою энергию, знал её сильные стороны и умело пользовался ими. Она ясно ощущала неистовое бушевание ртути, настолько сильное, что уши закладывало и сводило зубы, и впервые осознала — он её щадил. Все годы их вражды он мог одним движением стереть её в порошок, но сдерживал себя. Вэриан был страшным противником, и тем не менее позволил себя одолеть.
Это не она победила его, горько усмехнулась Астори, это он хотел, чтобы она победила.
Всё кончилось. Вэриан подошёл к ней, опустился на колени и провёл ладонью по щеке.
— Ты слышишь меня, девочка? Они… ничего тебе не сделали?
— Не успели, — сипло кашлянула она. — Отнеси меня домой.
Она прижал её к груди и телепортировался. Астори почувствовала мягкую подушку под головой, нашарила простынь и вздохнула. Она дома. Шепнув слова трансформации, Астори смахнула волосы со вспотевшего лба и привстала, моргая.
— Спасибо тебе.
Нервно переминающийся с ноги на ногу в углу Вэриан дёрнулся.
— Ты могла погибнуть, — веско сказал он. — Я ведь предупреждал.
— Знаю. — Она болтала ногами, как провинившаяся школьница, и не смела поднять взгляда. — Из-за меня ты подвергся опасности, я…
— Да забудь обо мне! Я бессмертен, слышишь, бессмертен, и жизнь моя не стоит ни гроша! А ты… Если бы я не успел вовремя, что было бы с тобой?
Астори посмотрела на него — Вэриан взъерошил волосы и зашагал по спальне.
— Я не должен был тебя покидать, надо было остаться, проследить… Понять, что за тип этот Шарльз…
В груди отчаянно заколотилось сердце; она подскочила, поймала его за руку и развернула к себе, лицом к лицу, глаза в глаза. Смутное чувство, природу которого Астори сама ещё не понимала, толкало её изнутри.
— Почему ты пошёл за мной? — скороговоркой выпалила она. — Нет, ничего не говори, просто отвечай: почему? Я хотела убить тебя, Вэриан, почти убила, мы много лет бегали друг от друга, а ты…
— Маленькая поправочка: ты бегала от меня, — тихо произнёс он, стискивая её запястье, — а я, все эти годы — за тобой.
— Но всё-таки… Всё-таки — зачем? Разве тебе не всё равно? — настойчиво повторила она, шестым чувством отгадав ответ.
— Мне никогда не было всё равно, — ответил он просто.
Астори дрожала и смотрела на него. Ей надоела эта игра в прятки, она достаточно измучилась за двенадцать лет недомолвок и полупризнаний; в крови кипел ещё не выветрившийся адреналин, и безумие нахлынуло горячим всесокрушающим потоком.
Она не девочка. Она давно уже не девочка, и пора доказать это ему, а в первую очередь — себе.
— К чёрту! — выдохнула она и ткнулась в его жёсткие губы. Вэриан с готовностью ответил, сжал ладонями её затылок и притянул к себе — ещё крепче, ещё невозможней, ещё глубже затягивая в пропасть, из которой Астори не могла — и не хотела — выбираться. Она обвила его шею руками: всё её тело затрепетало и подалось навстречу ему. Он оторвался от её губ и скользнул ниже, припал к ложбинке у горла; она как в бреду слышала его ломаный шёпот:
— Девочка моя…
Она ли потянула его на себя или он шагнул вперёд, Астори не помнила. Заскрипели пружины, щёлкнул выключатель — всё погрузилось во тьму. Вэриан нащупал молнию на её платье и медленно потянул замочек вниз; Астори лихорадочно, не давая себе времени подумать, что делает, расстёгивала его рубашку. Винить себя она будет утром. Сейчас мир опустел для них двоих.
Эта ночь запала ей в память лишь отдельными фрагментами. Дыхание — рвано-сбитое — своё и тяжёлое — Вэриана; холод его рук, до боли стискивающих её талию; его исступлённые поцелуи на шее и плечах; голос, сорвавшийся на свист: «Астори, Астори, Астори…» Он почти никогда не звал её по имени.
Она раньше не испытывала подобного, даже не представляла, что так вообще бывает. С Джеем всё было совсем иначе — нежнее и тише.
Порой ей казалось, что они слились в одно неразделимое целое, переплавились, сплотились, сковали себя цепями, которые не разорвать времени и расстоянию, а потом всё вновь падало во мрак. Все чувства и слова, запёкшиеся в уголках губ, всё невысказанное, выстраданное и так долго хранимое в секрете теперь выплеснулось в неразрывную поэму прикосновений и жестов. Поцелуи вспыхивали в темноте и, осыпаясь искорками, таяли — на ресницах, руках, груди…
Астори чувствовала, как внутри просыпается нечто странное и пугающее — её второе «я», её двойник, отражение в чёрном зеркале. Много лет назад она запрятала его, схоронила в закоулках подсознания, и вот сейчас Вэриан будоражил эту сущность, поддразнивал, вытаскивал на свет. Астори боялась, но не могла сопротивляться его власти, и отчего-то чувствовала, что, пока он держит её в объятиях, с ней ничего не случится.
Ей внезапно подумалось, что она была рождена для него, предназначена ему тысячелетия назад, создана по его образу и подобию. Ничего удивительного, мелькнула мысль. Он ведь сам её сотворил. Все двенадцать лет Вэриан разминал её, словно податливый воск, вылепливал идеальную, выверенную до мельчайших деталей скульптуру — для себя.
Астори гнала эти мысли прочь. Сегодня она сдавалась ему — капитулировала, поднимала белый флаг, и вкус поражения оказался гораздо слаще, чем она полагала.
Утром она проснулась совершенно одна. Астори села, обхватила руками колени и несколько минут бессмысленно смотрела на стену. Голова была пуста. Она прислушалась: дом молчал, за окнами шепталось море и звонко кричали чайки — так же, как и вчера, как и год, и тысячу лет назад. Мир не изменился. Поменялась лишь она сама.
Вэриан дома не оказалось, и Астори была благодарна ему за это: она не выдержала бы его присутствия сейчас. Она машинально оделась, вышла на улицу и побрела по белому мягкому песку. Если бы не томящиеся в груди воспоминания, слишком яркие для иллюзий, всё происшедшее вчера могло почудиться фантасмагорическим безумным сном.
Астори презирала себя за случившееся: она предала свою семью, своих детей, своего мужа, и от этого позора ей вовек не оправиться. Она дала слабину. Проиграла. Астори чувствовала себя униженной, грязной, падшей женщиной, и острый, невиданный до сих пор стыд жёг ей горло.
Её тошнило, мутило, как во время шторма на корабле, и самым мучительным было сознание: не сделай она вчера первый шаг, Вэриан бы на такое не пошёл. Против её воли — никогда. Она хотела этого, и вина целиком лежит на ней.
Закрыв глаза, Астори кинулась в море, заплыла так далеко, как могла, и с неистовой жадностью принялась нырять и нырять. Она должна была очиститься от скверны, смыть с себя следы его поцелуев. Переродиться. Стать прежней.
Однако чем сильнее она старалась, тем яснее понимала — не выйдет. Пути назад нет, но есть путь вперёд, и Астори была готова идти по нему до конца. Выход оставался лишь один.
Бежать.
Бежать от металлических глаз и холодных прикосновений Вэриана, бежать от этого заколдованного места, лишившего её рассудка, бежать от той проклятой ночи, бежать и попытаться забыть. Всего лишь попытаться. Закрыться в новой жизни, с головой уйти в работу, загрузить себя до изнеможения, чтобы не оставалось времени даже на сон, не то что на дурацкие размышления об этом чёртовом отпуске — Астори всегда хорошо умела это делать. Она справится. Выкарабкается.
Вэриан не возвращался до вечера. Астори решила отправиться утром — не потому, что хотела с ним попрощаться, конечно, нет — просто… Решила и всё.
Чёрт возьми. Она снова обманывает себя, и вновь — из-за Вэриана.
Астори разложила гладильню, решив отутюжить напоследок вещи и заодно — отвлечься от навязчивых и не слишком приятных мыслей. Потянулась за утюгом, поставила его и уже взяла за шнур, как вдруг замерла: чьи-то холодные губы коснулись её кожи под ухом.
— Т-ты… — прошептала она, странно обмякнув и задрожав. Вэриан притянул её к себе, обхватив руками талию, прикусил мочку — пугающий трепет прошёлся по лопаткам.
— Я.
Он опустился вниз, покрывая поцелуями её шею, припал к ямочке у плеча; ладони болезненно нежными, ласкающими движениями сползали всё ниже и ниже… Астори судорожно глотнула воздуха и впилась ногтями в расстеленную на гладильне рубашку.
— Ты сводишь меня с ума, — процедила она сквозь зубы.
— Очень на это надеюсь.
Он развернул её к себе — Астори повиновалась безвольно, словно кукла. Чёрные волосы были растрёпаны, рубашка — смята, а в гагатовых зрачках сияло и светилось её отражение. Вэриан погладил Астори по щеке и осторожно, как будто она была фарфоровой куклой, приник к губам.
Астори стало страшно от того, что отстраняться ей вовсе не хотелось. Это ведь неправильно, это гнусно, противно, она обязана залепить ему пощёчину и сбежать, так почему же она стоит и позволяет ему делать всё, что заблагорассудится? Вэриан оттянул лямку её платья, покрыл торопливыми поцелуями плечо, прильнул к ключицам, и Астори, выдохнув, подалась вперёд.
Стоп.
Так не может больше продолжаться.
Она нашла в себе силы оттолкнуть его. Вэриан поднял взгляд, ничуть не замутнённый, по-прежнему невозмутимый и ясный — в нём сквозило лёгкое недоумение.
— Я уезжаю, — выдавила она. — Я… Завтра. Рано утром.
— Отлично, — с ироничной полуулыбкой кивнул он. — Помахать платочком на прощание?
Астори не позволила висящим на ресницах слезам упасть. Только не это, нет — не плакать надо, а бежать, бежать, спасая остатки растоптанной гордости, бежать, навсегда оставив часть израненного сердца здесь, на тёплом белом берегу.
— Джей ни о чём не узнает, будь спокойна.
— Спа… Спасибо.
Он выжидающе посмотрел на неё, но сил говорить дальше у Астори не осталось: горло перехватил спазм. Вэриан взял её за руку.
— Иди, девочка луны. Тебя зовёт другая жизнь, я знаю. Всё правильно.
От горькой ласки в его словах сердце сжалось. Астори выпрямилась — хватит, пора заканчивать, иначе она растечётся лужицей, и от Пятого Мастера останется лишь мокрое пятно.
— Но помни: у тебя всегда есть ещё один вариант… Достаточно только позвать, чтобы… я увёл тебя с собой.
— Нет, — шепнула она одними губами. Вэриан хмыкнул.
— Хорошо, иди. Я буду ждать.
— До самой смерти? — бездумно произнесла Астори.
Он не усмехнулся, не спросил саркастично «Моей или твоей?» — тихо сжал её подбородок и сказал:
— И на целую вечность дольше, девочка моя.
========== Нерождённая ==========
Восемь месяцев. Ровно восемь проклятых месяцев прошло с того дня, как Астори умерла изнутри, истлела, развеялась пеплом и, уставившись безжизненно-спокойным взглядом в стену, сказала:
— Не надо, доктор. Моей девочки больше нет.
Астори запретила себе думать об этом и стоически гнала горькие мысли, от которых в груди становилось пугающе пусто, а глаза туманились. Ничего не вернуть, никого не отвоевать у смерти, ни одну партию не суждено отыграть заново. Жизнь продолжается.
Сколько лет она твердит эту фразу?
Астори чиркнула спичкой и смотрела в извивающееся пламя, пока оно не лизнуло палец. Мука, терзавшая её душу, давно заглушила физическую боль — в другое время такая фраза показалась бы Астори жутко напыщенной и банальной, но не теперь. Ей не хватало сил даже смеяться над собой.