“Нет,”- тут же возразил я себе. “Он просто это делает, чтобы насолить Кате… А через нее и мне”.
Катя! Перед глазами встал облик моей помощницы. Скромное создание в нелепых одеждах, в очках и с косицами, торчащими как у первоклашки. На совещании она мастерски разгромила доводы Ветрова, а по офису бродила, как тень, стараясь оставаться как можно менее незаметной. Когда она только пришла, меня шокировал ее внешний вид и манера одеваться. Но за пару месяцев не представлял, как обходился без нее раньше. Она была всегда под рукой.. как компьютер, или записная книжка… У нее всегда все было четко, как по часам, и разложено по полочкам, и я всегда знал, на какой полочке что находится.
Я задумался над словами Малины. Друг утверждал, что она в меня влюбилась. Меня снова стал разбирать смех. Нет, этого просто не может быть, потому что быть не может, и разговаривать тут не о чем.
Я закрыл воду, наспех вытерся и отверг предложенный Кирой завтрак. Оделся за 45 секунд, как солдат-новобранец, наскоро проглотил безвкусный кофе и улизнул, сославшись на то, что должен лично присутствовать при подготовке к показу. На самом деле я хотел избежать очередного разговора о свадьбе. В последнее время мою девушку не интересовало ничего другое, кроме этой дурацкой церемонии.
По дороге на работу черви сомнения заползали мне под кожу, отравляя душу. Ну, а вдруг, что-то пойдет не так? Откровенно говоря, мне и самому не нравились ткани, которые я закупил в “Ай-Ти”. Синтетикой разило за версту, и даже гениальный крой может не “проканать”, как говорят в определенных кругах… Ну, ничего, нужно смотреть, как выглядит одежда “в носке”, пусть даже и на моделях.
Я сжимал руль так, что побелели костяшки пальцев. Вот и Катя говорила, что план сомнительный и хорош только в теории…
Но я должен был рискнуть! Иначе Зималетто никогда бы не вырвалось из совковых принципов работы. Это поставило точку в моих сомнениях, но пока я доехал, настроение было хуже некуда.
***
День прошел в такой же бестолковой суете, и я не мог дождаться начала показа. Сказав приветственный спич, я с облегчением плюхнулся на крайний стул в первом ряду, рядом с маминым. Стул, приготовленный для отца, пустовал. Что же, тем лучше. Меньше всего мне сейчас нужны его нотации. Свет софитов, музыка, и на подиум выпорхнули бабОчки Милко. Стройные бесконечные ноги, мелькающие перед носом немного подняли мое настроение, однако содержание синтетики в одежде слишком бросалось в глаза. Модели выглядели дешево, как будто их сшили на фабрике “Красная Заря”. Да уж, оторвался, называется, от совковых методов работы! Спасал оригинальный крой и какие-то чисто Милковские фишечки. “Красная Заря” себе такого не позволила бы - как бы невзначай сползающая шлейка, обнажающая атласную кожу плеча, или юбка, немного более, чем положено, оголяющая бесконечные стройные ножки и манящая проверить, а что же находится под ней. Что же, остается только ждать. Напротив я видел знакомые всё лица конкурентов - “Фонтана”, “Ромашка”, и несколько владельцев модных магазинов всех мастей. Среди них Крамер, на которого я возлагал особые надежды. Он владел крупной сетью магазинов одежды в Европе. Эти люди с интересом взирали на происходящее на подиуме, Крамер тоже. На его лице я видел неподдельный интерес. Он провожал взглядом каждую девочку, досконально изучая все нюансы, то ли модельных параметров, то ли гениального кроя.
Однако все станет ясно после банкета. На банкетных показах царило негласное правило - по положению приборов можно определить, заинтересован ли клиент в сделке. Если приборы были оставлены вдоль - сделке быть, а если крест-накрест - тогда всё. Если же вилка лежала вдоль, а нож поперек - можно было попробовать потенциального покупателя уговорить. Были случаи исключения, когда удавалось уболтать клиента, оставившего приборы крест-накрест, но это персональная заслуга Киры и Малиновского. Да и приборы накрест на наших показах были чрезвычайно редко, модели Милко обычно улетали как горячие пирожки.
Вздохнув, я снова поднял глаза на подиум, случайно зацепив при этом мамин взгляд. Ее глаза раскрыты были до немыслимых пределов и напоминали пятикопеечные монеты. Конечно, она сразу заметила, что с тканями не все в порядке. Но мама просто молча смотрела показ, и я решил дать ей время на осмысление перемен.
И вот, заключительные аккорды, овации, выход Гения на сцену… Он купался во внимании, аплодисментах и цветах. Под шумок я решил улизнуть домой и не оставаться на банкет, сославшись на плохое самочувствие. Малиновский потом мне все расскажет. Но Кира твердо взяла меня за локоть:
- Там пресса, - процедила она сквозь великолепный белоснежный оскал. - Ты не можешь просто взять и уйти, это неприлично.
Пришлось остаться, позировать фотографам и отвечать на идиотские вопросы журналистов. Кира охотно позировала и всем представлялась как “невеста господина Жданова”. Когда же пытка прессой закончилась и я был одной ногой у выхода из зала, меня кто-то аккуратно тронул за рукав пиджака. Обернувшись, я увидел пожилую Ольгу Вячеславовну, неизменную помощницу Милко.
- Андрюша, - тихо сказала она. - Маргарита у нас в мастерской… Зайди, пожалуйста.
Внутри все оборвалось. Значит, мать заметила подвох и сейчас меня ждет скандал. Спасало одно, мама была вспыльчивая, но отходила быстро. И я поплелся за Ольгой Вячеславовной.
Маргарита перебирала ворох одежды на полу. Это модели, переодеваясь, сваливали все в кучу, затем Ольга Вячеславовна тщательно все отбирала, отправляла в химчистку, а потом вся эта одежда с показов хранилась на складе. Как выставка. Там уже скопилась целая коллекция коллекций, начиная с 1991 года, и к 15 летнему юбилею компании я планировал устроить показ-ностальжи. Но до юбилея оставалось полгода, и мне сначала нужно было, чтобы эта коллекция принесла ожидаемый доход. Кровь из носу. Иначе все…
Увидев меня, Марго сказала:
- Андрюша, что происходит? Я не верю своим глазам! Это же сплошная синтетика! Материал искрит только от одного прикосновения! Я удивляюсь, как Милко вообще выпустил девочек в этом?
- Я его уговорил, - буркнул я. - И не сплошная это синтетика, мама. Просто я в этот раз купил ткани немного дешевле, чем обычно. Мне нужны деньги на реорганизацию, и я вынужден экономить, чтобы в итоге выйти на совершенно новый уровень.
- Но Зималетто всегда славилось качеством! - воскликнула мама. - Господи, что я скажу отцу?
- А зачем ему что-то говорить, мам? Его интересуют только бабки. Скажем, когда получим прибыль с продаж.
- Сынок! Ты же знаешь, что это не так! Отец всей душой болеет за дело, а это такой удар по репутации! Он создавал ее годами! Я считаю - это неправильно, и он должен быть в курсе происходящего!
Мама выглядела расстроенной, и у меня сжалось сердце. Уж лучше бы она кричала, только бы не видеть ее такой.
Я обнял ее за плечи.
- Мам! Ты же знаешь - папе нельзя нервничать. А нервничать он будет, потому что не доверяет мне! К тому же, мне кажется, что ты делаешь поспешные выводы! Давай подождем первых отчетов, а потом будем расстраиваться? И папу расстроим заодно?
- Да какие отчеты, сынок!? - воскликнула мама. - Коллекция выглядит дешево! Я это вижу и без твоих отчетов. И не нужно так об отце! Он любит тебя, просто очень болеет душой за свое дело, которое стоило ему…
Она замолчала, пропуская сквозь пальцы ткань небесно-голубой блузки, у которой на воротнике был отшит золотой нитью причудливый узор. Все изъяны ткани были как на ладони в буквальном смысле слова. Изделие выглядело стеклянным.
Я забрал блузку и отложил ее в сторону.
- Мама, пойми, - терпеливо начал я. - Я должен был пойти на это! Мне нужна реорганизация, а для этого нужны деньги! Быстрые деньги! А эта коллекция разойдется очень быстро! Ты посмотри, какой крой! Эта одежда будет отлично сидеть на любой фигуре! Кому, как не тебе, этого не знать!
- Я понимаю, сынок, ты хочешь выехать за счет кроя… Но в одежде, как и в человеке, должно быть гармонично всё!
Мамино “выехать за счет кроя” зацепило. Значит, и мама не верит в то, что я смогу вывести компанию на новый уровень. Я взял ее за плечи и заглянул в глаза. Они были полны тревоги.
- Мам, можно вопрос? Ты мне веришь? Ты веришь в мои силы? Ты всегда говорила, что у меня светлая голова! А я всегда спрашивал, почему она светлая, если у меня черные волосы! Ну? Помнишь такое?
Мама грустно улыбнулась и я увидел две слезинки, которые она постаралась незаметно для меня смахнуть. Она провела рукой по моей щеке:
- Конечно, помню, сынок! И я верю тебе. Просто, наверное, мне сложно в моем возрасте привыкать к переменам. Я люблю тебя и желаю удачи… Ты идешь на банкет? Там уже народ собирается.
- Нет, мам… У меня много неотложной работы, которая должна была сделана еще вчера, как говорится. Иди, мам.. Моя помощница, надеюсь, внесла в смету твои любимые омары по-дижонски.
Мне показалось, что мать напряглась, услышав про омаров.
- Да, и вот еще что, Андрюша! Не слишком ли ты много полномочий дал этой нелепой девочке?
Черт! Каким образом мать узнала, что я все финансовые потоки компании переложил на Катерину, минуя финдиректора? Из-за которых он и взъелся на Катю и затаил обиду на меня.
- Она очень умна! И не предаст меня, в отличие от некоторых… Которые только и ждут, как всадить мне нож в спину!
Мать как-то странно посмотрела на меня, затем снова погладила по щеке:
- Осторожней с властью, сынок… Которая у тебя в руках, и которую ты даешь этой девочке.
Она взяла сумку и вышла. Я стал сам упаковывать вещи в коробки. В ушах у меня эхом звучали мамины слова: “Осторожней с властью, сынок…” ***
Я не знаю, сколько времени я провел в мастерской. Меня никто не беспокоил. Вещи были готовы к отправке в химчистку. Мне было так хорошо в одиночестве в пустой мастерской, что возвращаться в зал для показов не было ни малейшего желания. Я подошел к рабочему столу Маэстро и взял папку с ворохом бумаг. Это были эскизы, наброски, правки. Я сел на диван и стал это все разглядывать с большим интересом. Несколько отличных, на мой взгляд, идей наш Гений не реализовал в этой коллекции, а значит, оставил себе фору для следующей. Я так увлекся просмотром, что не сразу заметил в мастерской чью-то тень. Сначала мне показалось, что это Милко, и отложил папку в сторону. Но это был Малина. Друг был чем-то расстроен.
- Банкет закончился? - спросил я.
- Закончился, - со вздохом ответил друг.
- А чего такой смурной? Банкет прошел зря? Никого не снял на сегодняшний вечер?
Друг шутку не оценил. И даже не спросил, чего это я роюсь в святая святых - эскизах Великого.
- Андрюха… Ты, главное, не расстраивайся. Рано делать выводы пока что.
Я вскочил на ноги.
- Малина, что ты несешь? Ты о чем?
- Пошли…
Друг исчез за бирюзовой портьерой, отделяющей мастерскую от офиса, я вышел за ним.
Малиновский привел меня в опустевший зал для показов, где официанты собирали грязную посуду. От зрелища еще неубранных приборов я похолодел. Вилки и ножи везде лежали накрест, как кости на “черной метке” из книги “Остров сокровищ”, которую я в детстве зачитал до дыр.
- Это что, везде было так? - буркнул я.
- Да, Андрюх! Ну, не бери в голову! Я считаю, что это не значит ровным счетом ничего!
- Да уж, - мрачно подхватил я. - Какая-то идиотская традиция! Интересно, кто это придумал?
Однако я не мог отвести взгляд от таблички с надписью “Kramer”. Перед ней стояла тарелка с приборами накрест.
Крамер тоже предъявил мне “Черную метку”. Жить мне осталось от силы месяц, пока акционеры получат на руки отчеты… Мерзкий холодок полз по спине.
Малина перехватил направление моего взгляда.
- Андрюх, Крамер уехал в отель… Но я тебе обещаю, я завтра отловлю этого мерзавца и предъявлю тебе его голову на блюдечке с голубой каемочкой!
- Хорошо, - буркнул я. - Делай, что считаешь нужным. Только я не думаю, что голова Крамера нас спасет. Ладно, Малина, поеду домой… Хотел поработать, да что-то настроение испортилось.
- Не дрейф, президент! Прорвемся!
Друг ободряюще хлопнул меня по плечу, и я направился к себе в кабинет. На душе кошки скребли. Хоть бы кто попался на моем пути - проорался бы, и стало легче. Но здание было пустынным. Все уже давным-давно разъехались по домам. Телефон испуганно пискнул “смс”- кой от Киры: “Любимый, я устала ждать тебя и уехала домой. Хорошего вечера. “
Любимый? Черта с два! Где она, моя ненаглядная, когда мне так нужна поддержка! Умотала домой! Что же, тем лучше. Одной рукой я раздраженно нажимал на кнопку выключения телефона, другой рванул ручку двери своего кабинета.
========== Желание Воропаева. ==========
***
В кабинете горел тусклый свет. Должно быть, я снова забыл выключить настольную лампу. “Черт бы побрал этот склероз,” - раздраженно подумал я, дергая дверь на себя. Но когда от моего рывка дверь распахнулась, я остановился, как вкопанный. За своим столом я увидел свою помощницу. Она поспешно вскочила, как будто испугалась моего появления. Я смерил ее тяжелым взглядом. Ее волосы были распущены по плечам, хотя я точно помнил, что утром они были закручены в неизменный старушечий узел на затылке. Круглые очки испуганно поблескивали в полумраке кабинета. Какая-то антикварная блузка в белый горошек из бабушкиного сундучка с наглухо застегнутым воротом-стойкой надета на вполне современный черный гольф. В полумраке кабинета наши фигуры отбрасывали огромные тени на стены, и реальность казалась какой-то искаженной.
- Катерина? - раздраженно буркнул я. - Что вы здесь делаете так поздно? Уже все давно разошлись по домам.
- Вас жду, Андрей Палыч, - ответила она. - Вы же просили меня дождаться после показа… и я.. вот…
Она запнулась и замолчала.
Чертов склероз! Точно, я ее просил дождаться! Ну почему все женщины воспринимают все буквально?
- Можете идти, - буркнул я и подошел к окну. Я знал, что у меня еще оставалось виски ящике стола, но настроение было до того хреновое, что даже не хотелось пить. Может быть, потом, когда Катя уйдет. Хотелось побыть одному и все хорошенько обдумать, как мне жить дальше.
- До свидания, Андрей Палыч, - услышал я за спиной.
Я обернулся к ней.
- Доброй ночи, Катя… Извините, что задержал вас.
На голове у нее был плоский берет с помпоном, кокетливо сдвинутый на бок. На затылке уже красовался обычный узелок из волос. Осеннее пальто перекинуто через локоть, в другой руке сумка, такая же плоская, как берет.
“Зря..” - чуть было не брякнул я. С распущенными волосами ей было гораздо лучше. И блин этот с головы лучше убрать. Но пусть сама решает, как ей одеваться, ценил я ее не за внешний вид.
Она подошла ко мне практически вплотную. Настолько близко, что захотелось инстинктивно отодвинуться. Но когда она заглянула мне в глаза, снизу вверх, внезапно силы оставили меня. Хотелось просто уткнуться в ее коленки, в длинную трикотажную юбку, и все рассказать, как на духу. Но, кажется, рассказывать мне ничего и не нужно было.
- Андрей Палыч… Я хотела сказать… Не принимайте близко к сердцу… Мы обязательно выкрутимся! Поверьте, выход из положения наверняка найдется!
- Вы все видели?
Я и сам прекрасно знал, что она все видела. С моего монитора был доступ ко всем камерам в офисе.
- Да, я видела. Ну, во-первых, приборам верить нельзя, а вот верить нужно отчетам и цифрам. А во-вторых… Андрей Палыч, я…
Это “я” прозвучало так, как будто бы она собиралась признаваться в любви. Но она продолжила:
- Я считаю, что в случае провала нам нужно распродать все подчистую и немедленно начать работу над новой коллекцией!
Я снисходительно улыбнулся:
- Катенька, дорогая моя! Кредиторы разорвут нас еще прежде, чем вы успеете включить свой компьютер. Кому, как не вам, знать, сколько мы должны банкам!