В этот пасмурный предвесенний вечер никакие устрашающие насекомые не пугали лейтенанта шестого отряда, а у капитана в кои-то веки не было неотложных дел. Он неторопливо шел к маленькому домику на окраине Сейретея и точно так же неторопливо думал обо всем на свете. Удивительно, но с появлением в его жизни Акеми мрачные мысли посещали дайме все реже. Ответственность перед кланом, служебные обязанности, долг никуда не делись, но Бьякуя почти перестал ощущать на себе их груз. Словно с его плеч сняли огромный камень, заменив его чем-то невесомым, на чем вся тяжесть, ранее носимая молодым князем в одиночку, была обозначена парочкой иероглифов. Вроде бы и есть, но нести легко и даже приятно. Он не позволял себе задуматься о том, как можно назвать их с Акеми отношения — не хотел омрачать то светлое и теплое, что протянулось между ними, а это непременно случилось бы, вздумай князь называть словами отголоски эмоций, пока еще только намекающие на некое будущее. Потому что любил он только Хисану, к Акеми же испытывал привязанность и благодарность. Он никогда не сравнивал нынешнюю княгиню Кучики с первой, и благодарил всех ками, что они так непохожи. Он не мог бы отдать предпочтение своей жене, и так же не мог не понимать, что Акеми за неполный год подарила ему больше радости, чем Хисана за все время их знакомства и брака.
Бьякуя тряхнул головой, прогоняя непрошенные мысли и воспоминания. Сейчас юная княгиня Кучики выскочит ему навстречу, сверкнет яркими глазами, одарит радостной улыбкой, скажет что-нибудь язвительное и смешное, и они пойдут домой. А возможно, и пробегутся, пока под покровом вечерних сумерек никто не смотрит. А то что-то похолодало к ночи, влажный воздух щиплет щеки, покусывает кончики пальцев. Позавчера Акеми на обратном пути затеяла игру в снежки. Бьякуя честно сопротивлялся, взывая к княжеской чести, к достоинству шинигами, к благоразумию и… и получил снежным комком в нос. Такого его честь и достоинство вынести не могли — пришлось проказливой девчонке в полной мере ощутить, что такое сила капитана в действии!
Улыбаясь, как влюбленный мальчишка, Бьякуя вошел в домик, отряхнул с ног налипший снег, поднял голову, услышав, как открывается дверь в кабинет Акеми, готовый встретить ее привычным уже легким сарказмом.
…Наверное, так чувствуется выстрел из генсейского оружия в сердце. Или в голову. Или удар со всего маха о стену, которой миг назад перед тобой не было. Сначала Бьякуя подумал, что к его жене забежала Рукия, зачем-то остригшая волосы так, как носила их почти десять лет назад. Но капитан тринадцатого отряда пришла бы в шихакушо и хаори, а не в скромненьком кимоно и теплой, но видавшей виды стеганой куртке. Мозг все еще отказывался воспринимать увиденное, мысли Бьякуи судорожно метались в поисках объяснений, а посетительница Акеми склонилась в поклоне и повернулась, вежливо улыбаясь вошедшему.
— Я не даю гарантии и ничего не могу сказать о сроках, — говорила между тем княгиня, провожая клиентку. — Но вы предоставили достаточно материалов, так что надежда есть. У меня сейчас не слишком плотный график, поэтому о первых результатах я смогу вам сообщить недели через две.
— Благодарю вас, Кентадзи-сама, — прозвучал мелодичный голос. — Я в любом случае буду вам признательна.
— А! –Акеми увидела мужа, немного нахмурилась, удивленная выражением его лица, но быстро взяла себя в руки. — Позвольте представить вам моего супруга: капитан шестого отряда Готей-13, Кучики-сан. А это…
— Хисана, — хрипло проговорил Бьякуя, пристально глядя в лицо миниатюрной женщины с нежными синими очами.
========== Часть 2 ==========
Комментарий к
*токкури – круглый сосуд с узким горлышком для саке
**о-тёко – небольшие цилиндрические чашечки
***Ночная сакура – ночной пикник в честь ханами
****фурако – большая купель в форме бочки
— Как все плохо. Кругом война, смерть, глупость… а мы тут… пьём…
Масяня
Ее имя было Ямагути Хосими. Ей было чуть больше пятидесяти лет и они ехали с мужем на сто дней к своему первому внуку, когда из-за землетрясения обрушились опоры моста и их машина первой провалилась в образовавшийся разлом. Если бы не интенсивное движение, если бы не посыпавшиеся на них сверху другие автомобили, супружеская пара Ямагути могла бы выжить, но судьба распорядилась иначе.
Очнувшись здесь, в Обществе Душ, молодой и полной сил женщиной, Хосими не жалела об оборвавшейся карьере университетского преподавателя, о навсегда покинутом доме, который она обустраивала с такой любовью, об оплаченных билетах на Гавайи, куда они теперь никогда не попадут — ни о чем материальном и земном. Ее сердце разрывалось от мысли, что всю жизнь их маленький Широ будет помнить: в этот день погибли бабушка и дедушка. А у нее не будет никакой возможности успокоить его, шепнуть на ушко, что смерть не конец, а лишь начало чего-то нового. И еще Хосими переживала, что не может найти своего прекрасного, милого, доброго, чуткого Нобуо-сама, чтобы и в загробной жизни оставаться с ним.
Она не знала, какой ками был благосклонен к ней, но после гибели она оказалась в ближних районах Руконгая, где выжить было не так тяжело, как на окраинах, а людские души не очерствели до полной потери человечности. Ей подсказали, что можно обратиться к шинигами: после войны с квинси, после многих перемен и социальных реформ проводники душ уже не были холодными, отчужденными зазнайками и могли помочь. Хосими пришлось немало поработать и сильно экономить, но в итоге она набрала достаточно, чтобы с уверенностью просить помощи у специалиста.
Госпожа Акеми, принимавшая в скромном уютном домике, понравилась Хосими сразу; у девушки были живые яркие глаза, внимательный взгляд, приятная улыбка, она не задирала нос и не кривила презрительно губы, чего втайне опасалась незнатная посетительница. Дамы поняли друг друга с полуслова и очень быстро договорились обо всем — от оплаты до образцов реацу, которые могут пригодиться в поисках. Впервые за долгое время в сердце Хосими зародилась надежда.
Когда она покидала гостеприимную Акеми-сан и они обменивались прощальными любезностями, им повстречался высокий статный мужчина приятной наружности. Госпожа детектив отрекомендовала его как своего супруга, правда, при этом назвав незнакомую фамилию. Хосими вежливо ему улыбнулась, про себя отмечая, что эти двое молодых шинигами смотрятся вместе просто чудесно и напоминают ей собственную юность и незамутненное счастье первых лет семейной жизни. А потом мужчина нахмурился, лицо его окаменело и потеряло все краски, и Хосими встревожилась. Не приведите ками, сейчас этот грозный капитан скажет своей жене, чтобы она не тратила время на никчемную руконгайку, и Акеми-сан как послушная супруга с прискорбием вынуждена будет сообщить, что не в состоянии выполнить заказ… Хосими вопросительно взглянула на нее, увидела залившую лицо девушки бледность, ее помертвевший взгляд, и испугалась. В ту же минуту господин Кучики протянул руку, осторожно сжал ее собственные похолодевшие пальцы и как-то сдавленно, будто через силу, произнес:
— Хисана.
И тут Хосими овладел самый настоящий ужас…
Входная дверь захлопнулась за растерянной посетительницей, и князь и княгиня Кучики остались в тягостной тишине. Бьякуя пустыми глазами смотрел вслед сбежавшей Хисане, понимая лишь одно: она его не узнала, она его не помнит!
Рядом с ним стояла не менее растерянная Акеми, не смея пошевелиться. Капитан перевел взгляд на свою жену, и новая волна боли омыла его сердце. Слишком много препятствий, слишком много новых обязательств, отказаться от которых нет никакой возможности. Расставание, развод были совершенно недопустимы, и вовсе не потому, что законы Сейретея это запрещали. Дайме Великого Дома, главе клана подобные поступки запрещали честь семьи, княжеская гордость, его собственная совесть, в конце концов. Акеми не виновата в его чувствах к другой женщине, в его возродившихся и в тот же миг рухнувших надеждах. Акеми его законная жена, полноправная княгиня, и оскорбить ее пренебрежением или изменой — ниже его достоинства.
Но по лицу девушки было отчетливо видно, что она все поняла. Бьякуя ощутил острый укол вины: то, что они вдвоем выстраивали почти год, та нежность и взаимопонимание, что возникли между ними за это время, безвозвратно утрачены. Он не знал, какое значение их отношениям придавала Акеми, но сейчас она переживала утрату ничуть не менее острую, чем его разочарование.
Бьякуя не мог помочь своей юной супруге справиться с этим, но мог сохранить хотя бы внешнюю благопристойность.
— Вы готовы? — сипло произнес он, и Акеми вздрогнула, вскинула на него странный, диковатый взгляд. — Идемте домой.
Они шли к поместью Кучики в гнетущем молчании, на расстоянии вытянутой руки друг от друга — а еще вчера непринужденно болтали и держались за руки, как генсейские школьники. Бьякуя пытался привести в порядок сумбурные мысли, решить, как вести себя дальше, что вообще делать. Акеми занималась примерно тем же. Одного этого имени — Хисана — ей хватило, чтобы понять: ее брак под угрозой, их отношения с Бьякуей уже не будут прежними. Еще утром у нее были все основания считать, что вскоре получится вывести их на совершенно иной уровень, перейти от необременительной дружбы и горячего секса к действительно нежным и, что более важно, взаимным чувствам. Сейчас же девушка хотела сохранить хотя бы то, что уже было между нею и ее мужем: тепло, понимание, в некоторой степени — доверие.
Она не винила Хисану в том, что та появилась в их жизни так внезапно и так не вовремя. Эта миловидная мягкая женщина и в самом деле располагала к себе с первого взгляда, и Акеми не могла не понимать Бьякую, столько лет тосковавшего по первой жене и хранившего о ней самые трепетные воспоминания. Но собственные ее эмоции она также не сбрасывала со счетов. Много лет занимаясь расследованием чужих тайн, Акеми научилась понимать, что в основе большинства человеческих трагедий лежат подавленные чувства, не осуществившиеся надежды, обманутые ожидания и неспособность понять другого человека. Стоило ли так долго изучать людскую природу, чтобы в итоге попасться в ту же ловушку, что и многие ее клиенты? Нет, Акеми не хотела стать несчастной, пожираемой обидой жертвой. Но и ломиться напролом, требовать у Бьякуи немедленного решения его дилеммы было бы глупо. Поэтому юная княгиня Кучики пришла к выводу: она хорошая жена, в обязанности которой входит поддерживать своего супруга и дарить ему душевное тепло и равновесие. Осталось только утихомирить свою обиду и набраться сил. А было очень, очень обидно и горько.
В молчании они дошли до дома, в молчании поужинали, сидя в полумраке и не глядя друг на друга. Когда слуги перестали скользить по столовой бесшумными тенями и оставили хозяев наедине, Акеми решилась закинуть пробный шар.
— Желаете поговорить?.. — начала она, но Бьякуя перебил ее:
— Нет! — прозвучало резко и категорично.
Акеми невольно поджала губы и опустила глаза. Не слишком хорошее предзнаменование! Она знала, что на самом деле Бьякуя довольно импульсивный, и только строгое аристократическое воспитание не позволяет ему быть вспыльчивым. Однако пережитое этим вечером потрясение, видимо, выбило его из колеи куда больше, чем он показывал. Что ж, оставалось переждать и это.
— Прости, — глухо произнес Бьякуя, подходя к жене и помогая ей подняться. Она встала, подняла на мужа вопрошающий взгляд. Он смотрел на нее печально и немного виновато.
— Прости, — повторил Бьякуя, наклонился и почти невесомо поцеловал Акеми в лоб. — Мне сегодня надо побыть одному.
Девушка только кивнула несколько раз, вынула пальцы из сжимавшей их мужниной руки и тихо ушла на свою половину. Бьякуя остался в полутемной комнате совершенно один, и сумрак вокруг него с каждой минутой приобретал все более морозные оттенки.
Хосими работала у зажиточного руконгайца. Такеши-сан содержал три идзакая в первом, четвертом и седьмом районах Рукона, а также ткацкую и швейную мастерские в третьем. Кто бы что ни говорил, но и в посмертии душам нужно прикрыться от чужого любопытства, и в Обществе Душ с этим прекрасно справлялась непритязательная, но хорошо пошитая одежда из простой, но крепкой ткани, да и радости никому не чужды, а что может радовать больше, чем вкусная еда и веселящее саке? Хосими начала подавальщицей, но ее генсейский опыт помог в скором времени стать управляющей одного из идзакая, а после взять на себя бухгалтерию всей сети закусочных. Теперь Ямагути-сан была уважаемой дамой, жила в маленьком домике поблизости от жилья ее работодателя и занималась тем, что умела лучше всего — менеджментом и логистикой. Недавно она подкинула Такеши-сану идею о том, что закупать некоторые продукты не слишком выгодно — гораздо полезнее будет обустроить теплицы и выращивать овощи и зелень самим. Для этого, конечно, придется немного потратиться, да и потом платить наемным работникам, но ведь такой разумный, благородный и добрый человек, как Такеши-сан, не может не понимать: во-первых, так действительно выгодно, во-вторых, чем больше соседей и руконгайцев попроще работают на него, тем больше они ему обязаны, а это дорогого сто́ит. Трактирщик подсчитал, прикинул — и согласился. Вот-вот должен был сойти снег, и у зарождающейся корпорации хватало забот. Хосими уже договорилась об аренде незастроенного участка земли, где нанятые ею же люди вскорости займутся формированием открытых грядок и постройкой парников для более капризных растений. К ханами должны будут появиться первые всходы, а там и до урожая недалеко. Мысли о том, что и в загробном мире она приносит пользу, как делала это в жизни земной, грела душу молодой женщины. В последние дни она часто улыбалась: ее занимало новое дело, но еще больше радовало то, что надежда встретиться с Нобуо-сама приобрела крепкую основу.
Хосими ссыпала в полотняный мешочек звонкие монеты, убрала их в сейф, сделала пометку в хозяйственной книге и потянулась, расправляя плечи. Сейчас она попьет чаю и пойдет домой, где с теплом в сердце станет планировать, как передвинет мебель и поменяет расположение ширм, у какого торговца купит новые скатерть и постельное белье, где закажет двойной футон и когда будет всем этим заниматься, чтобы успеть к встрече с мужем. К госпоже детективу она ходила четыре дня назад, та обещала сказать что-нибудь через две недели. Осталось еще десять дней до первых сведений о Нобуо-сама, и Хосими ждала с замиранием сердца, когда же они пройдут.
Странный шум у входа заставил ее отвлечься от приятных размышлений. Хосими убрала книгу, чтобы никакие неожиданности не испортили строгую отчетность, поправила прическу и поспешила к дверям офиса. Да, она все еще называла контору, располагающуюся в традиционном доме, генсейским словом — это как будто сближало ее со всем тем, что осталось по ту сторону разделителя миров.
На крыльце полный, красный от напряжения и волнения Такеши-сан отвешивал почтительные поклоны высокому шинигами. Тот стоял у нижней ступеньки с непередаваемым выражением на холеном лице — смесь презрительной обреченности и удивленной тоски делали правильные черты надменными и холодными. Хосими выскользнула наружу, поклонилась и вопросительно уставилась на визитера, в котором узнала супруга госпожи детектива. Неужели Акеми-сан уже что-то разузнала? Это было бы просто волшебно! Странно только, что с новостями она прислала не мальчишку-посыльного, а собственного мужа. Он, судя по всему, аристократ, возможно, даже из Великих. Не может же быть, чтобы на досуге он помогал своей жене. Или может?
Шинигами увидел ее и взгляд его потеплел, разом сделав лицо молодым и приятным. Коротким жестом он заставил Такеши-сана умолкнуть, поднялся на пару ступенек и встал так, чтобы смотреть в глаза Хосими. Она удивилась и немного занервничала. Еще в агентстве этот молодой мужчина ввергал ее в трепет и замешательство. Вот и теперь он словно ждал чего-то, вглядываясь в ее лицо.
— Здравствуй, Хисана, — сказал он.
— Вы меня с кем-то перепутали, — дрожащим голосом ответила она и облизнула пересохшие от волнения губы.