Взгляд капитана стал печальным, глаза потемнели и словно утратили блеск.
— Я не… — начал он и сам себя прервал. — Я пришел просить вас, госпожа, оказать мне честь и поужинать сегодня со мной вдвоем.
Хосими потрясенно уставилась на него. То ли ее основательно перепутали с неизвестной Хисаной и ничего не хотят слышать, то ли тут так принято, и женатый человек может позволить себе вот так неприкрыто ухаживать за посторонней женщиной, не оглядываясь на собственный статус и мнение супруги. Видимо, странный шинигами уловил колебания Хосими. Он осторожно взял ее за руку и тихо, чтобы никто посторонний не услышал, проговорил:
— Поверьте, вам совершенно нечего опасаться. Я не причиню вам никакого вреда и не сделаю ничего, чего бы вы не захотели. Но мне очень, очень нужно поговорить с вами.
— Хорошо, — пискнула напуганная бархатными нотками в его голосе Хосими, вытягивая пальцы из чужой хватки.
— Прекрасно. Я пришлю паланкин через час. Вы согласны?
— Да! — Хосими была согласна на все, лишь бы он ушел и перестал так на нее смотреть!
Он говорил странные вещи, этот капитан-шинигами… Нет, не так. Его зовут Кучики Бьякуя, он двадцать восьмой глава Великого Дома. И он утверждает, что он ее муж!
Хосими чувствовала себя очень неуютно в этом большом пустом доме, в этой строгой, почти аскетичной обстановке, за столом с изысканным угощением и в компании красивого печального мужчины. Поначалу она даже не могла сосредоточиться на его словах, настолько чуждой и неуместной ощущала себя в шикарном поместье, куда ее доставили по его приказу. Ей все время казалось, что сейчас хозяин дома осознает свою ошибку и прогонит ее с позором. Или появится законная хозяйка дома, чинно и холодно поссорится со своим мужем, а ей укажет на дверь, попутно отказавшись от взятой на себя работы. И придется бедной Хосими плестись в темноте через весь Сейретей и три района Руконгая, а потом самой искать заплутавшего Нобуо-сама, снова сбивая в кровь ноги и тратя остатки душевных сил. Но нет, ничего подобного не произошло, никто ее не выгнал.Никто даже не посмотрел косо, хотя ей казалось, что здесь по-другому быть не может.
А Кучики-сан рассказывал, неотрывно глядя на нее, и у Хосими не было причин ему не верить. Он называл ее красивым чужим именем Хисана, рассказывал о том, как сильно любил ее и как тосковал, когда ее не стало. Говорил о том, что выполнил ее последнюю просьбу и нашел ее сестру, что принял девочку в семью, как она просила, и сейчас эта неизвестная девушка — Рукия — замужем за хорошим человеком и недавно вступила в должность капитана Готей-13… Хосими слушала, едва удерживаясь от изумленных ахов, и не могла отделаться от ощущения, что ей пересказывают захватывающий фильм. Фильм, где главная роль принадлежит Хисане, но героиня куда-то вышла и на ее место неосмотрительно водворили дублершу.
Кучики-сан замолчал, выжидающе глядя на гостью. Она смутилась, сделала глоток чая, прячась за посудой от излишне внимательного взгляда. Что делать с открывшейся частью своей прошлой жизни, она не имела ни малейшего представления. И вдруг, мельком поймав отчаянную надежду в глазах собеседника, Хосими испытала истинный ужас. Такой паники она не помнила за собой с тех пор, как на первом году обучения в университете вытянула на экзамене билет, по которому практически не готовилась. Тогда у нее так же закружилась голова, все поплыло перед глазами, сердце заколотилось со страшной силой и она чуть не упала в обморок. Ведь он ждет от нее ответа! Он все еще любит ее, он встретил свою любовь через много лет вынужденной разлуки и надеется, что теперь у них появился второй шанс! А как же Нобуо-сама? И Акеми-сан — она ведь жена этому человеку… Да и сама Хосими не испытывает к нему ничего, кроме почтительного трепета и немалой доли страха. Но как сказать об этом? Нет, она уже уверилась, что Кучики-сан слишком благороден, чтобы принуждать ее или делать что-то помимо ее воли, однако она должна будет так его огорчить!
Хосими осторожно поставила чашку на стол и придержала ее обеими ладонями. Ей самой тоже надо было за что-то держаться, чтобы сохранить связь с реальностью. Не поднимая глаз, она тихо проговорила:
— Я была в прошлой жизни такой дрянью…
На другом конце стола изда́ли неопределенный звук и резким движением поставили на столешницу какой-то предмет, громко стукнув им по дереву.
— Что вы такое говорите?!
— Правду, — Хосими пожала плечами и неуверенно улыбнулась, наконец взглянув на хозяина дома. — Если это и вправду была я, то мой поступок не имеет оправдания. Эта девочка — Рукия — она ведь была беспомощным младенцем, полностью зависела от меня. Кроме того, она была самым близким мне человеком, а я ее бросила, потому что, видите ли, мне было тяжело. Некрасиво… подло.
— Хисана, не надо так говорить, — убежденно возразил Кучики-сан, и девушка дернулась при звуке этого имени. Он как будто не заметил, продолжая: — В тех обстоятельствах у тебя не было выбора. Вы могли погибнуть обе, а так и ты, и Рукия получали шанс выжить. И потом… ты ведь искала ее все то время, что мы были женаты. Ты истязала себя чувством вины и не прекращала поиски даже когда совсем выбилась из сил. Мне кажется, ты и умерла не из-за болезни, а потому, что сама себя изъела. Разве ты не искупила вины?
— Возможно, — задумчиво произнесла Хосими, изучая танец чаинок в своей чашке. — Возможно, мироздание учитывает не только поступки, но и мысли и намерения каждой души, когда отправляет нас на новый круг перерождения. Я совсем не помню ту жизнь, в которой у меня была сестра, но эта, последняя, была счастливой и куда более удачной. У меня была семья, мы все любили друг друга, — она грустно улыбнулась.
— Ты… скучаешь по ним? — напряженно спросил Кучики-сан.
— Конечно, скучаю, — со вздохом ответила Хосими. — Мои чудесные мальчики еще совсем молоды, особенно Кеншин. Старший брат, разумеется, не бросит его, но это ведь не то же, что поддержка родителей. А у Макото совсем недавно родился ребенок… наш первый внук, — она нежно и мечтательно улыбнулась, не подозревая, какую боль испытывает ее собеседник, слыша эту светлую печаль в ее голосе. — Мы как раз ехали к нему на сто дней, когда… -Хосими резко замолчала, искренне пожалев, что вообще подняла эту тему. Лицо у Кучики-сана стало холодное и как будто неживое.
— А меня? — каким-то скрипучим, чужим голосом произнес он. — Меня ты совсем не помнишь?
Что ей было делать? Хосими покачала головой, виновато улыбаясь.
— Мне надо возвращаться домой, — сказала она, поднимаясь на ноги. — Благодарю вас за изысканный ужин и поучительную историю. Все это надо хорошенько обдумать.
Кучики стоял рядом с ней, глядя на нее больными глазами.
— Ты дома, Хисана, — тоскливо проговорил он.
Хосими испытала раздражение. Ну сколько можно?!
— Меня зовут Ямагути Хосими, — с нажимом сказала девушка, делая шаг назад. — Мне надо домой.
— Хисана…
— Вы обещали! — она произнесла это резче, чем собиралась. Только натянутые нервы и двусмысленность ситуации могли служить оправданием для невежливого поведения. Однако грубость как будто отрезвила хозяина дома. Он проводил гостью до ворот, помог устроиться в паланкине и велел носильщикам доставить даму туда, куда она скажет. Едва почувствовав движение, Хосими откинулась на спинку и устало прикрыла глаза. Все это было странно, неожиданно и… нежеланно. Она хотела только найти своего мужа и провести с ним все годы посмертия, сколько бы их не отмерила коварная судьба.
Бьякуя долго смотрел вслед удаляющемуся паланкину. Приглашая Хисану в гости, он не вполне четко представлял себе, чего хочет добиться, но сейчас испытывал глубокое разочарование. Его обожаемая, прекрасная, нежная Хисана совсем его не помнила — даже на интуитивном уровне у нее не возникло и тени узнавания. Она была вежливой, осторожной и бесконечно чужой. Она носила другое имя, менее элегантное, но оно ей нравилось. Она скучала по своей земной семье, которую помнила и все еще любила. Ему не было места в этой ее жизни.
Он медленно шел по ухоженной дорожке, бездумно глядя себе под ноги. Отказаться от Хисаны было выше его сил, он даже пробовать не хотел. Если бы не его брак с Акеми, он попытался бы снова завоевать сердце любимой женщины и снова сделать ее своей женой. Теперь это было невозможно. Предложить этой новой, пока еще неизученной, непонятной Хисане стать его наложницей?.. Сама мысль об этом претила князю. Он не мог оскорбить свою законную супругу, приведя в дом другую женщину. Он не мог оскорбить любимую, предложив ей настолько недостойное положение. Это не говоря уж о том, что скажут и сделают его дражайшие родственнички, особенно те из них, кто входит в Совет клана.
А ведь есть еще Рукия — сильная, несгибаемая, категоричная Рукия, которая за все те десятилетия, что считалась его сестрой, ни разу не спросила про сестру родную. Ладно, допустим, она долго даже не догадывалась о существовании родственницы, но прошло уже больше десяти лет с тех пор, как он рассказал ей правду. Не могла же княжна Кучики затаить обиду на оставившую ее сестру? Или могла? А если могла, то как теперь она отнесется к ее появлению?..
Бьякуя остановился у пруда, где совсем скоро снова забьют хвостами карпы. Мысли в его голове перепрыгивали друг через друга, словно в чехарду играли, и внезапно сверху оказалась самая затертая, о которой меньше всего хотелось знать: а с чего он решил, что Хисана захочет входить в его ближний круг, впускать его в свою жизнь? Да, он богат, знатен, не лишен привлекательности, но будет ли это достаточным основанием для молодой свободной женщины? И если будет, то… продолжать мысль было горько, потому что итог ее не делал чести ни Хисане, ни ему самому. Если все так, то девушка оказывалась расчетливой и продажной, а он сам превращался в равнодушного эгоиста, которому без разницы, почему его предпочли, лишь бы была рядом и не порывалась уйти.
Бьякуя скривился и пошел к дому. Уже сворачивая к крыльцу, он поднял голову и увидел Акеми. Госпожа супруга стояла на энгаве в своей половине дома и пристальным, напряженным взглядом следила за молодым князем. Они долго вглядывались друг в друга, и когда Бьякуя уже готов был подойти и услышать все, что она о нем думает, Акеми развернулась и ушла в помещение.
Он наносил ей тяжкую обиду. Он обидел ее четыре дня назад, он не желал встречаться с ней все это время и всячески избегал общения, он провел вечер с другой женщиной в то время, когда его жена была дома. От омерзения Бьякуя зажмурился и потряс головой, как будто это помогло бы вытряхнуть из памяти собственное несовершенство.
Ночь давно вступила в свои права, а князь Кучики не сомкнул глаз. Он лежал, закинув руку за голову, и пялился в потолок. Мысли его не были четкими и ясными, он даже не пытался найти выход из западни, в которую угодил. Ощущение чудовищной потери сдавливало сердце, душило, рвало душу. Бьякуя сам не знал, что именно потерял в эти дни, но утрата была настолько горькой, болезненной, почти осязаемой, что отрицать ее не осталось никаких сил. Процедив сквозь зубы ругательство, он встал и вышел во двор. Сделал круг по саду, стараясь размышлять о возвышенном и прекрасном (в глубине души понимая и надеясь, что объектом этих размышлений будет Хисана), но ничего прекраснее старой сакуры с кривым стволом в голову не лезло. Второй или третий раз пробормотав, что надо бы ввалить садовнику за то, что так испоганил дерево, Бьякуя наконец осознал, что продрог до костей, и поспешил обратно. Закутываясь в одеяло и сворачиваясь в калачик на футоне, он поймал краешек мысли: чего-то не хватает. Чего-то уютного, мягкого, ласкового. Но подобравшийся исподтишка сон не дал додумать эту мысль до конца.
Акеми спасалась работой. О, ни одну сбежавшую невесту, ни одного подавшегося за приключениями сына благородного семейства, ни одного потерянного нерадивыми няньками ребенка она не искала так, как искала мужа Ямагути Хосими!
В минуты отчаяния, когда чувство потери и жестокой обиды на судьбу овладевало ею с особенной силой, она сжимала кулачки и думала: найду Нобуо-сана, отдам его Хисане-Хосими — и пускай проваливают из нашей жизни! Но приступы злости проходили, и она не могла не признать, что даже счастливое воссоединение семьи Ямагути не сделает счастливой ее саму, потому что Бьякуя не перестанет любить свою первую жену. Вот его это сделает в полной мере несчастным, а вместе с ним будет мучиться и она, потому что они связаны высокородными обязательствами, и более ничем.
Тем не менее найти Ямагути-сана было необходимо. Хосими была ее клиенткой, внесла задаток и от своего заказа не отказывалась. Прошла уже неделя, а поиски в благополучных районах Рукона результатов не дали. Даже применив секретную технику семьи Кентадзи, использующую родственную реацу для обнаружения следов пропавшего человека, Акеми не получила ничего. Пора было переходить в отдаленные районы, неблагополучные и опасные, а для этого нужна специальная подготовка.
Девушка сотворила бабочку, с тоской поразглядывала странное насекомое, более всего напоминающее раскормленную моль, и отправила мужу сообщение, что работа требует ее отсутствия дома в течение нескольких дней. Она не кривила душой: если образец реацу Хосими не сработал как опознавательный маркер, надо было спускаться на грунт, отыскивать живых родственников и брать образцы у них. В конце концов, Хосими и ее муж не кровные родственники, их духовная энергия не обязана быть похожей. А вот рейши сыновей — в самый раз.
Ответная бабочка, классически черная и степенная, прибыла довольно быстро — Бьякуя интересовался, не нужна ли госпоже супруге помощь и все ли у нее хорошо. Интересовался усталым, безукоризненно вежливым, чужим голосом. Бедный мой, подумала Акеми, как же тебе тяжело! Но разобраться за мужа в его чувствах она не могла. Ей бы со своими совладать. Девушка вздохнула, отправила заказ на подготовку гигая Урахаре и соорудила очередную посланницу для Бьякуи. На этот раз бабочка вышла повеселее — с прозрачными крылышками, переливающимися на солнце всеми цветами радуги.
«У меня все хорошо, — надиктовала Акеми, — не волнуйтесь за меня. — Подумала, вспомнила присказку из генсейской студенческой жизни и добавила с улыбкой: — Целую крепко, ваша Репка».
Унылая бабочка от Акеми вывела Бьякую из ставшего обычным состояния задумчивой меланхолии. Он пару секунд радовался тому, что у его жены есть чем заняться и она не пребывает в таком же душевном раздрае, что и он сам. А вот сообщение о длительном отсутствии ввело в некоторое недоумение. С другой стороны, у капитанов Готей-13 тоже бывали командировки на несколько дней, профессия жены могла потребовать чего-то похожего. И все-таки не дело это, чтобы княгиня Великого Дома болталась незнамо где…
Вежливость и супружеский долг требовали внимания к госпоже. Бьякуя вымученно поинтересовался, не нужна ли Акеми помощь, и получил желанный ответ — нет, не нужна — с самой дурацкой концовкой, которую только можно представить. Нелепая рифмованная фраза впервые за прошедшую неделю заставила улыбнуться. Неожиданно для себя самого князь Кучики понял, что изрядно соскучился по шебутной девчонке с ее чертенятами на дне глаз и неистощимой фантазией на всяческие шалости. Возвышенные страдания по утерянной любви — это, конечно, прекрасно, а семейную жизнь никто не отменял. Надо будет дождаться возвращения супруги и как-то скоротать с ней вечерок… В конце концов, Акеми барышня умная, она всегда знала, что его сердцем давно и прочно владеет Хисана, и вроде бы приняла этот факт. Так неужели два взрослых разумных человека не могут просто пообщаться?
Бьякуя вздохнул. Весь Сейретей твердо знал, что глава Дома Кучики — просто образец благородного шинигами, для которого гордость клана и воинский долг превыше всего. И лишь единицы догадывались, что холодный и равнодушный дайме на самом деле потакает своим желаниям как никто другой, просто умеет делать это с такой надменной миной, за которой не видно ничего, кроме аристократической чести.