Эйб очень разволновался, узнав, что у сквайра Трелони служит еще один участник наших приключений. Он упросил меня познакомить его с Беном Ганном, и я не видел причины в этом отказать. Когда нас с доктором Ливси в очередной раз пригласили в поместье, чтобы обсудить предстоящее путешествие, я захватил с собой Эйба.
Они с Беном Ганном поладили. Когда я перед уходом заглянул в сторожку нашего «островитянина», они с Эйбом сидели за столом, усыпанным крошками пирога, и были так увлечены беседой, что мне едва удалось их разлучить.
— Удивительный человек, — сказал Эйб, когда мы с ним направлялись обратно к «Адмиралу Бенбоу». — В голове не укладывается, сколько всего он повидал на своем веку.
— Что да, то да, — отозвался я, — но только многого он бы рад был никогда не видеть.
— А у кого так не бывает, мастер Джим? Все мы в переделки впутываемся. Но если есть что вспомнить, жизнь, считайте, не зря прожита.
Вечером я заметил, что Эйб куда-то исчез из зала, и сразу сказал себе, что знаю, где его искать. И верно: он нашелся у своих любимых валунов на берегу. Ветер бросал ему в лицо мелкие колкие брызги, а он только щурился, но не отрывал глаз от зеленоватых, покрытых пеной гребней волн.
Я встал рядом с ним.
— Ты бы, наверное, тоже хотел поехать? — произнес я.
В эту минуту я с раздраженной горечью думал о докторе Ливси, помешавшем моему другу исполнить мечту. Но Эйб только беззаботно отмахнулся.
— Успеется, — сказал он. — Вы ведь поедете, мастер Джим. А это все равно что частичка меня отправится в море.
Он, не оборачиваясь, протянул руку, и его пальцы, сжавшие мою ладонь, на пронизывающем ветру показались мне горячими, как стена очага, когда за окнами бушует буря.
Незадолго до отъезда сквайр Трелони затеял охоту. Она должна была состояться за два дня до нашего отбытия в Бристоль. Меня звали, но я не любил таких забав и отказался от приглашения. А на другой день из поместья передали записку от сквайра, в которой он срочно просил меня прийти.
Никаких объяснений в послании не содержалось, и речь, возможно, шла о самых обычных вопросах, которые возникают при сборах в дальний путь. Тем не менее меня охватила тревога. Я попросил Эйба побыть в зале вместо меня и отправился в дорогу.
Встреча с парой крестьян, шедших в сторону деревни, укрепила мои подозрения. Они обсуждали какой-то несчастный случай и, когда я обратился к ним с расспросами, сказали, что слышали только, будто накануне случайно ранили кого-то из охотников.
Оставшееся расстояние я почти пробежал и, совершенно запыхавшийся, взбежал на крыльцо поместья. Едва я поднял руку, чтобы постучать, дверь распахнулась и на пороге появился доктор Ливси. Вид у него был спокойный, но это ничего не означало: я-то знал, как хорошо этот человек умел владеть собой.
— Доктор! — выдохнул я, показывая ему записку. — Что…
— Ничего страшного не случилось, Джим, — сказал Ливси, опережая вопрос. — Просто кто-то из охотников случайно задел нашего сквайра. Рана не опасна, но ходить ему в ближайшее время будет нельзя.
Он проводил меня в комнату. Сквайр, бледный и насупленный, полулежал на диване, положив перебинтованную ногу на подставленную табуретку.
— Заходи, Джим! Присаживайся! — позвал он, указывая на кресло. — Видишь, какая неприятность приключилась.
— Очень больно, сэр? — спросил я, садясь.
— Пустяки! — отмахнулся сквайр. — Со мной приключались вещи и похуже. Беда не в ране, Джим, беда в том, что наш друг доктор настаивает, что мне нельзя двигаться с места.
— Категорически настаиваю, — подтвердил Ливси, занимая соседнее кресло.
Тут только я сообразил, что наше путешествие оказалось под угрозой. Несколько недель тому назад я бы обрадовался этому, но теперь меня охватило чувство разочарования. Конечно, главное, что имело значение — это здоровье сквайра. И все-таки я ничего не мог поделать с ощущением грусти.
Сквайр будто прочитал мои мысли.
— Выше голову, Джим! — воскликнул он. — Это ничего не изменит. Наше плавание не отменяется, просто ты отправляешься в путь от имени нас троих.
Я с трудом поверил своим ушам.
— Вы хотите, чтобы я поехал один? — переспросил я.
— А что остается, Джим? Дружище доктор наотрез отказался оставлять меня под присмотром другого врача.
— Верно, — сказал Ливси. — Я не могу бросить пациента.
— Но что я смогу сделать один? — поразился я.
— Вы только поглядите! — сквайр с наигранным негодованием взмахнул руками, хотя в глазах его блеснули веселые искры. — Это говорит Джим, в одиночку угнавший у пиратов «Испаньолу»! Ты, часом, не надумал состариться раньше меня, а, Джим?
Доктор улыбнулся.
— Один ты не будешь, Джим, — сказал он. — На этот раз капитан заблаговременно посвящен в цель путешествия, а это человек надежный. Я наводил о нем справки.
Сквайр сердито засопел при последних словах доктора. Наверное, ему не слишком понравилось то, что выбранного им человека проверяли. Но все мы хорошо помнили, что случилось, когда на корабле оказалась команда, созванная из случайных людей. Помнил и он сам, потому и оставил эту фразу без ответа.
— Я передам с тобой письмо капитану, — сказал он. — Объясню все случившееся.
— Но, может быть, стоит подождать вашего выздоровления? — спросил я.
Сквайр замотал головой.
— Нет, Джим, об этом и речи нет. Мы не можем столько времени держать команду и корабль без дела. И откладывать я не хочу. Не хватало еще, чтобы этот выскочка Вудворд разнюхал, где находится остров! Да и потом, я сам виноват. Не следовало мне затевать охоту перед самым отбытием. Ну да теперь ничего не поделаешь.
Он подался вперед и похлопал меня по руке.
— Поезжай в Бристоль, Джим. За нас троих поезжай. Ты справишься.
Из дома мы вышли вместе с доктором. Я был еще слегка оглушен свалившимся на меня известием, хотя и начинал стыдиться паники. Я хорошо помнил, с чем пришлось столкнуться в путешествии на остров, и понимал, что и новое плавание может оказаться небезопасным. Так неужели я поведу себя как мальчишка, который спокоен только в обществе старших товарищей? Такого со мной не случилось в прошлый раз — не произойдет и теперь.
Приняв такое решение, я взглянул на доктора. В комнате у сквайра он держался с обычной своей невозмутимостью, но теперь его лоб прорезали морщины, а взгляд сделался жестким.
Я почувствовал укол совести. Можно ли было переживать о возложенной на меня ответственности, когда совсем недавно ранили старого друга?
— Что вас тревожит, доктор? — спросил я. — Рана сквайра точно не опасна?
— Нет, Джим, слава богу, с ним ничего серьезного. И все-таки эта рана меня беспокоит.
Я с недоумением смотрел на доктора, и он пояснил:
— Не могу понять, как это произошло. Если бы мы шли пешком, можно было бы предположить, что кто-то за зеленью не заметил яркого костюма. Но как можно было случайно выстрелить в верхового?
— А как объяснил это сам охотник?
— В том-то и дело, Джим: никто не признается, что это он стрелял.
Ливси немного помолчал, глядя куда-то вдаль, а потом повернулся ко мне.
— Давай-ка зайдем к нашему другу Бену Ганну, Джим. Может статься, он приметил вчера в парке что-нибудь необычное.
Мы свернули с дороги, ведущей к воротам, на одну из тропинок, ведущих в глубину парка. Через несколько минут мы уже стояли возле сторожки: приземистого бревенчатого домишки, служившего обителью нашего островитянина.
Дверь оказалась приоткрыта, и за ней слышалась какая-то возня. Доктор постучал и крикнул в щель:
— Мистер Ганн, к вам можно?
Из дома донесся шорох, сопровождаемый невнятными причитаниями, и дверь распахнулась. Бен Ганн возник на пороге, похожий на собственное привидение, если бы он почил еще на острове. Волосы у него были всклокочены, воспаленные глаза ввалились, и под ними лежали тени, лицо приобрело желтовато-бледный оттенок. Рубаха, не заправленная в штаны, косо свисала с одного плеча.
— Боже правый, что с вами случилось? — вырвалось у Ливси. — Вы больны или подрались?
Бен Ганн икнул и прижал к груди трясущуюся руку.
— Ни то ни другое, сэр. Но худо мне так, словно все лихорадки мира учинили драку за право меня свалить и устроили это в моей голове.
Мы с доктором обменялись быстрыми взглядами. Судя по выражению лица Ливси, ему пришла на ум та же мысль, что и мне: Бен Ганн напился до положения риз.
Как выяснилось, бедняга и не думал этого скрывать. Он пропустил нас в свою хижину. Мы остановились на пороге, оглядываясь в недоумении. На столе красовались следы пиршества: пустые бутылки, обглоданные кости, крохи хлеба и кусок сыра, заветрившийся так, что даже Бен Ганн, столь любивший это блюдо, на него не польстился. Хотя и выкинуть не решался. Один из двух табуретов опрокинулся. Одеяло почти наполовину сползло с кровати, рядом валялось какое-то тряпье. У меня возникло подозрение, что старина Бен спал на полу. Ему и раньше доводилось напиваться, но такого еще не случалось.
— Господи помилуй, что здесь произошло? — вырвалось у доктора.
Бен Ганн развел руками.
— Мы тут с пропустили стаканчик кое с кем из местных ребят, и я, похоже, увлекся…
— И когда же это вы так увлеклись, мистер Ганн?
— Да позавчера вечерком, доктор.
— Позавчера! — воскликнул Ливси. — А чем же ты занимался вчера?
— Спал, сэр, — честно ответил Бен Ганн.
Мы с доктором переглянулись. Было бесполезно допытываться у сторожа, не показывались ли в парке чужаки. Ливси все же спросил, знает ли тот о вчерашнем происшествии.
— Ох, не напоминайте, сэр! — горестно воскликнул Бен Ганн, обхватывая руками всклокоченную голову. — Мне вчера вечером сказали… когда добудились. Вот беда-то! Слава богу, что нашего доброго хозяина не сильно задело.
Больше с него явно нечего было взять. Мы направились к дверям. Ливси уже стоял на пороге, когда Бен Ганн окликнул его.
— Доктор! А нет ли у вас какой-нибудь микстуры, чтобы голова не гудела, как будто в ней пушки стреляют? Сил уже нет!
— Микстура есть, милейший, — сказал доктор, оглянувшись. — Но придется вам самому пройтись за ней до моего дома. Прогулка на свежем воздухе сама по себе приведет вас в чувство.
С этими словами он затворил дверь, и мы направились к воротам поместья.
— Ох, мастер Джим, как нехорошо вышло-то! — воскликнул Эйб, когда я рассказал ему о случившемся. — Получается, в этом и я виноват!
Я в недоумении посмотрел на него. Мы сидели на кухне; Эйб натирал котелок пучком соломы и делал это так усердно, что на щеках у него темнели разводы от копоти.
— В чем тут может быть твоя вина?
— Так ведь это я его угостил, мастер Джим!
Я припомнил, что позавчера Эйб отлучался из трактира, прихватив с собой джин. Он иногда угощал кого-нибудь из многочисленных друзей, которых завел в округе, и деньги за выпивку неизменно оставлял в ящике комода, хотя я и говорил ему, что бутылку-другую можно взять даром.
— Ты же взял всего одну бутылку, Эйб. А он явно выпил намного больше, иначе не свалился бы на целый день, — утешил я его. — Ганн сам виноват, что не знает своей меры.
— Может быть, мастер Джим, — вздохнул Эйб, покачав головой. — Только все равно нехорошо это вышло.
Я взял платок и принялся стирать копоть с его щеки.
— Ну-ка, успокойся, Эйб. Погляди-ка лучше, как ты перемазался.
Он перехватил мою руку и прижался к ней губами.
— Ох, мастер Джим, что же вы творите…
Он быстрым рывком притянул меня к себе. Сильная рука скользнула вдоль моей спины и легла на поясницу. Светлые глаза странно мерцали в полумраке кухни, когда Эйб вглядывался в мое лицо, словно пытаясь запомнить его до последней черточки.
— Что действительно худо, — глухо проговорил он, — так это то, что мне вас теперь долго не доведется обнять, мастер Джим.
Его губы прижались к моим губам, а потом он принялся покрывать жадными, быстрыми поцелуями мои волосы, лицо и шею. Наверняка мы оба теперь были перепачканы копотью, но разрази меня гром, если мне было до этого дело. Я схватил Эйба за плечи и в свою очередь ловил миг, чтобы поцеловать его.
— Сейчас дочистим эти чертовы котелки, — прошептал он, лихорадочно прижимая меня к себе, — и пойдем наверх. Нам нужно как следует проститься, мастер Джим.
Понимал ли я, что Эйб имел в виду под прощанием? Конечно же да. И не могу сказать, что мысль о предстоящей ночи не вызывала легкий холодок внутри. И все же, когда после обычных наших ласк Эйб осторожно перекатил меня на живот, я и не подумал останавливать его.
Поначалу я чувствовал только его дыхание и прикосновения языка; потом кровать заскрипела: он устраивался сзади. Руки, легшие мне на бедра, показались горячими, а через несколько мгновений жар наполнил меня целиком. Не скажу, что это не было больно, хотя и понимаю, что отчасти причиной тому стали моя неопытность и страх. Я невольно сжимал мускулы и сам себе причинял неудобство. Эйб же двигался так медленно и осторожно, как только мог. И только когда я, немного привыкнув к ощущению тяжелой твердой плоти, вошедшей глубоко в тело, начал дышать ровнее, он стал покачиваться взад и вперед все быстрей. Зарываясь лицом в подушку, я представил, что нахожусь на корабле и штормовые волны то поднимают меня в высоту, то обрушивают в головокружительную, опьяняющую пропасть.
После бессонной ночи отоспаться в дилижансе мне не удалось. Воспоминаний об объятиях Эйба было бы достаточно, чтобы взбудоражить кровь, но по мере того, как приближался Бристоль, меня все больше волновали мысли о предстоящем путешествии. Я гадал, будет ли похож Лестер на резкого, но такого опытного и надежного Смоллетта. С горьким смешком подумал, каков окажется новый кок. Впрочем, именно на этот счет волноваться не следовало. Наверняка такой человек, как Сильвер, был единственным в мире.
Еще мне делалось не по себе при мысли об оставленных на острове пиратов. Не найдем ли мы их останки, обглоданные птицами и зверями? Или, может, им удалось спастись? А вдруг они до сих пор там, одичавшие и полубезумные, как Бен Ганн? Я старался прогонять от себя подобные раздумья. Сквайр просил меня отправиться в путь от имени нас троих, и я не имел права подвести его и доктора Ливси.
В Бристоле мне предстояло найти таверну «Белый жернов» — ее посоветовал Эйб, сказавший, что туда подался на работу родственник. Я решил сначала немного отдохнуть после дороги и уж потом являться в порт. Не хотелось предстать перед новым капитаном с бледным лицом и ввалившимися глазами. Я спросил у кучера, не знает ли он, где находится это заведение, но тот лишь покачал головой.
У стоянки дилижансов болтался загорелый человек в линялой одежде. День стоял прохладный, но рукава его куртки были засучены до локтей, а ворот распахнут. Я принял его за моряка и, может, именно по этой причине решил именно у него спросить дорогу. Незнакомец не стал предлагать взамен гостиницы своих знакомых, как это порой случается на въезде в город, а сразу объяснил, как мне будет проще добраться до цели.
Таверну я нашел без труда. Это был старый, но не ветхий дом с облупленной черепицей на крыше. Вывеска выцвела так, что жернов, намалеванный на ней, казался не белым, а бурым. На пороге стоял плешивый человек в засаленном переднике. Когда я подошел к нему и сказал, что хотел бы остановиться здесь на ночь-другую, он нехотя отлепился от дверного косяка и крикнул куда-то в глубину дома:
— Эй, Сэл, покажи комнату господину!
Внутри послышалась какая-то возня. Я уже собирался войти, но задержался и спросил у трактирщика, служит ли у него еще Питер Бейкер — так звали родственника Эйба.
Маленькие серые глаза не то чтобы сверкнули — скорее блеснули, как мутная вода, когда ее всплеснут. Мясистые губы трактирщика изогнулись в улыбке.
— Служит, сэр, служит, — покивал он головой. — Только сейчас отлучился по делам. Если он вам нужен, так я скажу, чтобы он к вам зашел, когда воротится.
— Благодарю, — произнес я и прошел в дом.