— А вот мы с Альбусом некогда друг другу пообещали, — сообщил Гриндевальд с кривоватой ухмылкой, показывая запястье. Там красовался навязший на зубах лозунг о всеобщем благе и эмблема даров. Ньют мгновенно узнал знакомый почерк.
— Все ошибаются, — ответил Ньют сквозь зубы. Вышло немного невнятно.
— Да, — сказал Гриндевальд. — Я ошибся в нём. А Альбус теперь стал осторожнее. Не удивился бы, если бы он каждый раз тайком проверял, не я ли прячусь под твоей личиной.
Ньют едва не поперхнулся воздухом. Гриндевальд заулыбался.
— Скажи ему, что я бы не стал так подбираться к нему. Он не МАКУСА, Альбуса так легко не обмануть. Я бы действовал иначе.
— Как?
Гриндевальд поднялся, накинул снова пальто и отряхнул его от сухих травинок.
— Возможно, что и через тебя, но по-другому.
Ньют внутренне похолодел, не понимая, к чему он клонит.
— Похищение?.. — спросил он сухо.
Тот не ответил, лишь поднёс ладонь козырьком к глазам и посмотрел вдаль.
— Пойдём, Ньют. Кажется, этот ручей нас и правда к чему-то выведет.
Он спустился к берегу, омыл руки и отступил с недоумением: вода, стёкшая с его ладоней, была кроваво-красной.
— Ваши руки — руки убийцы, — произнёс Ньют, проходя мимо и намеренно задевая плечом. Это было по-детски, но очень хотелось выплеснуть накопившееся раздражение — он не стремился быть здесь, служить невольным проводником тёмному магу, а меньше всего Ньют хотел умереть. Он бережно взял в руки саламандру: отчего-то её огонь не обжигал, но приятно грел. Ящерица доверчиво свернулась в ладонях.
Ньют, не оборачиваясь, продолжил путь. Волк трусил рядом, уже почти не хромая, а авгурий как будто возглавлял их маленькую процессию: он перелетал с ветки на ветку и вёл к неясному тёмному пятну в тумане, к которому на первый взгляд и устремлялся расширяющийся ручей. Кажется, на третий, последний день Самайна, они достигнут цели.
Ньют вдруг подумал: а что если он и правда умрёт?.. Вот так глупо и странно, открыв Гриндевальду дорогу к копью Луга. Почему-то первым на ум пришёл Тесей, а не мать — брат бы свихнулся от горя, все бы силы положил, чтобы найти Гриндевальда и убить, может, даже ценой своей жизни, с него бы сталось.
Побеспокоенная нервным, резким движением рук саламандра издала тонкий писк, и Ньют её погладил, зашептал что-то ласково; слова вырывались из губ в обход головы, занятой тревожными мыслями. Ньют размышлял о том, что не желает быть тем, кем является, о том, что Тесей наверняка бы не дал себя затянуть в этот поход, но почему-то здесь не Тесей, а он, Ньют, и в этом не было никакого смысла. В наворачивании кругов возле Тары тоже не было никакого смысла.
— Если бы здесь вместо меня оказался Тесей, вы бы сразу его убили? — спросил Ньют, сам не понимая зачем.
— Полагаю, — был ответ.
— Вы собираетесь убить меня, когда доберётесь до копья?
Пауза слишком затянулась, и у Ньюта перехватило дыхание.
— Иди вперёд, Скамандер.
Ньют тихо выдохнул и ускорил шаг, почти не глядя на едва заметную тропу. Если Гриндевальд не стал сразу лгать, то, может быть, есть шанс?..
Впереди виднелись очертания каких-то камней, но Ньют не хотел задумываться об этом. Впервые за путешествие он осознал, что чертовски устал. Наверное, если он умрёт, то попадёт в ту легендарную страну, где нет горя, старости и болезней и где исстари жили туаты. Тир на Ног раньше казался таким же ирреальным, как и библейский рай, но нынче всё мифическое, всё то, что превратилось в предания, обретало форму.
Ньют, слишком глубоко ушедший в себя, споткнулся о незаметное возвышение и едва не упал. Хотел было шагнуть вперёд, но присмотрелся к земле и неуверенно смахнул ладонью верхний слой пыли. Оказалось, то была не земля: под коленями Ньюта лежала могильная плита с надписями на таком архаическом гэлике, что он ничего не мог разобрать.
— Нам надо спешить, — сказал Гриндевальд. — Зачем ты остановился?
Ньют опустил на землю саламандру, отряхнул руки.
— Споткнуться на могиле, — тихо пробормотал он, — дурное предзнаменование.
Рядом замерли шаги, и колени Гриндевальда оказались перед самым носом.
— Что ты шепчешь? — В его голосе звучали нетерпеливые нотки.
— Говорю, — сказал Ньют громче, — что, кажется, мы на кладбище.
И поднял взгляд, следя за светом люмоса. То, что в сумраке казалось высокими камнями было, видимо, древними надгробиями.
*
Чёрная бабочка коснулась руки Ньюта, рассыпалась пеплом, который тут же закружил и унёс невесть откуда взявшийся холодный ветер. Он же смёл слой пыли и земли с плит, и Ньют на корточках перешёл к предыдущей, стал осматривать её — там надписи были и вовсе сделаны огамом [3]. Шаги Гриндевальда сзади были едва слышны, он тоже обходил по кругу древнее кладбище. Ряды могил уменьшающимися кругами сходились к вертикальным камням, которые стояли слишком плотно, чтобы можно было что-то рассмотреть в центре круга.
— Ньют, — окликнул Гриндевальд. — Взгляни-ка.
Однако Ньют уже и сам увидел, когда, подняв саламандру, прошёл несколько рядов могил в поисках более новых. Трещина на надгробной плите, лежащей прямо перед ним, перечёркивала ряд стройных букв на гэлике — более современном, и Ньют уже мог прочитать надпись. «Мидир Скамандер, — гласила она. — 1718—1823».
— Знаете… — Ньют прокашлялся. Голос вдруг изменил ему. — Деда назвали в честь персонажа из старой легенды, рассказываемой в Коннахте. В честь короля туатов, который украл человеческую женщину, и не просто женщину, а королеву Мунстера.
— Не больно-то высокоморально, — донёсся голос Гриндевальда с противоположного края маленького кладбища.
Ньют стушевался.
— Ну, вообще-то он выиграл её в шахматы.
Звучало по-прежнему так себе.
— Ладно, — пробормотал Ньют, — я мало задумывался над этой легендой в детстве. Мне она казалась романтичной.
Он пошёл дальше по рядам и везде видел одну и ту же фамилию. Ньют бы ни за что себе в этом не признался, но больше всего он боялся на одной из плит увидеть своё имя и даты жизни.
Они с Гриндевальдом встретились по другую сторону кладбища, обойдя его кругом с разных сторон. Точкой их встречи стала свежая могила, приготовленная для кого-то, и Ньюта пробрала дрожь, потому что он почти не сомневался, для кого она.
На много ирландских перчей [4] вокруг был только один живой Скамандер.
— Семейное кладбище? — раздалось справа, и Ньют ответил с промедлением:
— Дело в том, что… — Он замялся. — Словом, дед был похоронен, где жил большую часть жизни — в Ольстере. Прабабушка, — Ньют неопределённо указал на один из рядов, — в Лимерике…
— Вот оно как.
Гриндевальд снова взглянул на разрытую могилу.
— Скажи-ка, — медленно начал он. — Что случается с теми, кто нарушает все гейсы?
— Я не нарушу все, — резко ответил Ньют, с содроганием вспомнив про пятый.
— Но всё же…
Ньют быстро отошёл от него и от могилы, направившись прямо к центру кладбища, к вертикально стоящим высоким камням. Только вблизи он обнаружил, что они не стоят сплошной стеной, а тоже расположены рядами — но так, что увидеть центр извне не представлялось никакой возможности. Ньют осторожно шагнул в первый внутренний круг, шуганул волка, который хотел было пойти следом. Потом, подумав, оставил саламандру на сухой траве, которая мгновенно загорелась; огонь захватил пару веток, и они затлели, распространяя неожиданно уютный запах домашнего камина. Саламандра вырыла ямку в земле, подобрав лапами самые крупные сучья, обняла их. Ньют улыбнулся.
— Не смей идти без меня, — крикнул Гриндевальд.
Ньют замер, нетерпеливо покачиваясь с пяток на носки, и поднявшийся в круг Гриндевальд покровительственно похлопал по плечу. Вынул палочку, и Ньют пошёл за ним, смахнув с плеча, как прилипшую паутину, ощущение чужой руки.
Вдруг резкий шум крыльев и птичий клёкот разрезали жуткую тишину, Ньют пригнулся безотчётно, и над его головой пролетела перепуганная сова. Её полет был неровным, и вскоре она спикировала в траву, забарахтавшись в ней. Пушинки взмывали в воздух и медленно опадали.
— Что происходит…
Ньют сделал быстрый выбор: сова сложила крылья и выглядела не так уж плохо, поэтому он решительно прошёл в центр круга, огибая камни, которые, как лепестки цветка, обрамляли сердцевину этого странного кладбища.
За камнями оказалась поляна, и на ней сидел кто-то, повернувшись спиной. Он — или она? — был одет в длинную потрёпанную мантию, лица, скрытого капюшоном, разглядеть не удавалось. Взгляд соскальзывал со сгорбленной фигуры, будто магия не позволяла на неё смотреть, но Ньют мог поклясться, что разглядел мелькнувшие на миг длинные когти.
— Кто ты? — хрипло спросил Ньют. Рядом замерли шаги — Гриндевальд встал подле, и его палочка была направлена на незнакомца.
Фигура замерла, голова судорожно дёрнулась и начала поворачиваться в сторону Ньюта. То, что казалось когтями, на деле было пальцами скелета, которые держали безвольно повисшего в руках джарви и душили его. Под капюшоном балахона мелькнула белая, как вываренная, кость черепа, и Ньют с заминкой понял.
У него была лишь доля секунды на раздумья, и Ньют безотчётно сделал первое, что пришло ему на ум: закрыл ладонями глаза Гриндевальда. Сам же зажмуриться не успел, и встретился со смертью взглядом.
В глазницы будто вогнали два ножа, и Ньют ослеп; паника нахлынула, мешаясь с нестерпимой болью. Кажется, он застонал, но не слышал собственного голоса. Мир вокруг померк, превратился в сплошную тьму, и из этой тьмы его потянули железной хваткой.
Очнулся Ньют на траве, уже за кладбищем. Гриндевальд, склонившийся над ним, выглядел… обеспокоенным.
Ньют некоторое время безэмоционально рассматривал его лицо, размышляя, подходит ли для его описания это прилагательное. Уж больно оно казалось неуместным.
— Ты спасаешь меня слишком часто. — Голос звучал будто издалека. — В конце концов, это невежливо и не достойно подлинного врага.
Он улыбался.
— Тесею отдадите долг, — сказал Ньют уже во второй раз и попытался встать. Гриндевальд подал руку.
— Вот уж нет. Как это будет выглядеть? Я поймаю его — с превеликим трудом, потому что вы, Скамандеры, неуловимые, как обскур — и сразу же отпущу со словами «извини, запамятовал! Возвращаю должок!». А потом ещё два раза точно так же.
— Вы шутите, — с удивлением произнёс Ньют, сам не веря, что говорит это. Схватился за руку и поднялся, и его вторую ладонь тотчас облизал волк. Авгурий сел на плечо с размаху, ударил крылом по щеке, и Ньют поморщился.
— Разумеется шучу. Но давай обойдёмся без твоего брата.
— Нет, — упрямо качнул головой Ньют и обернулся в поисках других зверей. — Долг отдадите Тесею.
Саламандра обнаружилась в стороне от того места, где Ньют её оставил, но костёр, в котором она кувыркалась, был уже так велик, что его можно было разглядеть и с другого края кладбища. Раненая сова долго не хотела идти в руки, но Ньют тем не менее ухитрился её схватить и теперь осматривал.
— Сломано крыло, — констатировал он и бросил быстрый взгляд на Гриндевальда — тот со вздохом пробормотал лечащее переломы заклинание. Ньют проверил крыло снова и удовлетворённо кивнул, а после, отпустив сову, посмотрел в сторону камней в центре кладбища.
— Джарви?.. — начал он.
Гриндевальд глянул туда же.
— Скорее всего, он уже мёртв. Уж извини, но я вытаскивал тебя. Кстати, зачтётся за снятие одного из долгов?
— Не дождётесь, — хмыкнул Ньют и на нетвёрдых ногах вышел снова к ручью, намереваясь продолжить путь. Прикусив губу, он понадеялся, что хотя бы джарви достиг Тир на Ног, потому что люди и туаты, может, её уже недостойны, но животные… Они имеют право на любой рай из существующих.
— Там, в кругу — это была смерть? — донёсся сзади вопрос.
— Да.
Гриндевальд догнал, пошёл рядом.
— Я видел смерть, — сказал он задумчиво. — И она не так уж страшна.
— Не вы ей в глаза смотрели.
Он усмехнулся.
— Верно. Однако и ты всё-таки жив.
Ньют пробормотал про себя: «Пока», — но Гриндевальд услышал.
— Позволь сложить два и два, — проговорил он. — Я видел приготовленную для кого-то могилу на кладбище, где лежат исключительно Скамандеры, а ещё я помню, что за нарушение гейсов полагается суровое наказание. Предположу, что это смерть.
Ньют молчал очень долго. В действительности он не знал, что сказать.
— Нарушивший гейсы умирает в Самайн, — произнёс он наконец и снова обогнал, не дожидаясь ответа.
— Вот значит как. — Голос Гриндевальда звучал ровно. — И сколько же у тебя осталось гейсов?
«Один, — мысленно ответил Ньют. — Который я никогда ни за что не нарушу».
Но на душе было неспокойно.
*
Ручей расширялся, становился полноводнее и впадал, как оказалось, в озеро. Его они заметили не сразу, потому что всё внимание на себя перетягивало нечто иное.
Сначала оно казалось тёмным пятном в тумане, но стоило приблизиться, туман рассеялся, и тёмное пятно обрело более-менее чёткие очертания. Ньют запрокинул голову, чтобы рассмотреть получше.
В центре озера, на крошечном островке, стоял исполинский дуб с обнажёнными корнями, похожими на жилистые стариковские руки. Корни обнимали остров, и откуда-то из глубины, рождаясь в их сплетении, на поверхность выходили воды, которые стекали в озерцо. Девять кустов орешника росли рядом с дубом, склонясь к ручью так низко, что едва не роняли в него свои ветви.
У Ньюта сами собой подломились колени, и вопрос Гриндевальда он услышал не сразу.
— Мы всё неправильно поняли! — произнёс Ньют горячо, опираясь ладонями в землю. — Не ручей впадает в озеро, нет. Озеро даёт начало ручью, потому что оно родилось под этими корнями!
— Если ты успел забыть, мы шли по течению. — Шаги Гриндевальда стали отдаляться, и он, похоже, вернулся к ручью. — Но подожди-ка… Фауст прокляни!
— Дану повернула воды вспять, чтобы привести меня. — Ньют в восторженном ужасе закусил костяшки пальцев. — Понимаете? Я попросил, и она помогла. Она показала мне путь к Мировому Древу!
Ньют коснулся лбом влажной земли, пахнущей ряской и осенней гнилью. Он вдыхал этот запах и не смел поднять голову: кому ещё было дозволено зайти так далеко? Увидеть то, что никому не было доступно? Несчётные поколения племён богини, переселившиеся к людям, уже и не верили в древние предания, но теперь Ньют видел воочию одну из главных легенд его народа.
Он поднялся, отряхнул брюки.
— Это тот самый источник, который даёт начало реке Бойн, — быстро пояснил он, когда Гриндевальд вернулся. — Считается, что она рождается именно в потустороннем мире.
Ньют умолчал, что источник мало того, что дарит божественную мудрость, так ещё орехи с кустов у корней помогают постичь сущность мироздания. Гриндевальду этого знать не нужно.
Никому не нужно это знание.
Сжав в ладони жёлудь на шее, погладив его округлый бок, Ньют заозирался по сторонам, силясь разглядеть хоть что-то, что позволит переплыть озеро.
Но Гриндевальд хотел вперёд поговорить.
— Значит, ты беседовал со своей богиней? — поинтересовался он как бы между прочим, поигрывая палочкой по ладони. Ньют рассеянно угукнул.
— И не сообщил.
— Это вас не касалось. Наказывайте, если хотите, я бы всё равно не сказал.
Гриндевальд тронул усы задумчивым жестом и убрал палочку.
— Не представляю, почему я терплю твои выкрутасы, Скамандер, — произнёс он, тоже начиная осматривать берег.
— Даже не знаю… — протянул Ньют с иронией. Гриндевальд хмыкнул.
Ньют простёр вперёд руку, встав у самой воды — и наткнулся на невидимую преграду. Гриндевальд тоже шарил по ней ладонями, выискивая слабое место, снова достал палочку. Искры заклинаний пролетали сквозь незримый щит, не причиняя ему никакого вреда, и Гриндевальд тихо выругался; финальным ударом по его самолюбию стал волк, преспокойно плюхнувшийся в воду с высокого берега и поплывший прямиком к острову. Гриндевальд проводил его кислым взглядом.
Ньют ухмыльнулся, отвернувшись.
Кто из них первым заметил лодку, они так и не поняли: возглас оба издали одновременно, когда она возникла буквально из воздуха и медленно поплыла к берегу, легко взрезая водную гладь. Лодка остановилась на мели недвижимо, лишь вёсла покачивались в уключинах, словно ждали, когда же их возьмут в руки.