Если у него и была мысль о том, что в западной спальне спит хозяйка дома, он быстро ее отбросил. Во-первых, зеркальность спален. Во-вторых, зеркальность кабинетов. Да, в комнате под западной спальней было гораздо больше книг и кейсов с дисками, было два стола и швейная машинка, коробки с пряжей и тканями, кружевами и цветами из бумаги, тут было множество мелочей, даже начатое вязанье, но ощущалась она такой же необжитой, как его собственный кабинет. Просто, похоже, у девушки по жизни было больше вещей и больше интересов. Компьютер на одном из столов пах свежим пластиком и, кажется, еще ни разу не включался. Не было похоже, чтобы кто-то садился на эти стулья, полностью выбивающиеся из общего стиля. Книги были расставлены по авторам и годам выпуска, и именно год выпуска совершенно новой, пахнущей типографией бумажной книги едва не сбил Грена с ног.
Он умер в две тысячи семьдесят третьем году. Он точно это знал.
На титульном листе новенького, ни разу ни открывавшегося тома «Джойлэнда» на английском языке стоял год две тысячи тринадцатый.
Грен сунул книгу на полку, потер виски. Книг было много, полки были плотно забиты до самого потолка. Вверху стояли книги на русском, и новых среди них было мало, гораздо больше потрепанных, старых, не раз читанных. На нижних полках новенькими обложками блестели книги на английском. Грен вынул несколько на пробу. Да, их ни разу не открывали. И они дублировали русские издания. Те же авторы, те же или почти те же названия. Оригиналы, не переводы. Грен пожал плечами. Он не видел смысла держать в библиотеке переводы, если оригиналы были доступны.
Кухню он обнаружил в последнюю очередь. Все то же дерево, блеск меди, фрукты в вазе на столе. Ни одного знакомого устройства.
Что-то прожужжало, щелкнуло — и по кухне поплыл свежий, сильный запах кофе.
— Кто здесь? — спросил Грен.
Что-то мелькнуло на краю поля зрения, он резко повернулся, но никого не увидел. В колбу старинной кофеварки закапала коричневая жидкость. Наверное, просто нервы на взводе, а кофеварка включилась по таймеру.
Он нашел холодильник, а в нем — масло, сыр, копченое мясо, фрукты, овощи, зелень, сливки и молоко. В деревянной коробке лежала еще теплая буханка хлеба. Он взял доску и длинный нож с деревянной ручкой и белым керамическим лезвием, сделал себе пару бутербродов. Отыскал в шкафчике чашки и налил кофе. Сел за стол и принялся завтракать. На пустой желудок в голову все равно не лезло ни единой разумной мысли.
После завтрака он поднялся в свою спальню, чтобы задуть свечу, потом спустился в гостиную. Положил пару поленьев в камин. От него исходило тепло, но жарко в комнате не было. Заглянул на кухню и обнаружил, что грязная посуда из раковины исчезла. Нашел дверь в подвал и спустился туда. Свет вспыхнул, едва он ступил на первую ступеньку лестницы.
Подвал был огромен и никак не разделен. Никакого дерева — бетонные колонны, бетонный пол, бетонный потолок. Это его почему-то обнадежило. Значит, все это дерево наверху — просто отделка. Но почему тут так пусто? В подвале стояло только устройство, в котором Грен опознал печь, и больше ничего. Как в подземном гараже незаселенного кондо. И ни одного окна.
Можно было еще поискать чердак, но о чердаке Грен не подумал. Ни в одном доме, где он бывал прежде, чердака не было. И он вышел во двор, постоял на крыльце, подставив лицо свежему ветру, подошел к воротам и оглядел дом от них. Нет, все-таки не бетон. Стены дома были сложены из цельных бревен, цоколь — из красно-коричневого с черными вкраплениями камня. Дом производил сильное впечатление, сильное, но неопределенное. Грен никогда не видел таких домов. Он привык к прямым линиям, четким очертаниям, к стали, стеклу и бетону. А этот дом выглядел… архаично.
Впрочем, двери двойного гаража выбивались из общего стиля. Они были стальные, хотя и крашенные под дерево. И с тихим рокотом поползли вверх, когда Грен подошел поближе.
Внутри стояли два автомобиля, зеленый и черный. Зеленый был точно того же оттенка, что и простыни в западной спальне. Черный — старомодный, хищный и стильный, зеленый — более сглаженный и спокойный. Грен открыл водительскую дверь черной машины, сел за руль, положил на него руки. Кожаный салон, кожаная оплетка руля. Приборы незнакомые, но что-то вроде намека на узнавание крутится в голове. Наверное, на то, чтобы освоить этот раритет, понадобится не так много времени. Хотя раритет ли?..
Сидя в машине, Грен перебирал все странности и неувязки, все анахронизмы и понимал, что единственная приходящая в голову версия страдает нездоровой фантастичностью. Так не бывает. Это невозможно. Все это, пожалуй, одна громадная мистификация и не более того.
К черту! У него просто не было ни единого логичного объяснения. Так или иначе, рано или поздно все разъяснится и окажется просто и незамысловато.
========== 2 ==========
Когда он вернулся в дом, там пахло табачным дымом, а в одном из кресел у камина, поджав ноги, сидела та самая девушка и курила трубку. Он вошел в дом, и она живо повернулась к нему — блеснула заколка в собранных на затылке волосах.
— Привет, — улыбнулась она, и Грен улыбнулся в ответ.
Он подошел к ней и сел в кресло рядом, вытянув ноги.
— Грен Эккенер, — представился он.
Она ненадолго задумалась, выпустила клуб сладкого дыма и сказала:
— Туу-Тикки. Пусть будет так. Замечательный дом, правда? Мне нравится этот стиль, но я еще никогда не встречала настолько полного его воплощения. Я имею в виду, я видела всякие фото, но это же просто квинтэссенция!
— Я сегодня впервые увидел дом в подобном стиле, — признался он. — У него есть название?
— Рустик. Ты давно здесь?
— Проснулся сегодня утром. А ты?
Она кивнула:
— Я тоже. А до этого я умерла.
— И я.
Они переглянулись, ощутив короткое мгновение полного взаимопонимания.
— Это не тот свет, — уверенно сказала Туу-Тикки.
— Согласен.
Он любовался ею, такая она была ладная, и славная, и даже платье, словно сделанное из здешней занавески, ее не портило.
— Я умер в две тысячи семьдесят третьем, — признался Грен.
— Я в две тысячи четырнадцатом, в декабре, — сказала она. — Интересно, какой сейчас?
— Я смотрел твои книги. Там нет ничего старше четырнадцатого года.
— Естественно, — кивнула она. — А что, они здесь?
— Как и мой саксофон.
Туу-Тикки обрадовалась:
— Так ты музыкант?
— А ты?
— А я кем только ни была… — отмахнулась она. — Все это уже неважно. Но как здорово, что тут рядом море! Я так давно на море не была.
— Ты с Земли?
— Ага, — снова пыхнула дымом она. — А ты разве нет?
— Я родился на Марсе, но умер на пути с Каллисто на Титан.
Туу-Тикки хмыкнула.
— Сейчас Солнечную систему только собираются осваивать. На Марс даже живых экспедиций не было, только автоматика. А ты отчего умер?
— Не хотел жить, — пожал плечами Грен. — Кроме того, с моим здоровьем я на Каллисто и так недолго бы прожил.
— Вот и я не хотела, — вздохнула Туу-Тикки. — Клиническая депрессия и все такое. Знаешь это ощущение — через пропасть в два прыжка? Чтобы что-то улучшить, надо найти силы-деньги-время, а чтобы найти силы-деньги-время, надо что-то улучшить.
— Да, — негромко сказал он. — Знаю. Как ты умерла?
— Самоубийство, — слишком оживленно сообщила она. — Двести таблеток спазмолитика, четвертинка водки — и подальше в лес. Спазмолитик расслабляет сначала гладкую мускулатуру, а потом и все остальное. Просто остановка дыхания во сне.
— У меня началось легочное кровотечение, — сказал он. — Мне помогли сесть в катер и отбуксировали на трассу между Каллисто и Титаном. Я задохнулся там, я думаю.
Туу-Тикки пододвинула к себе пепельницу и принялась вычищать погасшую трубку.
— И вот мы здесь, — задумчиво произнесла она. — У тебя нет идей, кто и зачем это сделал?
Грен покачал головой.
— Ни малейших. И в доме никого нет, кроме нас. Но кто-то включил таймер на кофеварке, он сработал, как раз когда я осматривал кухню.
— Я не слышала о кофеварках, которые позволяют выставить дату, так что этот кто-то должен был быть в доме не раньше, чем сутки назад, — предположила Туу-Тикки. — Хотя, конечно, всякое бывает.
— Ты еще не была на кухне?
— Неа. С утра я не хочу есть.
— А свой кабинет ты осматривала?
Она покачала головой.
— Я проснулась, привела себя в порядок и спустилась, вот и все. Мои трубки стояли на камине, — она махнула рукой. — Табак и спички были там же. Как ты думаешь, какая это страна?
— Мне бы знать, какая это планета, — вздохнул Грен. — И что все это вообще значит…
Туу-Тикки хмыкнула и потянулась, показав гладкие подмышки.
— Понятия не имею. Но идея собрать в одном доме пару самоубийц наводит на размышления. Кстати, а почему с легочным кровотечением ты не поехал в больницу?
Грен грустно улыбнулся ей.
— Клиническая депрессия и суицидальные намерения, — сказал он. — У меня не было ни цели, ни смысла, ни сил — ничего.
— Вот и у меня тоже, — вздохнула она. — Ну то есть я начала лечиться, а в декабре вдруг накрыло совсем. Кошка моя умерла, у меня денег не было на ветеринара, друзья мне помогли сначала, а потом все рассыпались как-то, потому что разовая помощь — это одно, а тянуть человека с депрессией постоянно — это совсем другое. Вот я и кончилась.
— У меня друзей не было, — сказал Грен. — И кошки тоже. А препараты от депрессии дали такие последствия, что лучше бы я не начинал.
Туу-Тикки положила трубку и погладила его по руке.
— Не грусти, хорошо?
— Я попробую, — улыбнулся он. — По крайней мере, я не ощущаю проблем с легкими и последствия приема антидепрессантов тоже исчезли.
— Тело поменялось? — понимающе спросила она. — У меня тоже, и сильно. Что озадачивает. Не знаю как в твои времена, а в мои медицина такого уровня еще не достигла. Если бы я была в отключке несколько месяцев, я бы на ноги не могла подняться без курса физиотерапии, а тут проснулась, подорвалась и поскакала.
— У меня должны были бы остаться хотя бы шрамы, — согласился Грен. — Ни шрамов, ни родинок, как заново слепили.
— О, ты тоже заметил? У меня не только шрамы и родинки исчезли, кстати. И волосы отросли. Я в августе побрилась наголо, жарко было очень. А проснулась — опа, у меня вообще никогда такой гривы не было. Вот досюда, — она провела ребром ладони по ягодицам, — отрастали, было дело.
— У меня просто отросли сантиметров на двадцать, наверное. Я давно ношу длинные волосы.
— И это здорово! — улыбнулась Туу-Тикки. — У тебя совершенно роскошная грива.
По комнате разнесся странный стеклянный звук. Туу-Тикки первая повернулась к большому зеркалу, висящему между камином и экраном. Зеркало пошло волнами, выгнулось, и из зазеркалья в гостиную шагнул высокий беловолосый парень в черной кожаной одежде. У него были широкие скулы, раскосые ярко-зеленые глаза, в одной руке он держал толстую кожаную папку, а в другой — тлеющую сигариллу, распространявшую вишнево-табачный запах.
Туу-Тикки развернулась в кресле, чтобы лучше его видеть. Грен встал.
— Привет, — сказал парень и сел в свободное кресло, швырнув папку на столик. — Проснулись, осмотрелись, покурили — пора за работу. Грен, сядь.
Грен опустился в кресло так резко, словно его ударили под колени.
— Представиться не хочешь? — нежным голоском спросила Туу-Тикки.
— Йодзу Ри-Онна, — ухмыльнулся он. Говорил Йодзу почему-то на русском. — Представитель заказчика. Аванс вы уже получили.
— Здоровье, — кивнула Туу-Тикки. — Так?
— Его, — подтвердил Йодзу.
— Кто ты и что от нас требуется? — спросил Грен.
Йодзу повернулся к нему.
— Терпение, терпение. Все у вас будет и все от вас будет.
— Почему мы? — Туу-Тикки снова развернулась в кресле и натянула на колени измявшийся подол. — Самоубийц тысячи, даже здесь.
— Ты хоть представляешь, где это — здесь? — поинтересовался Йодзу.
— Земля, я думаю, — пожала плечами Туу-Тикки. — Или нет?
— Земля, США, Сан-Франциско.
Туу-Тикки рассиялась улыбкой и пару раз хлопнула в ладоши.
— Ура! — радостно сказала она. — Город мечты, климат мечты.
— Для кого как, — заметил Грен. — Какой сейчас год?
— Две тысячи пятнадцатый по местному времени.
Туу-Тикки хмыкнула и задала неожиданный вопрос:
— А это которая Земля?
— Для тебя неважно, — ответил Йодзу.
— Я английского не знаю, — пожаловалась Туу-Тикки.
— Решаемая проблема.
Йодзу открыл папку и достал две небольших синих книжечки с закругленными углами. Одну протянул Туу-Тикки, другую — Грену. Грен открыл свою. Прочитал текст, всмотрелся в фотографию.
— Уууу… — протянула Туу-Тикки. — Ну ладно, в конце концов, я не обязана представляться всем и каждому паспортным именем. Он настоящий?
— Настоящий, — кивнул Йодзу. — Но это так, вишенка на тортике. О противостоянии Хаоса и Порядка как вселенских принципов представление имеете?
— Хаос всегда нравился мне больше, — улыбнулась Туу-Тикки.
— Про Дорогу между мирами знаете?
Она кивнула. Грен покачал головой.
— Ок, она, — он ткнул окурком в сторону Туу-Тикки, — расскажет тебе. На Дороге есть кабаки, таверны, гостиницы, мотели и прочее в том же духе.
— Так, — кивнула Туу-Тикки. — Дом на перекрестке?
— Вроде того, — подтвердил Йодзу.
— То есть вся эта роскошь не про наши души? — она обвела дом широким жестом.
Йодзу рассмеялся.
— Вам здесь жить. И тебе, и ему. Принимать гостей и все такое.
— Я сдохну на одной только уборке, — пожаловалась Туу-Тикки. — Сколько тут комнат-то?
— Пятнадцать, — сообщил Грен. — И пять ванных комнат. Плюс кухня.
Йодзу усмехнулся и щелкнул пальцами. Воздух перед камином зазыбился, замерцал и сгустился в семь призрачных фигур. Туу-Тикки прищурилась и спросила:
— Домовые духи?
Йодзу наклонил голову.
— Чем благодарить?
— Молоко, пиво, табак, на годовые праздники — вино или что покрепче. Ну и эмоции, разумеется.
— Я из линейки эмоциональной активности, — непонятно сказала Туу-Тикки. Оглядела Грена, словно только что его увидела. — Кажется, ты тоже.
— Именно, — подтвердил Йодзу.
Грен смотрел на духов с опаской. Они колыхались, как отражения в неспокойной воде. Рост, плотность, очертания все время менялись. Он не то чтобы не верил в духов — в глубоком космосе не бывает убежденных атеистов, — но до сих пор слышал только байки о них. Он коротко поклонился и сказал:
— Спасибо за завтрак.
Второй слева дух как-то особенно заколыхался. Грену показалось, что он расслышал слабое, словно издалека доносящееся хихиканье.
— Что делают они и что делаем мы? — сосредоточенно спросила Туу-Тикки. То ли она не впервые видела духов, то ли ее представления о мире были куда шире, чем у Грена.
— Вы — принимаете гостей. Тепло, дружелюбие, поддержка, помощь — на вас двоих. На них, — он кивнул на духов, — хозяйство. Стирка-уборка, готовка-мойка, цветы польют, постель заправят, если надо — подготовят к выходу в свет. Кровью не угощать, но можно приносить жертвы на праздники, знаешь же, какие?
— Праздники — знаю. Жертва — волосы, спиртное и все такое?
— Умница, — похвалил Йодзу. — Огонь кормить отдельно.
— Что за гости? — спросил Грен.
— Все, кто придет с Дороги, — пояснила Туу-Тикки. — А если не с Дороги придут?
— Для прочих этот дом невидим.
Туу-Тикки нахмурилась. Йодзу вздохнул и сказал:
— Курьеры, почтальоны, полиция дом видеть будут. Гостей — как когда. Левый народ с этой Земли его не увидит. Дорожники будут знать. Кстати, лечить за вас духи не будут.
— Это само собой, — кивнула Туу-Тикки. — Что нам делать, если понадобятся антибиотики?
Йодзу вытащил из кожаной папки прозрачную.
— Тут рецепты на антибиотики, обезболивающие, антигистамины, седативы — на самое необходимое. По мере устаревания будут меняться даты.