— Мы так живём уже пятый век, — жёстко усмехнулся барон. — Но хоть как-то защититься… Да, надо будет примерно прикинуть стоимость работы. Каменщиков всё равно нанимать для починки крепостной стены, пусть заодно скажут, чего и сколько.
— Кого ты слушаешь, Георг? — проскрипела старая баронесса. — Что она вообще понимает?
— Ну, например, матушка, — суховато ответил почтительный сын, — благодаря Елене, мы в прошлом году заплатили налогов на треть меньше обычного. Так что кое в чём она всё же разбирается.
— Ну так и наняли бы её управительницей, — презрительно сказала старуха. — Замуж-то зачем было брать?
Можно было ответить, что управителям надо платить. Хорошим управителям — платить много. А она сама заплатила за титул для своей дочери десять тысяч наличными. Но посмотрев на баронессу, Елена только пожала плечами. Старушка уже явно выживала из ума. Ложку в ухо не совала, и на том спасибо. И спорить с нею, обижаться на неё — всё равно что на храмового дурачка злиться. Занятно, думала она, шестидесятилетие отца тоже ведь не за горами, но представить себе Августа Ферра таким вот побитым молью чучелом, наверное, даже его злейшие враги не смогли бы. Скорее всего, отца на седьмом десятке прихватит сердечный приступ или удар прямо за рабочим столом с кипой счетов или новыми чертежами. Может быть, матушке барона следовало бы нагружать мозги, чтобы не разучиться ими пользоваться? Хоть дамские романы читать, что ли. У Аделаиды они точно есть: Дианора обиделась, когда Елена посмеялась над героиней «Грозы над горами», стало быть, читала и даже близко к сердцу приняла, дурочка маленькая.
— Тётушка, — Аделаида покривилась, но Кристиан упрямо мотнул головой: законная жена родного дяди — это кто? Уж точно родня поближе каких-то надутых старух! — Я видел, вы привезли с собой книги. Можно мне что-нибудь взять?
— А если это «Испытания любви»? — улыбнулась Елена.
— Тогда их попросит Дина, — хихикнул мальчишка. Сестрица фыркнула и показала ему язык, но под строгим взором отца оба сели прямо и напустили на себя примерный вид. — Я, кажется, видел у вас «Дневники наёмника», — безупречно вежливо проговорил Кристиан. — Вы позволите мне взять один из томов? Я буду очень аккуратен, честное слово.
— Это приличная книга? — спросила Аделаида, строго глянув на Дианору. — «Дневники наёмника» звучит чересчур… — она замялась, но быстро нашлась: — натуралистично.
«Ого, какие слова знает госпожа баронесса! — восхитилась Елена. — А ничего, что мальчишке уже четырнадцать и он уже наверняка начал по девкам шастать в отцовском-дядюшкином духе? Со старшим братом на пару?»
— Я не советовала бы её сире Дианоре, — сказала Елена, опять не сдержавшись и пожав плечами, — но только потому, что Эрлан Краснолесский чересчур увлекается подробностями схваток: кому куда прилетела стрела или огненный шар, кого и чем пырнули, сколько крови при этом вытекло и какие части обгорелой одежды пришлось срезать с раненых. Но сир Кристиан сам уже участвовал в нескольких дозорах и даже в бою побывал — вряд ли его этим шокируешь.
И написано было точно не для девушек из приличных семей, потому что им и слова такие знать не полагалось. Это Елена, с её детством, отчасти проведённым в мастерских и на складах, сама могла любому наёмнику проникновенно объяснить, кто он такой, кто его зачал и в какой позе, и куда ему следует пройти, чтобы заняться там любовью с… ну, на его выбор: огром, мантикорой, самим собой… А сира Дианора и знать не должна, что такое… м-м… ну, хотя бы «ублюдок». Незаконные дети ведь должны именоваться бастардами. И их вообще не должно быть на свете, и если бы не безголовый дядюшка, притащивший своего бастарда в замок, Дианора даже догадываться не должна была о том, что дети могут появиться без брака. И почему родители требуют от детей, дочерей особенно, каких-то немыслимых добродетелей? Сами-то в их годы…
— Ого, — заинтересовавшись, сказал Генрих. — А мне тоже можно?
Про старую баронессу все подзабыли, а она вдруг громко и отчётливо произнесла:
— Нет, мальчики, я вам запрещаю брать что бы то ни было у этой дряни.
Над столом повисла неловкая тишина, даже Аделаиде стало неудобно за свекровь. Елена, не удержавшись, прикрыла ладонью глаза. Зачем люди хотят долго жить? Лучше уж умереть в неполные пятьдесят, чем превратиться вот в такое.
— Сир Георг, — сказала она с тяжким вздохом, — возможно, мне следует питаться у себя? Поучить с вашим сыном столовые приборы я и отдельно могу, хотя за столом это, конечно, удобнее — постоянно, день за днём, незаметно бы само собой всё запомнилось. Но я так раздражаю вашу матушку, что, наверное, лучше будет мне не мозолить ей глаза.
Барон глянул на устрашающее количество пыточных инструментов возле тарелок старших детей (Генрих, подумав, тоже присоединился к брату и сестре в их попытках выучить всё это).
— Матушка, — сказал он ровным, но ледяным тоном, — в этом замке пока что хозяин я, и запретить что-то своим детям могу тоже только я. Будьте добры вести себя достойно баронессы Волчьей Пущи и не оскорблять законную супругу моего брата. Госпожа Елена, — он перевёл взгляд на неё, — я приношу извинения за мою мать. Старая больная женщина с привычками и понятиями полувековой давности… Надеюсь, вы понимаете.
— Конечно, сир Георг, — слегка наклонив голову, проговорила Елена. — Я всё понимаю. Вам не за что извиняться.
Не за что извиняться и злиться глупо, но войдя в спальню, Елена первым делом хватила об стену чашку. Расписанные золотистыми лютиками осколки с жалобным звоном брызнули в стороны, и ещё, и ещё… остались три чашки — как раз выпить вечером чаю с наёмницами, если заглянут. А завтра купить новый сервиз, всё равно вон на этой чашке скол сбоку — Герта то ли в самом деле не удержала её в руке, то ли крутила-вертела, пока не приложила об угол стола. Есть же такие люди, которым прямо-таки необходимо всё ломать и портить, просто между делом. Герта, кажется, была из них. Дети, конечно, часто ломают, рвут и пачкают вещи, но даже за Тео Елена не помнила такой потребности пройтись смерчем. Или это в ней разочарование говорит? Так хотела быть хоть кому-то тут нужной, а всё, чего от неё хотели — сладкого чаю с пирожками.
Она поставила обратно на тумбочку слегка побитую чашку, с нервным смешком подумав, что уцелела именно побитая — как всегда, из целого сервиза остаётся либо чашка с трещиной, либо сколотая сбоку, либо оставшаяся без ручки. После вспышки она почти успокоилась и даже сбор осколков, разлетевшихся по всей комнате её не раздражал. Можно было, конечно, позвать служанку и поручить это ей, но про осколки, валяющиеся у камина, не соврёшь, что нечаянно смахнула сервиз с тумбочки и кое-как успела удержать только половину.
«Девять богов, — подумала Елена, раз за разом нагибаясь к бурому войлоку, на котором белые с зелёным и золотистым осколки отлично были видны, не пропустишь, — как же хорошо, что дорогого супруга нет. Только его мне сейчас не хватает для полного счастья!»
========== Часть 15 ==========
Гремучая не замерзала ни в какую зиму, разве что у берегов нарастал ледок. И глыбы Козьих Камушков покрывались ледяной коркой, так что по ним не могли уже проскакать даже гоблины, оставалось присматривать только за Нижними Бродами. Разбойники, понятно, тоже добавляли хлопот, но всё же не были такой опасностью, как горные орки, оголодавшие в своих скалах настолько, что в разгар зимы лезли форсировать реку, и летом-то весьма неприветливую. Форсировать по колено, а то и глубже, в холодной до судорог воде, течением сбивающей с ног даже здоровенных орочьих бойцов; по хрустящему, проламывающемуся под шипастыми подошвами льду; под обстрелом с западного берега… на котором, на беду людей, не имелось ни скал, ни прочих возвышенностей — в отличие от восточного, где хватало удобных мест, чтобы разместить стрелков. Хорошо, хоть стрелки из орков… хуже, наверное, только гномы.
А ещё у клыкастых откуда-то завёлся колдун, и это было странно. И паршиво, хоть колдун был, похоже, не очень силён, потому что огненными шарами швырялся не слишком часто, недалеко и не сказать чтобы метко. Но теперь понятно становилось, как орки сумели так быстро поджечь крепостную стену: горное масло от одной искры не разгорится, надо долго щёлкать кресалом над трутом, чтобы потом сбросить разгоревшийся комок сухого мха в масляную лужу. А ты ещё попробуй его подожги, когда только что перебрался через неглубокую, но очень бурную реку, промокнув до костей от ледяных брызг. Сильному стихийному магу, если верить Каттену, достаточно было просто пальцами щёлкнуть, чтобы приготовленная растопка вспыхнула. Да-да, даже Ледышке Фриде, хотя она предпочитала морозные чары и остудить кипяток могла, просто подержав чашку в руке. Слабый или кое-как обученный маг должен был бы прочесть заклинание и сделать пасс, но это всё равно быстрее и надёжнее, чем возиться с огнивом и трутом. Просто бросить в потёки горного масла огненный шар…
Ну, только подумал про огненный шар — и вот он, летит, сволочь! А уворачиваясь, Ламберт поскользнулся и грохнулся в мешанину размолотого сапогами прибрежного льда, под которым не только текла холодная до остановки дыхания вода, но и притаились здоровенные булыжники. Так что дыхание остановилось ещё и от резкой боли в боку. «Ребро сломал», — понял Ламберт и чуть не взвыл от боли и досады. Не потому, конечно, что рана был совсем не геройская — это Генрих мог по молодости лет страдать, что ногу сломал, свалившись с лошади, а не в схватке с бандитами. Нет, беда была в том, что Максимилиан лежал в замке с простреленным бедром (ещё и шутить пытался: «Самое важное цело, я прикрывал!») и сменить Ламберта, обречённого месяц ходить в тугой повязке, в которой ни нагнуться, ни вздохнуть поглубже, было некому. Впрочем, опять же можно было утешаться тем, что после неудачного нападения орки обычно делали перерыв самое малое — на всё те же три-четыре недели, чтобы подлечить своих раненых.
Он попытался встать, но в битый лёд в опасной близости с ним врезался ещё один огненный шар, разбрызгивая клочья колдовского пламени. Ну, нет худа без добра — вымокший мех зимней куртки защитил бы, наверное, и от прямого попадания. Ламберт забарахтался активнее, потому что орки отступали, огрызаясь, и надо было удерживать распалённых боем дураков, особенно из молодых, чтобы не вздумали гнаться за ними на восточный берег. Он с трудом встал, перекосившись на пострадавший бок — и схлопотал-таки огненный шар в живот. Похоже, орочий колдун нацелился именно на него.
И опять его спасла мокрая меховая куртка и не менее мокрые, в налипших льдинках кожаные штаны. Ламберт заорал, потому что вода закипела, с шипением испаряясь с одежды, но даже покатившись снова по ледяной кромке, сумел подумать, что шар, кажется, был слабенький — если ни Фрида, ни Эрлан Краснолесский не врали про умения настоящих боевых магов, то от огненного шара магистра боевой магии никакая мокрая шкура не спасла бы. Хорошо, наверное, иметь такого на службе: махнул чародей рукой — и стеной встало ревущее пламя, щёлкнул пальцами — и молния ударила в кое-как держащуюся на честном слове и ледяной корке осыпь, сдёрнув её со склона… Только Алекс Шторм, помогавший защищать Чистую Заводь во время её осады, за свою службу получил приличный такой кусок земли и рыцарское звание. Что могли бы ему предложить бароны самого северо-востока людских земель? Разве что тоже кусок земли, который надо ещё как-то суметь защитить…
Это была, во-первых, несусветная глупость, во-вторых, прямое нарушение приказа супруга «Из города ни шагу!» Но сир Ламберт (и не только он) не раз и не два говорил, что орки нападали по-рысьи: один прыжок — и если не получилось завалить добычу с первого броска, попыток уже не повторяли, отходили в свои горы. Тем более, что раненых выхаживать надо было и им.
Так что она навязалась в компанию к целителю, которого прискакавший под утро гонец срочно звал к Нижним Бродам. Велела погрузить в розвальни мешок дорогой муки и десяток срочно забитых кур (не солониной же кормить раненых!), несколько бутылок красного вина, которое сама терпеть не могла, но о котором слышала, будто оно очень полезно при потере крови, и лично обменяла у Аделаиды две новенькие наполовину шёлковые простыни на такие, которые уже не жалко пустить на повязки и просто на тряпки. Баронесса, к чести её, ни словечком не заикнулась про скупердяев-суконщиков, прячущих по своим сундукам дорогие вещи, а быстренько притащила из кладовки целую стопку старого постельного белья: «Посмотрите сами, что разорвать, а что в форте ещё пригодится». А целителю впихнула в руки куртку из волчьего меха, подшитую тут и там кольчужной сеткой: «Ничего не знаю, супруг велел одеть вас потеплее! А эта ещё и от стрел защитит хоть немного». Кажется, господин Каттен быстро и надёжно избавил её и от мигрени, и от женских болячек, раз она так близко к сердцу приняла заботу барона о нём.
Ехать было довольно далеко, да и дорогу порядком замело. Лошади проваливались в рыхлый, ещё не слежавшийся снег, розвальни двигались словно бы рывками, так что бутылки в ящике то и дело недовольно позванивали. Плыли мимо деревья в снежных кружевных шалях, долины, укутанные пуховыми одеялами, заметённые до половины частоколы сёл, спрятавшихся за этими оградами так, что дома даже не были видны с дороги, только уходили в ясное небо кудрявые дымки. Елена, плотно укрыв ноги медвежьей шкурой, лежавшей в санях, завернувшись в короткий щегольской плащик, полностью сшитый из чернобурок (по меркам Озёрного, подарок был прямо-таки королевским, но Ламберт на недоверчиво-восхищённый выдох супруги только глянул удивлённо: «Это же просто лисьи шкурки»), Елена с любопытством смотрела по сторонам, но ей довольно быстро это наскучило: зимние виды, что и говорить, были красивы, особенно на солнце, сиявшем в бледно-синем безоблачном небе, однако чересчур уж однообразны.
Охранять целителя и невестку барон послал троих своих бойцов, и разумеется, Елену сопровождали её наёмницы. Фрида, невеликая любительница ездить верхом, тоже забралась в сани, так что Елена с чистой совестью села поближе к ней, чтобы не мёрзнуть — прижиматься к постороннему мужчине, даже чтобы просто согреться, на глазах у людей барона было бы, наверное, не лучшей идеей.
— Зря покойный барон третьего сына отдал храму, — заметила Фрида. — Остался сир Георг всего с двумя братьями, а здесь всем пятерым дела бы хватило.
— Если сир Алан тоже уйдёт в послушники, а сир Кристиан — служить графу, то сир Генрих останется вообще с одним Роландом, — кивнула Елена. — Я понимаю, у барона и вассалы есть, но впечатление такое, что по-настоящему сир Георг доверяет только родным братьям.
— Ну, у сира Генриха будет ещё и кузина, обученная военному делу, — чуть усмехнулся Каттен. — Я посмотрел, как она тренируется — она ещё младшего кузена за пояс заткнёт. Просто страсть у девицы бить и крушить, отцовская кровь, что ли? Вроде бы мельникам не положено быть такими агрессивными.
— Она наконец дорвалась до возможности утереть кое-кому нос, даром что он не в муке.
— Не в муке?
Елена объяснила про «мучной нос».
— А-а, — сказал Каттен, — понятно. Да, с таким стимулом она будет отличной ученицей.
— А ей ещё и Симона сказала, — прибавила Фрида со смешком, — глянь, дескать, хоть на матушку свою, хоть на жену отца — обеих выдали замуж и согласия не спросили, а попробовал бы кто её, сиру Симону, вот так к алтарю потащить.
— Ей бы стоило всё-таки завести детей, — с неодобрением заметил целитель. — Хоть одного. Бастард — не бастард, а у большинства законных младших сыновей имения столько же. Всё, что в седле его коня. Уж на коня и на меч для сына она бы точно деньги нашла.
— Деньги легко, — согласилась магичка. — А имя? Она слишком привыкла к тому, что она Симона из Люпинов, шестнадцатое колено благородной крови, а сын или дочь как будут называться? Дочь особенно: найди-ка приличного мужа незаконнорождённой девице. Это я больше маг, чем сира, а у Симоны одно утешение в жизни — её родословная.