— Хорошо, — выдохнула Катриона. Она всё же побаивалась, что Меллер скажет что-нибудь вроде: «Вязы твои, наследники Вязов тоже твои — ты и думай, как их потом устроить в жизни».
— Спальни отдельные, кабинеты отдельные, он не вмешивается в твои дела, разве что ты попросишь его помощи, ты не трогаешь его счета и гроссбухи.
— Носим браслеты, числимся супругами, но остаёмся чужими людьми, — через силу усмехнулась она. — Всё, как он и говорил. Постараюсь обойтись без его помощи, у него своих дел будет выше головы.
— А вот это ты зря, — возразил барон, свернув листы и похлопывая ими по ладони. — Я помню, как Елена в первый раз рассчитала наши налоги, следуя сборнику гражданских законов, и сборщик получил их на треть меньше, чем обычно.
— Я же плачу десятину зерном вам и подушный налог в казну, что там пересчитывать? — удивилась Катриона.
— Я тоже всю жизнь так думал, девочка. А потом оказалось, что с налоговым чиновником можно поспорить, чего и сколько мы должны. — Он мечтательно улыбнулся, видимо, с удовольствием вспоминая тот спор. — Всего-то и надо было, чтобы с чиновником схлестнулся делец, который за медный грош сам удавится и соперников потравит, а не благородный сеньор, которому главное — своих людей как-то бы защитить. Если младший Меллер предложит тебе помочь, ты не теряйся, пользуйся. Этот парень уже столько всего знает и умеет… Я вот подумываю старшего спросить, нет ли у него какого-нибудь троюродного племянника из непризнанных бастардов, чтобы взять его Карлу в помощники, а потом управляющим сделать, когда Карл совсем сдаст.
Катриона промолчала. Не её это было дело — давать советы сюзерену, да к тому же мужчине чуть ли не втрое старше, чем она. Да и не спрашивал он её ни о чём, так, мысли вслух высказывал.
— Сир Эммет знает, что я заключаю брак с бакалейщиком? — спросила она. Понятно, что об этом всё баронство рано или поздно узнает, но пока что сплетен не хотелось бы. Что бы там ни обещал Меллер-Вебер, а дядюшка Артур вполне мог заявиться в Вязы и потребовать, чтобы Катриона стала супругой тому, кого укажет ей он, а не барон Волчьей Пущи.
— Ни он, ни сир Вениамин, ни его старший брат и ни отец Аларики — никто ещё не знает. Знают, что будет строиться новая крепость и что девочка получит в приданое вклад на сотню марок под семь с половиной процентов годовых. Я им сказал, что Меллерам, чтобы спокойно вести дела, нужно, чтобы крепость хорошо охранялась. Поэтому они готовы потратить ещё немного денег для того, чтобы надёжно привязать к ней молодого, но способного и ответственного командира егерей.
Катриона, поразмыслив, кивнула. Да, можно и так сказать. Могло даже быть, что её репутация Меллеров вообще не интересовала, а вот сира Эммета они могли заприметить и постарались подгрести его к себе поближе. Он ведь действительно был неплох, это даже сир Кристиан признавал, притом что он довольно ревниво относился к чужим воинским талантам. И наверняка сир Эммет оценит, как ему повезло — младшему племяннику владетеля деревушки ещё меньшей, чем Вязы, получить в супруги милую и хозяйственную девушку, да ещё и приличное приданое… Хотя, может быть, он гадает, нет ли тут какого-нибудь подвоха? Для его семьи, как и для Катрионы, сто золотых — деньги немалые. Правда, Меллер говорил о вкладе, не о наличных. Но ведь такие бумаги вроде бы можно продавать?
— У тебя есть ещё какие-то пожелания? — спросил сир Георг. — Пока ещё договор можно исправить?
— Нет, — подумав, сказала она. — Разве только вписать в него моё требование не ссориться с дриадами и не пытаться их обмануть. Мы-то с ними всегда вели дела честно, а тут приезжие, да ещё торговцы… Да ещё какие торговцы, — то ли с завистью, то ли с осуждением, сама толком не поняла, прибавила она. — Чтобы вот так заболтать дриадских дозорных — это я не знаю, кем надо быть. Может, у Меллеров правда в роду сирены были? Ведь смотреть не на что, а как заговорит или споёт, уши развесишь и слушаешь, открыв рот. Вот как они это делают, а?
Барон только посмеялся, однако Катриона была уверена: это просто потому, что его Меллеры ещё даже не начинали охмурять. Наверное, пока ещё незачем. Но это пока. Слова Меллер-Вебера о масляном прессе она запомнила.
Оставшееся до Солнцеворота время пролетело, как обычно, за хлопотами — и будничными, и предпраздничными. Катриона сшила-таки себе сорочку, которую не стыдно было надеть под платье с шёлковыми рукавами, и даже потратила остатки серебряной канители на то, чтобы вышить на груди что-то вроде оберега. Глупости, конечно, но её и правда беспокоило то, как легко Меллер входил в доверие к людям и не людям… и как легко было, слушая его голос и прикрыв глаза, напрочь забыть о том, кто он такой на самом деле. Не красавец-эльф или фейри, не бард-похититель женских сердец — обыкновеннейший с виду тип, да ещё из третьего сословия. И однако же, думала Катриона, это сир Кристиан уговаривал его провести ещё хоть одну ночь вместе, а не наоборот. Что ещё этот Крысик умеет такого, чтобы сын барона, теряя лицо, откровенно навязался ему, только что на козлы рядом не сел, чтобы поговорить на прощание? Даже боязно как-то становилось.
Он приехал за два дня до праздника. Впрочем, не «он приехал», а сначала прискакали верховые наёмники; потом во двор крепости вкатилась, мягко покачиваясь на гномьих рессорах, карета вроде той, в какой Елена Ферр дважды в год наведывалась в Волчью Пущу; а потом втянулся продрогшей змеёй целый обоз. Ну, это Катриона преувеличила, конечно, но три такие же, как осенью, фуры предстояло куда-то поставить, а лошадей из них выпрячь и разместить. И ту пару, что тянули карету. И тех, на которых приехали наёмники. И самих бойцов и возчиков где-то устроить.
Но главное, дверцы кареты распахнулись разом с обеих сторон, из неё одновременно выбрались двое молодых мужчин, один придержал под локоть грузного пожилого господина с тростью, другой подхватил высокую сухопарую даму в куньем манто. Катриона озадаченно нахмурилась, спускаясь во двор и разглядывая гладкий тёмный мех, спадавший с узких плеч: его величество ещё два десятка лет назад своим указом дозволил простолюдинам носить крашеные в любые цвета простые ткани, но парча, бархат и шёлк третьему сословию всё так же были запрещены, а с ними и соболя, куницы, горностай… золото, серебро и драгоценные камни тоже.
Катриона поплотнее запахнула на груди лисью безрукавку и двинулась навстречу нежданным гостям. Все четверо собрались перед крыльцом, и когда она подошла ещё немного, мужчины разом поклонились, а дама сделала лёгкий книксен, приветствуя хозяйку, даром что та ей в дочери годилась.
— Добрый день, — растерянно проговорила Катриона, внутренне обмирая от опасения опозориться перед этой просто, скромно даже (не считая куниц, конечно), но всё равно наверняка страшно дорого одетой компанией… да дело было не в их богатстве даже, а в том, что они-то правила этикета знали назубок, она же только и смогла, что поздороваться со всеми разом, потому что понятия не имела, с кого начинать. Разумеется, она тут же на себя разозлилась за этот страх. И тем более не рискнула лишний раз рот раскрыть, чтобы со злости не брякнуть что-нибудь совсем уж неуместное.
— Добрый день, сира Катриона, — сказал Гилберт Меллер. — Позвольте представить вам сиру Маргариту из Устья Белой, фаворитку моего отца. — Дама, с доброжелательным любопытством глядя на Катриону, протянула ей узкую холеную руку, на которой странно и чужеродно смотрелась медная печатка с мельничными крыльями, и Катриона осторожно подержала холодные гладкие пальчики в своей мозолистой, как у служанки, руке. — Мой отец Фредерик Меллер. — Пожилой господин ещё раз поклонился. — Мой единокровный брат Томас. — Тот поклонился тоже, а Катриона отстранённо подумала, что да, сын фаворитки красивее законного отпрыска и, если сложением удался в матушку, толстым хомяком ему не стать даже при желании. В отличие от Гилберта, которому наверняка только беспокойная, в вечных разъездах, жизнь не давала превратиться в него уже сейчас, задолго до сорока’, когда толстеть начинают многие, просто в силу возраста. — Простите, что без предупреждения, — продолжил младший Меллер, — но я до последнего не знал, успеют ли к сроку мой отец и тётушка Маргарита. А ещё эти бесконечные метели, точно Излом Зимы на подходе, а не Солнцеворот.
— Да, конечно, — вздохнула Катриона, справившись наконец с собой и сообразив, что ничего особенного от неё и не требуется — просто принять гостей. — Пожалуйста, входите. Господин Меллер, вам и сире Маргарите, думаю, хватит одной комнаты? Ме’ста у нас немного, придётся потесниться, потому что сразу после праздника приедут барон и сир Эммет с женой. Сир Георг вряд ли останется дольше, чем на день, но сир Эммет и сира Аларика будут жить в крепости.
— О, не беспокойтесь, дорогая, — улыбаясь, сказала сира Маргарита. — После целой череды трактиров вам меня ничем не напугать.
========== Глава 9 ==========
В одной из фур Меллеры привезли обстановку для той комнаты, которую выбрал для себя будущий супруг Катрионы. Кровать, бюро, пара стульев, шкаф для одежды, шкаф для книг, здоровенный стальной ящик с дверцей, запиравшейся на замок… После того, как всё это было расставлено, в ту же комнату натащили ящиков и коробок со всяким добром, и пока мужчины знакомились с Вязами и их нехитрым хозяйством, сира Маргарита разбирала всё это, собственными ухоженными ручками раскладывая по полкам и развешивая в шкафу. Катриона спросила, не нужна ли ей помощь, та ответила, что забот у хозяйки перед праздниками наверняка и так хватает, но если сире Катрионе надо просто задать потихоньку кое-какие женские вопросы, то она легко получит на них исчерпывающие ответы. И самый первый вопрос, наверное, почему на свадьбу Гилла приехала фаворитка его отца, а не матушка? Катрионе, честно говоря, было не очень-то интересно, почему, но из вежливости она спросила.
— Она совершенно не выносит поездок в карете, — пояснила сира Марагрита. — Её укачивает до тошноты, до мигрени. Она, бедняжка, очень расстраивалась, но решила всё-таки остаться дома.
— Да уж, — пробормотала Катриона. Обидно, конечно, но мучиться самой и мучить спутников всю дорогу… Лучше уж и правда дождаться, когда сын сам приедет повидаться с матерью и старшими братьями — он же говорил ещё об одном сводном и двух родных, если она ничего не перепутала?
Она рассеянно провела пальцем по золотистым завитушкам плафона — Меллер привёз себе лампу, очень похожую на ту, что стояла у Елены Ферр, только колпак у неё был не из кусочков цветного стекла, а полностью зелёный с узором из блёсток, как-то вплавленных в стекло. Катриона бы тоже такую хотела. И маленькую переносную горелку, чтобы прямо у себя за столом потягивать грог. И ещё много чего, список был бы куда длиннее её родословной. Но не клянчить же всё это у своего богатого консорта.
Сира Маргарита меж тем набрала целую стопку книг из ящика и принялась расставлять их на полках, непонятно как сортируя — что-то вниз, что-то вверх, что-то посередине. Катриона продолжала рассеянно разглядывать лампу. Не новую, кстати. И плафон чуть-чуть сколот с краю, и медное колёсико сбоку порядком потёрто, а на основании вообще имелась заметная вмятина, словно рядом с лампой роняли что-то тяжёлое, так что и ей краешком перепало. Меллер не любит тратить деньги попусту, или вот эта лампа чем-то ему дорога и он не хочет менять её на новую? Или просто для деревни и такая сойдёт?
— Если вам не нужна моя помощь, — словно очнувшись, сказала Катриона наконец, — я пойду, пожалуй. Решим с кухаркой, чего и сколько ей нужно на праздник.
Сира Маргарита посмотрела на неё в сомнении, но только покачала головой. Наверное, всё-таки следовало расспросить её о том, каким был в детстве и каким может быть сейчас Гилберт Меллер, но ничего спрашивать не хотелось. Понятно и так, что семья для Меллеров — это серьёзно, если фаворитка, больше похожая на младшую супругу, каких вроде бы заводят на востоке, поехала вместо жены за своим покровителем через полстраны на бракосочетание его сына, а сводные братья ведут себя как родные. Ближе и теплее иных родных, сколько Катриона могла заметить.
Но с нею-то он просто заключает брак, полезный для обоих. Так какая разница, в кого он был влюблён когда-то в юности и с кем собирал потом осколки разбитого сердца? Катрионе до его сердца не было никакого дела, как и ему — до её. Ведь так?
Солнцеворот прошёл как обычно, весело и шумно, с песнями, играми, плясками… драками, куда ж без них?.. разве что столы были накрыты побогаче обычного — тут уж Меллеры постарались. Они и для всяких игр и забав привезли целый ящик разного добра в награду: гладких дорогих полотенец с узорами, вытканными из цветных нитей, крашеных поясов с медными пряжками и бляхами, ярких платков — и мужских шейных, и женских полушалков… Прикармливали, в общем, Вязы. Учили с рук есть.
Достался подарочек и матери Кларе, очень недовольной тем, что старшая жрица зачем-то заставила свою помощницу ночевать в этой убогой дыре. Понятно, что солнце в это время года проходит краешком неба, в полдень по самым макушкам деревьев проползает, и темнеет рано, а волки уже потянулись к жилью поближе. И всё равно не хотелось ей проводить ночь так далеко от замка. Вот разве что подарок сиры Маргариты скрасил ей этот вечер. Что там было в её тючке, Девятеро знают, но она разом перестала киснуть и дуться, а пару раз даже улыбнулась. Катриона и не знала, что она так умеет.
Потом, продрогнув во дворе, только укрытом сверху навесом от всё летевшего снега, сира Маргарита позвала мать Клару посидеть с нею и выпить немножко сладкого южного вина под закуску понежнее, чем пироги с потрохами, и та охотно согласилась составить компанию благородной сире. Двум благородным сирам, вернее, потому что позвали и Катриону. Ей ни пить, ни сплетничать не хотелось, она бы охотно ушла к себе в спальню, но мало кто рисковал оставаться в одиночестве в Самую Долгую Ночь. Катриона уж точно не собиралась проверять слова иных смельчаков, будто призраки, норовящие в ночь Поворота Колеса утянуть тебя за собой в Бездну — это глупое суеверие, а не действительная опасность. Если верят в это, сами пусть сидят одни, а она искать себе неприятностей не станет.
Словом, они втроём устроились в маленькой и потому неплохо протопленной гостиной, и Катриона, махнув рукой на экономию, зажгла все свечи, сколько их было, ярко осветив комнату. Можно было сидеть и свободно болтать о своём, женском, сколько угодно, потому что мужчины покидать сельское веселье не торопились, а младший Меллер вроде бы даже лютню во двор утащил. «Ну, всё, — подумала Катриона, — все девки его: и „мануфактурские“ платки, и сладости, и песни под лютню. А что собой не красавец, так зато богат-то как! И при этом не спесив, не жаден, не… В общем, только подол задирай повыше».
Ей самой на праздник достался ларчик с набором для шитья: какие-то совсем уж тонкие иглы с золочёными ушками, цветной шёлк для вышивания и швейные нитки, гладкие, тонкие, очень прочные, тоже нескольких цветов, ещё пяльцы с винтом, ножнички с очень острыми кончиками, мотки тесьмы и узких кружев… Эх, где ж всё это богатство было, когда она перешивала платья из дорогого сукна? Кружево и тесьму она бы, конечно, не стала нашивать на простые тёмные платья, но хотя бы иглы, тонкие и острые, легко протыкающие даже плотную ткань, можно было бы взять вместо толстых и порядком затупившихся.
— Понимаю, — меж тем говорила сира Маргарита захмелевшей матери Кларе, жалующейся на свою нелёгкую долю. — Мы сами жили очень бедно, временами просто голодали. Пока мы с сёстрами были детьми, нас каждое лето отправляли к деревенской родне, чтобы мы хотя бы там поели досыта: молоко, яйца, ягоды и яблоки — в городе нам это редко было по карману, только деревенские гостинцы и выручали. А так… Я готовилась в послушницы, для жрицы у меня ни вклада, ни способностей не было.
— У меня тоже не было вклада, — вздохнув, сказала мать Клара таким надрывным голосом, словно сдерживала слёзы. — Но Канн одарила меня способностью накладывать благословение, а иной раз так и тянет на хульные мысли. Не будь этого дара, стала бы и я всего только послушницей, а из послушниц всё-таки можно уйти. Это жрица — на всю жизнь… Про беглых я не говорю, — брезгливо прибавила она.
— Да куда уйдёшь из послушниц? — тоже вздохнула сира Маргарита, подливая вина себе и собеседнице. — В служанки трактирные?