Пройдя к постели, я откинул одеяло со своей половины и лёг на спину, блаженно выдыхая.
Ганнибал повернулся на бок, подсовывая руку под свою подушку. Я повернул голову в его сторону. Единственным источником света в комнате была лампа за его спиной, поэтому его лицо выглядело тёмным, как и глаза — чернели чернотой, хоть днём выглядели едва ли не медовыми.
А ещё его глаза самую малость косили, так что его взгляд казался до умопомрачения томным; ловя этот взгляд, я то и дело ощущал неконтролируемые спазмы сладости в теле и мне хотелось отдаваться тому, кто так на меня смотрит. Это была могущественная сила побеждающей меня эротики. Густые волны горячего предвкушения, захлёстывающие изнутри и стекающие по горлу.
Прекратив меня разглядывать, он приподнялся, дотягиваясь до моих губ и целуя. Пододвигаясь и притягивая меня за талию, заставив тоже лечь на бок, он вжался в мои бёдра своими, оставляя непочтительно мало пространства для всего того, чему посчастливилось между ними оказаться. Мне очень сильно захотелось сейчас же снять свои домашние трусы цвета робких сумерек и вышвырнуть их с кровати к чёртовой матери.
Я приобнял его за плечо, и он наклонился к моей шее, обдавая её своим дыханием, касаясь чёлкой плеча, прикасаясь к коже губами, целуя и снова горячо выдыхая. Его рука сжала мою ягодицу, цепко прихватывая меня за эту мягкую часть тела, затем, слегка измяв её сквозь ткань трусов, нырнула под них сбоку, сначала вновь сжимая, отпуская и постепенно подбираясь кончиками пальцев к моему горячему анусу. Почувствовав это, я ощутил прилив возбуждения и, приподняв голову Ганнибала, сам подставился под его губы, начиная активно его целовать. Он ответил с аналогичным рвением, и вместе с глубоким поцелуем, мягко и плавно вогнал в меня концы среднего и безымянного пальцев, оттягивая сумеречную ткань моего белья большим и указательным. Я испытал одновременно дискомфорт и восторг. Проникновение сухих пальцев в не слишком влажное отверстие было слегка неприятным, но до безумия желанным актом. Некоторое время мы продолжали целоваться, но, в конце концов, я вынужден был это остановить, едва заметно отстраняя его, чтобы он перестал.
— Ты не мог бы, — проговорил я, — чем-нибудь смазать?
— Извини, — тепло усмехнулся он. — Слишком хотелось.
Я выдохнул с усмешкой и потёрся носом о его нос.
— Мне тоже, — признался я. — Но уже больно. Найди смазку. Я буду рад новой встрече с её участием.
Он постарался вытащить из меня пальцы медленно и как можно менее травматично, но это было ещё более неприятно, и я шёпотом попросил его просто их выдернуть и не обижаться, если вдруг я после этого нечаянно рефлекторно ему влеплю. Я сдержался, только лишь сжавшись и стиснув его шею.
— Можно мне немного римминга? — поинтересовался я, соприкасаясь ладонью с его, переплетая наши пальцы и, подтянув к губам, поцеловал его запястье.
— Боже… — сладко с умилением в голосе выдохнул он, — …нужно.
Я лёг на подушку локтем, поворачиваясь лицом вниз, он поднялся выше, нависая надо мной. Проведя руками от моих плеч по спине, обводя прикосновениями талию и, наконец, снова коснулся моих ягодиц. На этот раз бельё с меня он предпочёл стянуть окончательно. Я был этому более чем рад, вылезая из свободного покроя трусов и представая перед своим парнем в существенно более сексуальном образе: голым.
Ганнибал наклонился ко мне, стоящему на коленях, оставляя поцелуй где-то в районе окончания позвоночника, подсовывая руку под моё тело и поглаживая мой ещё немного мягкий член. Не переставая теребить мои возбуждающиеся части тела, он обхватил меня за часть мягкого места, наклоняясь ниже и, слегка оттягивая ягодицу в сторону, наконец коснулся моего ануса кончиком своего влажного языка. Почувствовав прикосновение, я невольно напрягся, резко вжимая в себя всё, что там вообще можно вжать.
Ганнибал помедлил полсекунды, отпуская на волю мой пенис и, расположившись как-то немного иначе, взялся и второй рукой за мою только этого и ждущую попу. Он облизал меня между ягодиц снова, более настойчиво, и я смог немного расслабиться. Я расслаблялся всё сильнее и сильнее, вместе с тем, как и он принимался всё более самозабвенно меня вылизывать. Вскоре он счёл уместным войти в меня языком. Сперва несильно, будто случайно, потом глубже, пока не осмелел окончательно, углубляясь настолько, насколько хватало длины его умелого языка.
Я умирал от восторга, тихонько сопя в подушку. Мой член давным-давно уже встал и яички набухли, пребывая в полной боеготовности, но я ничего не хотел с этим делать и желал только, чтобы мой доктор не переставал делать то, что он делает.
Он поцеловал меня между ягодиц, не то планируя немного передохнуть, не то закончить с вылизыванием. Я протянул назад руку, чуть приподнимаясь и выгибаясь в позвоночнике, и, обхватив его за шею, притянул обратно, прижимая его губы к разгорячённому ласками месту. Не пытаясь со мной спорить, он послушно продолжил меня ублажать, решив, видимо, что моё удовольствие в данном случае важнее. Не знаю, на самом деле, что он там решил, но за то, что он делал и как он это делал, я его бесконечно и безусловно обожал.
В какой-то момент я почувствовал, что я либо сойду с ума от удовольствия, либо нечаянно кончу не вовремя, если всё так и продолжится. Откинув лихую мысль о том, чтобы послать всё к чертям и преспокойно сойти с ума, я обернулся к нему и голосом, не слишком похожим на мой повседневный, пробормотал:
— Член…
Он прекратил меня вылизывать и приподнялся.
— Я хочу твой член… — повторил я.
Вытерев припухшие губы, мой доктор привстал, становясь на колени.
После этого он отымел меня уже членом, но это не было так интересно, хотя он и кончил в меня без презерватива и из меня ещё какое-то время сочилось его интеллигентное семя, пока я не стёр его салфеткой из ящика тумбочки. Сам я кончил чуть позже, уже пропитанный его тёплой спермой, и после этого я почувствовал себя грязным. Влажным, хлюпающим и клейким. И это мне понравилось. В этом было ещё какое-то отзывающееся эхом тягучее удовольствие. Однако потом, как я и говорил, я вытер всю клейкость салфетками, напялил обратно трусы и занял своё законное место под одеялом рядом с Ганнибалом. Я не мог спокойно смотреть на его покрасневшие от упорного труда губы и настоял на том, чтобы он поскорее погасил лампу и мы легли спать.
Я закатился к нему под бочок, складывая на груди руки и укладывая физиономию над его ключицами.
— Уилл, — услышал я.
— М? — не открывая глаз, мыкнул я.
— Я люблю тебя.
— Мгм, — согласно протянул я, помолчал, и сказал почти в полудрёме, — Тоже тебя люблю.
========== 5. Пиджак. ==========
Однажды мы с моим доктором как чинная семейная пара собрались в гости к его друзьям.
— Ты собрался идти в этом пиджаке? — в высшей мере удивляясь этому, спросил Лектер, окидывая меня своим высокомерным взором.
— Ну да. А что такое? — осматривая пиджак и не понимая, что с ним не так. — Я в нём на работу хожу.
— Сними, я тебя умоляю, — Ганнибал возвёл глаза к потолку.
— Почему? — не понял я. — Хороший же пиджак…
— Может быть, — бросил Лектер. — В лесу трупы закапывать.
— Эй! — с усмешкой осадил его я.
— Не «эй», а переодень его на что-нибудь более адекватное, — сказал Ганнибал.
— И на что, например? — поинтересовался я с лёгким сарказмом.
В ответ на мой вопрос Ганнибал сходил к шкафу и принёс мне мой синий свитер с полосами.
— Я не стану его надевать, — сообщил я.
— Не позорь меня и переоденься, Уилл, — строго глядя на меня, велел доктор.
— Я куда больше опозорюсь в этом свитере! — заявил я.
— Это ещё почему?
— Он гейский! — вырвалось у меня.
— И какая разница? — изумился Ганнибал. — Он тебе идёт!
— Пиджак куда лучше, — решил я, откладывая свитер на спинку дивана.
— Или ты снимешь этот пиджак или мы никуда не пойдём, — постановил Ганнибал.
— Значит, не пойдём, — пожал я плечами.
Услышав это, Лектер приостановился, готовый в любую секунду разразиться обвинительной тирадой, но вместо этого резко развернулся и ушёл из комнаты, хлопнув на прощанье дверью.
«Ну вот, отстоял свою точку зрения, называется», — потирая в замешательстве лоб, подумал я.
Я пришёл к нему, рассержено сидящему в спальне на кровати, сложив руки на груди.
— Ну так… — негромко проговорил я, входя, — …нам не пора уже выходить? ..
— Я никуда не собираюсь, — грубо буркнул он, смотря в противоположную от меня сторону.
— Милый… — жалким голосом начал я.
— Ты испортил мне настроение. Я никуда не хочу идти.
Я с сожалением вздохнул. Потоптавшись у двери, я принял решение всё же подойти к нему, пусть даже в пух и прах разобиженному, и сделать попытку помириться. Хотя бы сделать попытку.
Подойдя к кровати, я сел в метре от него. Он всё ещё отказывался на меня смотреть. Я снова вздохнул, стащил с плеч пиджак и положил его на кровать позади себя, пытаясь продемонстрировать, что сделаю так, как он хочет.
— Прости меня.
Он хмуро уставился в стену.
— Пожалуйста, — добавил я проникновенно.
Ганнибал не ответил, но, судя по его взгляду, немного смягчился.
— Надену, что скажешь, — произнёс я, осторожно пододвигаясь к нему. — Не сердись на меня. Пожалуйста, не сердись.
— Почему тебе было сразу не сказать так? — с упрёком спросил он, позволяя себя обнять.
Я в ответ печально приподнял брови. Он взглянул на мою нерешительность с высоты своей всепрощающей правоты и, слегка прижав меня к себе, уткнулся носом в мои волосы.
— Настроение коту под хвост, — проговорил он.
— Прости, — повторил я, как заевшая пластинка.
— Всё твой дурацкий пиджак…
— Он не дурацкий, — вновь чувствуя раздражение, оспорил я.
Он рассержено посмотрел на меня, готовый снова оттолкнуть.
— Ладно, дурацкий, — недовольно согласился я.
— И ты наденешь серый клетчатый шарф, — сказал он уверенным тоном.
— Нет.
— Да, — многообещающе сообщил Лектер.
— Хорошо, — ещё более недовольно ответил я. — Может быть, мне вообще выбросить все свои вещи и надевать только то, что ты для меня выберешь?
— Отличная идея, — оценил Ганнибал.
— Да что ты! Серьёзно? — усмехнулся я.
— Не начинай, — попросил он.
— Ещё я и начинаю?
— Уилл…
— Может, татуировку на лбу набить «личный раб Ганнибала Лектера»?
— Перестань.
— Перестать что? Думать? Дышать?
— Заткнись, — приказал доктор, пытаясь меня поцеловать.
— Так вот что! Хочешь, чтобы я заткнулся и…
— Заткнись, — повторил он, закидывая ногу мне на колени и обнимая меня руками и ногами.
Это было до омерзения тепло и мило. Я скептически покривил губы. А потом обхватил его рукой и обнял, утыкаясь ему в плечо.
— Это мои друзья, — проговорил он. — Потерпи один раз.
— Ладно, — невесело, но смиренно отозвался я. — Везёт тебе, что у меня нет друзей и я не могу в отместку привести тебя в грязный бар, чтобы нажраться там палёного алкоголя и болеть потом с похмелья, надеясь на скорую смерть.
— Если хочешь, отведи меня потом в грязный бар, — улыбнулся он. — В грязный-прегрязный.
— Я подумаю над этим, — пообещал я.
========== 6. Испания. ==========
Мы — я и Ганнибал — проводили наше короткое лето на вилле в Испании.
Говоря по правде, наш маленький одноэтажный домишко назвать виллой можно было лишь с большой натяжкой, однако вся окружающая обстановка, чудесная природа, напоенная сочным ароматным воздухом, заставляли забыть о скромности нашего жилища и, может быть, даже напротив — позволяли полностью насладиться простой и незамысловатой загородной жизнью.
Наше временное пристанище располагалось недалеко от скалистого берега моря, в редких местах переходящего в покрытые галькой пляжи. Сразу за полосой серо-бурого камня, кое-где стелясь по, казалось бы, безжизненным откосам, поднималась яркая зелень.
Посреди этой зелени, отгороженный от морской дали одной лишь дорогой, и стоял наш домик, белея среди деревьев и вьющихся до самой крыши плющей. К дому вела полустёртая тропинка, выложенная едва выступающим из земли светлым камнем. По обе стороны от неё возвышались высокие стебли растений, усыпанных ярко-малиновыми пышными цветами, которые в изобилии росли здесь повсюду; я видел такие и в небольшом городке, в который вела дорога, проходящая мимо нашего дома.
В тот день над морем витала томная дымка. Жарко светило высокое солнце. Голубое море сияло золотом.
Я сидел за столом на кухне в нашем домике, время от времени через распахнутое огромное окно с тонкими белыми ставнями поглядывая на далёкую линию горизонта, сливающуюся с морской гладью. Казалось бы, место это было раем на земле и в этом раю не было места ни печалям, ни разочарованиям, однако, неизвестно от чего, мне было немного тоскливо, чего я ни в коем случае не хотел демонстрировать своему мужчине, в этот самый миг стоявшему у плиты и увлечённому приготовлением обеда. Я не хотел его огорчать. Но, чтобы хоть как-то дать ему понять, что отличаюсь от остальной кухонной мебели, я задумчиво и отстранённо произнёс:
— Зачем мы живём?..
И я замолчал, погружённый в размышления. Ганнибал, занятый готовкой, тем не менее, отозвался на мои слова.
— Мы — люди? — спросил он.
— Мы, в смысле, ты или я… — уточнил я.
Лектер, спустя немного времени, обернулся на меня, убирая волосы со лба костяшкой пальца. Не знаю, что я хотел услышать и хотел ли вообще, но, когда Ганнибал приостановился в своих делах, вытирая руки, я немного удивился.
Он подошёл к одному из шкафов, открыл дверцу, достал какой-то большой белый бумажный свёрток и, раскрывая его на ходу, подошёл к столу. Он положил его на стол, отгибая слой бумаги и повернул ко мне, слегка встряхнув. На бумажный край высыпались тёмные ягоды, оставляющие красно-лиловые следы. Одну из ягод он взял себе, отправил её в рот, после чего так же молча удалился обратно, возвращаясь к готовке.
Я посмотрел на его спину, потом на ягоды, взял одну из них и, последовав его примеру, тоже съел.
— Что это? — спросил я.
— Помнишь, я готовил пирог на рождество… Ты ещё спрашивал, откуда такой терпкий вкус. Вот от этой ягоды. Попробуй.
— Не очень нравится, — признался я.
— Надо привыкнуть. Съешь ещё немного, тогда поймёшь.
Я пожал плечами и решил последовать его совету. В самом деле, съев несколько, я почувствовал, что хотел бы съесть ещё.
— Сейчас ты скажешь, что мы живём ради простых удовольствий. Типа ягоды, рождества…
— Не-ет, — сказал он.
— А что же тогда? — увлекаясь и продолжая таскать из свёртка ягодки одна за одной, поинтересовался я. — Что ты ответишь?
— Я не отвечу, — улыбнулся он.
Я усмехнулся и закинул в рот целую гость ягод, уже с удовольствием их смакуя. Взяв немного про запас, я поднялся и прошёлся до столика, водрузив на который разделочную доску, Ганнибал что-то старательно измельчал большим ножом.
— Кисло, — сообщил я. — Во рту вяжет.
Ганнибал кивнул, подтверждая, что так оно быть и должно. Он ссыпал измельчённую приправу в сковороду с высокими стенками и принялся помешивать содержимое деревянной лопаткой. Доев прихваченные ягоды, я обтёр руку о висящее рядом полотенце и, обойдя своего повара со спины, мягко его обнял, стараясь не мешать.
— Что будет сегодня на обед? — спросил я, прижимаясь на мгновение губами к его шее. — Это мясо или рыба?
— Пангасиус, — ответил он обстоятельно, переворачивая кусочки в светлом соусе.
— А он мясо? Или рыба? — так и не понял я.
— Ты не чувствуешь запах? — снисходительно улыбнулся Лектер. — Рыба. Пангасиус это рыба.
— Теперь чувствую, — удовлетворённо согласился я.
— Иногда мне кажется, что всё это временно, — произнёс Ганнибал.
Несмотря на теплоту воздуха и даже жар, поднимающийся от плиты, от сказанной фразы ощутимо повеяло неуютным холодом.