— Ты это о чём? — спросил я.
— Что я — это временно. Ты не теряешь надежду дождаться своего принца на белом коне.
Услышав такое, я нестерпимо захотел тут же как-нибудь глупо пошутить на этот счёт, да так, чтобы ему стало обидно за свои слова. Но я прекрасно знал, что так я сделаю куда хуже и сам после буду жалеть о своём поступке. С трудом, но я удержался от колкой остроты на счёт коней и принцев, также отмёл и следующее пришедшее мне на ум — весело и необидно отшутиться, не сообщая ничего конкретного и серьёзного. И, только сдержав все свои легкомысленные порывы, я спокойно ответил:
— Я с тобой, — произнёс я, хоть все мои внутренности и ныли о нелепости подобной болтовни.
Но я велел внутренностям заткнуться и стиснул Ганнибала в объятьях чуть-чуть крепче.
— Мне нужен ты, — продолжил я, чтобы его успокоить. — Именно поэтому я здесь.
Разумеется, всё это было очевидно. Но против этих доводов трудно было спорить, даже такому хитрецу как Лектер.
Обычно после подобных слов я уже не мог ничем себя сдержать и принимался шутить напропалую, чтобы хоть отчасти усмирить восставшее против высокопарных словечек и плачущее от жгучего стыда чувство собственного достоинства. Но на этот раз я в прямом смысле прикусил язык. Запретил себе говорить что угодно. Никаких слов. Пусть думает, что я серьёзно. Только лишь бы прекратил обижаться. Лишь бы прекратил.
Ганнибал молча осознал мои слова, проверяя готовность блюда уголком своей деревянной лопатки. Он отложил её на кухонный столик. И, поворачиваясь ко мне, на ощупь выключил кухонную плиту.
Он чуть наклонился. Наши губы соприкоснулись. Мы стали целоваться.
Всё, что я сделал, было верно. Не исключено, что из возможных решений это единственное было верным. В глубине души я возликовал, но внешне продолжил оставаться серьёзным.
Ганнибал позволил мне поцеловать его шею. Не один раз, и я понемногу увлёкся, чувствуя, как он отзывается на прикосновения моих губ. Он запустил пальцы в мои волосы, ласково их поглаживая. И, в перерывах между поцелуями, я ласково шепнул:
— Вы готовы к соитию, доктор?..
Он потянул носом, внезапно шумно, словно собирался плакать.
— Что такое? — слегка очнувшись от дурмана близости.
— Кажется, насморк, — осторожно прикасаясь кончику носа, произнёс он.
— Насморк? В такую погоду? — удивился я.
Но слёз в его глазах не было и в помине, а нос, тем не менее, тёк, как полагается, так что, несмотря на странность, я вынужден был согласиться с постановкой диагноза.
— Я подожду тебя здесь? — осторожно спросил я, когда он отправился за салфетками.
— Честно говоря, мне давно уже нужно в уборную, — стыдливо признался он. — И, пожалуйста, переставишь пангасиуса на холодную конфорку?
— Да… — немного растерянно сказал я.
— И накрой крышкой, пожалуйста, — выходя из кухни, попросил он.
— Хорошо, — согласился я.
Спустя несколько минут он вернулся в кухню с салфеткой в руках. Я успел немного обрадоваться, но ненадолго — он целенаправленно подошёл к полке, на которой оставил накануне одну из своих книг.
— Ганнибал…
Он без каких-либо более намёков коротко приобнял меня.
— Я собирался почитать немного, — сказал он. — Так что я буду в спальне.
— А что насчёт обеда? — спросил я.
— Он готов, — согласился Лектер. — Если хочешь, поешь, конечно. В холодильнике отваренная брокколи, сыр. Если не хочешь рыбу, поешь ветчины.
— А ты?
— Я позже поем, — с лёгкой улыбкой сказал он, выпуская мою руку. — Приятного аппетита.
Он ушёл в спальню, оставив меня одного наедине с пангасиусом и отварной брокколи в холодильнике, и я ощутил лёгкое чувство досады. Впору было рассердиться на самого себя за неуёмную болтливость, но это навряд ли могло уже чем-то помочь.
Я вздохнул, подошёл к плите и поднял крышку со сковороды. Вдохнув аромат этой неизвестной мне рыбы, утопающей в сливках, и, пользуясь тем, что Ганнибал меня не видит, я зачерпнул соус пальцем, отправляя его у рот. Разумеется, было вкусно, как, впрочем, и всегда. Я закрыл крышку обратно и, раз уж ни обеда, ни соития не предвиделось, решил прогуляться в город.
Гулял я недолго. Я прошёлся по городскому рынку, по небольшой площади с пёстрой цветочной клумбой и, заглянув напоследок в цветочную лавку, отправился обратно к нашему домику у моря. Из города я прихватил небольшой подарок для своего изменчивого, как ветер мая, любовника.
Когда я вернулся, в домике было тихо. Кухонное окно по-прежнему было распахнуто, сковорода всё так же стояла на плите. Может быть, Лектер уснул, читая?
Я разыскал на кухне бутылку из-под вина из зелёного стекла и, немного наполнив её водой, опустил в неё принесённую из города пышную бордово-красную розу, которую купил у цветочницы. Выглядела роза восхитительно, но не настолько, чтобы запросто купить прощение Ганнибала. Но я лелеял скромную надежду, что сам жест и простота упаковки сумеют донести до него то, что я в действительности хочу сказать ему.
Сбрызнув лепестки розы каплями воды, я подхватил вазу-бутылку и направился к спальне, стараясь ступать осторожно, чтобы не разбудить его, если он спит.
Ганнибал не спал. Сидя на кровати и опираясь затылком на подушку в изголовье, он спокойно читал свою книгу.
Незамеченный им, я прошёл в приоткрытую дверь и с тихим стуком поставил розу в бутылке на прикроватную тумбочку. Боковым зрением Лектер заметил движение и искоса взглянул на розу.
— Ходил в город? — спросил он.
Я покивал.
Ганнибал слегка повернул голову в сторону тумбочки, поглядев на цветок.
— Очень красиво, — оценил он, после чего перелистнул страницу и вновь вернулся к чтению.
Я поник духом.
— Тебе не нравится? — спросил я.
— Я же сказал: очень красиво, — с улыбкой, сделав ударение на слове «очень», сказал он, взглянув на меня.
— Заберу себе, раз тебе не нравится, — в шутку фыркнул я, поднимая цветок.
— Ну хорошо, забирай, если хочешь, — ещё шире улыбнувшись, согласился он, проглаживая разворот станиц ладонью.
Постояв как дурак, я поставил бутылку обратно. Я сунул руки в карманы, не зная, как быть дальше. Ганнибал продолжал читать, словно меня не было в комнате.
Устав стоять, я опустился на кровать, забираясь выше и усаживаясь рядом с Ганнибалом, принимаясь наблюдать за его лицом. В конце концов, он не выдержал и посмотрел на меня. Я постарался придать лицу как можно больше трогательного чувства вины. Его это умилило, и он, наклонившись ко мне, тепло поцеловал меня в лоб, после чего захлопнул, наконец, свою умную докторскую книжонку и, жестом попросив меня положить её на тумбочку, сполз по спинке вниз, укладывая подушку и устраиваясь на ней. Я вовремя успел закинуть руку под его голову и он с удовольствием устроился на ней, прижимаясь ко мне и закрывая глаза.
Полежав без движения несколько мгновений, я приблизился к нему, осторожно приподнимая его подбородок, чтобы поцеловать, но он увернулся от поцелуя, убирая мои пальцы, съёживаясь и пряча лицо. Не отчаиваясь, я сделал попытку дотронуться до его щеки. Устав бороться с моими приставаниями, Ганнибал перевернулся на другой бок, совершенно отворачиваясь от меня и, прикрыв губы рукой, сладко зевнул.
Устал, — подумал я, опав всем телом и понимая, что у меня нет никакого права на домогательства после того, как он полтора часа простоял у плиты, чтобы приготовить для меня эту несчастную рыбную мякоть на обед.
Увы, мне спать не хотелось совершенно. Поэтому я предпочёл вытянуть руку из-под его шеи, позволить ему спокойно поспать и отдохнуть как следует. Может быть и правда, всё дело в этом. В усталости.
Вновь оставшись один на один с самим собой в окружении земного рая, я, не желая находиться в притихшем доме, решил отправиться к морю.
Пройдя вдоль береговой линии, я спустился на пологий склон. Выходя из дома, я думал, что хочу немного поплавать в прохладной воде, но, оказавшись у кромки воды, почему-то передумал. Я брёл вдоль линии прибоя, слушая крики чаек, смотрел то в воду, то на густые заросли на берегу. Таким образом, я пришёл к скалистому выступу, взобравшись на который, уселся в позу лотоса и долго сидел, наблюдая за мелкой рябью на поверхности моря.
Скалу заливало яркое солнце, и мне стало жарко. Я снял футболку и положил её на плечи.
Лёгкий ветер развевал мои волосы, пахло морской водой, но запах этот был приятным и свежим.
Не знаю, как долго продолжалась бы моя медитация, если бы звук тихо скрежещущей под ногами гальки вдалеке не вывел меня из оцепенения. Я обернулся и увидел Ганнибала, который шёл в мою сторону. И то ли его появление придало мне сил исполнить планы, то ли я поспешил, потому что не хотел его видеть, но в эту же секунду я сорвался с места, стряхивая с себя брюки, швыряя их, футболку и обувь на камень, после чего поднялся, вытянулся и, оттолкнувшись от края утёса, нырнул глубоко-глубоко в бирюзово-голубую толщу морских вод, запоздало соображая, что, не зная дна, мог запросто пробить себе голову о подводные камни после такого прыжка.
Но этого не случилось. Я просто очутился в воде, на глубине, в мире, пронизанном солнечными нитями. Без звуков, которые я мог бы услышать, без слов, которые мог бы сказать. Я пребывал там в полном покое в своё удовольствие до тех пор, пока не начал кончаться воздух, и только тогда я заставил себя подняться на поверхность.
Я вынырнул, жадно вдыхая воздух, и резким движением убрал с лица мокрые волосы. Прямо передо мной был утёс, на котором я только что сидел, а за ним — камни. Ганнибала нигде не было. Только что он шёл, быстро приближаясь ко мне, как вдруг исчез. Я повертел головой по сторонам. И, не успел я как следует вникнуть в произошедшее, как из-под воды, как затаившийся крокодил, появился он, резко хватая меня за ноги и опрокидывая обратно в воду.
Я выплыл почти сразу, как только сумел перевернуться, но наглотался воды и ртом, и носом, чихая и кашляя, но улыбаясь и чуть ли не смеясь. Лектер, держась рукой за край камня у берега, тоже улыбался.
Я хотел, было, обрушить на него гневное обвинение в том, что он чуть не утопил меня, но вместо этого я в пару энергичных гребков подплыл к нему, обхватил его мокрыми солёными руками и поцеловал.
Мы целовались сладко, несмотря на всю морскую соль на губах.
— Пришёл поплавать? — спросил я во время передышки.
— Не плавать я сюда пришёл, — сказал Лектер.
Я слегка дотронулся до него коленом под водой и мне совершенно стало ясно, о чём он.
— Ну, а я хотел бы поплавать, — сообщил я, вытягивая сцепленные руки над его плечами.
Я кивнул в сторону торчащего метрах в ста от берега скалистого островка. Он дёрнулся, но я удержал его на месте, притягивая к губам и ещё раз целуя. И пока целовал, утянул его под воду, расцепляя руки и кидаясь плыть к каменному острову. По пути я оглянулся: Ганнибал, недовольный моей маленькой подлостью, вынырнул следом и сию же минуту принялся сокращать разрыв между нами. Я понял, что теряю единственное преимущество и сосредоточился на плавании, стараясь поскорее развить скорость. Возможно, Ганнибал мне поддался, но до островка мы добрались практически одновременно, чуть не устроив драку за право коснуться камня первым. Драка плавно переросла в поцелуй, и после этого Ганнибал поднялся на один из склонов островка, позволяя мне любоваться его наготой.
Вынырнув из воды как русалка только наполовину, я делал ему минет. Это было до одури нелепо, но на этот раз меня не смущала нелепость. Я слушал его дыхание, повиновался его рукам и ориентировался только на его желания в стремлении получить долгожданное прощение за всё, что сказал или подумал не так. Он благосклонно позволял мне это прощение отрабатывать.
В конце концов, он кончил, устало расслабляясь. А я подумал: как же он теперь поплывёт обратно, утомившийся после моих стараний? Впрочем, если что — я буду рядом.
Поцеловав меня, он нырнул обратно в воду. И то, как он плыл обратно, ясно дало мне понять, что волновался я зря. А вот о чём действительно стоило волноваться, так это о сохранности нашей одежды, брошенной на берегу без присмотра. Ещё издалека я заметил на берегу невесть откуда взявшихся мальчишек, неизвестно для каких целей, возможно просто шутки ради, решивших прихватить наши с Лектером вещи.
— Эй! — остановившись и барахтаясь в воде, недовольно крикнул я стайке воришек. — А ну кыш!
Увидев и услышав меня, сорванцы похватали одежду и, сверкая пятками, под смех и радостные вопли припустили в сторону дороги.
— Эй! — возмущённо выкрикнул я, вновь принимаясь плыть к берегу.
Ганнибал, казалось, молча смирился с потерей и спокойно плыл вперёд.
Подплыв к берегу, мы твёрдо осознали, что потерянные вещи уже не спасти. И ладно я — я был в плавках — но что было делать Ганнибалу? Пока я терялся в догадках, мой доктор, вздохнув, вышел на берег как был — ни в чём. И не он, а я отчего-то засмущался и почувствовал, как у меня начинают гореть уши.
— Я схожу на виллу и принесу тебе во что одеться, — выходя из воды следом, предложил я.
— Думаешь, так не дойду? — спросил Лектер, приглаживая и выжимая волосы.
— Дойдёшь, но… — я смущённо улыбнулся.
И в этот момент я заметил свои брюки, валяющийся рядом. Видимо, зацепились за острый камень и мальчишки не стали за ними возвращаться.
— Вот, — поднимая брюки, обрадовался я и встряхнул их.
— Да, так лучше, — согласился Ганнибал, принимая брюки из моих рук.
Я любезно подставил локоть и, придерживаясь за него, Ганнибал влез в мою одежду и мы оба не смогли удержаться от усмешки: на бёдрах брюки слегка болтались, но это было полбеды, а вот то, что они были ощутимо ему коротки, делало моего доктора похожим на одетого с чужого плеча бездомного.
— Впрочем, нам недалеко идти, — справедливо заметил Ганнибал.
— Сядь, я подверну, — покачивая головой, сказал я.
Ганнибал уселся на камень и, хоть он и мог сделать это сам, доверил мне подвернуть брюки. Подвёрнутые до колен брюки волшебным образом перестали быть смешными и превратились в обыкновенные короткие летние штаны.
— Спасибо, — чмокнув меня в висок, поблагодарил Лектер.
Ничего не отвечая, я удовлетворённо кивнул. Он взял меня за руку и мы направились наверх, к дороге, чтобы не лазать по острым прибрежным камням без обуви.
В итоге, пережив небольшое приключение, всё же побив ноги и немного поджарившись на солнце, мы добрались до нашего домика. Я уступил душ Лектеру, а сам, тем временем, растянулся в тени веранды прямо на полу, разглядывая каменистую полуразрушенную изгородь, увитую плющом, которая отгораживала не то дом от сада, не то, напротив, сад от дома.
У меня слегка ныли плечи, но я чувствовал, как от недавних воспоминаний внутри грудной клетки и там, ниже, где и положено, скапливается сладкое удовольствие. Спустя некоторое время, Ганнибал, облачённый в чистую светлую одежду, вышел на веранду. Я приподнялся, и он кивнул в сторону ванной, продолжая монотонно втирать в руки какой-то крем. Я живо подскочил. Проходя мимо него я приостановился, а он, глядя на меня, с кивком приподнял брови. Молчаливый и довольный, я прошёл мимо него, ничего не говоря и уходя в душ.
После мы ели рыбу и брокколи, которые разогрел Ганнибал. На улице в ту пору унималась жара, время шло к вечеру.
— Хочешь, откроем вино? — спросил Ганнибал.
Я кивнул, сидя за столом, подпирая голову рукой и глядя на то, как он моет посуду.
— Хорошо, — согласился он.
Я встал из-за стола, подошёл к окну, прикрывая его и зацепляя коротким крючком, чтобы в кухню не пробралась местная живность. Мне хотелось подойти и приобнять Лектера, но я решил не мешать и озаботился поисками штопора и бокалов.
Вино мы пили на веранде, спустив ноги со ступенек крыльца. В зарослях плюща и в малиновых цветах изредка трещали кузнечики, с каждой минутой вечера становясь всё настойчивее в своей болтовне.
— Обед был очень вкусным, — сказал я. — Вернее, ужин.
Ганнибал улыбнулся и сделал глоток вина.
— Скучаешь, наверное, по консервированной фасоли и тостам с арахисовым маслом? — спросил он.
— Определённо нет, — криво ухмыльнувшись, поморщился я. — Я обожаю брокколи!
— Да уж, — безнадёжно покачал головой Ганнибал, не веря этому.