Он отпил ещё вина и, поколебавшись, сел ко мне поближе и, взяв за руку, положил мне голову на плечо. Я со спокойным удовлетворением приобнял его.
— Я знаю, ты не хотел ехать, — произнёс тихо Лектер.
— Теперь-то уж что?.. — рассуждая, пробормотал я. — Как будто у меня был выбор…
То, что сказал лишнее я понял слишком поздно. Когда ничего уже нельзя было исправить. Я замер, ощутив, как Ганнибал в моих объятьях вдруг напрягся, стал внезапно колючим, не моим. Но пока он не двигался.
— Здесь хорошо, — произнёс я, бездарно теряя последнюю возможность поправиться.
— Хорошо, — утыкаясь мне в плечо подбородком, сказал Лектер. — Да. Но, наверное, пора бы спать. Сегодня я устал…
И он будто бы нехотя высвободился из объятий, залпом прикончил вино и поднялся на ноги. Я наблюдал за его бегством с судорожными мыслями о том, что же делать.
— Ты погасишь свет, когда пойдёшь… — попросил Ганнибал, уже почти покинув веранду.
— Милый… — позвал я. — Останься, пока не взойдёт луна.
И я оглянулся на него, посмотрев прямо. Не знаю, что это было, но я был твёрдо уверен, что это мой последний шанс его остановить.
— Я хочу полюбоваться ею с тобой, — добавил я.
Ганнибал замер на месте, несколько мгновений он не мог принять решение, но, так и не переступив порог, вернулся, сел, взял бутылку с вином, вновь наполнил свой бокал, и, как ни в чём ни бывало, улёгся снова на моё плечо. Я бережно обнял его, как самое драгоценное сокровище, чуть заметно подрагивая от счастливого напряжения.
— Ты моя… — шепнул я в исступлённом приступе нежности.
— Твоя — что? — спросил он.
Я имел в виду — радость или прелесть, но всё это было так банально, что на секунду я растерялся, не зная что ответить. Но случай сам пришёл мне на помочь. И, лелея надежду не прослыть дурачком, я сказал:
— Луна.
Он приподнялся с моего плеча, глядя мне в глаза. Мне показалось, в его глазах было удивление и, возможно, сомнение.
— Ты… — зашептал я, но он мгновенно прижал кончики пальцев к моим губам, заставив замолкнуть.
Не успел я испугаться, что снова попал впросак со своими словесами, как Ганнибал отставил вино в сторону и впился в мои губы поцелуем. Боже мой, он луна, подумать только!.. Я целовал его и отчётливо понимал, что это закончится кое-чем получше поцелуев.
— Ты лучше, ты ярче, чем луна, — бормотал я, влезая под его одежду ладонью.
— Я знаю, — выдыхал он, вновь принимаясь целовать.
Вскоре он потянул меня в спальню.
— Но мы хотели посмотреть… — пробубнил я, поднимаясь за ним следом.
— Мы выйдем ещё, ночью, — пообещал он, повисая у меня на шее и не переставая целовать. — Может быть…
И он уволок меня в кровать, где нас обоих целиком накрыло кромешное полнолуние.
Уже стемнело, когда я потный и вконец уставший свалился на спину, уставившись в потолок, всё ещё продолжая тяжело дышать. Кошмар. Полная луна. Полная луна блестела в окне спальни сквозь белёсые занавески.
Он придавил мою руку и лежал на ней, повернувшись ко мне своим костлявым позвоночником и так же, как и я, пытался отдышаться. Когда я уже успокоился и почти обсох, подлец доктор укусил меня за палец, да так больно, что я подскочил на кровати, резко выдёргивая из-под него травмированную конечность.
— Ау! — вякнул я. — За что?!
— Я подумал, она затекла, — со смехом попытался оправдаться Лектер.
Это было до безумия странно — мой до трагичности апатичный скептик Ганнибал хохотал со мной в постели над тем, что укусил меня за палец.
— Я бы сказал, если бы затекла! — напав на него, разразился я.
— Прости, — отстраняясь от меня, прошептал он.
Я живо сообразил, что хватит о моей руке, пора вспомнить о мистере Луна. Вместо дальнейших возмущений, я осторожно протянул руку к его лицу и поправил его волосы. Он лишь прикрыл глаза. Он ничему не противился, что бы я не сделал. Осмелев, я обхватил его за талию, подтягивая к себе.
— Ты потрясающий, — проговорил я и, проявляя верх наглости, сахарно-медово поцеловал кончик его острого носа.
— Я знаю, — с улыбкой отозвался он.
Не сумев совладать с эмоциями, я обхватил его, как только мог крепко и вжался носом в его шею. Я боялся, что на этот раз уж он меня стукнет, но он только коротко мыкнул и остался в моей железной хватке, как будто всегда так делал.
— Будем спать? — спросил он шёпотом, высвобождая руку. — Или не будем? — и он обхватил меня с силой за ягодицу.
Чёрт знает почему, я заскулил, как голодная псина — до того это было приятно.
— Пойдём луну смотреть, — пропищал я.
— Да к чёрту луну, — сваливая меня на спину и обхватывая руками мою голову, сказал он, снова начиная меня целовать.
Когда он сполз к моей шее, я задрожал от вожделения, как будто не трахался только что, как сумасшедший.
— Ганнибал… — зашептал я.
— М?.. — награждая мою кожу засосами, отозвался он.
— О боже… — забыв, чего было надобно, застонал я.
Он усмехнулся, не прекращая своего коварного занятия.
И только когда вся моя шея оказалась разукрашенной синяками в два слоя, он успокоился на её счёт. Но только насчёт шеи. Опознав мой член вновь твёрдым, он взобрался на меня сверху, и мне показалось, что я, кажется, сплю. В реальности это было попросту невозможно. Чтобы он был сверху, чтобы так меня ласкал, чтобы впустил внутрь и сам занялся всем. И эта до тошноты одуряющая пошлость, когда он резко поднимался надо мной. А потом он вдруг потребовал:
— Назови меня как-нибудь… мерзко… — выдохнул он, привставая. — Швалью, шлюхой…
— Но…
— Шлюхой… Назови меня шлюхой сейчас же!.. — настаивал он.
— Ш…
— Уилл!
— Ты шлюха… Ты… О господи, да! Чёртова шлюшка… — бормотал я, борясь с собой, — Тварь… Сучка…
— Ещё… ещё!
— Грёбаная шлюха! — громче выдал я, — Шлюха! Похотливая сука! Мразь… Шваль… подстилка! Чёртова потаскуха!
— О… да! — подрагивая от предвкушения, простонал он. — Я твоя подстилка… Трахай меня, о, да… Да…
— Дрянь… Ебливая… Развратная… дрянь… Ох…
И больше я не смог вымолвить ни слова, чувствуя, как оргазм пронизывает всё моё тело. Я выгнулся, со стоном кончая и чувствуя не просто вспышку, а медленное, будто размазанное во времени удовольствие, тянущее между ног, в животе, в горле, даже в суставах пальцев и челюсти. Мне не хотелось вздыхать, не хотелось наполнять лёгкие кислородом, я боялся, что как только сделаю это, ощущение удовольствия сейчас же покинет меня.
Опомниться мне помогла звонкая пощёчина от Лектера — он не церемонясь саданул мне по лицу, чуть не свернув нос, однако это заставило меня закашляться и, наконец, вздохнуть. Удовольствие меркло. Щека горела от удара.
Мой маленький нежный скептик, обласканный в пылу вожделения последними словами, без сил уткнулся мне в шею. Последнее, на что его хватило — это выпустить моё сокровенное на волю. После этого все силы разом покинули его тело. Он свалился на меня, как только смог, и лежал теперь, совершенно беспомощный и горячий. Сердце его колотилось, как у маленькой птички. В венах стучала кровь.
— Уилл… — обретя способность тихо, но не слишком связно говорить, пробормотал он.
— М… — мыкнул я.
— То, что ты… Сейчас… говорил…
— Потом… — шепнул я вяло и медленно. — Сейчас ужас как хорошо…
Лектер чуть слышно усмехнулся, с трудом подтягивая ладонь и укладывая на неё голову.
Мы проснулись незадолго до полудня в ворохе из простыней.
Как только Лектер не сбежал затемно в душ — ума не приложу. Обычно он поступал именно так. Но этим новым необыкновенным утром я нашёл его спящим на краешке кровати, укрытым только на бедрах комком ткани.
Я справедливо решил, что лучше мне от греха подальше не будить это лихо, но в этот миг лихо проснулось само. И не спокойно и мягко, а резко, рывком. Вздрогнуло и распахнуло глаза. Я затаился. Ганнибал первым делом завёл руку за спину ощупывая кровать и, натыкаясь на мои рёбра, смягчил прикосновение, поворачиваясь ко мне.
Его взгляд был колким — словно он и не спал вовсе. Я не знал, что это мне несёт, но был почти уверен, что ничего хорошего. Однако, я ошибался.
Твёрдо убедившись в моём присутствии рядом, Ганнибал сбросил напряжение и зевнул, приваливаясь ко мне спинкой. Вот дела, — с удивлением подумал я.
Полежав немного, Ганнибал потёр лицо руками. После этого он вновь повернулся и посмотрел на меня. На этот раз он уже выглядел сонным, каким и должен был, учитывая, сколько мы спали ночью и как именно.
Убрав рукой волосы с лица и пригладив их назад, он повернулся ко мне всем телом и уложил головушку на мои ключицы, располагая руку рядом на моей груди.
— Доброе утро, — хрипло произнёс я, кашлянув.
Ганнибал ничего не ответил, снова зевнул и закинул локоть поверх моей груди.
— Птицы поют, — закрыв глаза, пробубнил добрый нынче доктор.
Я помолчал, не зная, что ответить.
— Ещё поспим? — спросил я тихонько.
— Поздно вставать — вредно, — ответил он.
— Вставать никогда не поздно, — проговорил я.
Он полежал чуть-чуть. Протянул руку, проводя ею по простыне вдоль моего тела.
Честное слово, я прямо не знал, что с ним таким следует делать. И, видимо, упустил момент, когда следовал что-то делать, поскольку не успел я и глазом моргнуть, как он скрылся под моей простынёй, верно истолковав мои отчасти пространные слова про стояние.
Я лишь изумлённо распахнул глаза, почувствовав его губы и язык там, где меньше всего ожидал их почувствовать, а в следующее мгновение я уже блаженно пялился в дощатый потолок, преспокойно ожидая, когда доктор со мной закончит.
Он управился быстро, заставив меня испытать и оргазм, и шок от несоответствия с обычной реальностью. Конечно, Ганнибал, бывало, делал мне минет. Пару раз, попервости…, но чтобы та-ак! Не то, что я бы разочаровался в отношениях и не выжил бы без такого решения проблемы, но жить с таким решением было куда приятнее.
Лектер вынырнул из-под простыни не слишком воодушевлённый, хотя и не разочарованный. Он вытер губы, резво, слегка потянувшись, поднялся с кровати и ушёл в душ.
— Пойдёшь со мной? — спросил он внезапно, вернувшись к дверям спальни.
— А можно?.. — оживился я.
— Время сэкономим, — пожал он плечами.
Я отшвырнул простынку, сейчас же отправляясь в душ экономить время.
После душа мы принялись бороться с последствиями вчерашнего. Вино, простоявшее всю ночь на веранде и облюбованное группой пьяных муравьёв, я безжалостно выплеснул в цветник. С бутылочной пробки муравьёв я сдул, после чего принёс бутылку с бокалами на кухню, где Ганнибал, облачённый в элегантные белые шорты, утилизировал прокисшие за ночь остатки пангасиуса, забытые на плите.
— Что ты сегодня хочешь на обед? — спросил Ганнибал.
Я, отмывая бокалы, с глупой улыбкой пожал пару раз плечами.
— Хочешь пиццы? — спросил Лектер.
Забыв за время отношений с Лектером такое ностальгическое слово как «пицца», я опасливо покивал.
— Мы пойдём в город, — сказал Ганнибал, не замечая противоречивых изменений в моём лице. — Возьмём там байк. Я отвезу тебя в один городок, и там накормлю тебя отменной пиццей.
— Серьёзно? — на всякий случай переспросил я.
— Абсолютно, — подтвердил Лектер, открывая холодильник. — Позавтракаем омлетом.
— Эм…
— Что?
— С ветчиной?
— Хочешь, так с ветчиной, — с усмешкой сказал Ганнибал. — Тосты тебе сделать?
— Да, — как призрак самого счастья, пробормотал я.
— А кофе?.. И кофе тебе приготовлю. Чего я спрашиваю, в самом деле.
И, выглядя очень деловым, Ганнибал занялся приготовлением завтрака, в то время мне пришлось тихо удалиться в спальню, чтобы собрать и засунуть в стирку всё без остатка постельное бельё, пострадавшее за ночь от ожесточённых нападок.
Ганнибал накормил меня и омлетом, и пиццей, как и обещал, и, хоть я и был уже вполне доволен жизнью, всё же я с нетерпением ждал вечера. Я был почти уверен, что на этот раз у доктора разболится голова или ни с того ни с сего воспалится жила хитро-мудрости.
— Ты ещё не начал думать, что живём мы, чтобы есть? — спросил меня, до отвала наевшегося шикарнейшей пиццы, Лектер по пути из города.
— Нет, — чуть икнув и прикрывая рот рукой. — Но уже близок к этому.
Ганнибал удовлетворённо растянул губы в улыбке, после чего подал мне свою руку.
— Что? — не понял я.
Он отрицательно помотал головой, сунув руку в карман брюк. Сообразив, что к чему, я всё понял, хоть и как обычно с некоторым опозданием. Но в отличие от прошлых разов я на свой страх и риск взял его за руку, вытаскивая её из кармана и обхватывая своей. Лектер чертовски удивился этой моей инициативе, но ничего не сказал и продолжал держать меня за руку до самого дома.
Когда наступил вечер, я ждал, что Лектер вновь предложит выпить вина, заморочится с какими-нибудь закусками…
— Уилл! — услышал я зов со стороны крыльца.
— Да? — появился я на пороге.
Лектер не спеша полировал ногти.
— Идём плавать?
Ганнибал посмотрел на меня, щурясь в лучах заходящего солнца своими очаровательными морщинками в уголках глаз. Он скрестил руки на коленях и ожидал моего приговора.
Там же холодно, — хотел сказать я. — Солнце скоро сядет. Мы подхватим простуду.
Пока обдумывал это, он, весь бронзово-солнечный, сидел на крыльце, повернувшись в мою сторону, и ждал, что я скажу.
— Хотя, да, — по-своему истолковав моё молчание, согласился он. — Ты прав… — проговорил он, грузно поднимаясь на ноги.
— Идём! — прервал я его.
— Правда? — вздрогнул он, как будто бы даже от внезапного удовольствия.
— Конечно, — сдержанно улыбаясь, сказал я.
Доктор Лектер перепрыгнул через ступеньку, махом влетая на веранду.
— Будешь меня лечить, если простужусь? — спросил он.
— Ты скажешь как лечить, а я — буду, — развёл я руками.
Он горячо поцеловал мою щёку, пока проскакивал мимо, а я, заласканный им, с достоинством постоял чуть-чуть на веранде, после чего чинно удалился переодеваться.
Мы не простудились. Мы взяли с собой тёплые вещи и еду. Мы любовались лунным светом, отражённым в морской волне. Я кутал его в тёплый плед, сушил полотенцем его волосы.
— Ты у меня единственный такой, — вдыхая солоноватый аромат его влажных волос, говорил я, а потом целовал его кожу, уже не солёную — как только мы наплавались, он тщательно умылся пресной водой.
Мы пили виски из фляжки. Грелись у маленького костерка. Он ел со мной ту дрянь, что я принёс с собой для перекуса, а какой-то безумно дорогой паштет, за порчу которого при других обстоятельствах он раскроил бы мне череп, ел из контейнера собственным пальцем. Не сам, конечно, догадался. С меня пример взял. Потом сказал, что удобно, и ел, не грозясь никому отрубить этого самого пальца, как в бытность лет.
Смеялся сам над собой из-за всего этого.
— Вернёмся домой, к цивилизации — я приду в норму, — усмехаясь, бормотал он. — Прекращу этот ужас! Буду есть, как нормальные цивилизованные люди. Буду пользоваться салфеткой.
Я протянул ему бумажную и, поскольку его руки были заняты одна контейнером, а другая паштетом, то я сам промокнул его губы, что он принял смиренно, как неизбежное.
— У нас дома есть шампанское? — спросил он.
— Не помню, — признался я.
— Так хочется шампанского, — печально вздохнул он.
— После виски шампанского ещё, — покивал я, сдвигая свои густые тёмные брови.
Он отмахнулся.
— Выпей, — протянул я ему фляжку.
— За нас, — сказал он, приподнимая её и делая глоток.
— Ты волосы свои ешь, — убирая прядь его чёлки, которую он чуть было не прикусил вместе с хлебом.
Осознав произошедшее, он уставился на меня влюблёнными пьяными глазами, жуя хлеб.
— Что бы я без тебя делал? — спросил он.
— Чего бы ты не делал? — игриво вопросил я, щекоча его шею своей короткой растительностью на подбородке и щеках.