– Чш-ш-ш! – шипит незваный гость. – Паучок слишком громкий! Нам, конечно, это нравится, но в других обстоя…
– Дэдпул! – выдыхает Питер, рывком отталкивая его от себя. На губах остаётся едва уловимый привкус пороха. – Что ты здесь делаешь, мать твою?
– Как что? – Уэйд искренне удивляется. – Навещаем Паучка, конечно! Злая тётушка заперла нашу булочку в доме, и мы волновались… Кстати, очаровательные трусишки!
– Я же написал тебе, – вымученно выдыхает Питер, набрасывая одеяло на бёдра: он слишком вымотан, чтобы смущаться. – Пять раз! Чтобы ты сюда не совался! Неужели так сложно было уяснить, что я не хочу тебя видеть?
Огромный Дэдпул – гора мускулов, да чтоб у Питера было такое тело – расстроенно опускает голову, и его плечи поникают.
Чёрт, это выглядит комично и…
Грустно?
Да, Паркер, давай, пожалей его!
Но…
Твою мать.
– Иди сюда, – с тяжёлым вздохом говорит Питер и приглашающе откидывает край одеяла, прижимаясь лопатками к стене. Перемена в Дэдпуле поразительна; его лицо озаряется таким детским счастьем, что видно даже через маску, и он торопливо, хотя и бесшумно, юркает к Питеру в кровать.
По-хорошему стоило послать его к чёрту. Или хотя бы предложить раздеться: в стерильности костюма Уэйда Питер сильно сомневается.
Что ж – он часто делает неправильный выбор.
Дэдпул пристраивает пальцы у него на бедре, и Питер от души шлёпает ему по ладони.
– Без рук! Или лежи спокойно, или проваливай, – предупреждающе шепчет он. Уэйд несчастно вздыхает, но послушно вытягивается в струнку, занимая собой большую часть кровати.
Питеру неожиданно уютно, хотя лопаткам и прохладно от близости стены. Дэдпул горячий, как печка, об него можно греться, и уже в полусне Питер ощущает, как его, продрогшего, накрывает тёплой тяжестью – но ни подумать об этом, ни возмутиться он уже не успевает.
Его утро начинается с громыханья посуды где-то внизу – тётя Мэй готовит завтрак; Питер сладко потягивается, от души зевает, разлепляет глаза…
И скептически кривит губы, глядя на свою простынь – там, где лежал Дэдпул.
Питеру очень хочется верить, что это – просто красная глина. Так или иначе, он обещает себе дать Уэйду по башке при следующей встрече, неохотно встаёт на ноги и комкает простынь, отправляя её в корзину для грязного белья.
Секунду ему хочется провести ладонью по своей подушке, чистой, но хранящей тепло и (он почему-то уверен) запах Дэдпула, но здравомыслие возвращается к Питеру быстрее, чем он успевает это сделать.
Ладно, это ничего не значит. Уэйд просто лежал с ним, пока он спал (и вообще-то это довольно крипово, Питеру доводилось проверять на остроту его катаны), а потом – Питер смотрит на распахнутое окно – свалил. Можно подумать, это что-то из ряда вон. Да они даже не друзья!
…Что не спасает его от совершенно унизительного диалога с тётей Мэй, которая считает, что держать Питера взаперти – слишком жестоко, но при этом отказывается отпускать его куда-либо в одиночку.
– Только с Уэйдом и под его личную ответственность! – строго произносит она, сурово поджимая губы. Питер говорит себе, что лучше потерпит ещё пять дней домашнего ареста.
– О-оу, так я теперь твой папочка? – восторженно вопит Дэдпул, оглушая даже через телефон, и буквально топчется на гордости Питера. – А ты вроде как мой малыш? Улё-ёт!
– Слушай, – говорит Питер, устало ероша волосы. – Мне просто нужно, чтобы ты забрал меня из дома. Дальше – вали куда хочешь. У Тони есть задание для меня, и я не могу…
– Ах, эти трудные подростки! – картинно восклицает Уэйд, явно вошедший в раж. – Говорила мне мама: Уэйди, подумай хорошенько, быть может, лучше завести собаку? Собаки хотя бы умеют быть благода…
Питер отключается, не дослушав.
***
Пять часов, несколько неудачных экспериментов и тысячу проклятий спустя Питер устало разгибается и потягивается. Ноющая спина хрустит; он морщится, трёт затылок, вздыхает… мрачно смотрит на очередной образец и решительно отворачивается от стола.
Да уж, без шансов – просто груда металлолома.
– Джарвис, где Тони? – спрашивает он, устраивая большие пальцы на своих веках и с силой надавливая; глаза болят.
– Мистер Старк покинул Башню.
– Блеск, – Питер мрачнеет и зарывается пальцами в собственные волосы. – Передай ему, что ничего не получится, если брать за основу настолько искорёженный материал. Хотя, думаю, он и сам это знает… Ладно, неважно. Просто скажи, когда вернётся, что я ушёл.
– Будет сделано.
Да чтоб его хоть кто-то понимал так же, как Джарвис. Питер ещё раз вздыхает, окидывает напоследок прощальным взглядом лабораторию – его пускают сюда так редко, что он, честное слово, и рад хвататься даже за очевидно проигрышные проекты – и решительно выходит. Он ужасно соскучился по небу вечернего Нью-Йорка.
Он успевает спасти почтенную пожилую леди от ограбления и поймать сорвавшегося с поводка пса – так себе работёнка для супергероя, не находите? Вот и Питер так думает. Только Тони-мать-его-Старк слишком редко берёт Питера на важные миссии (особенно после того парня, как же его, Джейса?) – наверняка сейчас он занимается чем-то важным, намного более важным, чем застрявший на дереве кот.
– Спасибо! – хозяйка, получившая орущего питомца обратно, благодарно улыбается, и Питер пожимает плечами.
– Не за что. Ваш дружелюбный сосед Человек-паук всегда рядом, чтобы помочь!
В таком контексте пафосная фразочка отдаёт отвратительной иронией. Питер поправляет рюкзак и торопливо уносится прочь – в глубины Нью-Йорка.
Здесь, на очередной серой крыше очередного серого небоскрёба, его и находит Дэдпул. Падает рядом, легко толкает локтём в бок и скалится дружелюбно, а потом сюсюкает:
– А Паучку не пора в кроватку?
Питер молча даёт ему по морде. Вернее, пытается – рефлексы у Уэйда что надо, руку он перехватывает сразу, но не сжимает запястье, а, напротив… гладит.
Целую секунду Питеру кажется, что у него начались галлюцинации. Но шероховатый спандекс перчатки дразнит кожу даже через костюм, и эта почти-ласка оказывается неожиданно – очень, блядь, неожиданно! – приятной.
Питер вырывает руку так резко, что дёргается и едва не падает вниз.
– Что, по-твоему, ты вытворяешь? – спрашивает он, вновь вернув себе равновесие, и косится на Дэдпула, сливающегося со сгустившимися сумерками. Два жутких белых овала глаз – чёртова маска! – исчезают на долю мгновения и появляются вновь.
– Паучок же сказал, что мы встречаемся, – говорит Уэйд. – Неужели он не знает, что делают парочки? Нужно срочно научить!
– Уэйд, – тихо говорит Питер, стараясь оставаться спокойным, – мы не…
Шершавая ладонь вдруг ложится ему на лицо, лишая возможности видеть хоть что-то, и Дэдпул придушенно поясняет:
– Так будет лучше. Для Паучка.
– Что ты де…
Онемевший Питер не может пошевелиться. Даже когда Дэдпул придвигается ближе. Даже когда Питер чувствует, как его собственная маска скатывается до переносицы.
Даже когда горячие губы, сухие и жёсткие, прижимаются к его рту.
Комментарий к -4-
Кстати, на правах рекламы отсылаю вас к СТЕКЛИЩУ ПО ВОЙНЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ (и, кстати, да, это стихотворение выложено на моём новом профиле для поэзии):
https://ficbook.net/readfic/6834718
========== -5- ==========
– Мы поссорились, – хмуро отвечает Питер на невысказанный вопрос в глазах тёти Мэй. И раньше, чем та успевает что-то сказать, качает головой. – И нет, я ничего не хочу слышать.
Может быть, это малодушие – прикрываться якобы обидой и огорчением. Но, что ж, Питер действительно обижен и огорчён, пусть и по другой причине. И сложно сказать, на кого он обижен сильнее – на Уэйда за то, что этот ебанавт вообще полез к нему с поцелуями, или на себя за то, что ему… не было противно.
Да, Паркер, теперь это так называется.
Может, будешь честным хотя бы с самим собой?
Хорошо, хорошо! У него встал. Но это ничего не значит – он же подросток, просто подросток, у него бушуют гормоны, и нет никакого – совершенно никакого – другого объяснения тому, что у него мог встать на больного ублюдка, рубящего людей в фарш для тако и наяривающего на «Время приключений».
Питер чувствует себя отвратительно, совершенно раздавленным. Так что он плетётся мимо тёти Мэй и громко хлопает дверью. А потом падает лицом в подушку и замирает так, распластавшись на кровати.
Его жизнь неумолимо и неуклонно катится к хуям. И знаете что? Дэдпул – вот кто во всём виноват.
Но Питер не будет, нет, Питер не будет о нём думать. Ни за что. И телефон, то и дело вибрирующий из-за нового входящего, доставать не будет тоже. А лучше выключит. Да, вот так.
И если, сидя над докладом, он чувствует себя хуже обычного, это совершенно точно не заслуга Уэйда Уилсона.
Тётя Мэй стучится в дверь его комнаты через полчаса – видимо, решает, что он достаточно остыл для разговора. Питер не остыл: у Питера перед глазами вместо параграфа из учебника по биологии – шершавые на ощупь губы, изъеденные язвами и ожогами, и настойчивый, но неожиданно осторожный язык.
Блядь, блядь, блядь!
– Питер, послушай, – мягко говорит тётя Мэй, сжимая его плечо. – Все влюблённые люди ссорятся, иногда по самым глупым причинам, но это не повод замыкаться в себе… если Уэйд сделал шаг к примирению, – телефон, как назло, разражается трелью звонка, – тебе стоит сделать его тоже.
– О да, – кисло отвечает Питер и сбрасывает вызов. Потом устало вздыхает. И трёт лицо ладонями. Он столько всего утаивает от тёти Мэй, столько всего, что он не может или не имеет права рассказывать, что не ждёт от себя (как и она не ждёт от него) откровенности, но вдруг говорит:
– Ты же должна быть против. Он отбитый, совсем, напрочь отбитый.
– Может быть, – тётя Мэй вдруг улыбается и легко сжимает его плечо. – Но скажи мне вот что, Питер: он тебе нужен?
Питер открывает рот. Питеру хочется рассмеяться и выкрикнуть ей в лицо: да на кой чёрт мне Уэйд блядский Уилсон? это всё фикция, стечение обстоятельств, ложь во благо! нет у нас ничего, и я бы предпочёл держаться от него подальше!
Питер не говорит ни слова.
– Не отвечай, – вдруг шепчет тётя. – По крайней мере, мне. Но себе ответь.
Он остаётся наедине с биологией и собой.
Питер так чертовски запутался.
Питер собирается избегать Дэдпула до самой своей смерти, а тёте Мэй… что ж, тёте Мэй он расскажет какую-нибудь сказочку.
Стоит ли говорить, что жизнь показывает Питеру средний палец?
Среда в колледже ничем не отличается от вторника, или от понедельника, или от прошлой субботы – скучные пары, набившие оскомину лица и Флэш Томпсон собственной персоной.
Флэш Томпсон, который ни-ког-да не упускает возможности втоптать Питера в грязь в прямом и переносном смысле. И нет для этого ничего лучше тренировки.
– Эй, Паркер! – орёт он, нагоняя нарезающего круги по стадиону Питера, и умудряется оскалиться даже на бегу. – Решил для разнообразия поработать не только ртом?
– Оставь свои фантазии при себе, – огрызается Питер. Очень хочется ускориться, оторваться от Флэша – но стоит ему так сделать, и у Томпсона возникнет закономерный вопрос: когда это тощий дохляк Паркер научился так бегать? А вопросы всегда влекут за собой выводы.
И меньше всего Питер хочет, чтобы Томпсон узнал, что его однокурсник – тот самый Человек-паук, фотографии которого с подписями разной степени паршивости, от «новый член команды Мстителей» до «герой или извращенец, нападающий на старушек?», украшают обложки журналов и газет.
Питер украдкой оглядывается – они оторвались от остальных, и вряд ли тренера волнует, что там происходит на его занятии, пока никто не отбросил коньки. С такого расстояния однокурсники кажутся маленькими, как муравьи.
Томпсон кривится. Питер хорошо знает эту его гаденькую ухмылочку, и паучье чутьё предупреждает его об опасности ещё тогда, когда Флэш только притормаживает, но он заставляет себя расслабиться – и буквально влетает лицом в грязную траву от резкого болезненного толчка. Чёр-рт… хуже жизни лузера только жизнь того, кто вынужден притворяться лузером. Питер приподнимается на локтях, остервенело отплёвываясь от песка, и коротко охает: Томпсон наклоняется, сгребает его за волосы и зло рычит прямо ему в лицо:
– Послушай, ты, пидор, если ты ещё раз вякнешь что-то про…
– Так-так-так, – весело говорит вдруг кто-то. – Что это тут у нас?
Питер поднимает голову и сталкивается взглядом с разлёгшимся прямо на траве Дэдпулом.
Он предпочёл бы, чтобы Томпсон использовал его вместо боксёрской груши, чем…
– А ты ещё кто такой? – презрительно кривится Флэш. – Паркер, это что, твой дружок с пластиковыми ножиками? Эй, ты! Вали-ка отсюда, пока я не навалял ещё и тебе.
– Нам угрожают? – спрашивает Дэдпул и тут же прижимает ладони в перчатках к щекам. У Питера начинает сосать под ложечкой. – Да, нам угрожают, тупица! И что же мы будем делать? Как что? Да, да, ты совершенно прав, Белый – мы проведём мастер-класс по угрозам здесь и сейчас!
…Плохое предчувствие оказывается верным.
– Нет! – Питер едва успевает вскочить на ноги и схватить Уэйда за запястье. Острейший кончик катаны замирает в доле дюйма от шеи побелевшего Флэша, едва-едва оцарапав кожу.
– Ты не можешь просто рубить в капусту тех, кто тебе не нравится! – зло говорит Питер, тыкая в грудь Дэдпулу пальцем. Уэйд кажется растерянным даже через маску.
– Но Па… Пити, он с тебя скальп снять пытался! – слабо возмущается он.
Питер тяжело вздыхает. Тайна его личности едва слышно трещит, обещая вот-вот разойтись по швам.
– Ты, – произносит он, всё ещё упираясь пальцем Дэдпулу в грудь, – стой здесь. А ты, – теперь он поворачивается к ничего не понимающему Флэшу, – ты просто… просто проваливай, пока тебя не превратили в отбивную.
Уэйд неохотно убирает катану в ножны. А после – Питер ничего не успевает сделать, слишком резким и отточенным выходит движение – хватает Томпсона за шею и, почти прижимаясь к нему, шепчет:
– Только попробуй ещё подойти к нему, и я переломаю все твои кости. По одной. Уяснил?
У Томпсона трясутся губы. Он кивает торопливо и часто, как китайский болванчик, и уносит ноги, как только его отпускают.
– Восхитительно, Дэдпул, – зло говорит Питер, когда они остаются вдвоём. – Ты только что дал ему повод задуматься о том, что может связывать меня с тобой. Молодец.
– Мы должны были спасти свою принцессу! – с достоинством отвечает Дэдпул. Питер устало проводит ладонью по потному лицу, оттягивает ворот футболки и вздыхает. А потом, озарённый неожиданной мыслью, медленно убирает руку и вкрадчиво интересуется:
– Как ты меня нашёл?
– Ну, Пити, – Уэйд даже отступает на шаг, увидев его взгляд, – сила любви привела нас к тебе!
Питер оглядывается на однокурсников, но те слишком далеко, чтобы понять, что здесь происходит. А потому он отпускает себя – и заряжает кулаком Уэйду под дых. Ловит его за подбородок, дёргает на себя (приходится привстать на цыпочки, и это даже унизительно), повторяет почти по слогам:
– Как. Ты. Меня. Нашёл?
И – да он сам охуевает от своей смелости – в качестве решающего аргумента больно сжимает чужие яйца через спандекс.
– Ай! – это пронимает Дэдпула моментально, кто бы сомневался. – Только не помидорки! Я всё расскажу! Это всё Мэй, горячая тётя Мэй позвонила нам и сказала, что мы можем встретить тебя после колледжа, и мы хотели подождать, но очень соскучились по нашему Паучку и по его упругим булочкам…
– Хватит! – Питер убирает руку (Дэдпул, уёбок, разочарованно вздыхает) и поджимает губы. – Я всё понял. Ты зря притащился сюда. Я не в настроении разговаривать – так что проваливай.
– Паучок такой жестокий, – почти скулит Уэйд, и, чёрт, это даже мило. – Ни слова о любви, только холодность и безразличие! А мы всего-навсего собирались позвать Паучка на свидание, на прекрасное свидание с тако и чимичангами, а ещё, может быть, с парой сражений, но Паучок нас не любит, нет, не любит!
Однокурсники Питера подтягиваются поближе, явно заинтересованные происходящим. Ещё немного, и они смогут услышать, что орёт Дэдпул: да тот верещит так, что уши закладывает. Питер беспомощно оглядывается и торопливо шепчет: