— Как можно?! — испугался Олливандер. — Не искушайте её. Тш-ш-ш… мы говорим о другом.
— О чём же?
— О свободе выбора. Человек — свободное существо, а значит, вполне может решать, жить ему или умереть, и лишать его этого права негуманно.
— Не могу с вами согласиться, — Люциус с интересом разглядывал встрепенувшегося от его слов собеседника. — Очень часто человек принимает такое решение, отчаявшись, и если вовремя протянуть ему руку помощи, то трагедии можно избежать.
— Вот видите, вы относитесь к смерти, как к трагедии.
— А как должен?
— Как к приключению, — заметив искреннее удивление на лице Люциуса, Олливандер поспешил объясниться: — Один мой хороший знакомый — основатель лётной школы, на минуточку! — не только считал близкое знакомство со смертью захватывающим приключением, но и настаивал на том, что смерть одаривает избранных, и эти дары…
— Чушь! — перебил его Люциус. — И сдаётся мне, я знаю этого вашего «хорошего знакомого». Он до сих пор входит в Совет попечителей лётной школы и участвует во всех её делах.
— Я так и думал, — просиял Олливандер. — Великий человек. Так вот, я предлагаю вам взглянуть на право выбора шире, не как обывателю, а как человеку мыслящему и разумному.
— Вы думаете, я изменю своё мнение? — улыбнулся Люциус.
— Вы воевали, — Олливандер снова принялся протирать стёкла очков. — А стало быть, видели, как люди умирают от ран. И в этом случае разве не было гуманнее пресечь их мучения ради призрачной надежды? Или вы придерживаетесь библейских взглядов?
На мгновения Люциус прикрыл глаза. Он помнил безысходность Дюнкерка и радость прорыва в Арденнах. А ещё ему так и не удалось забыть эвакуацию раненых из полевых госпиталей. Тогда он впервые задумался над участью тех, кого оставляли на месте потому, что они не могли перенести дороги. Некоторые были в сознании и просили о смерти.
— Я воевал, — горько усмехнулся Люциус.
— А значит, вы понимаете. Я говорю об эвтаназии, и поверьте, у меня есть что сказать.
— Зачем это вам? — шоколад показался отвратительно сладким.
— Я обречён. И я не хочу просто так ждать смерти, как жертвенный агнец.
— И что вам мешает?
— Страх. Он лишает людей свободы, путает разум. Поверьте, Северус, это не самая большая слабость. Просто поверьте, — старик попытался пригладить ладонью растрёпанные волосы. — И если бы вы не были столь законопослушны, я был бы вам очень признателен…
Люциус не дослушал:
— И думать забудьте!
— Северус, пожалуйста…
— Нет!
Люциус расплатился за шоколад и выпивку, а потом до боли затянул шарф, торопясь уйти. Всё-таки к знакомству с настоящим сумасшествием он оказался не готов. Ледяной ветер приятно холодил лицо, и Люциус ещё немного побродил по тёмным улицам, прежде чем вернуться домой. В дверях ему встретился доктор Фергюссон, и Люциус увлёк его в кабинет, чтобы расспросить о прогнозах выздоровления. Хорошо, что он догадался закрыть дверь, потому что доктор устал ссылаться на врачебную тайну и разозлился:
— Что я вам — бог? Я и так сделал всё, что в человеческих силах.
— Но вы ведь не хотите сказать, что надежды нет?
— Не хочу, — доктор устало взглянул на Люциуса. — Но приходится.
— Этого не может быть.
Фергюссон лишь покачал головой:
— Кто он вам?
— Друг. Мы с ним вместе воевали.
— Понятно. А второй?
— Тоже.
— Мне показалось, что их связывают более сильные чувства.
— А мне кажется, что это не ваше дело.
— Не сердитесь! — капитулируя, доктор поднял вверх ладони. — Я не смог ему этого сказать, а потому попрошу вас. Купите больному инвалидную коляску. Не надо его мучить.
— Но… — Люциусу стало нехорошо. — Может, вы ошибаетесь?
— Если бы. У мистера Мальсибера повреждён спинной мозг в пояснично-крестцовом отделе позвоночника, полностью отсутствуют коленный и ахилловый рефлексы, утрачена чувствительность стоп… Я могу долго говорить, только, к сожалению, это ни на что не повлияет. Поэтому просто поговорите с мистером Снейпом, и вместе подготовьте больного к неприятному известию. Скажите, что это ещё не конец, что медицина продолжает развиваться, и скоро непременно появится какое-нибудь решение. В общем, не думаю, что вас надо учить, вы ведь воевали.
— Будто это что-то меняет!
Доктор вымученно улыбнулся:
— Вы справитесь. Обязательно поговорите с мистером Снейпом.
Если бы это было так просто!
***
Люциус проклинал своё любопытство вкупе с вежливостью. Что ему стоило просто поприветствовать доктора Фергюссона, не заговаривая с ним? Сослаться на тяжёлый день и запереться в библиотеке, как это уже повелось — тогда бы не пришлось мучиться бессонницей. И, воровато озираясь, вносить в дом инвалидную коляску тоже бы не потребовалось. Поговорить с Северусом Люциус так и не решился, каждый раз находя благовидный предлог для отсрочки. Нельзя же вываливать на человека такое известие после непростого трудового дня? С утра расстраивать тоже было последним делом. Зато Люциусу ничто не мешало попытаться подготовить к худшему Мальсибера. Издалека и не сразу. Постепенно.
— Рей, доброе утро. Ты совсем ничего не ешь.
— Люци, — Мальсибер даже не пытался быть вежливым, — как диетолог ты так себе.
— Как психотерапевт, очевидно, тоже.
— Ты чего-то хотел?
— Просто узнать, как ты…
— Как без ног, — перебил его Мальсибер. — Ты хочешь об этом поговорить?
— Нет. Но у меня есть предложение.
— Предлагай.
— Рей, я же вижу, как тебе надоело лежать…
— Увы, бегать не могу.
— Но ты мог бы кататься. У тебя же уже получается сидеть.
— Меня можно даже поставить на колени, чтобы стучать молотком по пяткам.
— Вот видишь! Это прогресс.
— Неужели? Ты хочешь предложить мне инвалидское кресло? Может, ещё и утку подашь?
Люциус словно пропустил хороший удар под дых, поэтому и не мог пару мгновений дышать, но он справился, просто усевшись на кровать Мальсибера и взяв его за руку. От прикосновения тот вздрогнул, но руки не отнял. Наверное, это был хороший знак.
— Рей, скоро весна. Тебе надо бывать на воздухе.
— Интересно, зачем?
— Может, для того, чтобы набраться сил? Оттого что ты лежишь, у тебя атрофируются мышцы, и потом будет трудно их восстанавливать.
— Будто ты в это веришь.
— Верю! — Люциус стиснул холодную ладонь. — Ты же ас, Рей! Дуглас Бэйдер сумел без ног вернуться в строй, чем ты хуже?!
— Это всё пустые слова, Люци. Я бы тоже вернулся… через боль, кровь, пот… я бы сделал это, Люци, но я ничего не чувствую. Может, мне стоило отрезать ноги, как старине Дугласу? Как думаешь? Может, мне было бы легче обойтись без лишней тяжести, а, Люци?
Невыносимо было видеть его таким. Люциус помнил, как улыбался Мальсибер, вернувшись из плена, каким счастливым выглядел, когда Северус решил жить в Уике. Да и раньше он всегда был оптимистом и весело смеялся, когда другие начинали жаловаться и проклинать судьбу.
— Нет, Рей, всё не так. Это ты просто залежался.
— Ох, Люци, — Мальсибер утопил затылок в подушке и закрыл глаза. — Я бы всё отдал за то, чтобы встать… хотя… наверное, всё-таки не всё, вернее, не всех.
И Люциус его отлично понимал.
— Давай попробуем? Ты просто устал лежать… вот так.
— Ты прав. Безумно устал. Давай.
Люциус прикатил кресло и помог Рею перебраться в него. Переломы на его руках срослись, но удерживать тело у него не получалось. Сильно похудевшие руки тряслись и подгибались под его весом. Но зато у Мальсибера появилась цель. Он сильно побледнел, над прокушенной губой выступила испарина, сил явно не хватало, но Рей упрямо пытался держать спину ровно и крутить эти чёртовы колёса, чтобы передвигаться по комнате. Люциус не мешал, лишь иногда помогая сдвинуть мешающую мебель или убрать прикроватный коврик. Наконец Рей обмяк в кресле:
— Больше не могу.
Люциус молча помог ему перебраться в кровать и напоил, потому что самостоятельно удержать стакан Рей не мог.
— Ты молодец, — похвалил он.
— Спасибо тебе, — едва слышно прошептал Рей и добавил: — Убери эту коляску… пока…
Люциус мог понять нежелание Рея подчёркивать свою слабость, поэтому сделал вид, что просьба его ничуть не удивила.
— Завтра продолжим?
— Да.
Люциус закатил кресло в свой кабинет и попробовал им управлять сам. Без ног. Получалось плохо — руки быстро устали из-за неповоротливости тяжёлой конструкции, и терпения хватило лишь на четверть часа. Как до конца жизни зависеть от этого кресла, Люциус не понимал, и ему даже стало физически плохо от этой мысли, а ведь неудобства Рея не ограничивались только передвижением.
Люциус закатил кресло в угол и накрыл его пледом — афишировать его появление отчего-то хотелось ещё меньше, чем затевать разговор с Северусом. Была надежда, что Фергюссон ошибся, и если показать Рея другому врачу, то вердикт будет другим. Оставалось лишь найти хорошего доктора — многие специалисты уехали из страны из-за затянувшегося кризиса. К сожалению, патриотизм был хорош в бою и никак не гарантировал профессионализм врача.
Так в кабинете Люциус и просидел до вечера. За это время он написал больше дюжины писем старым приятелям с просьбой порекомендовать хорошего ортопеда. Зря они слепо полагались лишь на Риддла. Конечно же, он был заинтересован в благоприятном исходе, но глупо было считать его всесильным. Потенциальному врачу Люциус пообещал приличное вознаграждение и оплату проезда с материка до острова и обратно. Поужинал он, не выходя из кабинета — встречаться и разговаривать с Северусом Люциус был не готов, — и решил снять напряжение парой глотков коньяка.
На стук в дверь он сначала не отреагировал, но когда посетитель стал проявлять настойчивость, Люциус подумал, что в вечерних беседах нет ничего плохого, и открыл. К огромному удивлению за дверью оказался Драко.
— У тебя всё в порядке, отец? — он бросил тревожный взгляд на бутылку.
— В полном. Составишь компанию?
Драко прошёл в кабинет и остановился у стеллажа со старыми моделями самолётов. Он открыл стеклянную дверку и осторожно снял с полки «Спитфайр».
— Какая точная копия. Теперь я понимаю, почему ты так переживал, когда он попадал мне в руки. Вот этот элерон я трижды сажал на клей и молился всем богам, чтобы ты не заметил.
— Какая неожиданность, мой сын — язычник.
— А кто ещё мог появиться на свет у отца-волшебника? В детстве я был уверен, что ты можешь всё.
— А сейчас?
Драко улыбнулся:
— Сейчас я в этом убедился, — он снова взглянул на бутылку: — У тебя что-то случилось?
— У меня — нет, — Люциус со вздохом взял из рук сына «Спит» и вернул его в шкаф. — У меня, как ты успел заметить, всё хорошо.
— Ты переживаешь из-за Рея? Думаешь, это неизлечимо?
— Думаю, что ему нужна консультация другого доктора.
— Вердикт этого тебе не понравился?
— Можно сказать и так.
Драко сел в кресло напротив и понимающе кивнул:
— И ты не хочешь об этом никому говорить?
Что ж, Люциус мог гордиться воспитанием сына — Драко понимал его с полуслова и не требовал ответа на неприятные вопросы, хотя, конечно, это не мешало их ему задавать.
— Отец, скажи, а ты избегаешь Северуса, потому что он с Реем? Тебе это неприятно?
Наверное, этот разговор давно назревал, но Люциус всё равно оказался к нему не готов, хотя всегда старался быть честным с сыном. Множество самых разнообразных эмоций не давало возможности мыслить рационально, хладнокровно взвешивая ответы, и Люциус сдался:
— Если ты имеешь в виду то, что я против подобных отношений, то ты заблуждаешься.
— Да?
— Да, Драко. Любовь намного сложнее и многограннее того, о чём пишут в романах.
— Я не читаю…
— Зря ты этого стыдишься, о любви писали всегда. Её воспевали, идеализировали, преклонялись. И всегда это было красиво.
— Ты хочешь сказать, что любовь иногда бывает некрасива?
— Нет, Драко, не хочу.
— Я тебя не понимаю. Да или нет? Для тебя это неприятный сюрприз или…
— Для меня это не сюрприз.
— Но ты в принципе против таких отношений и смирился лишь потому, что это твои друзья, которые прикрывали тебя в бою?
— Они мои друзья, Драко. И их могут связывать любые отношения, лишь бы…
— Они сохраняли приличия?
— Нет. Лишь бы они были счастливы.
— И тебя не смущает, что они оба мужчины?
— Нет. А тебя?
Драко опустил взгляд:
— Меня точно нет. Просто я думал, что ты придерживаешься более традиционных взглядов и такие предпочтения должны тебя шокировать.
— Не шокируют, как видишь.
— А почему тогда… — Драко немного помедлил, но всё-таки решился: — Почему тогда ты так охладел к Северусу? Мне всегда казалось, что вы с ним… близки, что ли. Ну, в общем, как братья. А сейчас ты его избегаешь. Что-то случилось?
— От тебя ничего не скрыть… видишь ли, я должен сказать Северусу одну очень неприятную вещь… и просто не представляю, как это сделать.
Люциус не лгал, только вот правду он не мог сказать даже сыну. Особенно сыну. Однако Драко всё понял правильно:
— Это касается Рея?
— Да. Доктор Фергюссон считает, что он обречён на неподвижность.
— Он сказал это тебе?
— Да. И попросил передать Северусу и подготовить Рея.
— Ох, отец… теперь я тебя понимаю. Ты уже сказал?
— Нет, как видишь. Я просто не думал, что это будет так заметно.
— Просто я тебя хорошо знаю, — Драко выдержал паузу и продолжил: — А я могу это сказать Гарри? Это ведь и его касается.
Идея показалась Люциусу очень перспективной.
— Скажи. И знаешь, мне кажется, когда этот разговор состоится, лучше чтобы Гарри тоже присутствовал. Он умеет подобрать слова, чтобы утешить.
— А когда ты собираешься?..
— Сначала я хочу пригласить на консультацию другого врача, чтобы исключить ошибку.
— А если и его прогноз окажется точно таким же?
— Тогда буду думать, как об этом сказать.
Конечно же, Драко одобрил план, а Люциусу стало несравнимо легче нести груз этого знания, словно он получил индульгенцию за всё. Однако к разговору с Северусом он был ещё не готов, хотя представлял его себе множество раз. Но всегда воображение отказывало в тот момент, когда требовалось поддержать Северуса, потому что Люциус его непременно обнимал. Что поделать, если он не умел утешить иначе. Хотя кого он пытался обмануть?!
На следующее утро Люциус услышал, как хлопнула дверь, и поспешил к окну, чтобы убедиться, что это Северус уходит на службу. Это действительно был он — быстрый, целеустремлённый, решительный. Наверное, он почувствовал взгляд Люциуса, потому что обернулся, дойдя до поворота дороги. Сбегать было поздно, и Люциус поднял руку, то ли приветствуя, то ли прощаясь. Северус в ответ кивнул, и на мгновение на его губах мелькнула улыбка. Он уже скрылся за углом, а Люциус всё ещё продолжал улыбаться. Ледяное стекло немного охладило горячий лоб, приводя в чувство и заставляя одуматься. Как же всё это было неправильно! Но бежать дальше было уже некуда.
Люциус умылся и, выпив кофе, отправился к Рею, чувствуя, что изрядно ему задолжал. Кресло немного поскрипывало, и пришлось завернуть в кладовую, чтобы смазать подшипники. Рей его уже ждал.
— Привет, Люци, не возражаешь, если я немного прокачусь по дому?
— Было бы неплохо.
Люциус помог ему перебраться в кресло, поразившись переменам, произошедшим с ним за ночь — Рей словно помолодел, и к нему вернулась прежняя жажда жизни. Конечно, его руки дрожали, и он останавливался передохнуть каждые несколько ярдов, но при этом упрямо продолжал двигаться вперёд, вызывая восхищение. Проезжая мимо ванной комнаты, Рей остановился и, чуть смутившись, попросил:
— Люци, я хотел бы избавиться от бороды. Поможешь?
— А я всё ждал, когда она тебе надоест. Ты даже после плена выглядел лучше.
— Всё как-то не доходили руки, — Рей попытался шутить: — Сам понимаешь, эти повязки чертовски мешали наводить красоту.