— Джейми, я справлюсь, уже справился, — снова попробовал отмахнуться Брок, подставляясь под его ладони.
Что тут было сказать? Брок хотел справляться, а Джеймс хотел, чтобы не было ситуаций, в которых ему нужно было бы справляться. Да он и догадывался, что произошло. Вернее, кто был виновником удручающего состояния Брока.
— Выпей вот это, — распорядился Джеймс, вернувшись из кухни с несколькими склянками и выдав одну из них Броку, он принялся обрабатывать раны отваром из другой. — И спи. Я скоро приду.
Поцеловав Брока, Джеймс вышел из дома. Он знал, кого надо искать, еще на рынке слышал, что у женщины, которая хотела Брока себе, были братья. Значит, это один из них. И у него должны быть сбиты костяшки.
Первым местом, где стоило искать нужного мужика, был трактир, и Джеймс направился прямиком туда. Зашел, уже думая, как будет опознавать, заглядываться на руки, когда увидел заливающего за воротник прямо с утра мужика со свеженачищенной рожей. Кровь из носа уже не текла благодаря тряпицам, которые были вставлены в ноздри, одни глаз заплыл так, что вряд ли видел хоть что-то, а второй открывался с трудом.
Джеймс хмыкнул. В таверне было еще двое, местные забулдыги, остальной люд занимался с утра делами. Что ж, так даже было лучше. Стремительно подойдя к заливающему горе мужику, Джеймс почувствовал, как отступившая было ярость снова наполняет его.
— Что вылупился? — гаркнул явно ещё не остывший после утренней драки Михаэль, грохнул о стол кружкой, разбрызгивая пиво.
Наверное, если бы он молчал, Джеймс бы еще подумал, как поступить, но после услышанного он сам не заметил, как плавно и стремительно оказался рядом, схватив за горло металлической рукой и приподнял над полом.
— Брок мой, — раздельно, холодно-спокойно сказал Джеймс. — И я заставлю тебя жрать дерьмо сломанной челюстью, если с него упадет хоть волосок. И твоя сестра пусть про него забудет.
За стойкой испуганно ойкнула Марианка, зажав ладонями рот, но Михаэлю, видимо, хмель уже ударил в голову.
— Ты мне, сука, ещё поугрожай! — сипло прохрипел он, скалясь. — Ебал я и тебя, и этого Брока.
Как тяжело было сдержаться, не убить этого человека, который просто защищал свою сестру. И только это сейчас спасло его. То, что он защищал. Джеймс тоже защищал…
Память внезапно распахнула свои створы, и воспоминания потоком хлынули. Они лились, захлестывая, погребая под собой, не давая сосредоточиться. Он продолжал сдавливать горло, чувствуя, как меняются глаза, то совершенно человеческие, то расплавленное серебро с вертикальным зрачком.
Зарычав он, Баки, Брок всегда звал его Баки, сквозь все свои жизни так и не смог привыкнуть к звучанию его имени, которое было безумно сложно вообще переложить на человеческий язык, не говоря о том, чтобы произнести.
— Еще раз подойдешь к нему, и я тебя сожру, — рыкнул Баки, понимая, что надо бежать, пока он не обернулся прямо здесь.
Но как же хотелось к Броку. Хотелось свернуться кольцом на грудах своих сокровищ, посадить Брока себе на лапу и потереться об него носом, лизнув длинным раздвоенным языком. Это всегда его забавляло. Их обоих. Но Брок — его звали по-разному в разных жизнях, но Баки устраивало имя, которое он носил сейчас — ненавидел и боялся драконов, и что теперь делать, Баки не представлял. Как теперь быть, ведь он действительно не успел, не защитил. Потерял его.
Михаэль захрипел, заскрёб пальцами, стараясь разжать ладонь на своём горле. Марианка завизжала, бросилась в ноги Баки, моля отпустить брата.
— Мы не подойдём, — плакала она, цепляясь за полы его одежды. — Не заговорим, не тронем.
Выпустив чуть не раздавленное горло из металлической ладони, Баки развернулся и как можно спокойнее вышел из таверны.
Он — дракон Брока. Теперь была понятна их тяга друг к другу, ведь они всегда были любовниками, всегда, сквозь все жизни любили друг друга. И сейчас Баки тоже любил Брока, вот только тот ненавидел своего дракона. Ненавидел за то, что не успел и не защитил. И он был в своем праве.
Но что теперь делать самому Баки? Как жить дальше, пряча свою истинную сущность, которая теперь вместе с воспоминаниями рвалась наружу. Как молчать о таком? Как обманывать, если не обманывал никогда?
Не зная, что делать дальше, Баки вернулся домой, где спал Брок, разделся и улегся рядом, сворачиваясь вокруг, оплетая руками и ногами, утыкаясь носом в шею. Невозможно обманывать своего человека, но и сказать правды Баки не мог, потому что хотел быть вместе с Броком. Они должны быть вместе, потому что связаны драконьими богами друг с другом.
Прикрыв глаза, Баки решил ни о чем не думать, дать шестистам годам воспоминаний уложиться в голове. Он обязательно расскажет, может быть, даже скажет, как его зовут, но не сейчас, позже. Когда… Просто позже. А сейчас они будут вместе.
Брок, не открывая глаз, сильнее прижался к Джейми, ткнулся губами в лохматую макушку. Было хо-ро-шо, правильно, так, как надо. Жар его тела больше не обжигал, не душила тяжесть, будто бы всё существо Брока наконец подстроилось под него, приняло нужную форму, чтобы теперь-то совпадать идеально.
Давно уже вынырнув из сна, Брок лежал, почти не двигаясь, лишь ласково водил ладонями по спине, бокам, перебирал длинные шёлковые пряди, касался пальцами плеч, выводя на коже замысловатые узоры, наслаждаясь их с Джейми близостью, любя его всем сердцем, всем собой. Зная по чуть изменившемуся дыханию, что совсем скоро пушистые ресницы дрогнут, Джейми потянется всем телом, наваливаясь сверху, тихо едва слышно мурлыкнет. И так было всегда, каждое утро их невероятно длинных жизней. Брок не мог сказать, откуда в нём взялось это знание, что оно означало, но больше не дёргался, не искал объяснений этой почти магической, волшебной тяге. Он любил Джейми.
Было так хорошо, тепло и беззаботно, так спокойно в этих объятиях, особенно теперь, когда не было сомнения, что их связывает. И так хотелось поделиться с Броком тем, что он вспомнил себя, его, все вспомнил, но было нельзя. Баки так боялся, что Брок узнает о том, кто он на самом деле, что ему скажут, и Брок… прогонит его? Он обещал убить своего дракона.
— Меня зовут Баки, — внезапно даже для самого себя сказал Баки. — Я вспомнил.
— Ты только имя вспомнил? — усмехнулся Брок, погладил Баки — странно было Джейми называть этим именем — между лопаток и… накрыло.
Огненная волна прошлась по телу, словно обновляя его, лизнула застарелые шрамы, вскрыла замки в сознании, обрушивая на Брока свою-не свою память: прикосновение раздвоенного языка к плечу, шее, щекоткой проходясь по телу, жаркое дыхание, перламутр тёплых голубоватых чешуек под ладонями, кольцо хвоста на талии, насмешливый взгляд серебряных глаз с чёрным провалом зрачка, полёт, торжествующий крик, рвущий глотку, раскинутые руки, хлопки крыльев, любовь и безграничная вера.
Горло сдавило спазмом, тело трясло ознобом, колотило. Отцепив от себя руки Баки, Брок поднялся, пошатнулся, хватаясь за спинку кровати.
— И я тебя вспомнил, — хрипло сказал он и вышел, не оборачиваясь.
Если бы драконы плакали, Баки бы сел и заплакал, но драконы не плачут, поэтому их слезы так дороги. Драконы не отдают своего, никогда, но человека нельзя заставить быть с кем-то, если он этого не хочет. И Брок ушел, а он был не в силах его удержать, потому что не знал, как. Как объяснить, что прилетел, но поздно, что искал, но не нашел, что думал, что потерял навсегда? А потом больше двадцати лет искал того дракона, который отнял самое дорогое, желал мести, а еще смерти, потому что, не найдя никаких следов, решил, что его человек больше не возродится. А он не хотел быть один.
Баки не знал, что бывает, когда человек не принимает своего дракона, об этом не писали трактаты, потому что такого не бывало. А если и бывало, то об этом молчали. Баки понимал, что с Броком нужно хотя бы попытаться поговорить, даже если потом Баки уйдет, он обязан попытаться. Но и оставаться в доме Брока Баки не мог, а вещей у него тут не было.
Одевшись, он решил, что подождет где-нибудь в лесу, пока можно будет попытаться поговорить с Броком, чтобы не раздражать его своим присутствием. Не напоминать лишний раз, что из-за него он потерял свою семью. Но, выйдя из дома, не смог больше сделать ни шагу, глядя на сидящего на крыльце Брока. И так захотелось сесть сзади, обнять, прижаться, потому что Брок был единственным человеком, кого Баки не боялся.
— Сядь, — велел Брок, уверенный, что Баки подчинится. — Если уйдёшь, лучше тебе будет не возвращаться.
В голове теснились мысли одна глупее и страшнее другой. Джейми, его ласковый Джейми, на самом деле дракон Баки, тот самый дракон, которого Брок в детстве с нетерпением ждал, сжимая в ладошках голубоватую чешуйку, чувствуя биение чужого сердца, вглядывался в небо и звал, пока матушка с сестрой не слышали. Тот самый дракон, который не пришёл, не защитил, бросил в самый страшный час, дал магическому огню сожрать деревню, убить всех, позволить погибнуть семье Брока, изувечить его самого. Тот, кого он, ещё совсем маленький и беззащитный, возненавидел, поклялся отомстить за страх, боль, за предательство, за попранные безграничную веру и надежду. Тот, кого Брок полюбил за эти несколько дней так, что не вырвать уже из сердца.
Не болели полученные с утра раны, синяки не расцвечивали кожу, но Броку было бы намного проще пережить эту боль, чем то, что творилось в душе.
Брок даже курить не мог. Руки тряслись, рассыпая табак. Он чувствовал плечом тепло тела Баки и непроизвольно тянулся к нему, раз за разом одёргивая себя, напоминая, с кем имеет дело.
— Пойдём, поедим, — позвал он, поднимаясь, стряхнул с колен табак.
Баки так и стоял, когда Брок ушел в дом, не решаясь сделать ни шага ни туда, ни обратно. Он бы и не ушел, не смог бы уйти, потому что так долго у него не было даже надежды, что его человек, его Брок, жив. Вот к кому его тянуло все эти годы, хотя искал он другого. Искал того дракона, который когда-то лишил его лапы, а потом и человека. И нашел, нашел, чтобы попытаться отомстить в последнем отчаянном рывке. Но ничего не вышло, он потерял самого себя, и вот, два года спустя, ведомый лишь непониманием, куда он идет, шел, не останавливаясь, не задерживаясь, чтобы прийти, чтобы найти. И почти потерять.
Брок не хотел с ним разговаривать, не хотел видеть, даже знать, но не отпустил, не прогнал. И теперь Баки стоял на крыльце, не зная, как объясниться, потому что никогда не приходилось. Он всю свою жизнь тесно общался только с одним человеком, потому что остальных боялся. Не до паники, нет, но предпочитал быть подальше от людей. Потому что однажды, когда он был молодым и наивным, вот такая деревенская толпа чуть не убила его. Тогда он первый раз искал своего человека.
Было очень странно чувствовать себя так неуверенно, быть в таком раздрае, понимать, что виноват, хотя и не было его вины, он просто не знал, а почувствовал, когда было слишком поздно. И Баки не мог понять, оправдывает его это или нет. Он дракон, существо высшего порядка, полное магии, никогда ни перед кем не оправдывавшийся, сейчас не знал, как себя вести.
Тучи стремительно заволакивали небо, сгущая сумерки, а в доме сейчас было даже темно. Баки зашел, глядя, как Брок собирается зажигать свечи, и привычно создал магический шар, матово освещавший все вокруг.
— Тебе всегда нравился этот свет, — тихо сказал он, усаживаясь на табурет возле стола. — И вечные снежные вершины. И летать. Я зачаровал для тебя одежду, в которой ты летаешь со мной. Она ждет тебя. Если захочешь, ты все вспомнишь.
Баки сидел, говорил, слепо глядя на свои пальцы, понимая, что несет полную чепуху, что Брок хочет услышать не это, если вообще хочет что-то от него услышать. Но простым “прости” не перечеркнешь всего того, что произошло, да и от чувства вины не избавит прощение.
Брок лишь хмыкнул. Если бы всё было так просто.
Он не знал что чувствует к дракону. Даже ненависти — и той не было. Он не знал дракона, помнил его, свои прошлые воплощения, эмоции, но дракона не знал так же хорошо, как ему открылся Джейми.
— Ешь.
Поставил перед Баки вчерашнее жаркое с кроликом и ломоть хлеба. Самому кусок в горло не лез, слишком этот день был странным, полным событий: сначала потерять, проснуться от ужаса, решить, что остался снова один, искать, звать, полностью разувериться в себе и снова оказаться рядом только для того, чтобы снова запутаться в самом себе.
— Я растоплю баню, как и собирался, но мыла у меня осталось совсем немного.
— Брок, — Баки посмотрел на него полными отчаяния серебряными глазами, ухватил за руку, не желая отпускать от себя, — не отталкивай меня.
Сжав ладонь Баки в своей, Брок выдохнул.
— Дай мне немного времени. Я слишком давно перестал тебя ждать, слишком давно.
— Я думал, что ты умер. Совсем, — тихо сказал Баки и отпустил руку, давая возможность уйти.
Баня так баня, хотя он бы предпочел холодный ручей. В его пещере, в той ее части, где он жил драконом, всегда было прохладно, ровно так, чтобы его человек не мерз там в теплой одежде, а в покоях его человека было тепло. Всегда очень тепло, даже жарко.
Баки сидел и ждал, так и не пошевелившись больше, после того, как Брок ушел топить баню, и не прикоснулся к еде. Он просто сидел и ни о чем не думал, погруженный в почти медитативный транс. Думать было тяжело. Тяжело было все, особенно смотреть на Брока и видеть там не тепло, в которое хотелось завернуться, а отталкивающее безразличие. А еще очень хотелось летать. Хотелось расправить крылья, ударить по земле длинным мощным хвостом, посадить Брока себе на спину и лететь, то низко-низко проносясь на землей, то взмывая ввысь, глядеть на лоскутные одеяла полей, пятна леса, тонкие извилистые линии рек, кляксы озер. И домой хотелось, в заснеженные вершины, где только он и его человек. Только вдвоем.
Брок до бани так и не дошёл, остановился у колодца, замер с ведром воды в руках. Вся его жизнь «до» была подчинена ожиданию своего дракона, по-детски светлой вере в то, что он прилетит, заберёт, и всё точно будет хорошо, правильно… как в сказках. Жизни «после» у Брока не было, был бег с препятствиями, попытка дотянуться повыше, вылезти из болота, куда его утягивала по ночам глухая тоска, найти хоть что-то, стоящее того, чтобы просыпаться по утрам.
Сердце тревожно сжалось и тут же понеслось вскачь, стоило вспомнить о Джейми… о Баки.
— Блядская жизнь, блядские драконы! — заорал он, откидывая в сторону ведро.
Крик Брока выдернул Баки из транса. Он вскочил с табурета, кажется, два года, что он был лишь человеком оставили на нем свой отпечаток нерешительности, но он же был не такой. И не собирался жевать сопли. Нужно было действовать. Баки вышел на улицу, стремительно и плавно моментально оказавшись рядом с Броком, обнял, прижимая к себе, и посмотрел в глаза.
— Я опоздал, — заговорил он, не выпуская Брока, не давая даже шевельнуться. — И потерял самое дорогое, что может быть у дракона. И думал, что потерял навсегда. Но ты выжил, драконьи боги сохранили тебя. Мне нет прощения. И все же прости меня.
И Баки стек на землю, вставая на колени, обхватил Брока за ноги, прижимаясь щекой к его бедру. Он делал так всегда, когда они ссорились, только так стекал к ногам исполинский ящер, который мог наступить на Брока лапой и не заметить. Он укладывал морду у ног, потираясь об него носом, а потом медленно перетекал в человека. Последней исчезала перламутровая, тронутая голубизной чешуя, становясь светлой кожей, а на руках втягивались огромные когти.
— Драконище, — светло улыбнулся Брок, отпуская себя.
Наплевать на прошлое, на бугрящиеся на спине и плечах шрамы, ночные кошмары. Главное, у него теперь был смысл, был Баки.
Подхватив его под локти, Брок поставил Баки на ноги, отряхнул, стараясь сдержать улыбку. Вот как можно быть таким драконом, оставаясь при том человеком? Как у Баки получалось выглядеть и виноватым одновременно, и таким наглым, что хотелось огреть по заднице?