Мысли его приняли такие направления, каких Люм сам от себя не ожидал.
Заёрзав на стуле, он покосился на Гервина — тот, сидя на кровати, зубрил параграф о контроле государством лиц, наделенных магическими способностями, готовясь пересказывать его вслух.
Тишину в комнате прерывал только скрип пера.
Это все было уже невозможно терпеть!
“Хватит”, — решил Люмиус, с шумом захлопнув Магический кодекс. — “Нафиг оно нам надо, мы же все равно не колдуны!”
— Гервин, скажи, как ты думаешь — мы с тобой вообще нормальные?
Наконец-то он увидел все лицо своего альфы, а не только лоб, выглядывающий из-за книги!
— О чем ты, Люмиус?
— Я…
Люмиус замялся, не зная, как выразить свою мысль.
— Выходные же, ты понимаешь? А мы тут за уроками торчим!
— Если мы не подготовимся к понедельнику, то…
— Знаю, — перебил омега, — просто… Как будто мы… друг другу чужие… Как будто все, что нас связывает сейчас — так это только соседство и зубрежка!
Он давно уже не чувствовал в себе такого диссонанса.
В голове было слишком много мыслей, которые никак не получалось облечь в слова…
Зато, наверное, отлично бы получилось выразить их действием!
— Я не совсем понимаю, что ты такое говоришь, — наморщив лоб, Гервин отложил учебник. — Чего ты хочешь, Люм?
— Секса…
Это был исчерпывающий ответ.
Люмиус просто не знал, как еще выразить свои простые и в то же время такие сложные чувства.
Ему было одиноко. Он устал и запутался. Недавние потрясения сказались на нем отнюдь не лучшим образом, как бы он ни старался показывать это как можно меньше, не говоря уж о том, насколько оказалось непросто уживаться со своим собственным телом, начавшим стремительно перестраиваться…
Разве это не естественно в такой ситуации — захотеть почувствовать, что ты не один на этом свете? Пусть и таким своеобразным способом!
— А как же уроки?
— В задницу!
Поняв, что Люм настроен серьезно, Гервин замялся.
— Понимаешь, эээ…
— Назови мне хоть одну убедительную причину, по которой мы не должны этого делать? — встав из-за стола, Люмиус встал перед Гервином и, одним движением колена раздвинув ему ноги, тихо сказал: — Ради всего святого, мы теперь повязаны… У тебя в распоряжении целое человеческое тело, целый я, с которым ты волен делать все, что захочешь — неужели это ни капли тебя не подзадоривает?..
Судя по выражению лица ботаника, подзадоривало его это только так — но глупые комплексы снова взяли над ним верх.
Он отстранился от поцелуя.
— Люм, я… — тяжело вздохнув, Гервин отвел взгляд. — Я не могу! Я не умею…
— Еще бы ты не умел — ты ведь даже пробовать боишься! Я смеяться не буду, честное слово — просто сделай это… Надо же хоть когда-то стать альфой, верно, Гервин? И уже не ради ритуала… ради тебя самого и нас обоих…
У Люмиуса внутри все сжималось от нетерпения.
Он хотел этого.
Хотел по-нормальному, по-человечески, без свидетелей и театральщины — простой, законной близости между альфой и его омегой.
И первое, что он сделал — снял с Гервина очки.
— Ты даже не представляешь, как мне нравится это делать…
Интересно, одному ли Люмиусу достался настолько стеснительный и щепетильный нареченный?
И получится ли исправить эту ситуацию?
— Расстегни рубашку, — вдруг едва слышно сказал Гервин, облизывая губы, и Люм с радостью начал исполнять эту просьбу.
Пропихивать через тугие петли маленькие пуговки дрожащими руками оказалось тем еще удовольствием.
— Осторожнее, оторвешь… — даже в такой момент ботаник оставался самой аккуратностью.
— Так помоги мне!
И он помог — только начал не сверху, как Люмиус, а снизу — и, что-то невнятно шепча, прижался губами к его животу, щекоча кончиком языка окружность около впадины пупка.
Сразу бы так!
У Люмиуса подкосились ноги, и он почти что упал на колени к Гервину.
— У тебя ошейник светится…
— Не обращай внимания, просто продолжай!
С тихим шорохом окончательно расстегнутая рубашка соскользнула на пол.
Гервин оказался не таким уж и скромником — он уверенно целовал Люма в шею, насколько это позволял ошейник, царапал ногтями спину и трогал бугор, вздыбившийся под жесткой тканью брюк…
Прошлые шуточки в его адрес о правых и левых руках вдруг начали казаться несмешными.
Самым сложным в этой ситуации оказалось не стонать, ибо комендант, на которого любые намеки на личную жизнь учеников, будь они хоть сто раз связаны ритуалом, действовали, как красная тряпка на быка, уж точно не оставил бы их имена вне “черных списков”!
— А ты… Ты не будешь раздеваться? — спросил Люмиус, тяжело дыша.
— А зачем?
— Затем, что нормальные люди делают это голыми, если ты не знал! — потянув на себя галстук Гервина, он небрежно развязал узел и снял его. — А теперь давай сам… И побыстрее, я весь горю!
Альфе явно была в новинку роль стриптизера.
Постоянно косясь на Люма и нервно кусая губы, он медленно расстегивал кнопки на своем жилете.
Эта зажатость злила и возбуждала одновременно.
— А давай выключим свет? — вдруг последовало предложение.
— А давай ты не будешь заморачиваться и просто разденешься? Уж поверь, я все уже успел увидеть! Или ты хочешь, чтобы все сделал я?
— Нет, нет!.. — процесс пошел куда быстрее.
Где бы найти тот переключатель, что может активировать напористость Гервина, и почему он постоянно перескакивает на отметку “стеснение”?
У Люма еще не выделялась собственная смазка, и это немало его расстраивало.
Но у них хотя бы остался тюбик с гелем, который так пригодился при разыгрывании ритуала.
Взяв подушку, Люмиус положил ее себе под живот и лег, прогнувшись в пояснице.
Услышав, как позади него шумно сглотнул Гервин, он усмехнулся.
— Тебе что, неловко туда смотреть?
— Ну да…
— Привыкай!
Смазка оказалась противно липкой и холодной.
Передернувшись от неприятного ощущения, Люмиус, подавшись вперед, глубже пропустил в себя пальцы.
Он столько раз делал это сам — но тут были совсем другие ощущения.
Так оказалось гораздо лучше!
— Ооох, Гервин, быстрее…
Именно об этом Люм и мечтал не первый год.
Чтобы его вот так потянули за волосы и, оставив укус на плече, вошли не грубо, но с настойчивостью, чтобы все его существо молило только об одном — лишь бы это не прекращалось никогда…
Вот только раньше в его фантазиях альфа всегда был абстрактным и безликим.
Теперь же, кажется, он принял вполне конкретный образ.
— Люююм!..
На короткое время все проблемы были забыты.
И пусть им скоро предстояло вернуться — все равно Люмиусу стало легче.
Правда, созерцание созвездия родинок на спине Гервина, который сразу же после соития предпочел отвернуться носом к стенке, сильно огорчило его.
Обиженно фыркнув, он ущипнул ботаника за ничем не прикрытую задницу, и тот, подскочив, все-таки благоразумно предпочел развернуться к нему лицом.
— Ну что, видишь? Никто не умер, все живы, все счастливы… Еще бы ты еще не вел себя порой так, как будто я тебя сейчас съем, было бы вообще замечательно!
***
Этот разговор обещал быть тяжелым.
Гервин уже успел несколько раз причесаться, трижды поменять галстук и даже воспользоваться жидкостью для освежения дыхания, хотя, казалось бы, зачем она нужна для общения по оракулу?
Один бог знал, насколько Люмиусу не хотелось делать это, но он и так уже затянул до последнего!
Тяжело вздохнув, он активировал прибор.
Дым в шарике начал закручиваться в воронку, и, как бы юноша ни мечтал о том, чтобы никого не оказалось дома, его наивным желаниям не суждено было сбыться.
— Приветствую, — как и всегда, лицо альфа-папы отражало все, что угодно, кроме радости от встречи с сыном. — Что тебе нужно?
— Иди сюда! — шикнул Люм на Гервина, который поправлял волосы перед зеркалом, и, откашлявшись, сказал уже отцу: — Знакомься, это Гервин, он недавно стал моим альфой… — он отогнул воротник, чтобы было лучше видно ошейник.
Несколько секунд лицо мужчины не выражало ничего, будто ему сказали что-то ну совсем не важное.
А затем — что еще хуже — он презрительно усмехнулся.
— Что ж, я и не сомневался, что этот день однажды настанет — голова тебе всегда была нужна, только чтобы носить кудри, и роль омеги тебе пойдет куда больше… По крайней мере, ты перестал позорить свой пол! Правда, твой мерзкий характер доставит этому несчастному парню массу проблем… Пори его почаще! — обратился он к Гервину.
— В каком смысле? — широко раскрыл глаза тот.
— В прямом! Ремень, розги, рукой тоже пойдет… С такими, как он, иначе нельзя!
Взгляд ботаника невольно метнулся к краю стола — там скромно лежала голубая тетрадь с замком…
Отец мог наговорить еще много чего — но тут раздался топот маленьких ножек, и Люмиус увидел, что к нему тянутся знакомые ладошки.
— ‘Юм, ‘Юм! — заливисто смеясь, Маврелий попытался дотронуться до брата, который был рядом и в то же время так далеко, но тут в кадре появился третий участник.
Когда пришел Таюз, Гервин тут же отвернулся — и его нельзя было в этом винить.
На южанине из одежды были только крохотные тонкие шортики, под которые, кажется, он не потрудился надеть белье.
В его зубах торчала дымящаяся сигарета.
Не говоря ни слова, Таюз взял на руки Мава, но тот, захныкав, показал пальцем на оракул — и получил за это размашистый шлепок…
Хныканье переросло в полноценный плач.
Люмиус не видел ни единого повода воздействовать на Мава таким способом, но высказать свои претензии у него не получилось — Таюз поспешил уйти, унося с собой заходящегося в слезах ребенка.
— Так, о чем это мы говорили? — потер лоб отец. — Ах, да… Наказывай его почаще, не жалей! Можешь пороть его до крови, я разрешаю! И еще… Надеюсь, теперь ты, Люмиус, будешь всегда рядом со своим альфой, и на каникулах тоже… Мне, все-таки, хочется проводить время с семьей!
Люма частью своей семьи он, видимо, не считал — что ж, давно не новость…
— Хочу к ‘Юму! — раздался за кадром визг, ответом на который стали звонкие удары.
— Слушай, — скрипнул зубами Люмиус, — передай своей потаскухе, что чем больше он будет шлепать ребенка, тем больше тот будет плакать, если потаскуха не в курсе… И то, что я теперь омега, вовсе не помешает мне набить ему морду!
Папа не нашел лучшего выхода, кроме как сказать:
— Не лезь в воспитание моего ребенка! — и отключиться.
Оракул погас.
Некоторое время они сидели в тишине, переваривая разговор.
— Ну и семейка у тебя, — наконец, отмер Гервин.
Люм устало положил голову ему на плечо.
— Моя семья — это ты… И Мав, — он тяжело вздохнул. — Вот стану взрослым и попробую его отсудить, хотя вряд ли мне его отдадут… Только бы дожить до этого времени!
========== Часть 11 ==========
Иногда в жизни бывают моменты, когда ты просто ненавидишь весь мир.
Люмиус как раз переживал тот самый момент — он, сжав зубы, поносил последними словами всю свою жизнь в общем и, будь он неладен, Гервина — в частности…
— Все, можешь одеваться!
Обтянутые резиновой перчаткой пальцы наконец-то оставили в покое его прямую кишку, и парень вздохнул с облегчением.
Он не имел ничего против, когда ему слушали сердце, проверяли горло и все в таком духе, но ЭТО оказалось выше его сил, и незадачливого альфу, который настоял на медосмотре, дома ждал нагоняй…
Зачем оно вообще было нужно?
Люмиус чувствовал себя замечательно. Для омеги в стадии перехода, само собой.
К вечной сонливости и раздражительности он уже привык. Привык и использовать каждое утро тонны средств от прыщей, чтобы выглядеть прилично. Усы, которые почти перестали пробиваться, его не печалили — их и в его бытность альфой было не так много, и даже сегодняшний показатель замера роста — на два сантиметра ниже, чем в прошлом году — он воспринял спокойно…
Но когда же это все закончится?
Когда прекратятся эти дурацкие гормональные скачки, и можно будет спокойно наслаждаться жизнью и своим новым телом?
— Ты свободен, позови, пожалуйста, своего альфу…
Гервин провел в кабинете у доктора столько времени, что Люм даже начал беспокоиться.
— Ну, что там? Что там? — вскочив с места, он заглянул ботанику через плечо, чтобы увидеть какие-то неразборчивые надписи на бланках.
— Сказал, что с тобой все хорошо, но при этом выписал столько зелий — на роту хватит, — Гервин почесал в затылке. — Делать нечего — пойдем…
Редкий свободный день, не занятый уроками, домашними заданиями или чем-либо еще, пришлось потратить на дела насущные.
До больницы они были в мастерской ошейников, где Гервин велел снять все заклинания, регулирующие поведение носителя — другими словами, он дал своему омеге полную свободу действий, оставив только самые важные барьеры, вроде защиты от беременности.
Люмиус убедился лишний раз, что не прогадал с выбором нареченного.
Теперь же им предстояло сходить в аптеку, канцелярский магазин и куда-то еще — так, по мелочи…
— Узрите все покаяние грешника!
Этот зычный бас заставил их обоих оглянуться.
На перекрестке, трясясь от холода, стоял на коленях абсолютно голый парень, и над ним, взмахивая руками, выкрикивал слова молитвы священник.
— Смотри-ка, призрак, — хмыкнул Люм. — Представляю, каково ему будет после омовения…
И точно — когда на несчастного вылили бочонок с водой, на него было просто жалко смотреть.
Но зато теперь он получил право надеть ошейник — за спиной священника маячило двое: пузатый чиновник с деревянной коробкой в руках и альфа, несмотря на прохладную погоду, утирающий пот со лба.
Для одних призраков пройти обряд очищения было заветной мечтой, другие же принципиально отказывались от него, считая свой статус проявлением силы и свободы — но, на самом деле, что одни, что вторые в глазах общества были одинаково грязны и беспутны, и взять под свое крыло опозорившегося омегу решались далеко не многие альфы…
— Вот он и смыл свои грехи, — поправив очки, Гервин смотрел, как уже бывшего призрака поднимают и закутывают в полотенце. — Ну что, в аптеку?
— В аптеку, — Люмиус уверенным жестом взял его за руку. — Тааак, не красней мне тут! Кто из нас омега, ты или я? Ну! Взгляд вперед, грудь колесом — и пошли!
***
Вокруг не было ничего, кроме полей, лугов и огромной широкой дороги, уходящей вдаль.
Машин на пути не попалось — пришлось поймать карету.
Одна из лошадей чуть не съела цветок из венка, когда Люмиус проходил мимо нее.
Даже не верилось, что это место находилось всего в получасе езды от школы.
Да, студенческий совет занимался такими вопросами и даже периодически выделял деньги на цветы, но это была личная инициатива Люма.
Без всякого официоза и коллективных визитов — он просто захотел приехать сюда, как уже это делал несколько раз.
Сегодня птицы пели тихо.
Было прохладно, но солнце светило ярко.
Когда Люмиус, машинально приглаживая венок на ходу, шел по засыпанной гравием тропинке, его вдруг окликнули.
— Простите, молодой человек, вы на кладбище? А то, знаете, я здесь первый раз, заблудился…
Это был молодой мужчина, может, чуть за тридцать лет, в строгом сером пальто и с ошейником, указывающим на его статус.
Он был очень красив, и его аристократически бледное лицо, оттененное черными волосами, зачесанными назад, вдруг показалось Люмиусу странно знакомым.
— Идемте со мной, я вас провожу!
Надгробия, выстроенные по линеечке, как солдаты на параде, занимали почти все обозримое пространство.
— Так, так, — достав какую-то бумажку из кармана, мужчина сдвинул брови. — Мой муж скоро должен приехать, черт бы побрал его деловые встречи… Спасибо, что проводили, молодой человек!