— Макдур, вырежи для меня статью. И кстати, где пропадает Том? Ему уже пора спуститься и поздравить меня.
— Спыт.
— Надеюсь, он устал потому, что сутками напролет искал подарок, достойный меня. Ты ведь напомнил ему о моем дне рождения?
— Ды-сет рраз, сэ-ырр.
— Но, может, десяти раз все-таки было мало.
По мнению Макдура, и ста раз тоже было бы недостаточно, потому что, прожив год с Локхартом, Том Риддл довел до совершенства способность слышать, но не слушать. Казалось, демону-то какое дело до хозяйских проблем, но и его господин дураком не был. Когда он поймет, что опять проштрафился и вот-вот получит на свою голову целый дождь из упреков и обвинений, какой выход из положения он найдет? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Макдуру не нужно было советоваться со своим хвостом, конечно же, Риддл призовет своего верного слугу и прикажет ему немедленно раздобыть подходящий подарок. И тот решил выяснить, что же конкретно ему предстоит добывать.
— Сэр, какой подарок вы хотели бы получить от господина Риддла? — он перешел на телепатию, Локхарт очень беспечно относился к мысленному общению с демонами и не требовал каждый раз спрашивать разрешения.
— К счастью, я принадлежу к породе людей скромных и непритязательных. И к тому же я могу честно сказать, что моя жизнь удалась и судьба была весьма щедра к моей скоромной персоне. Но, пожалуй, для полного счастья мне не хватает лишь головы проходимца Кобольта на вот этом подносе, — закончил Гилдерой и кровожадно улыбнулся. А потом жестом показал Макдуру, что хочет еще кофе. Демон вздохнул и немного поколебался. Кто знает, может, это кофе разбудил в мирном писателе зверя. Он все-таки выполнил его желание, на всякий случай щедро добавив молока в чашку.
Но спокойно закончить завтрак Локхарту было не суждено. Причина находилась двумя этажами выше, и нет, это был не Том Риддл, который мирно спал прямо за столом, уронив голову на ворох бумаг. Обстоятельства вынудили его снова заняться политикой со всем ее коварством, беспринципностью и скукой. Секретные министерские донесения и еще более запутанные финансовые отчеты разъедали мозг не хуже сифилиса. Под утро Риддл позволил себе на минуту прикрыть уставшие глаза и не заметил, как отключился. Брошенное на свитки воронье перо едва заметно колебалось от его беспокойного дыхания. Снившийся ему сон походил на лекцию профессора Флитвика — такой же запутанный и бесконечно длинный. Во сне Том ловил заговорщиков, собиравшихся разогнать министерство. Они носили красные треуголки и прятали в своих желудках осколки шумерской глиняной таблички, на которой древние боги записали заклятие, побеждающее смерть. Но хранители секрета вечной жизни не хотели с ним расставаться и набивали желудки бюрократическими бумажками, в мешанине которых Том уже ничего не мог найти.
Впрочем, намного интереснее было то, что творилось не в голове Тома Риддла, а над его головой. Паутина колебалась и дрожала, серебристые нити натянулись, ноша, которую им требовалось удержать, уже давно стала непомерно тяжелой. А в последнее время демоны все прибывали и прибывали… Опутавшие их толстые коконы выглядели как уродливые опухоли, нити потеряли свой лунный блеск и стали грязно-серыми.
Пленники, еще не до конца обернутые плотным саваном, почувствовали слабину, начали грызть оковы зубами и пилить их когтями. Паутина сопротивлялась и на свой лад молила о помощи, отвечая на каждое их движение резкими, рвущими барабанные перепонки звуками. Обитателям лаборатории приходилось несладко, менее стойкие сбежали через неделю, но кое-кто остался. Хотя каждый из них жил с чувством, будто нерадивый взломщик перепутал его голову с банковским сейфом, который теперь отчаянно пытается вскрыть, ковыряя отмычкой в ухе.
Впрочем, стоило Риддлу переступить порог, как демоны замирали и визгливая какофония прекращалась. Они прекрасно понимали, что, как только темный маг посмотрит вверх, их мечты о свободе тут же отправятся в область несбыточного. Но Том был слишком занят, чтобы оглядываться по сторонам. И вот случилось то, что должно было случиться. Паутина растянулась, и в ней появилась прореха, первый демон вырвался на волю. Из всех он был самым маленьким, вот и выскользнул, как головастик через крупную сеть, оставив больших рыб томиться дальше. Шлепнувшись на пол, он исчез быстрее, чем первая капля дождя, упавшая на растрескавшуюся от жары почву.
Том проснулся резко, будто уличный кот, который даже во сне всегда готов врезать кому-нибудь лапой. Мозг еще не до конца осознал, что вокруг творится, а пальцы уже начали выводить в воздухе защитные магические знаки. Паутина волновалась, заключенные в ней монстры шипели, рычали и брызгали едкой слюной. От нее на деревянном полу оставались темные язвочки. Каждая из них слегка дымилась, дымок был тоньше, чем от сигареты для пикси, но, так как демоны на плевки не скупились, скоро пол скрылся под густой желтой пеленой. Запахло горчицей и паленым деревом.
Риддл выставил защитные чары, и, повинуясь движению его руки, колдовской ветер разогнал дым и затащил его остатки с собой в один из тех странных колодцев в полу. Когда разноцветный витраж вернулся на место, Том хриплым после сна голосом начал читать заклинания. Ему не нужно было задумываться или копаться в памяти — раз и навсегда вызубренные слова сами появлялись у него в голове с такой скоростью, с какой обычно вылетают из автомата шары с выигрышными лотерейными номерами.
Нити паутины вспыхнули ярким светом, ее пленники дико взвыли. Невыносимая боль лишила их возможности призывать проклятия на голову ненавистного чернокнижника, они могли лишь вопить на высокой ноте, да так, что стеклянные колбы и сосуды задрожали, хотя и были сделаны из колдовского стекла. Свет становился все ярче, Риддлу пришлось закрыть глаза, но и под веками вместо спасительной темноты полыхало алое марево. Впрочем, хорошему колдуну зрение не нужно, он должен чувствовать магию кончиками пальцев. И пальцы Тома занемели, будто он прижал свои ладони к ледяным ладоням старухи зимы. Но чем длиннее становилась нить заклятия, чем больше слов-бусинок на нее нанизывалось, тем дальше отступал холод.
Риддл кожей чувствовал тепло льющегося сверху сияния, твари смолкли. Они бессильно висели, опутанные нитями, которые поблескивали, будто их покрыли сахарной глазурью. Парочка демонов еще пыталась трепыхаться, но подергивания их жилистых конечностей со множеством суставов и когтей напоминали агонию, а не последнюю отчаянную попытку сбросить с себя ненавистные оковы. Вся их сила ушла в паутину, и та стала крепче железных решеток.
Паутина в последний раз вспыхнула ярким светом, Том едва успел заслонить глаза рукой. По чердаку пронесся горячий ветер, будто великан дунул. Исписанные листы и свитки слетели со стола, скелет у двери завалился на бок, брякнув своими старыми костями, за ним последовала парочка колб, чары прочности спасли их от печального конца. В целом лаборатория выстояла, а ветер, сделав круг, исчез, оставив висеть в воздухе тучу пыли.
Том потер глаза пытаясь прогнать цветные пятна, зажмурился, моргнул пару раз. Ему не составило труда разобраться с пылью, заклинание соткало из нее гигантскую змею, которая, повинуясь воле хозяина, заползла в огромную, синего стекла бутылку с длинным горлышком.
Потом Риддл прошелся по чердаку и нашел черное пятно, оставленное на полу сбежавшим демоном. Своими очертаниями оно напоминало Африку. Демон был средней поганости и не мог натворить больших бед. Будто желая возразить, дом вздрогнул.
Беглец хоть и был мал, но в своем черном деле толк знал. Он перевернул столовую вверх дном. Осколки посуды рассыпались по полу, ветер свободно проникал через разбитое окно и трепал разодранные занавески. Стол лежал на боку, и за этой неустойчивой преградой прятался храбрый Гилдерой. При этом он активно участвовал в разворачивающейся битве, забрасывая Макдура ценными указаниями и советами. Но тот, увы, оказался не достоин свалившейся на него мудрости и, не сумев ею воспользоваться, медленно, но верно отступал к столу, который в этой войне служил последним рубежом. Его противник был меньше, но намного злее, впрочем, Макдур думал, что сумел бы его одолеть — раздробить меж своих клыков, как слова «быз-хво-сты быс», если бы хозяин заткнулся хотя бы на пару минут. Но Локхарт, видя, что их положение с каждой секундой становится все хуже и хуже, распинался с еще большим энтузиазмом, и Макдуру, связанному договором, приходилось до последней буквы выполнять все им сказанное.
Напольные часы с грохотом рухнули вниз, и это был последний раз, когда они смогли разродиться чем-то похожим на «бом», потому что уже через секунду шар синего пламени, вылетевший у беглеца из-под хвоста, обратил их в дым. Демоненок повернулся к противникам задом и выпустил еще один шар, тем самым очень ясно показав свое к ним отношение. Как и многие его собратья, он напоминал козла, научившегося скакать на двух ногах, еще в нем было что-то от Панча. Он так же залихватски скалил свои острые зубы, похожие на ощерившийся строй пик. Макдур присоединился к хозяину, в дуэлях он никогда не блистал, так что пришло время Гилдерою продемонстрировать свой хваленый героизм.
Воняло серой, да так, что Локхарт давно бы задохнулся, если бы не разбитое окно да дырки в стенах. За дырки благодарить следовало демона — он их наделал ради забавы и теперь носился под потолком, хохоча как безумный. Типичное демоническое поведение, как сказал бы Том Риддл. Макдуру даже стало стыдно за вопиющее — демон между приступами хохота во всю глотку орал всякие непристойности — отсутствие стиля у своего собрата. Впрочем, не стоило винить беглеца, ужас жертв опьянил его, как жертвоприношение девственной козы, и от наслаждения он совсем потерял хвост.
На очередном заходе этот самый хвост — мощный, утыканный шипами и в два раза больше самого демоненка — сбил люстру. Та полетела на пол, и Гилдерой, уже решившийся бежать к выходу, тут же юркнул обратно под ненадежную защиту стола. Демон покатился со смеху и едва не спикировал вслед за люстрой. И снова захохотал, раскатисто, будто в его хилой груди прятался весь Ниагарский водопад.
Растопырив когти, отчего за его спиной распласталась огромная черная тень (здесь точно не обошлось без дешевой магии), он приготовился коршуном рухнуть на своих беззащитных жертв. И неожиданно повис в воздухе внутри зеленого прозрачного шара, похожего на перекати-поле, но сплетенного не из сухих колючек, а из слов магического заклятия. Грозная тень скукожилась до цыплячьих размеров, Гилдерой и Макдур решили высунуть головы из-за стола, причем первый прижимал к носу надушенный платочек, ведь вонь, в отличие от тени, ничуть не стала меньше.
В дверях стоял Том Риддл — взъерошенный, сонный и злой, лицо испачкано в чернилах, одно пятно темнеет прямо на кончике носа (заметив его, Локхарт не удержался и фыркнул), еще один размазанный след от чернил, будто шрам, пересекает левую бровь. Его одежда была в беспорядке: мантия помята, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, не говоря уж об отсутствии галстука.
А вот Макдур веселья Гилдероя не разделял — как и все демоны, он первым делом смотрел человеку в глаза. Глаза Риддла потемнели от гнева и походили на два сапфира, сверкавшие в глазницах проклятого идола. И слуга возблагодарил адское пламя за то, что он находится по эту сторону светящейся клетки. Он бы немедленно аппарировал, если бы не боялся привлечь внимание господина.
Том прошептал заклинание, и от его ладони к демоненку протянулся темно-красный луч, пленник взвыл, тонко и пронзительно, как один из наводящих страх приборов в кабинете дантиста, только сверлящего не зуб, а мозг. Бес не мог придумать более изощренной мести для своего мучителя, Риддл проснулся с головной болью, и та, будто проклятый змееныш, собирающийся вылезти из яйца, раскалывала его череп на куски. Поэтому он не стал церемониться и наложил на клетку заклятие тишины, пленник продолжал корчиться, но уже беззвучно. И хоть демон демону человек, но Макдур не мог не посочувствовать собрату, таким жалким и несчастным тот выглядел.
И вот тогда Гилдерой понял, что пришло его время.
— Похоже, Том не справится без моей помощи.
— Сэ-ырр… — попытался возразить Макдур, но Локхарт уже встал в полный рост и, расправив плечи, направил палочку на демона.
— Не смей, идиот! — Риддл оборвал заклинание на полуслове, вот теперь из чувства противоречия Гилдерой обязан был запустить в демона Ступефаем. Зеленый шар распался, освободившийся пленник снова оскалил клыки в панчевской улыбке, которая была настолько широкой, что едва умещалась на лице. Никто бы не удивился, если бы она вдруг спрыгнула со щетинистой хари и повисла бы в воздухе.
Демон застыл, в одной ладони он, будто шарик, подбрасывал риддловское заклятие. А в другой — локхартовское. Том сообразил, что сейчас тварь устроит ему пакость, и даже понял, какую именно. Но он слишком много работал и слишком мало спал, чтобы отреагировать вовремя. Ему не хватило доли секунды, если бы только одна малюсенькая песчинка в больших вселенских часах чуть помедлила, прежде чем упасть вниз, он бы точно успел и защитные чары отразили бы летящее в него заклятие. Но время шло своим чередом, и заклятие ударило его промеж глаз. И перед тем, как потерять сознание, Риддл успел подумать, что его голова все-таки раскололась.
========== Глава 13 ==========
На голову Локхарту лилась холодная вода, часть попала в ухо, и он рефлекторно дернул головой. Но тут же об этом пожалел — любое движение отдавалось резкой болью в затылке. «Ох», — простонал он. Открывать глаза не хотелось, хотя невидимый мучитель продолжал поливать его, будто увядшую герань.
— Не жалейте воды, Макдур, — сказал голос, который показался Гилдерою смутно знакомым. Интонация говорившего не обещала ничего хорошего. И обещанного не пришлось долго ждать, на голову Гилдероя обрушился поток леденеющей воды, он взвизгнул и сел. Проморгавшись, он снова охнул, его глаза стали величиной с тарелки, причем не суповые, а те, на которых летают пришельцы. Перед ним стоял второй Гилдерой Локхарт, его точная копия, начиная от золотистых кудрей и заканчивая одеждой. Пока настоящий Гилдерой разглядывал пышноволосых павлинов, искусно вышитых золотой нитью на жилете его двойника, тот скривил рот в мерзкой усмешке и произнес:
— Спящая красавица соизволила очнуться. — Самозванец разговаривал отрывисто, тоном, который дружественным назвать было нельзя. Определение «ледяной» тоже не совсем подходило, этот тон был не просто ледяным, он вполне годился для того, чтобы делать из саламандр замороженные полуфабрикаты. Гилдерой отметил, что в устах самозванца его чудесный голос потерял все свои певучесть и сладкозвучие. — Ты уже догадался, что произошло?
Локхарт сжал виски ладонями, голова гудела, мыслей было много. Может, перед ним стоял злобный доппельгангер, или он сошел с ума и тихо грезит себе в одной из унылых обитых войлоком палат в Мунго, или… Двойник не дал ему времени, чтобы выбрать одну из множества безумных версий, он сцепил руки за спиной, будто инквизитор, допрашивающий нечестивого колдуна, и прошипел:
— Мы поменялись телами.
Гилдерой как раз пытался собраться с силами и встать, его раздражало, что этот самозванец таращится на него сверху вниз, но после этих слов он растерял всю решимость. И подумал, что лучше пока сидеть на полу, вдруг ноша из дурных новостей окажется слишком тяжелой для его ослабевших ног. А его ли? Локхарт принялся ощупывать лицо и мокрые волосы. Его щеки и подбородок срочно просили бритвы, а шелковистые кудри превратились в паклю. Тогда он потянулся к валяющемуся на боку кофейнику, правое колено вляпалось в лужицу остывшего кофе, но Гилдерой этого не заметил. Трясущимися руками он приблизил к глазам добычу, ее начищенный до блеска пузатый бок отразил бледное перекошенное лицо.
— Том, — прошептал Локхарт внезапно севшим голосом. — Ты — это я.
Риддл стоял, чуть ссутулившись, и с беспристрастным лицом наблюдал за собственным телом. Казалось, ему абсолютно все равно, что оно оказалось в полной власти Локхарта. И только стиснутые челюсти выдавали бушующие внутри него чувства, и те были очень далеки от радостных.
— Так и будешь молчать? — Кофейник вывалился из рук Гилдероя, и ладони тут же сжались в кулаки. Он подскочил, как подброшенный, но замер, не рискнув перейти через невидимую границу, которой Том отделял себя от других людей. Чувство собственной важности определенно переместилось в чужое тело вместе с Риддлом.