— Тогда зачем ты туда поехал? Мог бы отдохнуть в Монте-Карло, как в прошлом году. — Риддл поудобнее перехватил бокал, надеясь, что от тепла его пальцев вино немного согреется. Стекло запотело, его ладонь стала влажной и занемела, будто он держал ее в настоящем горном ручье.
— Так ведь это ты виноват! Распалил мое воображение рассказами о Бразилии. О поисках сокровищ, великой реке Амазонке, джунглях, кишащих хищниками и злыми духами…
Теперь Том вспомнил их разговор. Три месяца назад Гилдерой внезапно заинтересовался экзотикой, скорее всего, Гленда намекнула ему, что пора бы разнообразить сюжеты его книг. И Локхарт решил перенести место действия в дальние страны. Он донимал Риддла вопросами, пока тот не сдался и не рассказал о некоторых из своих путешествий. Жажда знаний и власти, а также работа, связанная с торговлей магическими артефактами, в свое время заставили его порядком помотаться по свету. Его рассказы были краткими и крайне скупыми на детали. Том даже не скрывал того, что хочет побыстрее отделаться от не в меру любопытного писателя. В то время его голова была занята новым проектом. Неудивительно, что подробности разговора сразу же вылетели из его памяти. Проект, кстати говоря, провалился. Что ж, сложно обрести бессмертие и при этом не попасть в зависимость от сил, куда более страшных, чем смерть. Но неудачи лишь распаляли его желание найти свой собственный источник вечной жизни.
— И все-таки в этой стране есть свое очарование, — продолжал распинаться Локхарт. — Ты только вслушайся в звучание слов: ориша, кандомбле, макумба-кимбанда, пажеланса…
Риддлу не нужно было вслушиваться, он прекрасно знал, что означают эти красиво звучащие и притягательные в своей инаковости слова. В отличие от Гилдероя, чей ум был быстр, изворотлив, но неглубок, Том дотошно изучал все новое и непонятное. Его собеседник заерзал на стуле и, забывшись, стиснул бокал, будто тот был комком податливой глины, из которой умелые пальцы могли вылепить нечто прекрасное. Ножка бокала, хоть и тонкая на вид, натиск выдержала. Неожиданно Локхарт решил сменить тему:
— А вот еще сосцы серны, маринованные в семи травах, — речь шла о кусочках мяса на маленьком серебряном блюде, на взгляд дилетанта они ничем не отличались от драконьей печенки, и только настоящий ценитель мог заметить едва уловимый перламутровый блеск. — Их почти невозможно достать, пришлось заплатить по десять галлеонов за штуку. И ты обязательно должен отведать мозги молодого единорога, они укрепляют здоровье и возвращают силы.
— Я ем чужие мозги исключительно в ритуальных целях, — Том решительно пресек ухаживания. — Хватит угощать меня деликатесами, так ты своей цели не добьешься.
— Какой цели? — невинно поинтересовался Локхарт.
— Сюжета для книги. — Риддл сделал еще глоток, внимательно оглядел стол и, наконец, остановил выбор на кисти крупного красного винограда. — Мои воспоминания стоят дороже, чем кусок драконьей печенки.
— И что же я должен сделать, чтобы ты поделился ими со мной? — Оскорбленная гордость костью встала поперек горла, и вопрос дался Гилдерою нелегко. Пусть Том не смог оценить красивого жеста и свел все к вульгарной торговле, будто они два гоблина и не могут договориться о цене на пирожок из дохлой кошки, Локхарт готов был его простить. Настоящие герои славятся своим великодушием к сирым и убогим. Намного труднее было примириться с насмешкой, которая ясно читалась во взгляде Риддла. Она будто сводила на нет все его выдающиеся заслуги перед магическим сообществом. Он так и слышал не высказанную издевку: “Ничего-то ты из себя не представляешь, Гилдерой Локхарт. Так, бульварный писака, пройдет лет двадцать — и твои книги будут пылиться на чердаках”.
— У тебя есть язык, вот и используй его. — Бокал вина в руке Тома медленно покачивался из стороны в сторону, стекло ловило теплое сияние свечей. И в этом отблеске было нечто гипнотическое.
Том отщипнул еще две виноградины и поочередно отправил их в рот. Сеси проводила их голодным взглядом, кусочек драконьей печенки лишь пощекотал ей язык. Гилдерой тоже внимательно следил за Риддлом, раздумывая, а не сказать ли ему, что виноград был омыт чистейшей родниковой водой, в которую для повышения жизненного тонуса и укрепления ума добавили несколько капель мочи химеры. Воображение в один момент нарисовало веселую картину: бледное лицо его любовника брезгливо кривится, рука тут же тянется за бутылкой, вино, расплескиваясь, льется в бокал… Впрочем, одного бокала точно будет мало, чтобы смыть с языка мерзкий привкус, который теперь будет ощущаться даже слишком отчетливо. Мысль о мелкой пакости вызвала мимолетную улыбку, но ему пришлось отбросить соблазнительную идею. Книга была важнее.
— Да, я блестящий оратор и могу уговорить кого угодно сделать что угодно.
— В этот раз тебе придется обойтись без слов, — отрезал Том, умудряясь смотреть похотливо, но выглядеть при этом холодно, будто один из тех мальчишек, что в детстве побывали у Снежной королевы. В его надменной холодности был вызов, и Локхарт рискнул его принять. Он встал со стула и гибким скользящим движением прижался к Риддлу. Сеси недовольно зашипела, когда ее голову спихнули с нагретого места. Легко коснувшись губами его губ, Гилдерой прошептал:
— Ты сделаешь все, что я захочу, — теперь и в его голосе звучал вызов, на который Том ответил подначивающей улыбкой.
Мелодичная трель дверного звонка испортила сладость момента. Впрочем, любовники отвлеклись друг от друга лишь на секунду, уверенные, что Макдур разберется. Громоздкий уродливый демон, похожий на матерого секача, вставшего на задние лапы, был верным средством от незваных гостей. Мало у кого хватало нахальства оттеснить его от двери. Когда Гилдерой спрашивал его, кто приходил, слуга кряхтел и смущенно признавался, что не знает, так как успел разглядеть лишь спину удирающего гостя. В конце концов Локхарт перестал задавать этот бессмысленный вопрос. Ведь есть известная поговорка: желанные гости приходят через камин, а нежеланные — через дверь.
Высокий визгливый голос, донесшийся уже из коридора, прозвучал будто вопль мандрагоры в тихий ночной час.
— Не вовремя?! Не говорите чушь, молодой человек! У моего сына всегда найдется время для родной матери!
Локхарт испуганно отпрянул и постарался оказаться подальше от Риддла. За дверью послышались цокот каблучков и странная возня. Макдур, связанный магическим договором, изо всех сил старался остановить наглую гостью, но в конце концов решил, что потенциальных хозяев в мире много, а шкура одна. Ведьма влетела в комнату, на её щеках горел яркий румянец, глаза светились триумфальным блеском — было видно, что короткая схватка ее распалила.
— Гос-подъ-ын. — За ее спиной маячил поверженный Макдур. — Вы-ша мы-ат.
Том бросил на него недоуменный взгляд, не понимая, с какой стати эту мегеру записали ему в матери. Пусть демон не раз говорил, что для него все люди на одно лицо, но фамильное сходство не могло не резать его оранжевые глаза. Светлые волосы, голубые глаза, улыбка, сверкающую чуть ярче, чем у нормальных людей, — эта женщина точно носила фамилию «Локхарт». Выглядела она на тридцать пять, и ее легко было принять за сестру Гилдероя, с этой неестественно гладкой кожей и по-девичьи стройной фигурой. Маленькое лицо с остреньким носиком и пухлыми розовыми губами так и хотелось назвать кукольным. Но что-то неуловимое в ее мимике и в глазах предупреждало: в этой куколке живет злой дух, от которого лучше держаться подальше. Мать и сын даже одевались в одном стиле: она — в голубую мантию, строгую серую юбку и белую блузку с обязательным жемчужным ожерельем, он — в голубую мантию, серые брюки, белую рубашку и серый жилет, расшитый серебристыми нитями.
— Малыш, как я счастлива тебя видеть. — Она радостно заключила Гилдероя в объятья и легко поцеловала воздух рядом с его щеками.
Том нехотя поднялся со стола. Хотя миссис Локхарт и обладала характером воина-тролля, но формально была обычной женщиной, рядом с которой требовалось соблюдать правила приличия. Он стоял рядом, чувствуя себя неловко и прекрасно понимая, что его присутствие портит картину семейного воссоединения.
Наконец Гилдерой высвободился из материнской хватки и представил Риддла:
— Мама, познакомься. Это Том Риддл, мой сосед. Он изучает темную магию. Том, это моя мама…
— Что ж, и этим все сказано, — вставила гостья.
— О, совсем нет. Я бы еще добавил, что ты замечательная женщина и красавица.
— Спасибо, дорогой, ты — чудо. Но главный смысл моей жизни и мое призвание — быть твоей мамой. Не каждая женщина может похвастать, что ее сын — бесстрашный герой и талантливый писатель, — ее слова сопровождались кокетливым смешком.
— Рад с вами познакомиться, миссис Локхарт.
— Зовите меня миссис Л. Я помешала вашему ужину?
Гилдерой густо покраснел и посмотрел на Риддла, умоляя его придумать убедительное объяснение свечам, вину и драконьей печенке. Но, к счастью, миссис Л. обладала удивительным даром видеть мир таким, каким ей хочется. А всего, что выходило за рамки ее представления о действительности, для нее просто не существовало. “Этого не может быть, потому что этого быть не может”, — вот какую фразу ей стоило бы сделать своим девизом.
В суматохе все позабыли про Сеси, и та, воспользовавшись ситуацией, встала на задние лапы, а передними подгребала к себе пресловутую драконью печенку.
— Что это? — удивленно спросила миссис Л.
— Моя мантикора, — честно признался Том.
— Вы бы лучше посадили ее на цепь, я слышала, эти твари очень свирепы.
— Гилдерой не даст вас в обиду, — бросил в ответ Риддл, но Сеси от стола оттащил. Та посмотрела на него, как на предателя, и забралась под стол. Миссис Л. не вызывала у нее желания познакомиться поближе, хотя обычно в присутствии хозяина она вела себя смелее: нагло лезла к гостям под мантии и пыталась сыграть с ними в кошки-мышки.
— Именно так. Вы уже читали его новую книгу? У меня сердце замирает, когда я думаю, в какие страшные переделки попадал мой мальчик. — Взгляд, который миссис Л. бросила на сына, был полон материнской гордости. — Жаль, что я уже не могу загнать его домой после наступления темноты, — за этими словами последовал еще один кокетливый смешок.
Том в ответ улыбнулся, и Гилдерою стало не по себе; впрочем, он чувствовал себя не в своей тарелке с того момента, как его мамочка вошла в комнату.
— Думаю, вам не стоит волноваться, — сказал Риддл, и его ласковый тон заставил Локхарта поежиться. — Сомневаюсь, что дороги вашего сына и страшных чудовищ когда-нибудь пересекутся. Гилдерой все для этого сделает. Впрочем, вам нужно о многом поговорить, не буду вам мешать.
Он подозвал Сеси, и они вместе направились к двери. Мамаша и сын проводили их пристальными взглядами: Гилдерой — ледяным, а миссис Л. — недоуменным. Она не понимала, как ее умница мог связаться с таким нахалом, но была полна решимости все исправить.
*
После разговора с любимой мамочкой Гилдерой поспешил в свою комнату, захлопнул дверь, прислонился к ней и облегченно выдохнул. Своими расспросами мама выжала из него все соки, будто оголодавший вампир. А врать под ее испытующим взглядом было так же сложно, как сопротивляться Веритасеруму. Да, в мечтах он совсем не так представлял свое возвращение домой и окончание этого вечера. Стук в дверь привел Локхарта в чувство, он вздрогнул, понимая, что второй раунд допросов ему не выдержать. Но миссис Л. уже давно бы распахнула дверь, она считала, что ждать разрешения войти — значит терять время зря. А стучавший проявлял больше терпения.
Наконец Гилдерой отлепился от двери и не очень удивился, когда, открыв ее, увидел Тома.
— Пришел злорадствовать?
— Нет, пришел показать, как сильно я по тебе соскучился. — Том хмыкнул и сотворил прямо перед носом любовника пепельно-серую розу. Локхарт отпрянул, будто ему подсунули дохлую крысу, роза растворилась в воздухе.
— Ты сошел с ума?! — прошипел Гилдерой и затащил своего любовника в комнату. — Здесь моя мама!
— Прямо здесь? — Том окинул спальню внимательным взглядом. Кроме как под кроватью, смахивавшей на королевское ложе, прятаться было негде. Она да еще несколько китайских напольных ваз и антикварное трюмо с зеркалом составляли всю обстановку комнаты.
— Нет, в лиловой спальне.
— Понятия не имею, где это.
— Через три комнаты от моей.
— Тогда в чем проблема? У твоей мамочки есть привычка подглядывать за другими сквозь стены?
Локхарта его слова не успокоили, наоборот, он увернулся от объятий Риддла и заметался из стороны в сторону, как если бы пол горел у него прямо под ногами.
— Она в любой момент может зайти сюда, чтобы проверить, все ли у меня хорошо. И как тогда мне объяснить твое присутствие?
— Скажи, что мы играем в шахматы. — Том непринужденно сунул руки в карманы черной мантии и улыбнулся. Он мог позволить себе ухмыляться сколько угодно, ему-то терять было нечего.
— Какие шахматы? — Гилдерой замер и усилием воли заставил себя стоять смирно. Хотя ему так и хотелось снова пуститься в галоп и наматывать круги, пока на пушистом ковре не появятся проплешины.
— Писательские. Те, что существуют лишь в нашем воображении. — Риддл надеялся, что его любовник угомонился. Чем дольше Локхарт крутился по комнате, как черт на веретене, тем труднее было противостоять искушению метнуть в него Ступефай. Выждав еще немного, Том рискнул подойти к нему. Раньше Гилдерой обязательно назвал бы его походку мантикорьей, но с тех пор, как в их доме появилась Сеси, он понял, что легенды о бесшумности и грации мантикор сильно преувеличены. Когда блохастая гадина, учуяв жареную колбасу, неслась через весь дом в кухню, топот стоял такой, будто где-то рядом бесился маленький тролленок.
Том осторожно куснул его в шею.
— Это был ход конем? — поинтересовался Локхарт.
— Не совсем, всего лишь пешка на е2е4. Но я могу показать, как ходить конем.
— Пока мама живет у нас, мы будем вести себя как обычные соседи. И постарайся быть с ней вежливым. А то у нее уже есть сильные сомнения в твоей порядочности.
— Интересно, с чего бы? Но ради тебя, любовь моя, я не буду показываться твоей мамаше на глаза.
— Этого будет мало. С сегодняшнего дня никакой темной магии, любовников и ночных загулов. И выпивки тоже, у мамы нюх на алкоголь, как у твоей мантикоры — на колбасу. Теперь, Том, мы с тобой — приличные люди.
— И надолго к нам приехало это счастье?
Вместо того, чтобы ответить, Гилдерой подошел к кровати, сел и уткнулся лицом в ладони.
— Несколько дней? — продолжал допытываться Риддл. — Недель? Месяц?
Локхарт тихо застонал.
— Я не знаю. После смерти отца она чувствует себя потерянной и одинокой, и ей нужна моя поддержка. У нее сейчас трудный период.
— Мои соболезнования. — Том пристроился рядом, Гилдерой холодно на него посмотрел.
— Ты уже выражал их полгода назад.
— Но я все еще сочувствую твоему горю и хотел, чтобы ты об этом знал. — Риддл выглядел искренним и серьезным, но Локхарт был писателем, а писателя обмануть — не тролля вокруг пальца обвести. Презрительно усмехнувшись, он дал понять, что не верит ни одному слову своего любовника. И понадеялся, что тот прочтет в его глазах желание увидеть, как один скользкий темный маг будет выворачиваться, если злобная гарпия схватит его за горло.
— Кажется, у твоей мамы есть и другие дети. Она могла бы пожить у них.
— Мои сестры живут в магловском мире и не слишком хорошо с ней ладят. Они ведь не ведьмы, им нас не понять. В детстве сестры больше тянулись к отцу, ну а я почти все свое время проводил вместе с мамой. Она называла это раздельным воспитанием детей. Папа занимался девочками: возил их на танцы, в школу, учил плавать и водить машину. А мама всю себя посвятила мне и развитию моих колдовских способностей. Она всегда знала, что я буду великим волшебником. С сестрами я почти не общаюсь, у нас разные дороги, да и с отцом мы редко виделись, я и не знал, как он сдал в последние несколько лет перед смертью.
Том еще ни разу не видел своего любовника потерянным и беззащитным, будто кто-то отвел от него луч прожектора. И великий герой, кавалер ордена Мерлина третьей степени получил возможность наконец немного побыть собой. Риддл не любил нежностей, но пересилил себя и осторожно обнял Гилдероя. Он знал тысячу и один способ обмануть, предать, причинить боль и убить, но не умел ни утешать, ни ободрять. И надеялся, что Локхарт не разрыдается, потому что тогда ему точно придется подниматься в лабораторию и спрашивать совета у книжных духов.