Когда же ласки стали доставлять Гастону удовольствие, граф осторожно раздвинул его ноги и столь же осторожно вошёл. Вивьен смотрел на них с недоумением, да и толикой подозрения – на его памяти Рудольф никогда не был ласков и осторожен с пленниками. А тут, прямо перед его глазами, граф целовал и ласкал Гастона, что, похоже, и сам был в шоке от происходящего, но меж тем жадно ловил моменты нежности. Оба они издавали сладкие, полные удовольствия стоны, что лишь больше бесило Вивьена, который остался без внимания – Рудольф не подпустил его к своей заднице. Однако, не дав пленнику кончить, граф выскользнул из него и, обернувшись к Вивьену, принялся за глубокий минет. Гастон тихо, едва слышно, недовольно застонал, а затем, подняв взгляд на графа, слегка удивился. Посасывая плоть блондина, Рудольф меж тем всовывал в собственную задницу сразу три пальца. Привычно холодный граф предстал совершенно не таким, как в прошлые разы, – жадным до удовольствия, грубым и жестоким – а пошлым, полным желания, какого-то неуловимого наслаждения. Гастон впервые смотрел на него, как на сексуального партнёра, а не как на своего насильника и хозяина. Тело Рудольфа и в самом деле притягивало взгляд, хотелось брать его и брать, касаться, но вряд ли бы граф вдруг снизошёл до того, чтобы позволить коснуться своей задницы ему, жалкому рабу. Но его плоть требовала разрядки!
Вивьен меж тем, запустив пальцы в волосы графа, всаживал ему член по самое горло, и тот вовсе не был против, продолжая ласкать себя, прикрывая глаза, словно бы ему было очень даже приятно, что его трахают в горло. На миг, оторвавшись от плоти блондина, чем вызвал его полный раздражения рык, Рудольф смерил Гастона взглядом, а затем подманил его к себе. Мужчина осторожно приблизился, и граф оседлал его бёдра, разведя ягодицы, принимаясь опускаться на его плоть. Его лицо охотник не видел – он сидел к нему спиной. Но видел, как напряглись его прекрасные плечи, как они слегка содрогнулись, покрывшись налётом мурашек. Внутри было так горячо и тесно, что мужчина едва сдержался от того, чтобы начать сразу жёстко двигаться в жаркой тесноте великолепной задницы графа. Опустившись на плоть Гастона до конца, Рудольф слабо застонал, а затем вновь вернулся к минету, забирая плоть Вивьена максимально глубоко, посасывая, лаская языком и попутно двигаясь на охотнике. Гастон осторожно, неуверенно уложил руки на бёдра Рудольфа и начал двигаться в нём, а когда не встретил сопротивления и не почувствовал, что ошейник давит, начал уверенно, сильно двигаться в графе, отчего тот каждый раз вздрагивал. Глядя на лицо Вивьена, что слегка искажалось от удовольствия, на его пальцы, что зарывались в мягкие волосы Рудольфа у него на затылке, Гастон желал свернуть этому отвратительному блондину голову. Он мог принять подобное отношение к себе, но не совсем понимал логику отношений этих двоих мужчин. Они с почтением относились друг к другу, а в постели вели себя так, словно были дикими животными, пытающимися отбить свою территорию, словно сражались, а не пытались получить удовольствие.
Облизнув губы, мужчина тряхнул головой и стал лишь более сильно вталкиваться в задницу графа, срывая с его губ приглушённые стоны. Вивьен же, отстранившись, излился графу на лицо, и тот, похоже был в восторге, особенно когда начал облизываться. Склонившись к лицу Рудольфа, блондин начал помогать ему избавиться от семени. Гастон был на грани, а потому начал двигаться ещё более ожесточённо, но граф отстранился и слез с него. Охотник едва не взвыл – его плоть ныла от напряжения, требовала разрядки, а это чудовище не позволяло ему кончить, даже не разрешая касаться себя. Затуманенный удовольствием взгляд янтарных глаз перешёл на Гастона:
– Ложись.
Вивьен, стоя на коленях позади Рудольфа, прожигал охотника взглядом, полным ненависти, явно намереваясь изнасиловать его так, чтобы не мог даже дышать. Гастон послушно лёг на спину, однако, блондин решил сделать, как и в прошлый раз. Потянув брюнета на себя, он схватил его за волосы и ткнул лицом в свой пах. Рудольф недовольно поморщился, но сдержал рвущийся из груди рык ревнивого зверя. Стиснув зубы, Гастон коснулся губами члена блондина, стараясь сдержать рвотный позыв.
– Соси давай! – рыкнул блондин, лишь сильнее сжав волосы мужчины у него на затылке, и брюнет с неохотой взял член мужчины в рот, всё же принимаясь посасывать.
Хмурясь и с трудом сдерживаясь, мужчина ласкал его член, то и дело касаясь плоти пальцами. Спина его мелко дрожала от отвращения, ненависти, но в какой-то миг его спины коснулись прохладные, мягкие губы Рудольфа. Охотника словно прошило ледяным током удовольствия, и член его, вновь налившись кровью, почти что прилип к животу. Граф опускал свои поцелуи вниз по спине, меняя дрожь отвращения на дрожь удовольствия, а потому Гастон даже с большим усердием стал сосать плоть Вивьена, что довольно порыкивал и чуть подавался бёдрами навстречу, придерживая голову мужчины за волосы. Однако через пару мгновений Гастон изумлённо вздрогнул – руки Рудольфа раздвинули его ягодицы, а горячий язык прошёлся по тесной дырочке.
– Вивьен. – властно произнёс Рудольф, тут же и оторвавшись от своего занятия.
Блондин тут же отпустил Гастона, и охотник, наконец, вздохнул с облегчением. Однако Вивьен усадил его на себя и принялся вталкиваться в тесное отверстие, что явно не хотело поддаваться снова, но блондина это не волновало. Он ворвался в него на всю длину, заставив вскрикнуть, но тут же и замер, слегка приподняв бёдра мужчины и разведя его ягодицы в стороны. Рудольф повозился с мазью, что была теперь вечно на тумбочке возле кровати, и принялся смазывать натянутое до предела колечко мышц, изредка чуть проникая внутрь пальцами. Брюнет с ужасом содрогнулся и распахнул глаза, прикусив губу. «Нет, только не опять!» – пронеслось в его мыслях, и он задёргался, но тут же получил смачную пощёчину от Вивьена.
– Сиди смирно, шлюха! – гаркнул блондин.
Как же не вязалось это прекрасное лицо с утончёнными чертами, этот волшебный, чарующий голос с тем, что он делал, как себя вёл. Гастон не видел, не понимал, что происходит с этими двумя – ведь наверняка они были богатыми аристократами, но что должно произойти с человеком, чтобы он вёл себя так? Прикусив губу, Гастон замер, всеми силами сдерживаясь, чтобы не застонать от боли – два пальца вместе с плотью для его задницы уже было чересчур, а его вновь собирались брать вдвоём!
– Не нежничай с ним! – буркнул Вивьен, которому уже не терпелось начать двигаться в Гастоне, разрывая его внутри, вырывая из его груди болезненные вопли.
– Молчи, Вивьен. – огрызнулся Рудольф, у которого уже и так стояло колом, но он отчего-то терпел.
Решив, что подготовил Гастона достаточно, хозяин особняка принялся медленно в него проникать, хотя особенным удовольствием это ему не отозвалось. «Боги, как больно», – про себя взвыл охотник, но лишь судорожно задышал, упираясь руками в кровать и смотря остекленевшим взглядом в глаза Вивьена, что довольно ухмылялся, с силой прокручивая соски мужчины, оставляя очень болезненные синяки. Блондин явно собирался изничтожить Гастона, и до того медленно дошло, почему – он был препятствием между ним и Рудольфом, что и со своими гостями обычно был холоден, как лёд, а тут проявил нежность к своему рабу! «Вот как», – Гастон едва сдержал торжествующую улыбку, хотя ему было и не до смеха. – «Ты ещё попляшешь, ничтожество!»
Как только Рудольф проник до конца, он неожиданно нежно поцеловал Гастона в плечо:
– Слишком больно, да?
– Ничего, мой господин… – выдохнул Гастон, изобразив на лице блаженнейшее выражение. – Продолжайте, прошу!
Рудольф и Вивьен изумлённо уставившись друг на друга, словно желая узнать, кто ему что-то подмешал и точно ли пленник в порядке. Граф первым пришёл в себя и начал медленно двигаться в нём, придерживая за талию. Вместе с ним начал двигаться и Вивьен, с изумлением смотря то на одного мужчину, то на другого. Гастон через силу выдавливал из себя стоны, полные удовольствия, старался вспомнить нежного Рауля, прекрасного Леона, с которыми ему было так хорошо и прекрасно. Но в голову лезли одни унижения от Вивьена. Вскоре ему всё же удалось абстрагироваться, а потому он принялся стонать с особенным остервенением, даже начиная подаваться бёдрами навстречу, хотя они и были окровавлены от действий мужчин. Рудольф от этого лишь больше распалялся и начинал двигаться всё жёстче, крепко стискивая ягодицы Гастона и почти не давая возможности Вивьену проявлять какую-либо активность, отчего тот лишь больше злился. Острые ногти блондина прошлись по спине охотника, оставив кровавые борозды и сорвав с его губ изумлённый, полный боли стон, но Рудольф тут же принялся с упоением слизывать кровь, оглаживая торс и грудь пленника, не переставая двигаться в нём.
Вскоре боль и в самом деле заменилась удовольствием. Гастон всё чувствовал до ужаса остро – как два члена скользят в нём, раздвигая стенки тесного прохода, пульсируя от удовольствия и явно собираясь вот-вот излиться в него. Это упоительное чувство наполненности вызывало в его теле дрожь, заставляя тело содрогаться и извиваться в руках мужчин.
– Вот шлюха. – разъярённо шептал Вивьен, врываясь всё глубже и царапая спину Гастона вновь и вновь.
Человек – странное существо. Пожалуй, самое странное существо в мире. Ибо, захотев притвориться мёртвым, он настолько войдёт в роль, что с минуты на минуту и в самом деле умрёт. То же происходило и с Гастоном. Он искренне хотел убедить себя и двух мужчин в том, что ему хорошо и приятно, и что даже их слова его вовсе не задевают, но он и в самом деле стал чувствовать наивысшее удовольствие, фактически его квинтэссенцию. Прогибаясь в спине и чуть подаваясь бёдрами навстречу, он с туманной улыбкой воспринимал оскорбительные слова Вивьена, не переставая награждать Рудольфа и блондина сладкими, хриплыми стонами, дрожащими от нехватки воздуха и внезапного жара, сковавшего их троих. Под конец он настолько разошёлся, что даже принялся целовать шею Вивьена, что напрочь тут же обо всём забыл.
Вновь чуть подавшись бёдрами, Гастон сдавленно рыкнул и обильно кончил Вивьену на живот, с трудом держась в сознании – это был столь сокрушительный оргазм, что ему пришлось пару минут пробыть с закрытыми глазами, хватая ртом воздух. Внутри всё горело, семя мужчин стекало по его бёдрам и ягодицам. Рудольф довольно облизнулся и потянулся было вновь к Гастону, что являл собой зрелище поистине привлекательное, но блондин его перехватил и вжал в кровать.
– Ну уж нет. – прошипел он на ухо хозяину особняка, широко разводя его ноги и принимаясь потираться плотью о его бёдра. – Теперь ты мой.
Охотник вяло приоткрыл глаза, растекаясь по кровати и смотря на мужчин, что яростно боролись, но пока победу никто из них не одерживал. «Как они так быстро восстанавливаются?» – вяло подумал брюнет, скользнув взглядом по вновь напряжённым членам мужчин, перед тем, как соскользнуть в болезненное забытье, наполненное глухими стонами, жаром, дрожью.
Ему снился этот кошмар, помноженный на бесконечность. Ему снились тела, переплетённые между собой в жаркой страсти. Отовсюду слышались стоны и крики, вопли, тела дрожали, обливались потом и семенем, тут и там мелькали полные сладкой неги лица. Гастон почти чувствовал запах безумия, исходящий от них. Он чувствовал запах пота и желания, ему было мерзко, потому как он понимал, что он среди них, что он вот-вот кинется в этот океан тел и потеряется навсегда, сломается.
Распахнув глаза, мужчина судорожно вздохнул. Взгляд его тут же лихорадочно забегал по комнате. Бывает такое состояние после редкого пробуждения, когда тело не слушается, дрожит, а в горле сухо, как в пустыне. Мозг Гастона ещё не начал активно работать, а потому он никак не мог осознать происходящего – он был в полном бреду. После ночных развлечений, что вновь растревожили его было успокоившееся тело, у него поднялась температура, ему было настолько плохо, что он уже жалел о том, что проснулся. Как оказалось, он промучился в бреду третьи сутки, даже воду почти не принимал, когда вдруг на пару мгновений открывал глаза – Аннет и Рудольф просидели рядом с пленником всё это время, но всё больше Аннет – граф старался не подходить к мужчине, хотя ему этого и хотелось.
Наконец, пришедший в себя мужчина, осмысленным взглядом окинул комнату, хотя ему и было дурно. В кресле дремал граф. О, как прекрасен он был в этот миг! Тёмный демон, принявший вид светлого ангела, склонил голову на бок, чуть наклонив её. Черты его лица стали мягче, строго, холодно поджатые губы, наконец, расслабились и даже, похоже, были изогнуты в ласковой улыбке. Неизменная трость покоилась на коленях, и Рудольф являл собой некий Абсолют. Уставший, с такими же слабостями, как и у всех людей, сморенный таким же обычным сном. Грудь его мерно поднималась и опускалась, ресницы мелко-мелко трепетали. Вот уже второй раз Гастон видел его не таким, как прежде. Но граф зашевелился, и охотник поспешил закрыть глаза. То, что он вдруг зашевелился, тут же привело его тело к прошлому состоянию – жар накинулся на него с яростью зверя, что добивает свою жертву, и Гастон снова соскользнул в кошмар.
Осень озолотила лес и сад вокруг особняка, примешивая к прелести этого пейзажа кроваво-алые всполохи среди общей массы. Ярко-зелёная трава ещё сверкала на солнце, воздух звенел осенней приятной прохладой, словно бы переливаясь, оглаживая кожу. Гастон вывел Оливера, что в последнее время чувствовал себя не очень хорошо, в сад, воспользовавшись советом Аннет – больше выгуливать своего пса. А Оливер всё больше и больше становился для Гастона единственным утешением, ведь после очередного надругательства графа он вполне мог рассчитывать на дружественное виляние хвоста своего четырёхного друга. Но теперь Оливер стал вялым, глаза его покраснели, да и дышал он с некоторым трудом. Они медленно шли по саду, под их ногами тихо шуршали листья.
– Я сказал нет, Вивьен! – раздражённый, звенящий от гнева голос графа окатил охотника ледяной волной ужаса, и он замер, остановился и Оливер.
Мужчина осторожно выглянул из-за дерева. Возле одной из скамеек друг напротив друга замерли Рудольф и Вивьен. Оба были невероятно раздражены и напряжённо всматривались друг в друга, как дикие коты перед дракой.
– Рудольф, ты стал слишком нежен. – сквозь зубы прошипел блондин, сжимая трость в руке. Гастон даже на расстоянии видел, как тяжело вздымается и опускается его грудь от напряжения и волнения. – Я выбью это из тебя.
– Делай, что хочешь, Вивьен. Этот пленник – мой. И я тебя к нему больше не подпущу.
– Он пленник и раб! – рявкнул Вивьен, дёрнувшись было в сторону графа, но замерев. – Либо он становится слугой, либо…
– Это моя добыча! – взревел Рудольф так, что даже ветер на миг затих, перестав шелестеть золотыми листьями. – Моя и ничья больше! Я не собираюсь делить Гастона с кем-то вроде тебя, мальчишка!
Вивьен зарычал разъярённым зверем и кинулся на мужчину. Закипела нешуточная драка – оба выхватили тонкие, длинные кинжалы из своих тростей и явно собирались поубивать друг друга. «Может, стоит вмешаться?» – на миг пронеслось в голове охотника, но он тут же откинул эту мысль куда подальше. Явись он сейчас и вмешайся в драку, они бы разорвали его на кусочки и даже не заметили. Пролилась первая кровь – Вивьен достал до Рудольфа и полоснул ем кинжалом по руке, отчего на белоснежной рубашке тут же выступило тёмно-алое пятно. Гастон слышал звериные рыки, что срывались с их губ, деревья, казалось, в испуге дрожали – ветви их слегка шевелились, поднялся шум листьев. Тусклое осеннее солнце играло на кинжалах, отбрасывая быстрые, едва уловимые блики, отчего по лицам мужчин вновь и вновь пробегали лучи, оттеняя их прекрасные лица, искажённые ненавистью. Пленник впервые видел Рудольфа в таком состоянии – абсолютно бешеном. Губы его скривились, чуть обнажая сжатые белоснежные зубы. Вивьен же казался Гастону ещё более отвратительным, но до ужаса прекрасным. Светлые волосы разметались по его плечам, изумрудные глаза так и сияли. И если бы не гримаса ненависти, что искажала всю прелесть лица, то Гастон, возможно, залюбовался бы им. Вновь брызнула кровь – на этот раз граф прочертил длинную линию от живота блондина до его груди. Будь удар чуть более сильным и не успей Вивьен отклониться достаточно, то его внутренности уже бы приукрасили пейзаж. Рудольф становился всё более настойчивым, их бой словно перерос в смертельный танец, в котором каждый из партнёров мог вдруг убить другого.
Метнувшись вперёд, мужчина выбил из рук блондина кинжал и, повалив бывшего приятеля на землю, прибил его руку к земле своим оружием. Кровь брызнула на лица обоих мужчин, а вопль огласил парк, отчего Оливер поджал хвост и тихо заскулил.