Юнги был занят непонятными делами с Чонгуком, делами универа и своей общественной работой. Чимин не обижался, что на него времени не хватало, ведь Мин ничего ему не обещал. С того вечера на карьере они виделись всего-то несколько раз: разок у Тэ, когда того перевели в палату, разок в столовой, где Мин его проигнорировал, но потом вечером позвонил и объяснил, что был слишком занят. Их запланированное свидание так и не состоялось — старший простейшим образом забыл, наверное, хоть Чим и ждал звонка.
Он достал два контейнера и решил, что приготовит еду не только Тэ, но и еще одному глупому омеге. Джин часто приходил, он все так же учил готовить и рассказывал об их с Намджуном отношениях, на что Чимин лишь улыбался и неизменно говорил, что доктор отхватил себе лакомый кусочек.
Осень никак не хотела вступать в свои права и Чимин наслаждался по-летнему теплыми деньками, хоть и надеялся, что скоро будет наслаждаться видом летающей вокруг пожелтевшей листвы. Осень — действительно прекрасная пора, она приносит тепло, уют, горячее какао и теплые обнимашки. Омега все так же занимался копирайтингом и мысленно сделал себе заметку написать несколько статеек «осеннего стиля» в омежьих колонках, как повод сделать хорошую рекламу тому или иному продукту.
Приготовив все, что запланировал — выдвинулся в путь, таща пакеты к автобусной остановке.
Двери больницы всегда встречают знакомым запахом медикаментов. Чимин убежденно ненавидел этот запах, подсознательно связывая его со слабостью папы, но терпел, сильнее кутаясь в широкую толстовку. Знакомый маршрут, знакомые лица. Он стал перед хорошо знакомыми дверьми и постучал костяшками пальцев перед тем, как войти.
Доктор встал, чтобы поприветствовать Чимина и подошел к нему забрать тяжелые пакеты.
— Ты чего притащил, Чимми? — он начал рыскать по пакетам, оглядывая контейнеры.
— Ащ, руки убрал, вот же, — цыкнул Чим и заставил старшего положить все на диванчик в углу, — это пациентам этого ужасного заведения, — на что врач только фыркнул и взял то, что ему предложил младший, — а это тебе, супчик в термосе, попроси в этой вашей столовке нормальную тарелку и поешь горяченького. Я пойду к другу, а потом собираюсь заглянуть к папе.
Джун хоть и удивился, но уверенно проигнорировал желание расспросить о внезапном порыве увидеться с тем, от кого малыш Чимми еще недавно плача сбежал.
— Хорошо, я вернусь через двадцать минут, пойду, отведаю, что за гадость ты мне там наварил. Надеюсь, Джини тебя хоть чему-то научил.
— Хён, вот пусть он тебе и таскает, раз у него вкуснее, — омега надул губки и бросал испепеляющие взгляды.
— Шучу — шучу, уверен, это вкуснятина. Иди уже.
— Я оставлю папину еду здесь, не вернись раньше времени и не съешь, — омежка помахал пальчиком.
Джун лишь фыркнул и закатил глаза.
Чимин развернулся на пятках и покинул кабинет. Вокруг сновали медсестры и больные, от множества которых хотелось поморщиться. Пройдя к лифту, Чим вдруг вспомнил, как Юнги волок его по лестнице, когда они узнали, что Тэхен в больнице и сердце приятно кольнуло. Он доехал до седьмого этажа, где располагалась вип-палата Тэ и беспрепятственно добрался до места назначения. Открыв дверь, он завис, но потом быстро захлопнул ее назад. Пак медленно откинулся на стенку и ухмыльнулся тому, что увидел: наконец-то Гук начал действовать.
***
Чонгук привычным движением руки забрал у Тэ пустой стакан с под воды и резко нагнулся, чтобы поправить подушку, но оказался в опасной близости от младшего.
— Т-ты чего? — Тэхен сглотнул и дернулся назад, вжимаясь в кровать сильнее. Но вдруг Чон выдернул из-под подушки потрепанный альбом и, под изумленный взгляд младшего, начал его листать.
— Хён, ты что делаешь? — растерянный Тэ вдруг резко сел и взволнованно пропищал: — Отдай, придурь.
— Ну-ну, Тэтэ, хёну просто интересно что ты там все время рисуешь, пока я сплю.
— Хё-е-н, пожалуйста, — но вдруг Чон перестал листать, и Тэ понял, что он пропал.
Чонгук перевел взгляд на Тэхена и шепотом спросил: — Я такой красивый, каким ты меня нарисовал?
Тэхен сглотнул и прохрипел: — Еще красивей.
Старший резко вздохнул и посмотрел на симпатичного омегу, что был перед ним. Каждый раз, когда Чон раньше приходил к Юн-хёну, он не замечал этих пронзительных медовых глаз, он не принимал всерьез хрупкое тело, худоба которого вызывала не желание откормить, а скорей вжать в стенку, чтобы покусать эти ключицы. Он оглядел уже зажившее лицо, но подумал о том, что у него навсегда останется психологическая травма, а ведь он так молод. Но обещание, которое он дал самому себе в ту ночь, Чонгук обязательно выполнит: вместе с Мином он покарает тех, у кого рука поднялась.
Он заметил, как по щеке Тэ скатилась одинокая слеза.
— Прямо сейчас ты меня жалеешь? — Тэхен выглядел неимоверно загнанным, но Гук поборол в себе желание обнять мальчишку, чтобы не подтвердить его слова.
— Нет, Тэхен-а, сейчас я испытываю множество разных чувств к тебе, — Чон понизил голос и сел на краюшку кровати, — но это точно не жалость. Это, может, — бережно положил руки на щечки и неотрывно глядел на губы, — похоть, — выдохнул прямо в губы, — может, отчаянье.
— П-почему отчаянье? — шепот Тэ горячил губы напротив.
— Отчаянное желание сделать что-то вроде этого, — Чонгук резко накрыл нежные губы своими и запустил одну руку в серые волосы, чтобы удобней было держать, другую — оставил на щеке, чтобы чувствовать тепло желанного тела.
Хотелось содрать к чертям эту глупую больничную рубашку и показать израненному телу как это — быть любимым. Но он лишь аккуратно проводил своими губами по чужим, боясь нарушить молчаливое согласие. Целовал, будто играл на скрипке — медленно, без резких движений, чтобы не допустить фальши, не расстроить нежный инструмент, не сломать его ненароком. Как вдруг почувствовал всхлип и укус за нижнюю губу.
Он оторвался от Тэ и настороженно взглянул ему в глаза, но увидел там лишь неприкрытую, оголенную боль, что разъедала угрозой взорваться и снести все на своем пути.
— Говоришь, что нет жалости, а целуешь, будто я сломаюсь. — Тэ уже не сдерживал потоки слез, он отдался желанию побыть слабым. Как надоело раз в день разговаривать с психологом, улыбаться друзьям и родителям, что приходят проведать его. Надоело видеть жалостливые лица.
— Все не так, малыш Тэ, я боюсь. — Тэхен дернулся от знакомого прозвища и уткнулся Гуку в шею. — Я боюсь, что не смогу сдержаться, не смогу обойтись одними поцелуями. Я хочу поцеловать здесь, — он ткнул в район шеи, — здесь и здесь, — две ключицы по очереди.
Младший поднял заплаканные глаза и с остервенением впился в губы напротив. Гук перенял инициативу на себя и сминал, покусывал нежную кожу. Он терялся во вкусе вишни, которым пропах его маленький мальчик, запах был так слаб, что Чон боялся его потерять. А Тэ умирал с запахом кофе на губах. Они терялись во времени, выплескивая все, о чем хотелось сказать. Чонгук подмял несопротивляющееся тело под себя и уверенно сжимал бока млевшего Тэхена. Он боялся оставить хоть какие-то отметины, но те сами по себе расцветали в районе шеи, куда Гук целовал и прикусывал, где лизал и всасывал. Его маленький Тэ наконец-то в любящих руках, он не отпустит больше никогда, просто не разожмет руки. И пофигу на чужое мнение, если надо — попрет против Юнги, но свое не оставит. Тэ забывается в чужих руках, оба слышат стук двери, но, решив, что даже не стоит отвлекаться — тонут в омуте взаимной страсти.
Гук еле заставил себя оторваться от припухших губ истинного. Его мальчик ждал. Он рисовал Чонгука. Он ждал, пока глупый Чон увидит в медовых глазах любовь. Теперь очередь старшего ждать. Ждать, пока болезненные раны заживут и внутри. Пока его Тэ не будет просыпаться ночью с криками. Пока подпустит Чона не для того, чтобы раствориться в боли, а чтоб забыться в любви.
— Ты еще слишком слаб, малыш, да и Пак обещал скоро прийти, — он целовал фаланги пальчиков своего любимого и молился, чтобы Тэ правильно растолковал его слова.
— Я понимаю, Гукки, все в порядке, — он и вправду искренне улыбнулся, — но не уходи.
— Больше не уйду.
***
Чимин оттолкнулся от стены, как только увидел приближающуюся фигуру.
— Хён, привет, ты тоже к Тэхену? — рыжий был несказанно рад увидеть парня с вороньими волосами.
— Привет, Чимин-а, чего в коридоре стоишь? — Юнги оглянул пакет в руках и хотел зайти в палату, как омега резко дернул на себя.
— Хён, — он опустил глаза вниз, — я хотел поговорить, — на самом деле, Чим не знал, что скажет Юнги, но дать Чонгуку и Тэ еще несколько минут побыть наедине казалось жизненно необходимым.
Юнги покорно пошел за рыжим к небольшой курилке, расположенной прямо на этаже. Он вытащил сигарету и предложил Чиму, который неожиданно согласился.
— Не знал, что ты куришь, — младший лишь хмыкнул, положил свой неизменный пакет с контейнером на лавочку и поджег никотиновую палочку огнем из зажигалки Мина. Он втянул и тут же закашлялся, чем вызвал смех. Втянул еще раз и, вроде, пошло легче. Боль в легких от первой никотиновой затяжки ушла и Чимин глянул на серьезного Юнги.
— Ну хватит, — старший вдруг оказался рядом, ловкими пальцами забрал сигарету с неуклюжих пальчиков и затушил ее о ближайшую мусорку.
На что Чимин, долго не думая, схватил его за плечи и потянул на себя. Растерявшийся Мин опешил от такой смелости и, лишь открывал и закрывал рот, не зная, что сказать или сделать. Пальцы, которые до того казались неуклюжими, сжали чужую сигарету и тоже затушили ее о бортик металлического мусорного ведра. Юнги почувствовал теплые ладошки на лопатках и запах яблок умиротворенно укутал его. Он позволил себе прикрыть глаза и сжать тонкую талию омеги.
— Прости, Чимин-а, — он не сможет больше молчать, не тогда, когда омежка так доверчиво сам прижался и не отпускает.
— Что, хён? За что? — слова потерялись в районе ниже линии подбородка старшего, но Юнги прекрасно все слышал.
— За то, что я такой ублюдок. Я бы хотел по-настоящему попробовать, но чувствую, что не достоин, — вечно холодные пальцы ласково поглаживали местечко на пояснице, где задралась толстовка.
— О чем ты говоришь? — Чим все так же доверчиво к нему жался, хотел коснуться тепла старшего, но его окунули с головой в холодную воду и сбросили с высоты Эвереста на землю.
— Это просто был спор: после того похода в кино мы поспорили с Тэ, что ты влюбишься в меня. Тэхен говорил, что переживать не стоит, ведь ты даже не подпустишь меня к себе. А я, — он взглянул в непонимающие глаза, — а я не хочу больше играть. Я воспользовался тем, что мы истинные, мне даже стараться не пришлось.
Чимин резко отпрыгнул от него, попытался сдержать эмоции до того, как прорвет. Он кинул тихое «передай еду Тэ» и убежал с поля зрения Юнги, игнорируя его крики, что «он еще не договорил». Наслаждаясь солеными каплями, он направился прямиком к лифтам, и, нажав кнопку первого этажа, увидел, как из поворота выскочил запыхавшийся Мин.
Интуиция никогда не подводит. Одной из подозреваемых причин всегда был спор, но гадать об этом — одно, слышать — другое. Сколько раз Чимин об этом размышлял, сколько смеялся сам над собой и велел себе прекратить докапываться до несуществующих причин внезапного интереса Юнги. Он надеялся, что Мин его истинный, надеялся, что любит запах травы, потому что, тот принадлежит его альфе. Но нет, он оказался еще одним человеком, которого судьба подкинула, чтобы поиграть с Паком, поиздеваться над ним. Он не ожидал подвоха от Тэ, подло спорить на друга, даже если ты в нем и уверен. Скинув Джуну сообщение с просьбой самому отнести еду папе, потому что нарисовались дела, он вырубил телефон и под акомпанемент собственных всхлипов зашагал в сторону дома. Ему нужно закрыться от всего мира, чтобы его жалели, желательно, Хосок или папочка, чтобы заботились и лелеяли, а не втаптывали в грязь светлые чувства. Хотелось объесться шоколадным мороженым и завалиться спать.
На подходе к дому, кажется, сама природа прониклась мрачным настроением одного омежки, и с неба начал хлестать дождь. Чимин промок до нитки, но шагу не прибавил, он волочился побитой тушкой и изо всех сил избегал машин, чтобы не броситься под одну из них.
Теплый душ всегда помогал сосредоточиться, но сейчас Чиму нужно было отвлечься, именно поэтому по плечам хлестала ледяная вода. Она забирала почти всю боль маленького, слишком рано повзрослевшего человечка. И, казалось бы, здесь не от чего так убиваться, но вам отказывали после того, как шептали нежности на ушко и устраивали ночные пикники? Чимину было больно за себя, за свою веру в то, что дружба и любовь — то, что преодолеет все. Он — словно брошенный котенок, который так быстро привязался к новым хозяевам, к тем, кто еще недавно издевался. А его опять ткнули мордочкой в свою же ненужность и выбросили на грязную улицу.
Никогда не станет нужным.
Никогда не станет любимым.
Никогда не станет кем-то для кого-то.
Теперь он понял Хо, который стал искать лучшей жизни поодаль от него.
***
— Я рассказал ему о споре, — тяжелым эхо слова разлетелись по палате повышенного комфорта.
Тэ лишь изумленно прикрыл рот ладошкой, а Чонгук просто уставился на контейнер с едой. Ему сразу понравился этот парень. Он самый настоящий омега — с виду ухоженный, хрупкий, заботливый, но стержень у него покрепче, чем у некоторых альф, это Гук точно понял, еще когда Пак тряс им в коридоре возле реанимационной. Так жаль парнишку, он, наверное, поверил, что всегда ненавидящий его Юнги способен проявлять истинную заботу. Так хотелось врезать хёну, но пусть тот сам варится в своей же лжи, приправленной невысказанными сожалениями.
***
Ким Намджун смотрел, как мужчина уплетал закуски, которые приготовил его же сын. Ёндо сначала плакал, потом не верил, потом долго держал ланч-бокс в руках, а теперь с нескрываемым удовольствием ел то, что доктор притащил ему со словами «это от Минни».
Оба мужчины думали о Чимине, о обоих были отеческие чувства к мальчишке, и никто из них не подозревал того, как больно ему сейчас.
***
Чимин проснулся от трели в дверь, и с пустой головой натянул халат на тело в пижамных штанах. Кое-как добрался до двери, не видя ничего опухшими от слез глазами. Головная боль разъедала все мысли и Чим даже не спросил кто это, он просто покорно открыл дверь и почувствовал, как его ударили чем-то тяжелым прямо по голове.
Словно сквозь стену послышалось шипение незнакомого альфы: «твой отец должен нам денег, малыш, и ты поможешь нам их получить».
Больше ничего, беспроглядная тьма и желание никогда не просыпаться.
========== 8. ==========
Комментарий к 8.
Так переживаю, когда захожу в “Новости”. Спасибо тем, кто ждет продолжение, мне безумно приятно. Волнуюсь до кончиков пальцев. Надеюсь, эта глава вам понравиться.
Приглушенная музыка в кабинке не так била по барабанным перепонкам, как в зале, а половина бутылки коньяка, выпитой на одного, отдавала болью в висках. Снующий вокруг официант-омега так и норовил всунуть гостю свой номерок, на что тот только пьяно улыбался и просил обновить уголек в кальяне. Хотелось забыться, не помнить те доверчивые глаза, которые осознанно обидел. Пухлые губы зазывали найти, объясниться, поцеловать. Брюнет откинулся на мягкий диван и в который раз попытался отмахнуться от назойливых воспоминаний о теплых боках, которые он сжимал, о маленьком носике, по которому хотелось щелкнуть пальцами, и, услышав возмущение омежки, оставить мягкий след губами.
— Хён, его не было в универе три дня, — знакомый голос вырвал из пьяного дурмана, кажется, монстр внутри противно скалится и добивает долбанным «это ты виноват, Мин Юнги».
— Он, наверное, отсиживается дома, но я бы проверил. Хотя, пока документов не забирал. — Чонгук говорит и знает, как бить больнее, так, чтобы потом еще долго заживало. Он знает своего хёна как облупленного. Он знает, как заставить ненавидеть себя. Он знает, что хён не хотел делать больно, может, это просто в его натуре.