Мо прихлёбывала напиток, подперев рукой щёку, пока мозг снова и снова вылизывал мысль о будущем диалоге. Перед ней на столе лежала свернутая конвертом салфетка, в которой три булки с яблочным повидлом ожидали, когда их съест один сорванец. В чайной пахло липовым отваром, выпечкой и заплесневелым дверным порогом, ведущем к клумбам. От траченного молью пледа миссис О’Тул тухло тянуло сердечными каплями. Стеклянная дверь была приотворена, и ко всем ароматам примешивался резкий и свежий запах мокрого гравия, земли и молодых листьев. Вчерашняя буря не просто прибила пыль – она оборвала провода в двух прибрежных деревнях и вывернула с корнем старый тополь по дороге в горы. Одна из собеседниц Вирджинии сказала, что у неё до сих пор морской песок на зубах скрипит.
– Сыплется, вот и скрипит, – отрубила тётка Хупер.
Поджарая, смуглая, в песочных брюках и африканской хлопковой рубашке – в свои пятьдесят два Вирджиния выглядела в худшем случае на сорок.
Постоялица будто её и не слышала:
– Почтальон, хоть развратник на всю округу, иногда снисходит до своей прямой работы. Он сказал, что навстречу ему неслась аварийка.
Говорившая тряхнула распущенными седыми волосами, такими жидкими, что сквозь них проглядывал череп. Намеренно нестриженые, они доходили до пояса и напоминали неряшливую медузу. Зубы, неестественно белые и ровные, торчали вперёд. Розовая помада покрывала сморщенные губы, седые ресницы были густо подкрашены тушью.
– Верно я говорю, Энн?
– Верно, верно, дорогая, – поддакнула вторая, блёклая дама, затянутая в старомодный линялый передник. Соломенные волосы были до того стянуты в пучок, что углы глаз ползли к вискам. – Но, по-моему, Роджер милый молодой чело…
– В такую погоду и свершаются злодейства, – перебила медуза. Зелёный глаз слегка косил и горел с ненормальной энергией. – Вот, к примеру, сегодня мне приснилось, что ко мне в окно крадётся вор. Скребётся по стене, как кот, царапает стекло, и шпингалет уже скрипит.
– В грозу всегда неспокойно, – поддержала блёклая. Даже собаки волнуются. Всякое может примерещиться. Со мной однажды…
- Мне никогда не мерещится, – седая громко брякнула чашкой о блюдце. На кромке остался жирный розовый след. – Энн, не путай сон с явью. Страшно подумать, если бы это оказался настоящий грабитель! Добрался бы до моих драгоценностей… – женщина одышливо вздохнула, потрепала ворот платья на полной груди. – А если б он задумал чего?
– Пришлось бы ему доплатить.
Старшая Хупер стиснула челюсть, отвернулась к окну без тени улыбки. Заметно было, что общество двух постоялиц скорее раздражает её, чем развлекает. Вирджиния предпочла бы лучше компанию ребёнка – племянница казалась намного более увлекательной натурой, чем обе её соседки, вместе взятые. Если бы заняться Молли как следует, можно было бы вылепить неординарную натуру. Жаль, что её недалёкий брат с женой не замечают истинной природы Мо.
Дверь в сад хлопнула так резко, что стекло жалобно задрожало, пустив трещину у самой рамы. Порыв с улицы перебил все запахи, смел скомканную салфетку с колен блёклой дамы, ударил песчаной пылью в лицо седой. Голова Мо резко съехала по руке, на щеке остался красный отпечаток кулака – девочка встрепенулась, по-совиному моргая.
– Аманда, наконец-то! – вскочила старшая Хупер. – Я тут с ума с тоски схожу… Что с тобой?
Миссис Холмс, взмыленная, непривычно бледная, опёрлась о косяк. Огненная туча волос растрепалась, штанины велюрового костюма забрызганы глиной до самых колен. Необъятная грудь ходила ходуном.
– Ох, Джинни…
Гравий скрипнул под каблуком, Аманда едва не потеряла равновесие. Вирджиния поспешила подхватить подругу и усадить в своё кресло.
– Молли, принеси воды.
Сделав несколько быстрых и глубоких ледяных глотков, миссис Холмс произнесла:
– Шерлок пропал. Со вчерашнего дня его не видели. Муж ещё ночью отправился на проклятый Обрыв, а я пошла в деревню. Пара наших знакомых вызвалась прочесать лес и те места, где любил пропадать сын.
– Ты же знаешь мальчишек, – попыталась подбодрить старшая Хупер. – Он найдётся, даже не думай о другом. Он же и раньше пропадал. Мы с Молли сейчас же отправимся на поиски.
– Тётя, я должна сказать…
– Так и знала! – подала голос медуза. – Говорила, что в такую погоду творится дурное. Вот, пожалуйста.
– Помолчи, Берта, – оборвала Вирджиния. – Значит, так. Вначале нужно позвонить в Истборн, может, мальчишка и до города добрался. Местная полиция долго раскачивается, но я общалась со здешним лесником и парой охотников. У них есть собаки, и парни хорошо знают окрестности. Почему ты сразу мне не позвонила?
– Кабель оборвало. Связи нет на несколько миль.
– А я что говорила? – встряла Берта.
– Бедный мальчик, – промямлила Энн, – Надеюсь, всё обойдётся…
Мо, пользуясь случаем, влезла в разговор:
– Миссис Холмс, вы ведь не будете сердиться на Шерли, если всё и вправду обойдётся?
Аманда и Вирджиния медленно обернулись и разом уставились на Мо.
– Детка, что ты знаешь?
– Бог мой, как ты выглядишь!? – воскликнула Вирджиния, оглядев племянницу в упор. Всклоченный хвост с остатками глины, размазанные по лицу и запястьям цветные меловые полосы, тени под глазами, помятая щека и осоловелый взгляд. Женщина помрачнела. – Где ты была ночью?
- Нигде, – опешила Мо. – Дома. Клянусь, тётя. И… и Шерли был со мной всю ночь. Он сейчас наверху, спит на стуле. Вчера, когда началась непогода, Шерли постучал ко мне, и я впустила… и разрешила переночевать… – девочка умолкла, встретившись со свинцовым взглядом тётки.
– Он цел? – выдохнула Аманда.
– Жив-здоров. Только промок насквозь. Пришлось дать ему простыни вытереться.
Могучие руки протянулись к Мо, женщина вскочила, опрокинув плетёное кресло. Художница и пискнуть не успела, как оказалась вжатой лицом в грудь Аманды, а руки обнимали так, что больно стало рёбрам.
– Благослови тебя господь, детка.
Мо слышала, как бухало сердце женщины. Из груди той шли рваные вздохи, сильно похожие на сухие всхлипы. Миссис Холмс ещё пробормотала что-то о том дне на пляже, когда Мо и Шерли познакомились, и немного успокоилась. Девочку на миг кольнула ужасная мысль, уж не сбежал ли Шерли из мансарды, опасаясь прихода матери? Ему же лучше, если нет.
Велюр щекотал ноздри Мо, трудно было дышать. Девочке вспомнилось, что в этом же костюме Аманда бегала с обрывком ремня по берегу, когда Мо встретила Шерли. Художницу удивило, отчего женщина, привыкшая к проказам своенравного сына, сейчас так дрожит, словно сын её только что воскрес? Шерли, который, по его словам, однажды увязался за бродячей труппой и три дня вдали от дома разнюхивал о смерти акробата; Шерли, днями пропадающий с ней на лесном кладбище и на Обрыве; Шерли, потерявшийся во время службы в закоулках Н-ского собора в поисках святого масла для опытов; Шерли, в четыре года спустивший на Темзу корыто и уплывший добывать себе пропитание пиратством – Шерли всего лишь не вернулся домой с наступлением темноты. Пускай тогда и сверкали молнии, способные поджарить дерево. Что здесь особенного?
Не выдержав, Мо сдавленно чихнула. Аманда слегка отстранила её за плечи, глядя в покрасневшее лицо девочки:
– Прости, я тебя чуть не задушила.
Две старухи рядом примолкли, обмахиваясь салфетками. Слышно стало, как стрекочет жук в кресле древней миссис О’Тул. Миссис Холмс вытерла глаза ладонью и слабо улыбнулась в ответ на недоумённый взгляд старшей Хупер.
– Знаю, Джинни – перепугалась, как ребёнок, самой стыдно. Надо бы послать к мужу и остальным, пусть не волнуются.
– Пошлём. Аманда, ты…
– В деревне беда, – наконец призналась миссис Холмс. – Если бы вдруг Шерлок оказался тогда поблизости… не могу об этом думать. Он ведь ребёнок шальной, да любопытный к тому же. Сунулся бы в пекло, или наткнулся бы на кого дороге.
Аманда продолжала одной рукой прижимать Мо к себе, и не заметила, как та напряглась.
– Летиция Мэйбл. Видит бог, я не любила эту женщину, но такого бы не пожелала, – миссис Холмс странно изменилась в лице. – Её нашли в её собственном саду. Повешенной на яблоне. Всё тело изуродовано, волосы намотаны на скалку. Дом и погреб взломаны, внутри всё раскурочено, ценности пропали.
Берта схватилась за ворот платья, рот перекосило, на морщинистых губах застыло несказанное «Я же говорила». Энн, белее снега, тихо осела в кресле. Миссис О’Тул зычно всхрапнула. Вирджиния не сказала ничего, лишь помрачнела ещё больше.
– Слава богу, Шерли был подальше от этого кошмара. Ох, детка, я, должно быть, напугала тебя своими рассказами. Пойдём поскорее наверх, мне не терпится обнять этого балбеса, а после навешать ему оплеух.
Аманда убрала со лба Мо прилипшие волосы, не заметив, как он вспотел. Не заметила она и лихорадочного огня в глазах девочки, и ледяного колотья в груди.
Альпы, Австрия, 20**-й год.
Бывает с вами такое, когда в голове всплывает звучная фраза из песни или кинофильма, но вы никак не можете вспомнить, откуда именно она? Вы мусолите её в голове, как в пальцах, до сальных отпечатков, изводите себя в попытках вспомнить, ловите все оттенки и голоса этой фразы, но источник её всё время ускользает. С Молли Хупер такое бывает. Только вместо красивой фразы ей достался лишь горький запах пепла и дыма. Призрак его тревожил нос, но на деле в библиотеке «Эдельвейса» ничем подобным не пахло. Ассоциации беспрестанно щёлкали в мозгу, перекатывались, но никак не желали соединяться, дать хоть какие-то логические корни.
Чашка болезненно стукнула по зубам, отрывая Молли от бесполезных попыток. Бессонная ночь сказывалась – движения стали рассеянными и неловкими. Хупер смотрела в обледенелое мутное окно, трещина у самой рамы походила на узор, который бывает на стекле в морозы. Изредка снаружи стучал в окно сухой стебель, корни которого медленно разъедали стену. Скупое седое утро. Снегопада нет, тихо, но на горизонте, там, где белое граничит с бурым, от ветра стелется снежная позёмка. Ледяная муть медленно, но верно ползла к замку, скрадывая вид на котловину. Лишь кое-где теперь виднелись проплешины чёрной земли, где умирала зима. «Чудо весны в горах», – вспомнились Молли сказанные когда-то Альбертом слова.
Зачехлённая мебель библиотеки производила жутковатое впечатление. Хорошо, пыльная ширма отделяла стол, за которым устроились патологоанатом и детектив, и давала призрак уюта. Кирпично-коричневая ткань, изображавшая крылья бабочки, прохудилась во многих местах, но павлиний глаз в чёрно-белых ободках глядел как живой. Из-за ширмы можно было увидеть только ряд стеллажей и стремянку у полок. Под утро Шерлок швырнул на столешницу потрёпанный медицинский справочник, взметнув серый столб, и Молли ничего не оставалось, как расчистить свою половину стола для подноса. Женщина не вынесла, если бы осталась наедине с пустым замком, но Холмс на другом конце зарылся в страницы о психотропных препаратах, изредка обращаясь вслух к Джону Ватсону, и Молли чувствовала, что душа её всё равно одна.
Они обосновались в библиотеке, после того как всю ночь рыскали по «Эдельвейсу» и хозяйственным пристройкам, стараясь не пропустить ни одного проклятого угла. У Молли до сих пор стоял в ушах развязный смех постояльцев, записанный на грампластинку, и фальшивый вальс, издаваемый механическим пианино. Все пятеро отдыхающих, двое владельцев курорта и дворецкий пропали посреди бала в танцевальной зале, запертой и запечатанной изнутри нетронутой восковой печатью. Но даже если случившееся с огромной натяжкой можно было бы счесть злой шуткой, то единовременное исчезновение всех живых душ в «Эдельвейсе», включая персонал: экономку, повара, администратора и прочих, – нет. Детектив с патологоанатомом обошли большую часть комнат с фонарём и отмычками, но некоторые замки не поддались, да к тому же всё проверить невозможно. Было только два варианта объяснения: либо пропавшие – очередные жертвы, либо замешаны во всём этом кошмаре. Тогда за каким треклятым чёртом было звать сюда Холмса и Хупер? Возможно, сейчас Бет, Аристарх и прочие заперлись в одной из бесконечных пыльных комнат и хохочут над ними, мечущимися в клетке курорта, как кузнечики в аквариуме. Молли некстати вспомнила о мрачном отеле «Оверлук»*, и её губы сломала нехорошая усмешка. Ничего весёлого в этой улыбке не было. Может быть, их с Шерлоком решили свести здесь с ума?
По крайней мере, уморить с голоду их не собирались. В кухне было полно припасов, только они пришлись не в радость. Задремав на полчаса в библиотеке, Молли очнулась с горечью во рту. Горло опухло, лоб и переносицу неприятно пекло, в груди будто колыхался протухший студень. Верный признак, что она заболевает. Прогулка по снежному склону в одной ночной рубашке и пальто и кувырок в сугроб не прошли для неё даром. Чай казался водой, а коржи по вкусу больше походили на бумагу. «Есть надо, пусть даже этот кусок картона встанет поперёк горла», твердила себе Хупер, заедая коржи овсянкой. На обед стоит отварить овощи и сделать салат, решила она.
Шерлок к своей тарелке не притронулся, хотя его порцию Молли сдобрила сливочным кремом. Некоторый интерес сыщик проявил только к кофе. Хупер задержала долгий взгляд на детективе. Под глазами очертились тени, щеки ввалились, подчёркивая и без того высоко посажёные скулы. Стало чуть больше морщин, черты казались резкими и вместе с тем припухшими. Сколько он уже не ел? А сколько не спал? Дело о Свежевателе, (в ходе которого Хупер в первый раз в жизни упала в обморок) плавно перешло в дело «Алого Эдельвейса», и патологоанатом опасалась, как бы воздержания сыщика во время расследований плавно не перешли в кому. Холмс с досадой перевернул очередную страницу, глаза впились в новый раздел. Пальцы то и дело рефлекторно тянулись к смартфону, скребли по столу, ногтем подтягивая к себе плоский гаджет, но тут же бросали – соединения с сетью не было и в помине. Длинный подбородок дёргался недовольно, горло и грудь в распахнутом вороте покрылись гусиной кожей. Сама Хупер предусмотрительно оделась теплее – длинная светло-серая юбка, плиссированная блуза с рукавом и шерстяной жилет, облегающий торс.
– Флунитразепам, он же рогипнол, он же руфилин… снотворные, седативные вещества…, – бормотал Холмс, – Фенобарбитал… – взгляд на миг полыхнул, но тут же потух. – Бутират…
– Бутират – также мощный афродизиак, – произнесла Молли, – Если бы это был он, то последствия ты бы ощущал даже сейчас.
– Тогда тебе не стоит сидеть так близко, – холодно ответил Шерлок, не отрываясь от справочника.
Хупер расплескала кипяток себе на колени, поперхнувшись солидным куском коржа. Она не рассчитывала, что Холмс её услышит – в последние двадцать минут патологоанатом вслух заметила, что она случайно испортила все его австралийские материалы по делу Свежевателя, что незадолго до трагедии в роще у неё был горячий секс с постоялицей Николь Шарп, и что она, Молли, беременна от детектива. Ватсон после рождественского пунша как-то проболтался, что Шерлок в такие периоды становится сродни королевскому гвардейцу – можно надеть на него вязаную шапку миссис Хадсон с помпонами и отослать фото Лестрейду. Фотографироваться Хупер не стала, но когда сыщик с дюжину раз рассеянно протягивал руку к сахарнице, спрашивая Джона, готов ли кофе, женщина каждый раз вкладывала в ладонь белый кубик, который с плюханием отправлялся в кружку. Интересно, сейчас он обращался к ней или к доктору?
– Шерлок? Нашёл что-нибудь?
Вместо ответа Холмс подцепил ладонью обложку и захлопнул справочник так, что затрещал корешок.
– В конце концов, даже узнай мы, чем нас одурманили, это ведь не сильно помогло бы делу, так?
Детектив исподлобья одарил Хупер тёмным взглядом.
– Ты принимала что-то из посторонних рук в «Эдельвейсе»?
– Я ужинала и обедала здесь и пила чай в кабинете Персиваля, – Молли на секунду задумалась. На Свечном балу она отказалась от глинтвейна, предложенного Аристархом, но… – Я приняла у Мозеса стакан молока, от него ещё сильно тянуло корицей и мускатом. Это было как раз перед приходом мужчин в танцевальную залу.
Услышав о добавленных пряностях, маскирующих вкусы и запахи, Холмс нахмурился.
– А от тебя пахло джином, – заметила Молли в ответ на осуждающий взгляд. – Зачем ты пил с ними джин, ты ведь никогда не пьёшь!