Хупер с улыбкой наклонила голову:
– Забавно. Мне такая точка зрения не приходила в голову. Знаете, что, Николь? Давайте устроим себе ещё и небольшой десерт, за которым вы мне расскажете, что вам запомнилось из местных притч.
Молли пришло в голову, что она могла бы начать расследование прямо сейчас, причём с ненавистных Эбботу «баек глупых гусынь». Хотя мысль о том, что для этого придётся использовать ничего не подозревающую Николь, была женщине не особенно приятна.
На десерт новоиспечённые подруги умудрились раздобыть несколько слоёных булочек с сахарной пудрой и даже на скорую руку заварили ароматный чай.
– Уж простите меня, я не буду вдаваться в настоящие даты и имена, потому что у меня развит исторический кретинизм. – Николь широко улыбнулась. – Но я запомнила очень красивую легенду об этом крае. Возносится она ещё, кажется, к таких стародавним временам, что корней и не найдешь. Итак, на чём обычно основываются все прекрасные истории? Конечно, на любви и борьбе за неё. Несколько столетий назад, а может быть, и несколько тысячелетий, одному королевскому семейству пришлось чуть не силком выдать свою взрослую дочь замуж за кочующего воина. Молодая женщина, которую позже прозвали Крылатой Королевой, была умна, горда и независима. Но тогда у женщин было прав ещё меньше, чем сейчас, я вам скажу, и пришлось ей заключить этот брак. Их государство было крошечным, но удачно расположенным, и нуждалось в охране от алчных соседей. А за воином стояла мощная преданная армия, к тому же он хотел остепениться. Имени я не помню, но гербом его была чёрная пустота, одетая в балахон, верхом на коне – символ смерти, что армия несла врагам. Поэтому назову воина просто Всадником Смерти. Остались заметки, что был он жилист, худ, от него пахло курительным табаком, и на язык он был также остёр, как и его окроплённый в боях клинок.
Но как я уже говорила, Королева отнюдь не была кроткой и послушной женой и назло всем завела себе тайного любовника. В отличие от грубоватого Всадника, встречающего жену после своих походов только нетерпеливыми объятиями и звоном кубка, любовник с порога цитировал ей великолепные стихи собственного сочинения, нанимал для неё лучших певцов и щедро одевал в шелка, которые и сам предпочитал носить. Королева любовно называла его мой Принц-Поэт, а дворец его располагался как раз в этих горах. Некоторые даже говорят, что «Эдельвейс» и есть бывшие владения Принца. А другие – что дворец располагался выше, и в незапамятные времена напротив него низвергался клокочущий водопад, а Королева с Поэтом любили стоять на увитом розами балконе, наблюдая за игрой света на воде. Однако подобная идиллия продолжалась недолго.
Молли тут же выпалила подсказку:
– Воин прознал о тайном романе жены с принцем и покарал их обоих?
– Не угадали, – улыбнулась Николь. – Не огорчайтесь, в доброй половине историй вы бы оказались правы. Однако здесь произошло всё в точности наоборот. Так случилось, что Крылатая Королева прониклась к Всаднику симпатией. После очередного его возвращения женщина поняла, что сама тянется за близостью к нему. И чувства Королевы оказались взаимны – Всадник Смерти возлюбил её с таким же огнём, как и она его внезапно. В итоге, Королева решила проститься с любовником и пресечь навсегда эти отношения, но мирным и мягким путём.
На этом бы всё и кончилось, вот только Принц-Поэт отказался принять расставание. И не столько его удручил разорвавшийся роман, сколь счастье Крылатой Королевы и Всадника, и тот факт, что его бросили ради неотёсанного вояки. Принц нашёл наёмников, которые за огромное вознаграждение пробрались в покои супружеской пары и убили их вместе с приближёнными. Причём Королеву и Воина заставили смотреть на медленную смерть друг друга. Наёмники по приказу Принца неспеша втыкали заточенные перья в голые тела жертв, покрывая всю кожу и мышцы, и оставляли их страдать от сумасшедшей боли, сковывавшей каждую клетку тела, и потери крови. И только доведя жертв до полного безумия, им перерезали горло. В этой пытке заключалась кровавая ирония Принца над союзом Королевы и Всадника, ведь гербом её семейства была белая птица, а его – смерть, как я уже говорила.
Принц считал, что останется безнаказанным: наёмники знали своё дело и не оставили следов, а о его тайном романе с Крылатой Королевой не знал никто, кроме самой женщины и пары её служанок, что погибли при расправе. Однако Принц-Поэт ошибся. Королева действительно сумела удержать адюльтер втайне ото всех, но поделилась секретом с единственным человеком из семьи, которому доверяла – со своей бабкой. А та оказалась колдуньей. Догадавшись, чьих рук была расправа, колдунья отплатила Принцу той же монетой. Она наслала на всех его людей и него самого проклятие, и жители горного дворца обратились в чудовищ – полулюдей-полуптиц. При жизни их преследовала дикая боль от метаморфоз, после смерти же они неприкаянными призраками слонялись в горах, не находя покоя сами и лишая спокойствия местных селян. В конце концов, все жители спустились с вершин в долину Циллерталь, основав несколько деревушек, в одну из которых вы и прибыли, наверное. Водопад иссох, а прекрасные цветущие склоны покрыл саван снегов – говорят, тут тоже не обошлось без чар старой ведьмы.
Сам же Принц-Убийца покинул свой замок, ставший холодным и бесприютным, и с горсткой своих людей (теперь уже чудовищ) отправился выше в горы. На него тоже пало проклятие, пожалуй, самое страшное из всех. Огромное уродливое пернатое подобие человека, он не мог ни на секунду забыть о свершённом им злодеянии. Много раз он пытался покончить с собой, бросавшись с обрыва, и столько же раз возвращался к жизни. Вновь и вновь, кожу и мясо его жгло вечным огнём, когда прорезались перья, и мутилось в голове от сильнейшей потери крови, напоминая Принцу о той пытке, которой он подверг влюблённых. Но, говорят, однажды он смог перебороть муки и не лишил себя жизни, и когда очередная метаморфоза окончилась, он смог более или менее сносно существовать. И по сей день где-то в Альпах бродит пернатый оборотень со своей призрачной свитой.
– И всё же я не понимаю, – пробормотала Молли, когда Николь окончила рассказ. – Какое отношение эта легенда имеет к трагедии с Фрэнком Монтгомери? Разве эти призрачные люди-птицы или сам принц могут обращать других людей в себе подобных? По легенде, я имею в виду. Да и к чему им мстить жителям Циллерталя?
Николь с заговорщицки-довольным видом ответила:
– На этот счёт существует продолжение легенды. Если хотите, я вам расскажу. Есть поверье, что Всадник…
– Слышите? – вдруг перебила Хупер собеседницу. Ей ужасно хотелось дослушать историю, но внезапный шум заставил её насторожиться. – Как будто скрип из дальнего конца…
Николь мгновенно замолкла, щёлкая кнопкой фонаря на всякий случай. Через мгновение женщины, погружённые во мрак, снова услыхали скрежет, будто ключа в замке, потом скрип и глухой старческий кашель.
– Прячемся! – возбуждённо прошипела вдруг Молли и схватила ладонь Николь. Они выскочили из-за стола, Хупер толкнула «фарфоровую» незнакомку за высокий стеллаж с подносами, вслед за ней вжимаясь в угол сама.
– Нас же видно! Ты выше меня, – укоризненным шёпотом выпалила Николь.
Стиснув предплечья Молли, девушка рывком поменялась с ней местами.
В этот момент чикнула спичка, и до женщин долетело ворчливое бормотание:
– Где же я их оставил… мои капли, они должны быть здесь… дурень старый, куда ж я дел флакон…
– Помощник повара, – шепнула Николь на ухо Молли. – Его вечно мучают мигрени.
– Тсс! Не то он нас услышит. Вот смеху-то будет.
– Да уж.
Однако Молли Хупер действительно переполняло воспалённое веселье. Впервые за долгое время её сердце готово было выпрыгнуть из груди от радостного возбуждения и озорного страха. Всегда безответно следующая тому, что ей прикажут – родственники, старшие коллеги, Шерлок, – Мо запоздало вкусила каплю авантюризма. И хотя в деле с русалками его было, безусловно, хоть отбавляй, воспоминания о приключении поблекли в сердце из-за серых будней и равнодушия любимого человека.
Прямо перед разрумянившимся лицом Хупер колыхались рыжие локоны Николь, обрамляя её нежные белые щёки. От кожи «фарфоровой» незнакомки едва ощутимо пахло ванилью. Девушка слегка сконфуженно опустила светлые ресницы, на которых, казалось, осело свечное пламя. Молли почти что могла чувствовать, как колотится сердце Николь, второй раз за вечер тесно прижавшейся к ней хрупким стройным телом.
Ещё немного покряхтев, помощник повара удалился. Едва за ним закрылась дверь, женщины прыснули со смеху.
– Ничего глупее в жизни не делала, – призналась Молли.
– И я.
– Думаю, нам пора уходить. Только надо прибраться за собой.
– Вот ещё! – игриво возмутилась Николь, однако всё же ловко помогла Молли за несколько минут привести стол и посуду в порядок.
Возвращались женщины из кухни на том же служебном лифте, но путь по коридорам Николь выбрала другой. Веселье их понемногу испарилось, и обратный путь прошёл в полном молчании, приправленным смущением. Лишь когда они миновали один из лестничных пролётов, девушка на всякий случай уточнила для Молли, что он ведёт прямиком к парадным дверям, чтобы в будущем та не потерялась в замке.
Когда женщины уже добрались до коридора с тем самым зеркалом на стене, Николь обернулась к Хупер:
– Спасибо, что составили компанию. Тут моя комната, – девушка помолчала и зачем-то тихо добавила. – Окнами она выходит на восток. Рассвет там красивый. Ну что же, спокойной ночи?
– Спокойной ночи. Сладких снов, – быстро отозвалась Молли. Наверное, слишком быстро.
Николь уже стояла в дверях, когда её настиг оклик Хупер:
– Постой!
– Да? – рыжие ресницы широко распахнулись.
– Ты запачкала лицо, – будто извиняясь, произнесла Хупер.
Она медленно протянула руку и стёрла следы сахарной пудры с мягкой щеки Николь. Потом опустила глаза и исчезла в своей комнате под пронзительным зелёным взглядом…
Хупер не могла понять, что же точно её разбудило. Разлепив глаза, женщина поёжилась под стеганым одеялом, сонно поглядывая на дверь – быть может, кто-то постучал к ней? Но кинув взгляд на будильник на прикроватной тумбочке, Молли отбросила эту мысль – вряд ли персонал «Эдельвейса» заглядывает к постояльцам в 3:53 утра. Может, это Николь? Но, тряхнув головой, Хупер поспешно отказалась и от этой догадки.
В комнате вновь воцарилась тишина, только глухие предутренние шорохи лились вместе с морозным воздухом из форточки. Молли собралась было уже снова откинуться на подушки, когда внезапно звук, разбудивший её, повторился. Словно выкрик заблудшей ночной птицы, с улицы донёсся придушенный женский крик. В мгновение ока Хупер вскочила с постели и метнулась к окну, раздвигая полосатые шторы. Полная женщина в фартуке, причитая на ходу, спешила от высоких древесных насаждений слева от окна к противоположной башне, через которую Молли вчера попала в «Эдельвейс». Чтобы эта женщина ни обнаружила, скоро она поднимет на ноги весь персонал.
Хупер припомнила, что, по словам Эббота, именно в этих насаждениях обнаружили тело бедного парня, в точности в том виде, как описывалось в газете прыткой журналисткой. А ещё отчего-то на ум пришли извечные сетования Шерлока, когда он бывал раздражён присутствием зевак на месте преступления, что затаптывали все следы. В роще скоро их будет немало… Не лучше ли Молли самой прямо сейчас, по горячему следу, броситься к тем деревьям? Ведь для этого Эббот и нанял её. Кроме того, хоть бородач и был её наниматель, патологоанатом не доверяла ему, замалчивающему улики перед родными погибшего и перед ней самой.
Решившись, Хупер, подрагивая от холода, набросила своё добротное пальто прямо поверх ночной сорочки, вдела ноги в туфли и, тихо притворив за собой дверь, поспешила по коридору. Она запомнила кратчайший путь до парадных дверей, что ей вчера показала Николь.
Несколько минут, и патологоанатом уже стояла на высоких каменных ступенях крыльца. Призрачная в предутренней дымке роща находилась по левую руку, где земля шла под небольшой уклон. Туда и двинулась Молли. По сырой почве прочь от женских туфель расползались остатки тумана, словно спешившие в свои могилы блудные мертвецы, чей ночной час уже миновал.
Скрывшись, наконец, под древесной сенью, Хупер отчего-то замедлилась, зябко поводя плечами. В роще не было той безмятежности, что обычно присуща серому предрассветному времени. Напротив, всё здесь чудилось тревожным, особенно в свете истерического испуга кухарки, сбежавшей отсюда несколько минут назад. Слух Молли раздражала какая-то назойливо свиристевшая птаха, даже дышать было тяжко. Тяжелый воздух был напоен травяными ароматами и влагой, которая бусинами оседала на женской коже и тёмных островах деревьев. Сейчас все они представлялись одинаково серыми, сумрачными и негостеприимными. Хупер слышала, как под ногами хрустела изморозь на пробившейся молодой траве, замечала кое-где в ямах нерастаявший снег. Марево впереди густело от паров женского дыхания, и Молли укреплялась в странном диком ощущении, будто бредёт на дну заросшего озера.
Озираясь по сторонам, женщина заметила маячивший невдалеке древесный ствол, который, в отличие от остальных, слепил белизной в пепельной дымке. Подбираясь ближе, Молли начинала различать странного вида пушистые листья и ещё более странный красный сок, запекшийся на нежной белой коре…
Хупер вдохнула так резко, что холодный воздух резанул по чувствительным зубам. Перед глазами снова стало мутно, но теперь уже из-за солёной пелены непроизвольных слёз. Рыжие локоны, что вчера весело развевались перед лицом Молли, теперь потухшей тряпкой свисали с поникшей головы, облепляя бледное лицо. Тело Николь пощадили, но руки… Образ Крылатой Королевы всплыл в пылающей голове Хупер, когда она, не веря глазам, рассматривала повисшее на дереве девичье тело, ставшее теперь огромным белоснежным крестом с оперённой перекладиной. И меж свисавших волос просматривался последний штрих – расцветшая на шее вторая улыбка в виде вспухшей алой полосы.
Хруст ветки за спиной резанул по нервам не хуже раската грома. Хупер, сама не своя крутанулась и встретилась с ледяным мужским взглядом.
Родные изумрудные глаза смотрели на неё мрачно и с вызовом. Ни капли раскаяния за ложь. Вовсе не исчезнувший в грёбаной Австралии, Шерлок Холмс сейчас стоял перед Хупер, и рука его, нервно подтягивающая воротник пальто, была сейчас цвета запекшейся крови Николь.
_____________________________________________
Примечание:
*В действительности, такой тюрьмы поблизости от Истборна не существует. К сожалению, автор не нашёл подходящей настоящей тюрьмы, но будет рад любой подсказке)
========== Глава 4. “Свечной бал” ==========
Комментарий к Глава 4. “Свечной бал”
Внимание читателям - в части появились небольшие изменения/дополнения касательно фееричной поездки Молли на лыжах и городка Фюген, в связи со свежими впечатлениями автора, который недавно там побывал:)
Истборн, Англия, 19**-й год.
Остывшая капля чая замерла на осколке фарфора. Бледный день не чертил на скатерти летнего стола теней, только покрыл небо сизой и голубой пастелью. Пчела звенела над белой эмалью розетки с ягодным джемом. Кофейные прожилки веток засохшей черёмухи нависали над пучком девичьих волос. Детская головка упала на грудь, булавка на волане крепдешиновой блузы выдавила на подбородке алую бусину. Миниатюрная пудреница в виде розовой раковины валялась в траве, на коленях на плиссированной юбке лежал приоткрытый несессер. На снежной скатерти расплывалось светлое пятно от чая, подбираясь к растрёпанным чёрным кудрям. Из угла мальчишеского рта сочилась слюна на чёрный шёлк рукава рубашки. Вторая рука свесилась до земли, пальцы касались горлышка бутыли цветного стекла, что стояла у ножки стула. В ногах мальчика так же безмятежно и неподвижно лежал пёс, пачкая штанину рыжей шерстью.
Худые фигуры подростков прикорнули у стола, будто уснули во время ланча. Чайник был ещё тёплый, когда мужская рука небрежно дотронулась до него, смахивая на траву осколки чашки. Вторая же чашка, целая, но опорожнённая, загораживала лицо мальчика.