И ночное небо шепчет:
— Найди.
Орихиме просыпается со вкусом крови на губах, она дрожит и пытается стереть этот привкус, но, очевидно, он пришёл из сна. Страшная догадка, словно азот замораживает внутренности, и целую вечность нет способности шелохнуться. Волчица только пялится на своё отражение в окне.
Иноуэ вскакивает с пола и бежит в спальню Куросаки, совершено не думая о правилах приличия. Она буквально нападает на него, ничего не подозревающего и спящего:
— Ичиго! Ичиго! Ичиго!
— Орихиме, какого черта, — рычит он из-под подушки.
— Я убийца? Скажи мне, я убийца? Я кого-то убила? — только и может тараторить девушка, дрожа всем телом и глотая всхлипы.
Мужчина вылезает из укрытия одеяла, и его пристальный взгляд, такой серьёзный и внимательный, пугает её.
— Что ты вспомнила? — с расстановкой выдыхает он.
— Я… я бегу в лесу и… и чувствую сладкий запах, из-за которого хочу есть.
Иноуэ смотрит на Ичиго. Её глаза так открыты, как никогда прежде, всем существом она жаждет правды, но боится услышать её.
— Значит так, ты никого не убивала и не ела.
Орихиме облегчённо выдыхает.
— Только собиралась сожрать парочку туристов.
И сразу же давится воздухом следующего вдоха.
— Но там не бывает туристов, я тщательно выбирала место. Там даже грибы не собирают!
Куросаки ухмыляется как-то снисходительно и спокойно растягивается на кровати. Иноуэ старается не смотреть на его голый торс.
— Всегда бывают форс-мажоры. И на будущее, там чужая территория, поэтому охота там под запретом.
Орихиме поджимает губы:
— Так, значит, я на тебя не нападала?
Ичиго кивает:
— Я не стал говорить правду. По опыту знаю, лучше, когда такие, как ты, вспоминают всё сами.
Волчица отводит взгляд и слишком долго изучает стену, вопрос крутится на языке, но она слишком сильно боится ответа, поэтому закусывает губы — на физическом уровне удерживая слова — и направляется к выходу.
— Спокойной ночи. Прости, что разбудила, — только это и бросает на прощание.
Утром Ичиго отвозит её домой.
Когда тем же вечером Орихиме садится в машину Куросаки, то не может даже вспомнить, что делала целый день — невысказанный вопрос бился в голове, как зёрнышко поп-корна, прыгающее в агонии прежде, чем лопнуть. И Иноуэ лопается: только оказавшись в салоне, она выдаёт:
— Я должна есть людей?
Ичиго выглядит действительно удивлённым.
— Хм, знаешь, — он медлит, и Орихиме это нервирует, — я хотел завтра с тобой об этом поговорить.
— И? — девушка сглатывает, хотя во рту сухо.
Собеседник о чём-то задумывается, сдавливая руль так, что костяшки белеют и выступают тонкие жилы.
— Я тебе всё скажу, но сначала мы приедем на место.
В этот момент Орихиме уже знает ответ и может только надеяться на его ошибочность, но холод уже ползёт по коже.
— Да.
Иноуэ вздрагивает всем телом, словно её ударили, именно сейчас весь ужас этого факта настигает её, неожиданно беспомощную. Пока это (смерть) было лишь догадкой, то казалось чем-то слишком далёким (пока не коснулась её костлявой дланью).
Нереалистичным.
— Нет. Нет-нет-нет. — только и может скулить она, когда обретает голос, чтобы сопротивляться этой истине. — Нет!
Орихиме одержимо качает головой и пятится от Куросаки.
— Нет. Я не могу.
Все её существо заполняет одно слово: «Нет!».
— Послушай.
Мягкий голос Ичиго бьёт хлыстом, и девушка отшатывается, как от удара, спотыкается, путается в ногах и падает на землю.
— Я не могу есть людей, — плачет она, содрогаясь.
Иноуэ дергается, когда Куросаки прижимает её к себе и гладит своими большими ладонями по голове. Он слишком тёплый, горячий, обжигающий, и ей становится дурно и приятно одновременно.
— Нельзя было тебе говорить это сейчас, но послушай, тебе вовсе не обязательно убивать их, — шепчет он, укачивая её в своих объятиях.
— Я… я не могу, это… это просто неправильно, — возражает Иноуэ.
Ичиго молчит, лишь его длинные пальцы путаются в волосах, и Орихиме совсем не реагирует, когда он неосторожно — в другое время было бы больно — дёргает пряди. Сейчас её бьёт озноб, и только паника удушающим газом окутывает всё тело.
Началось.
Орихиме не может дышать, пока диафрагма скручиваются узлом.
— Помоги. Помоги. Оставь… оставь меня человеком, — хрипит она, цепляясь за Куросаки.
Он прижимает её ближе, утыкая лицом в собственную грудь, его тело для неё подобно скале — такое же твердое и застывшее.
— По…пожалуйста, — вырывается из опустошенных лёгких.
Орихиме шкрябает по его плечам, груди и спине скрюченными пальцами.
— Я… я не могу, не могу, Орихиме, — сдавленный и растерянный выдох из каменной груди обрушивается на неё. Сквозь толщу своих ощущений она умудряется почувствовать беспомощность Ичиго в её боли, и это пугает Орихиме ещё больше.
Тело прорезает боль, перекручивающая внутренности, мышцы и кости, как в мясорубке, волчица дёргается и вырывается, но Ичиго не отпускает, прижимает к себе и продолжает укачивать. Она ещё способна слышать его тихий и тусклый голос:
— Всё хорошо, Орихиме, всё хорошо.
Она хныкает и скулит, выворачиваясь и изламываясь: суставы трещат и жилы лопаются.
— Я не хочу. Не хочу, — звучит через какое-то булькание.
Пальцы становятся липкими, и в голову ударяет запах крови, лёгкие горят, лишенные жизненно необходимого кислорода.
— Орихиме, позволь этому случиться, не сопротивлялся. Не мучай себя, — нашептывает тихий голос в макушку.
И Иноуэ уже кричит, не в силах выносить голодной боли.
— Пожалуйста, Орихиме, не сопротивляйся, — горячее дыхание жжёт кожу.
Кровь кипит в венах, а она кричит и кричит, тело выворачивается и позвоночник хрустит, перестраиваясь — сдавливаются и растягиваются межпозвоночные диски. Сквозь дрожащую пелену волчица видит свои неправильно вывернутые руки с огромными когтями, и они в крови; на миг различает лицо Ичиго, перекошенное отчаянием, и сладко-солёный вкус оседает на языке. Она утыкается лицом в его окровавленную рубашку. Погружаясь в сладкий-сладкий сон с привкусом металла.
Лес насыщен ароматом липы и терпкой зелени. Ветер приносит множество запахов, и среди них — тот, что сеет трепет внутри.
Проснувшись, Орихиме видит Ичиго, его глаза тёмные, пронизанные золотым, прикованы к ней, и она даже не удивляется, увидев вместо вчерашнего леса гостевую спальню Куросаки.
— Почему?
Мужчина сжимает челюсти, и желваки ходят по его лицу — он понимает, о чём она говорит.
— Если постоянно сдерживать волка внутри, то можно сойти с ума. Я видел это.
Иноуэ кусает губы и отводит взгляд — она не может смотреть на него слишком долго, и начинает разглядывать голубоватый потолок.
— Но иногда можно?
— Раз в три-четыре месяца, не чаще.
Становится холодно, а их разговор такой напряженный и голоса такие сухие, что девушке становиться зябко и неудобно только от этого. Она подчиняется больше инстинкту, чем рассудку, когда шарит по мягким простыням и, найдя горячую широкую ладонь, сжимает её.
— Разве я не могу есть мясо животных, просто сырое мясо?
Шумный выдох сквозь зубы заставляет Орихиме вздрогнуть, и грубые пальцы сильнее стискивают её руку, что плохой знак.
— Это проклятие. В этом и суть, что нужно есть именно людей.
Может, прежним ужасом эта мысль уже и не обладает, так как у Орихиме было немного времени свыкнуться, но это действительно пугает, так как смириться она с этим не может. Теперь её пугает близость и неотвратимость страшных происшествий.
— Я понимаю, как тебе сложно. Нет, на самом деле, я не представляю, что ты чувствуешь. Но никто не заставляет тебя убивать.
Грудь и горло сдавливает злость — ведь не только в убийстве дело!
— А кто будет?! — спрашивает в ярости Орихиме, ведь от перемены слагаемых сумма не поменяется, она убьёт или кто-то для неё — цель у этого будет одна и результат один.
Орихиме даже пытается выдернуть руку, но Ичиго держит крепко и словно не замечает этого.
— Никто. Можешь есть трупы, люди достаточно неосмотрительны, чтобы погибать без чужого вмешательства.
Иноуэ даже теряет пыл своей злобы, настолько простодушно звучат его слова. Ичиго действительно не видит в этом ничего предосудительного.
— Знаешь, ты правда ничего не понимаешь, но спасибо, что пытаешься меня поддержать. Я ценю это.
— Кхм, — Куросаки, как кажется Орихиме, немного краснеет. — Я привёз твои вещи из леса. Одевайся. Нам надо ехать.
Мужчина кивает на тумбочку, где Орихиме узнаёт свою одежду в аккуратных стопках, а рядом стоит пузатая сумка. Мысль, что Ичиго складывал и просто трогал её нижнее бельё, может быть неловкой, но не более, а её сердце ударяется о грудину слишком громко.
— И твой велосипед я тоже сдал обратно.
— А куда мы едем? — быстро интересуется Иноуэ. Больше, чем прошлое, её интересует будущее. А ещё надо отвлечься.
В конце концов, он видел её абсолютно голой, испытывать дискомфорт и смущение слишком поздно.
— К охотникам.
— Зачем?
Волчице не нравится эта затея, ведь в прошлый раз её подстрелили.
— Надо выяснить, кто тебя обратил.
— Разве это уже имеет значение?
Её уже прокляли, какая разница, кто это сделал.
— Разумеется. Я не могу позволить, чтобы беспризорные шавки бегали и обращали всех подряд, — неожиданно яростно рычит он, буквально вцепившись в неё взглядом не серебряных и не карих глаз, Орихиме в этот миг ощущает страх и какое-то благоговение — такие глаза не принадлежат ни человеку, ни волку, а принадлежали химере — существу, что может быть одновременно и тем, и другим.
========== Фаза 3 ==========
Иноуэ удивляется, когда чёрная «BMW» останавливается у центральной больницы. Она смотрит на Ичиго в поисках ответа, но он только усмехается ей.
— Сейчас всё увидишь.
И пока девушка задумчиво изучает огромное и разросшееся белое здание, дверь машины открывается. Орихиме испытывает смятение, встретившись с непривычно по-мальчишески озорным взглядом Куросаки.
— Пойдём, — командует он.
Они минуют длинную дорожку, пролегающую через аккуратные клумбы и словно сквозь стеклянные двери, идеально чистые и ловящие блики полуденного солнца. В приёмной, имеющей ряд аккуратный белых стульев для ожидания, почти никого нет. Ичиго сразу направляется к стойке, и Орихиме спешит следом.
— Где доктор Исида?
Медсестра окидывает мужчину абсолютно ничего не выражающим взглядом.
— Он извещён о вашем приходе и скоро подойдёт. Прошу, ожидайте, — тон будничный и такой же профессионально бесцветный, как и взгляд.
Ичиго ухмыляется, и, может, Иноуэ кажется, но его зубы выглядят заостренными.
Затем она улавливает в воздухе нечто, заставившее её напрячься. Шерсть вздыбливается на загривке, а ладонь Куросаки сжимает её ладонь, и тогда Орихиме быстро вспоминает, что у неё нет сейчас ни шерсти, ни загривка.
— Что тебе нужно, Куросаки? — голос кажется незаинтересованным, резким и вместе с тем мягким.
Орихиме буквально передёргивает, и она оборачивается слишком поспешно. Подошедший выглядит безупречным воплощением слова «доктор»: очки с тонкими стёклами, халат, сияющий белизной, внимательный и всё замечающий взгляд и белые руки с длинными пальцами, не тронутыми грубой работой.
— Оборотни.
Мужчина вопросительного и будто насмешливо поднимает тёмную бровь.
— Твой локатор не поймал волков, объявившихся в городе? — начинает сходу допрос Ичиго.
— Кроме тебя и неё в городе никого нет, — Исида, похоже, знает цену информации и не собирается выдавать её просто так, какие бы отношения его с Ичиго не связывали.
— Это сейчас, а до этого? — Ичиго не отступает.
Синие глаза врача сужаются.
— Почему я должен что-то говорить?
— голос звучит холодно и остро, будто он режет внезапно обретший плоть воздух скальпелем. Несколько высокомерный вид говорит о том, что он делает им одолжение, тратя своё ценное время на этот разговор.
— Месяц.
— Договорились, — быстро произносит доктор, протягивая руку, и Куросаки пожимает её.
А Орихиме ощущает себя глупой девочкой, которую даже не потрудились ввести в курс дела.
— Всего на пару часов забегал один, покрутился у круглосуточного магазина на улице Фидуса и ушёл.
Мозолистые пальцы сжимают ладонь слишком сильно, и Орихиме едва удерживает вскрик, но Ичиго тут же ослабляет хватку, беря себя в руки.
— И, Урью, больше не стреляй в Орихиме, — добавляет как-то настойчиво он.
Охотник смеряет девушку холодным взглядом, так же холодно отвечая:
— Разумеется.
Затем его взгляд смягчается, становясь спокойной гладью воды, а не колючим льдом:
— Просто помни, что в городе охота запрещена, — это он уже обращается к Орихиме, и ей становится неловко. Она чувствует себя птенцом, который под прицелом охотников и больших хищных птиц ещё до того, как научился летать. И всё же Иноуэ делает вывод, что Исида Урью — хороший человек, просто он исполняет свой долг, стреляя в подобных Орихиме существ. А ещё Орихиме кажется, что он не станет пользоваться чужой беспомощностью.
Когда они садятся в машину, Ичиго вцепляется в руль с такой силой, что Иноуэ уверена — тот треснет. Куросаки кидает на неё взгляд, а потом, сжав челюсти, отводит.
Он хочет ей что-то сказать, Орихиме это чётко понимает.
— Что случилось? — и решает облегчить ему задачу.
— Расскажи о своей семье. Откуда ты? — вопрос настигает её внезапной молнией. Орихиме такого поворота не предполагала.
В этот момент Иноуэ совершенно не понимает, что чувствует, но когда начинает говорить, её голос непослушный и совсем не твёрдый:
— Я не знаю родителей, меня вырастил брат, а он говорил, что они были жестокими, — голос скачет и фальшивит, как расстроенный музыкальный инструмент, — он боялся, что они убьют меня. Это всё, что я знаю.
Куросаки молчит, а Орихиме не может на него взглянуть.
— А другие родственники? Кроме брата? — может, ей опять кажется, но он говорит тускло и даже сипловато.
— Нет, я знаю только брата, — однозначно отвечает она и опускает голову.
Ичиго сказал, что раз она стала оборотнем, это не означает, что она не сможет жить нормальной человеческой жизнью, и Орихиме охотно соглашается с этой надеждой.
Вернувшись в свою скромную, но любимую квартиру, она спешит к родному диванчику и, взяв в руки телефон, набирает номер брата. Как и всегда — автоответчик.
— Привет, Сора. Я просто хотела узнать, как у тебя дела. И… и я скучаю.
Нажав отбой, Иноуэ выжимает из себе выдох, вкладывая в него подступившие слёзы. Куросаки её задел за живое, иначе звонить брату она бы не стала. Потом Орихиме вспоминает, что три дня не работала и теперь нещадно отстаёт от графика.
На следующий день приходит Мацумото и разражается самой настоящей тирадой:
— Милая, что с тобой случилось? Ты вообще спала? Ты вся в чернилах и такого же цвеа круги под глазами. Только не говори, что рисовала всю ночь, — она смотрит укоризненно и заботливо. В какой-то мере Мацумото заменяет ей старшую сестру, а иногда — значительно реже — и мать.
На самом деле, Иноуэ сейчас плохо понимает её слова, в голове стоит густой гул. Она опять слишком увлеклась. Приходит в себя Орихиме только после того, как её запирают в ванной и она хорошенько умывается. Подняв голову и взглянув в отражение, вздрагивает: на вид больше зомби, чем оборотень.
— Я знаю, что тебе нужно, — решительно заявляет Рангику, когда хозяйка появляется в гостиной.
— Что? –не очень-то заинтересованно спрашивает Орихиме.
— Пойти в кафе и наесться пирожных со сладким коктейлями! — бодро восклицает Рангику, возможно, надеясь зарядить своей бодростью и подругу. Иноуэ отрицательно качает головой на вполне ожидаемый ответ и выдыхает.
— Ничего не желаю знать, милая, тебе нужно приятно провести время. Ты стала совсем другой, а я хочу видеть свою прежнюю принцессу.