Свобода явилась к нему тишиной загородной ночи. За окном не было слышно привычного шума автомобилей и припозднившихся прохожих, а отсутствие ветра оставляло и деревья немыми — единственный источник фоновых звуков в этом месте. Только в ушах слегка шумело от полученных ударов.
— К чёрту, — в сердцах шепнул Гарри в пустоту комнаты. Разбил опустившуюся тишину звуком собственного слабого голоса. Кому конкретно предназначалось проклятие, не знал даже он сам.
На ощупь Гарри нашёл деревянный край кровати, попытался подняться. Пальцы соскользнули, и он чуть не потерял шаткое равновесие. Кровь медленно подсыхала на коже.
Он заглушил в себе раздражение и повторил попытку. В этот раз она стала удачной — Гарри поднялся на слабые ноги. Голова кружилась, а может, ему лишь казалось: в кромешной темноте сложно было понять.
Дыхание неизбежно выравнивалось, приходило в норму. Вместе с ним успокаивались мысли, разлетевшиеся напуганными птицами от нападения Олли. Гарри прислушался, стараясь уловить отголоски шагов его и Луи, но за закрытой дверью в коридоре безразмерного старого дома было тихо, как в могиле.
Время пронеслось мимо размытым от скорости пятном. Гарри коснулся собственного плеча, потом — запястья, ощупал другую руку. Осторожно проверил голову, шею. Количество крови пугало, но отсутствие боли и то, что она больше не лилась непрерывным ручейком, а мерно превращалась в корку, высыхая, не давало панике разрастись.
— Подонок, — выплюнул Гарри себе под нос.
Звук открываемой двери привёл в чувство, реальность напомнила о себе спокойными шагами и чужим дыханием. Кто-то вошёл в комнату. Чиркнула спичка, и в воздухе поплыл запах сгоревшей серы, от него защипало в носу.
— Луи.
На лицо преступника пламя зажжённой свечи отбрасывало тени и яркие блики. Половина скрыта в темноте ночи, на второй танцует красноватый свет пламени.
Луи не ответил. Прошёл мимо замершего в своём опустошении и усталости Гарри, едва задев его краем руки. Стайлс же пытался разглядеть в скромном свете единственной свечи выражение лица, эмоции в глазах: от настроения пса зависела его жизнь.
Нечто, что не было печью, но и до звания камина не дотягивало, притаилось в углу комнаты. Луи сыпанул туда горсть смятой бумаги, наклонился, колдуя. Вспыхнул огонь.
Долгую минуту Гарри наблюдал за тем, как новорождённые языки пламени пожирали брошенную человеком подачку, такие же голубые, как глаза преступника в моменты эмоционального спокойствия. Не увидев в огне ответов, Гарри хотел взглянуть в лицо пса ещё раз, попытаться прочесть по его выражению мысли, но вдруг остановился на руках. С ладоней преступника, опущенных вниз, капала кровь.
— Это же не твоя…?
Голос Гарри сломался, предложение осталось незаконченным и повисло в воздухе, как запах серы от сгоревших спичек. Луи передёрнул плечами и добавил пригоршню обрывков старой бумаги в огонь.
Всё произошедшее не только сегодня, а за последние три дня, трансформировалось в тошноту. Гарри не просто показалось, что его мутит: желчь из пустого желудка горько-кислым комом поползла по пищеводу вверх.
Он едва успел добежать на слабых ногах до распахнутого окна. Скопленная мерзость этого дома, всё его безумие и ирреальность, что просачивалось сквозь поры в вены, взбунтовались и выбрались наружу отвратительным потоком. Гарри выворачивало наизнанку.
Луи прислонился спиной к стене совсем рядом. Ещё один крохотный огонёк осветил комнату и тут же погас, оставив наследие — дымящийся кончик сигареты. Преступник затянулся, похлопал Гарри по плечу окровавленной рукой.
— Как ты? — поинтересовался он. Так невпопад, совершенно нелепо и бессмысленно.
— В порядке.
Ответ под стать вопросу.
Луи зажал сигарету губами, потянулся и достал из темноты бутылку воды. Любезно предложил её Гарри. Пока тот пил, стараясь смыть горький вкус рвоты и сумасшествия, преступник пообещал:
— Он больше не тронет тебя.
Гарри хмыкнул в ответ, закрутил, пачкая кровью, крышку.
— Как ты можешь быть уверен?
Влажные ладони Луи оказались на щеках, оставляя на коже Гарри кровь Олли. Маниакально горящие глаза совсем близко.
— Я преподал ему урок. Ты — не одна из игрушек.
— И моё тело не окажется в яме за домом?
Во взгляде пса появилось странное выражение. Подушечками пальцев он едва коснулся губ Гарри, погладил скулы и скользнул ниже, чтобы дотронуться до ключиц, словно черты лица и гладкие изгибы тела что-то значили для Луи.
— Это будет зависеть только от тебя.
Ладони на оголившемся животе, дьявольская улыбка в неверном свете пламени. Изящная голова преступника опустилась, словно в нечестивой молитве.
— О боже… Нет…
Едва Гарри смог сжать собственные пальцы в чужих гладких волосах, как губы уже коснулись его голых бёдер. Одежда с лёгкостью соскользнула с тела волей Луи, словно только это сейчас и нужно было. Влажный язык дотронулся до члена, дразня, лаская, и Гарри выдохнул отрицательный стон. Тот тут же утонул в мурчании довольного Луи. Тело против воли откликалось на затеянные преступником игры.
— Дьявол, — захрипел Гарри. Луи в ответ засмеялся. — Ты дьявол! Отпусти меня.
— Нет. Не покидай меня, когда мы так близки, ягнёнок.
Рывок в сторону не удался: преступник прижал его к стене и обхватил губами член. Гарри попал в ловушку горячей влажной мягкости без возможности сбежать. Удовольствие, какого не испытывал прежде, заставило мысли сконцентрироваться лишь в одном месте и стёрло остальные грани реальности. Существовал лишь рот Луи и сладость, растекающаяся по венам нега.
Мир вокруг потускнел. Только под закрытыми веками вспыхнули алые искры, когда тело против воли разума толкнулось глубже в рот преступника, Гарри тут же пожалел о содеянном и… повторил движение. Сосредоточенность покинула его, оставив только разрозненные куски эмоций и инстинкты, на которых он принимал ласку.
Руки Луи были в крови, так же как и собственные, но это не имело значения, когда Гарри открыл глаза: отсветы пламени раскрасили всю комнату багрянцем. Весь мир Луи был в крови, и Гарри неумолимо тонул в нём.
И только глаза небесного цвета, может быть, даже ярче летнего неба. Пламени не удалось набросить иллюзию, скрыть их свечение. Гарри опустил подбородок и посмотрел на сидящего у его ног преступника, на его горящий удовольствием взгляд из-под ресниц, на то, как собственный член исчезал между жадных блестящих губ.
Ужасный мираж.
Отрицание, попытка остановить сумасшествие вновь провалились. Гарри попробовал оттолкнуть чужую голову от своей промежности, но вместо этого подтянул за волосы ближе, заставил взять глубже. Желание сбежать от близости неизбежно затягивало петлю на шее туже, а конец верёвки сжимал Луи в своём кулаке и тянул, тянул к себе, не оставляя шансов.
Щёки Гарри покраснели от жара огня, от температуры тела Луи, который, казалось, касался его везде и одновременно. Член разбух в чужом горле, вены на руках вздулись от силы, с которой Гарри вцепился в мягкие волосы преступника.
Через удовольствие плоти до Гарри наконец дошла вся глубина их связи, физическая невозможность оттолкнуть. Добродетельный мир потускнел и уступил место острию тонкого лезвия, по которому Луи ходил ежедневно. Непереносимая боль и неестественный, невыразимый экстаз — два обещания, данные ему лаской пса.
Черту подвёл оргазм, сотрясший тело, сильная конвульсия глубокого наслаждения, смывшая лишние мысли, полные беспокойства и смятения. Сокрушённый стон Гарри потонул в довольном мурчании Луи. Вызванная им дрожь волной прошла по телу, заставив принять новые правила.
Гарри открылся.
========== Колодец ==========
Сейчас.
Глядя на красивую, уверенную в себе Пэт, на состоявшегося в жизни Энди, Гарри всё больше убеждается, что он пропащий человек. Мысли в их головах упорядочены и подчиняются общим, простым для всех законам. Гарри потерял это понимание среди псов.
Теперь он совсем другой человек. Есть ли смысл в его существовании после всего увиденного и услышанного? После того, как Луи не стало?
— Вы так молоды, Гарри. Ещё всё впереди, — словно подслушав его мысли, говорит агент Кадиган. — Они все мертвы, а ваша жизнь продолжается.
— Вот именно, — поддерживает её напарник. — Национальный герой, от девчонок, должно быть, нет отбоя.
Ободрения и заверения в том, что всё плохое позади, не нужны, но эти люди не понимают. Агенты надеются успокоить его, расслабить и получить всю возможную информацию. Словно, если он поверит в радужное будущее, все секреты полезут наружу.
Гарри спрятал их надёжно. В том уголке души, что отвечает за воспоминания о близости с Луи, где поселился страх мамы, в котором нет ничего, кроме реальности псов. Гарри не расскажет об этом.
Они думают, что он жертва, но это другое. Это зависимость. Как бы сильно наркоманам ни была нужна любовь, доза им нужна сильнее.
Но его наркотик, единственное, что заставляло чувствовать вкус жизни, исчез. Луи больше не существует.
Ежедневно Гарри борется с собственным сознанием, пытается захлопнуть дверь в тот тёмный угол своей души. Но Луи, даже будучи мёртвым, находит возможность помахать ему рукой с того света.
“Смотри, ягнёночек, как всё закончилось. Но ты старался, правда ведь?”
Правда?
Тогда.
В ворохе изношенных одеял, под защитой каменного потолка спальни, веки Луи трепетали, когда он тревожно ворочался, борясь со сном и грёзами. Гарри проснулся из-за его коротких импульсивных движений, из-за подрагивающих на коже пальцев.
Ноги оказались переплетены, рука Луи — переброшена через торс Гарри, подбородок упирался в плечо. Кожа была прижата к коже так тесно, что жар чужого тела полностью согревал, несмотря на распахнутое настежь окно и проникающий сквозь него холодный утренний воздух. До начала дня было ещё долго, но Гарри больше не мог заснуть, хотя послушно прикрыл глаза.
Рука на его груди скользнула ниже, перевернулась. По тонкому запястью Луи шла вязь чёрных цифр, пересекаясь со вздувшимися венами. Гарри провёл пальцами по ним, почувствовав под тонкой загорелой кожей пульс.
Учащённый.
Что бы ни снилось Луи, сон этот был не из приятных. Под веками, обведёнными темнеющими синяками усталости и нерегулярного сна, видно было, как беспокойно движутся зрачки. Ресницы трепетали.
Повинуясь инстинкту, Гарри обнял собственного похитителя, прижал ближе к своему боку, стараясь безмолвным присутствием успокоить, унять волнение. Луи вздохнул сквозь сон. Из тонких алых губ вырвался еле слышный потерянный всхлип, который ветер украл и унёс прочь. Гарри даже подумал, что ему могло показаться.
Голова полнилась смятением. Глядя в серый потолок, на неровные трещины в камне, он попытался вспомнить, каково это было — не чувствовать зависимость от другого человека на молекулярном уровне. Быть свободным.
Глубокий вдох, апрельский воздух, свежий и прохладный. Да, возможно, Гарри был свободен, но не понимал этого. Сейчас из особняка псов прошлая жизнь казалась кадром из чёрно-белого кино: незнакомая и потёртая от времени картинка. Ранняя потеря мамы, тяжёлые кулаки отца, унизительная подозрительность окружающих по отношению к его таймеру — всё это превратилось в пепел и развеялось по ветру, будто и не существовало. Луи сжёг всё.
Сексуальное желание, которое Гарри испытывал к Луи, больше не казалось чем-то ужасающим, не создавало проблему. Первый ужас схлынул, как волна на пляже, оголив шлифованные камни, оставив только интерес к нестандартной личности. Гарри хотел смотреть на Луи, хотел его чувствовать. Хотел понять.
От принятия собственного интереса петля на шее ослабла: Стайлс почти физически ощутил, как связь позволила ему чуть отдалиться и вздохнуть. Чем он и воспользовался, набрав полные лёгкие свежего воздуха. Несмотря на постоянную тупую боль в разбросанных по телу ссадинах и отсутствие контроля над собственной жизнью, прямо сейчас Гарри наслаждался заслуженной передышкой. И мечтал, чтобы день никогда не начался.
В лишённой барьеров голове Луи что-то происходило: он всё больше погружался в пучину кошмара. Гарри склонился и коснулся губами брови, едва заметно, чтобы не разбудить, — мама делала так в детстве. Тогда страх проходил, но Луи только дёрнул головой в сторону, даже сквозь глубокий сон отталкивая помощь.
Спокойствие рассеялось, стоило мыслям сконцентрироваться не на заключении в каменной тюрьме этого дома, а на вопросе спасения похитителя. Гарри очень медленно вложил собственную ладонь в ладонь Луи и сжал подрагивающие пальцы, пытаясь успокоить больше себя, чем его. Играть жертву в этом спектакле было не тяжело, но вот роль спасителя могла оказаться не по плечу.
Как спасти человека, относящегося к своей жизни, как к причуде? Философия псов, которую Гарри, наконец, постиг благодаря вчерашнему желанию Олли, препятствовала этому всей своей сутью. Задумка судьбы выглядела нелепо.
Луи дёрнулся действительно сильно и от этого проснулся. Рука на торсе Гарри напряглась, было заметно, как вздулись под кожей вены, и тут же соскользнула с тела. Рывком преступник сел, спрятав от Гарри своё лицо — плечи сгорблены, от тяжёлого дыхания спина заметно вздымалась и опускалась.
— Луи, — мягко позвал Гарри. Сердце в груди преступника билось оглушительно громко. — Ты в порядке?
Тот лишь сжал виски ладонями.
— Луи! — снова произнёс Гарри более настойчиво. В этот раз пёс обернулся на звук голоса.
— Доброе утро, — промурлыкал он, потянулся довольным котом, но где-то в чуть заметном дрожащем напряжении тела можно было увидеть фальшь. Луи лгал словами, действиями и всем своим нутром. — Продолжим наше вчерашнее занятие?
Не сразу Гарри уловил, что конкретно Луи делает: тот успел приблизиться вплотную. Язык облизал яркие губы, Стайлс невольно повторил движение.
Поцелуй оказался нежным. Дело было не в раннем утре и не в хорошем настроении Луи, а в его вранье. Ложь, которой он хотел отвлечь от заданного вопроса, рассыпалась, когда Гарри поцеловал в ответ. Он наклонился, приоткрыл собственный рот, но слишком медленно. Не прерывая движения обхватил нижнюю губу Луи. Рука тут же нашла своё место на шее преступника. Гарри зарылся пальцами в волосы на затылке и подтянул ближе, почти агрессивно.
— Догадался, значит, — хмыкнул Луи неразборчиво, всё ещё прижимаясь губами ко рту Гарри.
— Чем сильнее отталкиваю, тем быстрее теряю контроль, — и тут же обвинил. — Ты знал.
Стараясь не быть грубым, Гарри освободился из объятия, чуть отодвинулся. Луи мягко и рассеянно улыбался, но в глубине глаз застыла пугающая пустота.
— Так что тебе снилось? — продолжил настаивать Гарри.
Звуки в замкнутом пространстве комнаты казались настолько низкими, что их было едва слышно; Гарри приходилось напрягаться, чтобы разобрать шёпот Луи, и он снова наклонился ближе. Уже не для поцелуя, а чтобы услышать правду.
Но Луи молчал. Сжал свои клюквенные губы и внимательно разглядывал покрытые засохшей кровью ладони. Гарри также взглянул на свои пальцы. Тоже испачканные.
— Мне снились сны о рождении.
Преступник задумчиво посмотрел в окно на апрельское небо. В облике проскользнула потерянность, груз всех его мучающих снов, всех страшных воспоминаний. Гарри подумалось, что существовать с такой ношей за плечами — нелегко. Возможно, потому они и не цеплялись за жизнь.
— Но… человек не может помнить своё рождение?
Дрожащей рукой Луи потянулся за сигаретой. Гарри коснулся его плеча и понял, что мужчина, скорее всего, замёрз: из окна тянуло прохладным утренним сквозняком. Но было в светлых глазах что-то ещё. И оно вполне могло сотрясать тело ознобом.
— Ты хочешь увидеть лоно, из которого я появился?
Пальцы судорожно сжались на плече преступника: одно упоминание мамы заставляло леденеть от ужаса. Гарри прижался к Луи ближе, чтобы не упасть, и почувствовал, как вибрация проникла в ладонь и смешалась с дрожью собственного тела.
Луи выдохнул дымного призрака вверх и посмотрел Гарри прямо в глаза. Он собирался рассказать что-то тайное, настолько сокровенное, что даже в комнате потемнело — на утреннее солнце набежала туча.