— Инк? — Но тот не проронил ни слова, сохраняя молчание. — Не нервничай. Скажи, где ты сейчас, я… Приеду к тебе.
— Нет, Эррор, не надо. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Тем более в первую нашу встречу.
— А я не хочу, чтобы ты продолжал изводить себя.
Инк стоял с телефонной трубкой в руках около окна и наблюдал за тем, как солнце начинает пробиваться из-за темных туч. Создавалась весьма живописная картина. Дрожь стала слабее, а голос увереннее.
— Давай так, обещаю, что не буду изводить себя, а потом, когда я буду в норме… Мы увидимся. — На лице белесого юноши появилась грустная улыбка. Он положил одну руку на поверхность стекла и приблизился ближе к окну, будто за ним стоял тот, с кем он говорит. — Забавно, раньше ты просил у меня время, оттягивая встречу, а теперь ровно то же самое делаю я.
— Эх, есть такое, да. Во всяком случае, знай, я всегда с тобой. Пусть и пока только мысленно.
— Я знаю… Знаю… Спасибо… — Напряженность будто испарилась, дрожь полностью исчезла, а художнику вновь полегчало. — Эрри?
— Да?
— Поговоришь со мной еще?
— Конечно, об этом даже просить не нужно.
— У тебя такой приятный голос, никогда не задумывался о том, чтобы начать петь? Я бы подыграл тебе.
От такого заявления Эррор буквально залился краской и начал второпях отнекиваться.
— Нет-нет, что ты, я даже не умею петь, о чем тут думать? А вот у тебя… — Сбавив темп, расслабленно произнес он. — У тебя просто прекрасный голос, ничто не идет с ним в сравнение. Я бы послушал что-нибудь в твоем исполнении.
— Ох, правда? — Польщенно проговорил в трубку Инк, не отрываясь от любования пейзажами за окном.
— Да.
— Но я тоже не умею петь, хотя, мне кажется… — Внезапно художник смолк, что вновь взволновало Эррора.
— Инк?
— А? — Как ни в чем не бывало, отозвался он. — О чем мы только что говорили?
— Надо же, и правда беспамятный. — Программист издал легкий смешок. — Я думал, что ты шутишь так, говоря, что у тебя память, как у рыбки. А ты, оказывается, и правда рыбья башка.
— Эй! — Из телефонной трубки вырвалось легкое возмущение, которое сразу же сменилось восхищенным оханьем. Художник часто страдал от того, что мог резко забыть что-то. Будь то диалоги, события, свое местоположение — все это просто вылетало из головы, оставляя Инка в каком-то растерянном состоянии. Поэтому он делал различные пометки на себе, в блокноте, на шарфе — где угодно, чтобы в случае чего вспомнить то, что забыл.
— Ты чего?
— Да так, вид из окна красивый.
— Хм? — Эррор подошел к окну и выглянул в него. Темные тучи охватили все небо, но сквозь них упорно просачивались солнечные лучи, озаряя своим светом все окружающее пространство. Юноша подметил, что вид весьма контрастный и завораживающий. — Действительно, красивый… — Взгляд Эррора вдруг застыл на чем-то еще более прекрасном и чарующем. — Инк, ты видишь это?
— Что?
— Радуга…
На фоне темно-серых туч красовалась яркая дуга, охватывающая половину небосклона. Множество цветов, казалось, переливалось на небе, создавая очаровательный вид. Эта радуга была как луч надежды в омуте безысходности.
— Ох, и правда. — Зачарованным тоном произнес художник. — Это так прекрасно.
— Знаешь, а я люблю радугу. Она прямо как подснежники в начале весны…
— Ах, это такая отсылка? — Усмехнулся Инк, на что Эррор как-то загадочно ответил:
— Может быть. Все может быть…
Еще неделю они так беззаботно общались. То списываясь, то созваниваясь. Инк шел на поправку. По его здоровью сильно ударило переутомление, поэтому такой недельный отдых положительно сказался на его самочувствии. Только вот он изо дня в день напряженно выглядывал из палаты, смотря на дверь соседней. В ней лежит Блу.
В последние дни врачи стали подозрительно часто копошиться около той палаты. Туда то и дело заходили медсестры, принося какую-то новую аппаратуру, к которой, судя по всему, подключали маленького жизнерадостного друга художника. Инку даже стало как-то не по себе. Он понятия не имеет, что сейчас с его другом, но при этом умудряется улыбаться и наслаждаться чем-то. Конечно, он прекрасно понимает, что в любой ситуации необходимо жить дальше, но его изнутри прожигала вина. Он корил себя за то, что не может ничем помочь Блу. Он не мог смириться с мыслью о том, что пока тот лежит в реанимации, он живет обычной жизнью, не лишенной мелких радостей.
По ночам Инк тайком выходил из своей палаты, подходя к дверям соседней. Она была всегда закрыта на замок, но рядом было окно. Сквозь полуприкрытые жалюзи художник видел его — прикованного к кровати и окруженного множеством капельниц и различной медицинской аппаратуры. Кардиомонитор благополучно пикал каждые несколько секунд, показывая, что сердцебиение Блу в норме. Этот звук Инк постоянно слышал в своей голове, даже несмотря на то, что нужно было постараться, чтобы расслышать его, даже стоя впритык к двери палаты. Пожалуй, только эти звуки и успокаивали его, говорили, что он жив, что с ним все будет хорошо.
Сегодня хорошая погода. Цветы магнолии стучат в окно из-за легкого ветерка на улице, а на небе ни единого облачка. Немного поговорив с Эррором, Инк собрал вещи и принялся ждать справку о выписке из больницы. В процессе ожидания он вновь подошел к окну и принялся любоваться открывающимися пейзажами. В больничном городке было довольно красиво. Множество цветущих кустарников и цветов, лавочки, тропинки из камней и маленькое искусственное озеро, окруженное плакучими ивами. Эх, глупые-глупые люди. Сажать деревья, олицетворяющие отвергнутую любовь, в месте, где людям необходима поддержка и надежда — очень неблагоразумно. Посоветовались бы хоть с теми, кто разбирается в языке природы.
Вот и справка готова. Врач зашел в палату и начал говорить какие-то рекомендации по реабилитации после перенесенной болезни. Кажется, переутомление вылилось в какие-то осложнения. Но сейчас Инку не было никакого дела до его слов. Он внимательно смотрел за копошащимися у соседней палаты медсестрами. Врач сунул справку в руку Инку и проводил его из палаты, но художник не отрывал взгляд от бегающего туда-сюда медицинского персонала. Плохое предчувствие. Очень плохое. За всю эту неделю тут не было настолько большой активности около Блу.
Дверь в палату вдруг открылась, и Инк будто выпал из реальности, безжизненным взглядом смотря на открывшийся его взору кардиомонитор. Противный писк резал уши, а ровная полоса на экране аппарата больно била по глазам. Это не может быть то, о чем он думает. Не может.
— Блу…
Люди вокруг проносились мимо, в палату то и дело забегали медсестры и медбратья. Туда привезли дефибриллятор.
— Раз, два, три, разряд. — Противный писк не прекращал резать уши.
— Еще раз! — Трехсекундная пауза. — Разряд! — Тишина, которую быстро оборвал этот отвратительный писк.
Перед глазами Инка все поплыло, тело охватила сильная дрожь. Он был даже не в состоянии пошевелиться, ожидая конца процедуры. Дверь в палату уже была закрыта, но он отчетливо слышал все, что там происходило. Снова разряд… И давящая на уши тишина, сопровождаемая рождающимися где-то в голове звуками остановившегося сердца. Внутри что-то сжалось, а душу будто разорвали на части, оставляя лишь ее острые осколки, больно впивающиеся в грудную клетку. Врачи молча вышли из палаты, и Инк увидел, как голову его маленькой звездочки закрывают белой тканью.
Пустота и жгучая боль бушевали в душе художника, он упал на колени. К нему сразу же подбежала медсестра и, подхватив его, спросила, все ли в порядке. Но он не слышал ее, он даже не заметил, как она подошла, как она коснулась его, как вокруг них столпился народ, с противным любопытством наблюдающий за происходящим и о чем-то перешептывающийся. Ему было не до этого, его охватил самый что ни на есть настоящий шок. Для него уже не существовало время и пространство, для него не было реальным все, что происходило вокруг. Оно не имело значения. Но одна фраза все-таки достигла его ушей. Эта фраза стала для него роковой.
— Блу Свап, девятнадцать лет, остановка сердца, не выдержало. — Проговорил кому-то врач. Со стороны послышался нервный, даже какой-то безумный смешок.
— Это все просто сон. Просто плохой сон. Инк, мало ли ты таких снов видел? Скоро ты проснешься, поговоришь с Эррором, он тебя успокоит и все снова будет нормально. — Продолжая стоять на коленях, говорил сам себе художник. — Ну же, Инк, это же просто не может быть реальностью. Только не с ним. Только не с Блу. — В его голосе было столько отчаяния, что все вокруг замолкли, с жалостью и соболезнованием смотря на разбитого белесого юношу. Они все услышали его отчаянное бормотание, они все услышали о том, что только что умер молодой парень, оказавшийся важным человеком в жизни этого убитого горем художника, уже свернувшегося калачиком на полу. Он подрагивал, покачивался из стороны в сторону и, не моргая, смотрел в одну точку. Его зрачки даже не шевелились. Они будто застыли, делая взгляд Инка еще более пустым и безжизненным.
В тот день Инк пропал. Он не отвечал на сообщения и звонки, не рисовал ничего и не писал на руках. Пожалуй, о том, что он жив, говорили лишь неисчезающие с ключицы Эррора маленькие белые ландыши.
Комментарий к I. Ландыши.
[Л-Л:Отбечено]
========== I. Амариллис. ==========
Это было тридцатое июня. Черный день в жизни нескольких человек, а в особенности — двух соулмейтов. Ничто в этом дне не предвещало того, что произойдет. Солнце обманчиво слепило глаза и дарило тепло, все вокруг цвело и наполняло душу позитивом.
Еще утром все было прекрасно. Они говорили, Инк ждал выписки, а Эррор — воплощения их совместных планов в жизнь. В тот день они должны были встретиться. В тот день художник наконец-то сообщил о своем местоположении, а его дорогой друг с трепетом в душе прибыл туда в назначенное время. Нет, даже раньше, слишком уж не терпелось увидеть свою родственную душу вживую.
В стороне была какая-то шумиха, но Эррор не обращал на нее внимания. Он нервно ожидал столь долгожданную встречу. Сколько он к ней готовился, сколько он приложил усилий для того, чтобы его фобии не испортили ее — даже представить трудно. Пока он ждал, мимо него прошел белесый юноша, случайно зацепившись за того своим длинным шарфом. Программист хотел возмутиться, но, увидев, что на том парне лица нет, решил промолчать и просто проводить его взглядом. Никогда прежде ему не доводилось видеть настолько разбитых людей. Казалось, что тот юноша даже не смотрел, куда шел, так как по пути он собрал все углы и косяки, наткнулся на множество людей и даже чуть не упал несколько раз. Эррору стало как-то не по себе. А ведь, вроде бы, он видел его где-то раньше. Да, точно, в университете. Кажется, он часто зависал в ботаническом саду. Темноволосого охватило смятение. Что-то определенно не так.
Он ждал, долго ждал, но Инк так и не объявился. На звонки не отвечал, сообщения не читал и никаких пометок на руках не делал. Тревога разлилась по всему телу, заставляя разум надумывать всякие несуразные причины такого резкого исчезновения художника. Переступив через себя, Эррор даже обратился с вопросами к медицинскому персоналу.
— Здравствуйте. — С трудом произнес он, после чего сделал глубокий вдох и на одном дыхании выпалил: — Я должен был встретиться с одним человеком, его сегодня выписывали, но он так и не появился, а на связь не выходит. Не могли бы вы помочь? Может, с ним что-то случилось?
Медсестра за стойкой оторвала свой взгляд от кучи бумаг и внимательно посмотрела в янтарные глаза юноши.
— Добрый вечер, как его зовут? — Мягко прощебетала она.
— Инк.
— Ох, я сейчас как раз закрываю его дело. — Она вновь окинула взглядом стопку бумаг, в которой нашла медицинскую карту художника и протянула ее Эррору. На ней была фотография молодого парня. Мягкие черты лица, белые слегка длинноватые и потрепанные волосы, один глаз небесного цвета, а второй — солнечного. Гетерохромия. На его правой щеке было маленькое черное пятно, кажется, испачкался краской и даже для фото не стер его. Хотя, возможно, оно и не стиралось. — Он уже давно ушел из больницы, и, знаете, сегодня умер один человек, судя по всему, они были хорошо знакомы и довольно близки. — Ее слова будто улетучивались в пространстве. Эррор, не отрываясь, прожигал взглядом фото и информационный лист.
Этот разбитый юноша в бежевом шарфе, этот завсегдатай ботанического сада, с которым он часто пересекался… Это был Инк. Все это время они были так близко. Да что там, пару часов назад эта чернильница была на расстоянии вытянутой руки, даже ближе. Но Эррор и не допускал мысли о том, что это может быть его любимый художник. Ему такое и в голову не могло прийти. Пребывая в шоке и растерянном состоянии, темноволосый сильно сжал в руках медицинскую карту, что вызвало беспокойство со стороны медсестры.
— С вами все в порядке? — Но Эррор даже не шелохнулся. — Вы, видимо, очень переживаете за него. В информационном листе есть его адрес, хотя, вы, наверное, должны его знать.
Программист бросил взгляд на строку с адресом. Он раньше не знал, где живет художник, но сейчас… Какая ирония, он еще и живет недалеко от Эррора. Нервно схватившись за телефон, темноволосый в спешке сфотографировал данный ему лист с множеством полезной и не очень информации об Инке, после чего вернул карту медсестре и еле слышно поблагодарил ее за помощь, покидая больничный холл.
Он выбежал из больницы и, не теряя времени, устремился к дому Инка. До него было около часа езды с двумя пересадками и, как назло, чертов нужный автобус не появлялся на горизонте около двадцати минут. Почему бы уже не построить больницу в каком-нибудь районе поближе? Ведь до этой весьма проблематично добираться.
Всю дорогу Эррор проклинал общественный транспорт за его медлительность и за толпу людей, которые буквально вжимали его своими тушами в окно. Это было весьма неприятно, ведь он чертовски не любит чужие прикосновения. Но сейчас его больше волновала не гаптофобия, а состояние художника.
— Дурак, себе ведь только хуже делает. — Выплюнул сам себе под нос темноволосый.
Наконец добравшись до весьма громоздкого особняка, Эррор начал нервно жать на звонок и стучать в дверь, однако никто не спешил открывать ее. В общем-то, он так и не достучался. Обойдя дом, он заметил небольшой балкончик, окно у которого было приоткрыто. Незаконное проникновение? К черту, сейчас не до законов. Важнее найти этого дурака, любящего вгонять самого себя в плохие мысли.
Юноша с трудом забрался на довольно неудобно расположенный балкон, пару раз чуть не упав и не переломав себе все кости. Как только цель была достигнута — он принялся аккуратно выламывать окно. Так, чтобы не повредить его и не лишиться возможности вернуть все на место.
Попав в особняк художника, Эррор несколько раз обошел его полностью — каждую комнату, подвал, кладовые, мастерские, но так никого и не нашел. Полностью опустевший дом. Однако, в нем все еще были признаки того, что недавно тут была какая-то жизнь. Свежие пятна краски на полу, опрокинутые стулья, сломанная картина… Эррор принялся собирать ее части и обнаружил, что на ней изображено трое юношей. Среди них был Инк, какой-то блондин и маленький голубоглазый парень с улыбкой до ушей. Не то чтобы прямо маленький, просто ростом он был ниже Инка примерно на голову. Судя по всему, это и есть его друзья, о которых он говорил Эррору.
Какое-то чувство вины начало прожигать юношу изнутри. Он ведь обещал Инку, что все будет в порядке. Он говорил тому, что нельзя терять надежду, даже когда художник пытался сказать, что надежды-то нет. Никакой. Нужно было морально готовить его к принятию плохого исхода, а не заставлять думать о лучшем.
— Какой же я идиот…
Весь день программист провел в поисках, которые не дали абсолютно никаких результатов. Оббежав весь город, обессиленный Эррор вернулся домой, где принялся вновь пытаться установить связь с Инком. Множество сообщений, куча звонков без ответа, бузина на руках, слова утешения, поддержки, просьбы ответить, мольбы не вгонять себя в депрессию — все тщетно. Во всяком случае, темноволосый надеялся хотя бы на то, что Инку станет хоть немного легче, если тот вообще обращает внимание на постоянно появляющиеся метки.