Салли фыркнула.
Джон усмехнулся.
— Что ж, у меня нет никаких скандальных тайн, так что вряд ли этот Холмс сочтёт меня хоть сколько-нибудь интересным. — Что, конечно, было не совсем правдой, потому как в его голове определённо крутились мысли, которые не хотелось делать всеобщим достоянием. — Как бы то ни было, я не собираюсь часто выходить в свет. Я здесь, чтобы работать.
Теперь Ирен выразила неодобрение.
— Мы здесь все ради работы, Джон, но вы должны быть общительным. В этом и заключается смысл Парижа. — Она плавно поднялась и подошла к заваленному столу, порылась немного в бумагах и вытащила плотную карточку. — Идеально. Завтра вечером открывается галерея. Все будут там. Вы должны окунуться прямо в самую гущу и заявить всем, что Джон Уотсон прибыл.
Он с неохотой принял карточку.
— Но разве она не ваша?
Она беззаботно отмахнулась.
— О, прошу. Они впустят меня и без приглашения.
Похоже, Салли решила вновь пустить в дело свой острый язычок.
— Они бы пустили тебя, явись ты на порог полностью обнажённой.
— И с готовностью, я даже не сомневаюсь.
Джон встал, его позабавили их дружеские подколки.
— Что ж, я спрошу у своей подруги. У неё могут быть планы.
На самом деле, он знал, что Мэри ухватится за возможность посетить открытие и погрузиться в мерцающие огни Левого берега. Вот почему он не очень хотел упоминать приглашение. Конечно, из-за этого он снова ощутил укол вины.
Ирен и Салли попрощались с ним на дружеской ноте, хотя только после того, как он подписал несколько копий «КАК СЛАВНО ПАЛИ ХРАБРЕЦЫ» и обещал действительно постараться и прийти на открытие следующим вечером.
В итоге, как обычно, всё сложилось само собой, потому что Мэри нашла приглашение у него на столе, где Джон беспечно его оставил. Она тут же начала прикидывать, что надеть.
Джон лишь вздохнул и взял ручку, чтобы снова поправить сцену, над которой работал последние три дня.
Комментарий к Глава 11. Безрассудный выбор
ура! мы добрались до трети! ВСТРЕЧА состоится в следующей главе 100%)
========== Глава 12. Куда бы ты свои глаза ни направлял ==========
Всё расцветает,
куда бы ты свои глаза ни направлял.
— Александр Поуп
Шерлок предпочёл бы остаться в своей студии, рисуя или выпивая, да даже просто сидя, уставившись в стену. Он никогда особо не был общительным и все, начиная с его теперь уже довольно пожилой няни и заканчивая его агентом Грегори Лестрадом, были в курсе. Тем не менее, точно как мисс Амелия иногда заставляла его присутствовать на глупых днях рождениях одноклассников из частной школы, так и Лестрад время от времени настаивал, чтобы Шерлок выходил в свет. Обычно и няня, и агент жалели, что заставили его сделать то, чего он не хотел.
Поскольку мисс Амелия в настоящее время наслаждалась пенсией в Истборне, факт, что Шерлок оказался на этом конкретном сборище был полностью заслугой Лестрада, который одолел Шерлока утром в студии.
— Просто появись, посвети лицом немного, это всё, о чём я прошу. — Голос его агента переливался мелодичной смесью говора урождённого француза и ученика частных британских школ. Помимо того, что он представлял Шерлока (и маленькую группу избранных молодых послевоенных художников), он также владел «Galerie Lestrade», одной из самых престижных галерей не только в Париже, но и на всём континенте.
Ничто из этого не вынуждало Шерлока терпеть присутствие агента.
— Скука, — огрызнулся Шерлок. Он сосредоточился на подготовке нового холста.
Его последняя позирующая должна была скоро прийти. К сожалению, на этот раз не скрывалось никаких постыдных тайн, что развлекали его во время работы. Молодая женщина — некая мисс Молли Хупер — оказалась невероятно очевидной и скучной. Дочка процветающего владельца рудника, закончила свой сезон в Лондоне (хотя само по себе это было отмирающим ритуалом), а затем провела ещё два сезона, не получив ни одного приемлемого предложения. Видимо от отчаяния, её выслали за границу, в надежде, что девушка покажется более привлекательной в чужих краях.
Её попытки соблазнить Шерлока оказались неловкими и смущающими, но в конце концов он сумел отшить её, и теперь Молли лишь бросала страстные взгляды, когда думала, что он не замечает. Шерлок с превеликим удовольствием хотел закончить этот портрет.
Голос Лестрада снова пробился сквозь размышления.
— Ты всё равно заскучаешь, неважно, чем займёшься вечером.
Лестрад попал в точку. Временами он был не таким глупым, каким его предпочитал считать Шерлок.
— Что ж, согласен. Но, по крайней мере, здесь я могу скучать в своём халате.
Лестрад, похоже, стал терять терпение.
— Шерлок, мы открываем твою выставку. Полагаю, ты хочешь, чтобы пришли люди? Кроме того, она изначально была твоей задумкой. — А Лестрад довольно прохладно отнёсся к идее начать с подобной выставки.
Это было загадкой, даже для самого Шерлока, почему он так сильно беспокоился из-за выставки. Чаще всего его не волновало, сколько людей явится попить вина (которое, по крайней мере, на этом открытии будет хорошим: Лестрады владели обширными виноградниками) и поглазеть на его картины. Но он переживал из-за своей конкретной выставки, сам не зная почему. Лестрад отступился, и даже Майкрофт перестал задавать вопросы.
Шерлок хотел, чтобы его военное искусство увидели, вот и всё. Раздражало, что он не мог понять, почему это так важно.
***
В любом случае, всё это объясняло, почему он очутился в углу шикарной (читай: претенциозной) маленькой галереи неподалёку от Эйфелевой башни. Произведения искусства, которые он просмотрел и тут же выбросил из головы. Сюрреализм мало интересовал его, особенно плохого исполнения. Вино оказалось посредственным, как и всегда (когда его не предоставлял Лестрад), а зал был битком набит идиотами.
Разумеется, Шерлок привлекал много внимания, что было преднамеренным с его стороны. Если Лестрад хотел, чтобы Шерлок оказался у всех на виду, то он не будет разочарован. Как минимум было довольно забавно ловить на себе тактичные и не очень взгляды.
Шерлок знал, что вызывал восхищение, если прилагал усилия, а сегодня вечером он их приложил, только потому что его это развлекало. Он надел чёрный костюм, скроенный более облегающим, чем диктовала современная мода, и шёлковую рубашку глубокого бордового цвета. Без галстука, потому что он их ненавидел. И небольшая причуда, от которой он не удержался: ярко жёлтый жилет, вышитый мелкими фиолетовыми цветочками. Непокорные кудри умышленно оставлены в беспорядке, — Майкрофт бы раздражённо поджал губы. По счастью, его брат благополучно находился на другой стороне Канала* и управлял империей. Как повелось в последнее время.
Больше никто не считал кудри отталкивающими.
Хорошо хоть его репутация опережала его, и немногие посетители оказывались достаточно отважными (или достаточно глупыми), чтобы действительно приблизиться к нему. Небольшая горстка смельчаков быстро сбежала из-за его колких замечаний.
А значит, Шерлок был свободен, чтобы просто наблюдать. Он окинул взглядом болтающую толпу, надеясь зацепиться за что-нибудь действительно стоящее. Иначе он бы умер со скуки.
О, ну, наконец-то, он увидел два новых лица, они немного развлекут его. Женщина стандартной красоты, слишком разоделась для такого случая, и очевидно работает в прессе. От её неловких попыток вписаться в компанию несколько людей рядом приняли презрительный вид. Шерлок забыл о ней через секунду.
Затем он обратил внимание на мужчину возле неё и обнаружил его более интересным, потому что в то время как его лицо казалось открытым и дружелюбным, под этим выражением скрывалось что-то ещё. Шерлок присмотрелся внимательнее. Мужчина ниже среднего роста, но крепко сложен. Очевидно, у него была старая травма плеча. Он принял бокал вина с улыбкой, которая казалась и искренней и пустой одновременно. Его серый костюм был явно новым, он надел белую рубашку и скучный галстук. Волосы представляли интересную смесь русого и блонда, и почему-то этот факт заставил Шерлока резко замереть.
А затем внезапно мужчина посмотрел на Шерлока.
Их глаза встретились.
Невероятно, Шерлок на миг подивился, возможно ли такое, что маленькая, незначительная галерея в Париже содрогнулась от беспрецедентного землетрясения: он внезапно ощутил опасную неустойчивость в ногах, как будто фундамент здания пошатнулся. Или фундамент его жизни.
Те самые глаза. Тот самый взгляд.
Это был не сон и не кокаиновые грёзы.
Это был мужчина, которого он видел десять лет назад в госпитальной палатке, мужчина, в чьи глаза он бесконечно вглядывался. Мужчина, который, в те мимолётные мгновения, затронул нечто в Шерлоке так глубоко, что он назвал бы это душой, если бы верил в подобную чепуху.
Они всё ещё сверлили друг друга глазами.
Лицо мужчины теперь выражало лёгкое недоумение, но глаз он не отводил. Шерлок хотел бы застыть так навечно, запертый в личной вселенной их обоюдного взгляда.
Но, внезапно что-то, вернее, кто-то оказался прямо перед ним, закрывая обзор и разрывая связь. Шерлок тяжело сглотнул и сердито перефокусировал взгляд.
— Шерлок, — воскликнул громкий и раздражающе знакомый пьяный голос. Затем Виктор Тревор положил обе руки Шерлоку на плечи. — Разве ты не самый расфуфыренный павлин в комнате?
Шерлок хотел оттолкнуть его с дороги, потому что хотел видеть, кто тот мужчина. Вместо этого он лишь изогнулся, чтобы бросить взгляд Тревору через плечо. Но мужчина уже исчез. Нет. Не исчез, но больше не смотрит на Шерлока. Теперь он разговаривал с женщиной, с которой пришёл.
Шерлок просто продолжал следить за ним.
— Так мило снова встретить тебя, — сказал Тревор. — Ты так редко отваживаешься оказаться среди нас, обычных людей.
— Тревор, — произнёс Шерлок низким опасным голосом, — убери руки, а не то я сломаю тебе оба запястья.
Тревор начал смеяться, но затем, похоже, увидел нечто в лице Шерлока, что напугало его даже сквозь опьянённое состояние. Он скинул руки и отступил назад.
— Разве так говорят со старым другом, Шерлок?
— У меня нет друзей, — выплюнул Шерлок, следя за незнакомцем. Нет, неверное слово, но он понятия не имел, какое бы слово подошло.
Другой мужчина снова глянул на него, но это был лишь быстрый, всё ещё слегка загадочный взгляд, а затем женщина похлопала его по щеке. Жест отозвался внезапной болью в груди Шерлока. Потом нахлынуло ещё больше людей, и он снова потерял мужчину из виду.
Тревор был всё ещё здесь.
— Что ж, разве так говорят с человеком, у которого есть новый чудный запас того, чего ты хочешь? — проурчал он.
Почему-то Шерлок внезапно ощутил радость от того, как он поступил с предыдущим конвертом кокаина. Было что-то в мягком взгляде карих глаз, Шерлок почувствовал, тот мужчина бы не одобрил подобные пристрастия.
— Мне ничего от тебя не нужно.
Тревор только усмехнулся и потянулся к карману.
Шерлок приблизился и перешёл на шёпот.
— Твой последний подарок утонул в Сене, — сказал он. — Оставь меня.
Лицо Тревора потемнело и подурнело.
Но Шерлок просто удалился.
Он пересёк зал по направлению к Лестраду, болтающему с Ирен.
— Я выполнил пункт касательно общения?
— Минимально, — сухо отозвался Лестрад. — Кто тот очаровательный парень? — Он кивнул в сторону, где всё ещё стоял Тревор.
— Не имеет абсолютно никакого значения, — резко ответил Шерлок. Затем он подозвал Лестрада ближе. — Вопрос в том, кто это? — И кивнул в сторону мужчины, который теперь разговаривал с Фицджеральдом.
Ирен, которая всё слышала, тихо усмехнулась.
— О, знала, что ты заметишь. Это, мой дорогой, Джон Уотсон. — Она отметила пустое выражение лица Шерлока и вздохнула. — Автор лучшего романа о войне, — разъяснила она.
Лестрад повернулся посмотреть.
— Какое тебе дело?
— Никакого, — холодно ответил Шерлок.
Ирен похлопала его по руке.
— Салли уже предупредила его, чтобы он держался от тебя подальше.
— Салли — стерва, — рассеянно пробормотал Шерлок. Не говоря ни слова, он удалился.
Откуда-то он знал, даже не оборачиваясь, что пара тёплых карих глаз следила за тем, как он уходит.
***
Как только Шерлок вернулся в студию, он тут же направился к небольшому шкафу и рылся там пока не нашёл потрёпанный блокнот для набросков, сложенный в маленькую шкатулку. Он аккуратно вытащил его.
Шерлок налил стакан Лафройга, который стащил из бара Майкрофта перед отъездом из Лондона, затем разделся, влез в пижамные штаны и накинул халат. В итоге, он растянулся на уютной оттоманке и открыл найденный блокнот. Даже спустя годы пальцы машинально нашли нужную страницу. Он уставился на рисунок — очевидно — Джона Уотсона, вспоминая каждую секунду их первого знакомства.
Если это вообще можно назвать знакомством.
Осторожно обвёл пальцем лицо на наброске.
— Джон Уотсон, — прошептал Шерлок.
Он так и не написал картину, которую намеревался. Всякий раз, когда он пытался, в первые же дни после, ему казалось, что невозможно ухватить миг, который он хотел, чтобы…
— Джон, — повторил Шерлок.
Почти два часа спустя он, наконец, встал, осушил стакан и начал подготавливать холст. Время пришло.
========== Глава 13. Одинокое сердце ==========
Джон в замешательстве. Что ж.
Моё сердце — одинокий охотник,
Что охотится на холме в одиночку.
— Фиона Маклеод
Глаза.
Джон Уотсон очнулся рывком, задыхаясь, и с бешено колотящимся сердцем. Он быстро сел, краем сознания отметив, что кровать со стороны Мери пустовала. Смутно отметил, что он даже рад проснуться в одиночестве, потому что никто не потребует объяснений.
Что ж, неплохо, потому что объясниться он не мог.
Конечно, скорее всего, она бы не спросила. Мери привыкла к его кошмарам, случавшимся время от времени, и другим особенностям, связанным с войной. Как, например, во время внезапного автомобильного хлопка на Оксфорд-стрит, когда он бросился на мостовую. Или когда сильная гроза заставляла его трястись как испуганного ребёнка. Они никогда не обсуждали это.
Этот сон не имел ничего общего с окопами, артиллерией, ужасами битвы.
Шло второе утро с открытия галереи и второе утро, когда он вот так просыпался.
Спустя минуту, когда его сердцебиение и дыхание успокоились, он лёг обратно и попытался вспомнить сон.
Хорошо, на самом деле его было не слишком сложно воскресить. Всё, что ему снилось — это пара серебристо-зелёных глаз, смотрящих на него.
Смотрящих.
Но не только. Те глаза, казалось, также препарировали его, открывая грани его личности, о которых даже сам Джон не подозревал. Тот взгляд узнавал его и, что ещё более удивительно, Джон чувствовал, впервые в своей жизни, радость от узнавания.
Но, разумеется, за этим крылось большее.
Джон признал правдивость «большего» для себя с приёма в галерее. Он просто не позволял себе размышлять об этом слишком много.
Даже сейчас он не подскочил с кровати. Вместо этого он продлил уединение, вероятно, пытаясь вернуть ощущения из сна.
Он чувствовал тепло. Принятие. Радушие.
Рука Джона неторопливо двинулась к низу живота, прежде чем он осознал, что случится дальше, если он не прекратит. Он остановил руку и решил, что уже действительно пора выбираться из кровати. В самом деле, давно пора.
Привычная тепловатая ванна устроила его этим утром, и он ни о чём не думал, когда мылся и брился. Надев фланелевые брюки, рубашку и кардиган поверх неё, он прошёл в крошечную гостиную, где стоял его письменный стол. Мери нигде не было видно, пока он рылся на заваленной полке. Потом, наконец отыскав, он вытащил свой роман. Джон автоматически пролистал до верной страницы.
«Мой сон был таким настоящим, таким ярким, что на время показалось, он стёр всё вокруг меня. Больше не было крови, боли, криков умирающих. Не было даже войны. Всё это улетучилось, и моя реальность сузилась до пристального взгляда незнакомца. Во сне я находился достаточно близко, чтобы увидеть в его глазах виридоновое и серебристое сияние в полумраке больничной палатки. По сути, это всё, что я мог видеть.