Я не сводил с него глаз.
А он не сводил глаз с меня».
Как и всё в книге, эта сцена основывалась на личном опыте Джона. Вот что он помнил о сне, который ему привиделся в тот скорбный день десять лет назад, когда их эвакуировали из Франции.
За исключением.
Впервые он обдумывал возможность того, что случай был вовсе не сном. Джон находился недостаточно близко, чтобы разглядеть цвет глаз мужчины два дня назад, но ощутимая напряжённость взгляда и, хотя и очевидно нелепое в данных обстоятельствах слово — связь — между ними, была точно такой, как он помнил.
Он действительно подумал, что ему всё приснилось.
И думал так потом. Снова и снова.
До того мига два дня назад, когда сон стал явью.
Он закрыл книгу очень бережно, подержал с минуту, а затем поставил обратно на полку.
***
Час спустя Джон сидел в уличном кафе неподалёку с чашкой почти нетронутого крепкого кофе. Он крутил в пальцах свежий круассан.
— Джон Уотсон, выглядите как мужчина с тяжким грузом всех мировых проблем на плечах.
Вздрогнув, он поднял глаза и увидел Ирен Адлер, улыбавшуюся ему.
— О, привет, — сказал он. В конце концов, это небольшой район, и он ожидал встречать одни и те же лица довольно часто. Что привело к мысли, кто ещё мог появиться. Он решительно отмахнулся от картинки. Запоздало Джон встал. — Пожалуйста, присоединяйтесь.
Она глянула на золотые часы у себя на запястье.
— Всего на несколько минут. — Она согласилась на небольшой кофе, но отказалась от сладостей. — Итак, Джон, — тихо проговорила она. — Как вам Париж?
— Хорошо, — ответил он. — Отлично.
— Хмм. Вам понравилось на открытии галереи?
Он кивнул. Затем он наконец отпил остывший кофе и продолжил щипать круассан.
— Конечно, было много интересных людей. — Он украдкой глянул куда-то выше её левого плеча. — Фицджеральд был…
— Ну да, он такой, — сказала она с улыбкой.
Он посмотрел ей в лицо и снова отвёл глаза.
— Разумеется, я не со всеми познакомился.
Она лишь тихонько фыркнула, что не было смешком.
Он вдохнул и попытался говорить нейтрально.
— Был один парень…
В уголке её губ зародилась улыбка.
— Там было много парней. Опишите его.
Джон даже не подумал об этом.
— Высокий и стройный. Буйные тёмные кудри. Отлично пошитый чёрный костюм. Жёлтый жилет. — Он помолчал. — И глаза.
— О, разве у него были глаза? — теперь Ирен определённо веселилась.
Джон ощутил, как к щеки залились краской.
— Что ж, конечно, я имел в виду…
Она похлопала его по руке.
— Не берите в голову. Это был Шерлок Холмс.
Холмс. Он помнил имя.
— Его упоминала Салли.
Ирен отмахнулась.
— О, не обращайте на неё внимания. Эти двое никогда не ладили. Мне нравится Шерлок, несмотря на его… что ж, несмотря на то, что он тот, кто есть.
— Так что, он не… безумец?
— Этого я не говорила. Конечно, он немного безумен. Как все лучшие люди. Но он также великолепен, одарён и довольно хорош собой.
Джон решил, что будет лучше не комментировать её слова, но Ирен, похоже, слышала всё, о чём он промолчал.
Она допила свой кофе, а затем поднялась, жестом остановив его, чтобы он не вставал.
— Должно быть вам будет интересно узнать, — сказала она, наклонившись, чтобы поцеловать его в щёку, — что Шерлок тоже спрашивал о вас. Он никогда так раньше не делал. — Затем она улыбнулась и ушла, стуча каблуками по старой мостовой.
Джон продолжил сидеть там, одна мысль завладела его разумом.
Ему не приснился тот миг в палатке. Там был Шерлок Холмс и смотрел на него, точно также как два дня назад в галерее.
Что делать с этим осознанием, он совершенно не представлял.
***
Мери, наконец, вернулась домой, сияя от восторга.
— Россия, Джон, — сказала он, как только увидела его, сидящим за письменным столом.
— Россия? Огромная страна. Много земель. Много людей. Раньше там правил царь. А теперь к власти пришли коммунисты. — Он пожал плечами. — Это всё, что я знаю.
Она рассмеялась и шлёпнула его по плечу, опять забыв, что оно время от времени всё ещё болело.
— Нет, ты идиот. Я собираюсь в Россию с делегацией британских и американских лидеров профсоюзов. Объехать несколько фабрик и пообщаться с людьми.
Теперь он оторвал глаза от печатной машинки.
— О? Когда?
— Выезжаю через два дня.
— Что ж, отлично. Повезло тебе.
Она лишь кивнула и поспешила в спальню, несомненно, чтобы начать сборы.
Он порадовался за неё.
А в глубине души тешил себя мыслью, что побудет какое-то время в одиночестве. Ему нужно было многое осмыслить.
Джон откинулся назад и прикрыл глаза на минуту.
Да, у него был повод для размышлений.
========== Глава 14. Усталый блюз ==========
Шерлок раздражается. Что ж. И тоскует.
Я получил усталый блюз и
не удовлетворён.
— Лэнгстон Хьюз
Шерлок злился, что идиотская Хупер могла явиться в любой момент на последний сеанс своего портрета. В лучшие-то времена он находил её общество раздражающим, но сейчас он был так близок к окончанию картины с Джоном Уотсоном, что мог думать только об этом.
По крайней мере, он избавится от девушки после сегодняшнего дня. Хотя, если она продолжит глупо улыбаться ему или сделает нелепое предложение выпить кофе, он за себя не отвечает.
Когда он услышал, как распахнулась дверь внизу, он бережно перенёс мольберт с портретом Джона в безопасное место в углу гостиной. Судя по всему, было ясно, что мисс Хупер пришла не одна. По лестнице поднимались двое, и пара голосов тихо обменивалась словами.
Как только мисс Хупер вошла в дверь, Шерлок знал, что её слезливое обожание больше не доставит проблем. Причина этого шла за ней по пятам.
Прямо за ней стоял стройный мужчина, ровесник Шерлока или немного моложе, одетый в дорогой, пошитый на заказ, костюм. С умным и хитрым выражением лица, а в тёмных глазах читалось такое, от чего Шерлок задался вопросом, во что ввязалась глупая девушка.
Что до мисс Хупер, она казалась восхищённой и довольной как кошка, поймавшая мышку.
— Мистер Холмс, это мой друг — Джеймс Мориарти, — произнесла она так, будто представляла принца Уэльского.
Мориарти энергично протянул руку.
— Рад встрече, мистер Холмс. Я мечтал познакомиться с вами с тех пор, как приехал в Париж. О вас говорит весь город.
Шерлок лишь глянул на него, игнорируя протянутую руку. Тон, которым тот говорил, звучал неприятно, и Шерлок тут же понял, что мужчина не просто умён. Он проницателен. Очень проницателен. От чего Шерлок снова подивился, что тот делал рядом с Молли Хупер. У них не было ничего общего.
— Мы приступим к работе, мисс Хупер? Я занятой человек.
Мориарти лишь ухмыльнулся, убирая руку.
Молли заняла своё место в кресле, и без лишней болтовни Шерлок начал добавлять завершающие детали к картине. Пока Шерлок работал, он с неприязнью осознал, что мужчина расхаживал по комнате, тихонько напевая и разглядывая холсты, прислонённые к стенам.
Если бы Шерлок знал, что такое жалость, он бы пожалел глупую, но, по сути, ни в чём не виноватую девушку, позирующую ему. Что бы ни связывало её с Мориарти, это не кончится ничем хорошим, Шерлок был уверен.
Но больше всего Шерлок просто хотел, чтобы они оба ушли, а он мог бы вернуться к единственной работе, которая имела значение в данный момент. Как бы то ни было, даже при его нетерпении, Шерлок оставался дотошным, когда в его руках оказывалась кисть.
Всё же спустя некоторое время он заметил, что Мориарти кружит в углу, где стоял портрет Джона. Мориарти подошёл недопустимо близко.
— Отойдите, — гаркнул Шерлок.
Мориарти замер, перевёл взгляд с портрета на Шерлока, а затем обратно.
— Ах, — сказал он. — Как смешно. — Затем он ухмыльнулся и отошёл.
Наконец Шерлок опустил кисть в банку с растворителем и объявил, что закончил. Мисс Хупер выразила восхищение портретом, а Мориарти благородно отметил, что никакой художник, даже самый великий, не смог бы отдать ей должное. К несчастью, похоже, она приняла его слова за чистую монету.
Они договорились о доставке, а затем мисс Хупер взяла Мориарти под руку, и пара направилась к двери. Прежде чем выйти Мориарти обернулся, в его глазах загорелся странный огонёк.
— До следующей встречи, мой дорогой Холмс, — сказал он с явной издёвкой.
Шерлок решительно закрыл дверь.
Теперь, наконец-то, он мог вернуться к портрету Джона Уотсона.
Он прикурил «Голуаз» и отступил назад, чтобы воскресить образ.
Джон не сильно изменился за последние десять лет, во всяком случае, не в главном. Как бы высоко ни оценивал Шерлок свои художественные способности (а те были действительно высоки, Холмс не страдал скромностью), даже он был весьма поражён, как хорошо уловил черты Джона в наброске, сделанном в тот день. Открытость и искренность в его лице читались даже сквозь гримасу боли. Его глаза, эти удивительные и всеведущие глаза, так и лучились тихой силой, несмотря на то, что затуманились от лекарств. В рисунке было всё, а теперь Шерлок перекладывал это с наброска на холст.
Конечно, не очень удивительно, что он так хорошо уловил суть, потому что это и было то, чем он занимался. Он славился (или печально славился) этим даром.
С другой стороны, он хорошо понимал, что Холмс-художник никогда раньше так не раскрывался в картине. Этот факт, без сомнения, объяснял реакцию Мориарти. Шерлока тревожило, что другой мужчина считал правду с портрета так быстро и безошибочно.
Самое тревожное, что Шерлок нисколько не переживал.
Он не мог понять, почему так долго тянул с этой картиной. Но как только он её начал, кусочки прошлого возрождались, медленно, по мере заполнения картины, деталь за деталью. Шерлок видел молодого себя, стоящего в тускло освещённом фургоне где-то в тылу с чистым холстом перед собой. Набросок был прикреплен поблизости. Как и тысячи раз раньше, он взял кисть и приготовился писать.
Но всё что он смог — это смотреть на эскиз, вспоминая те глаза, то, как встретились и сцепились их взгляды.
Он ничего не знал о мужчине, выжил ли тот вообще. И это было настолько невыносимо, что спустя некоторое время Шерлок убрал весь альбом с набросками и никогда не просматривал его снова.
До сих пор.
Шерлок так глубоко погрузился в размышления, что не услышал ни дверь, снова распахнувшуюся внизу, ни звуки шагов, поднимавшихся по лестнице. И только когда кончик сложенного зонта постучался в дверь студии, он понял, что явился ещё один непрошенный гость. Дверь открылась.
— Уходи, Майкрофт, — рассеянно сказал Шерлок. Эти слова уже стали его стандартным приветствием.
— И тебе доброго дня, мой маленький брат.
Шерлок так и не удостоил его взглядом.
— Что ты делаешь в Париже? Думал, если ты когда-нибудь покинешь Уайтхолл, Англия падёт. Ах, погоди, это легенда о воронах из Тауэра. Жаль.
Майкрофт скривился.
— Видимо, некоторые из нас никогда не устанут от детских насмешек.
— Видимо, — Шерлок прикурил другую сигарету.
Майкрофт прошёлся по комнате, остановившись перед портретом мисс Хупер.
— Боже мой, — сказал он. — Прелестная вещица, но девушку нельзя отпускать в свет одну.
— Действительно, — согласился Шерлок. — У неё ужасный вкус на кавалеров.
— Да уж.
Наконец Шерлок сдвинулся и посмотрел на него.
— Зачем ты здесь?
— Разве мне нужна причина, чтобы навестить единственного брата?
— Судя по опыту, — да.
Майкрофт согласился лёгким движением изящного плеча.
— Как бы то ни было, не в этот раз. Я здесь, чтобы встретиться с… что ж, тебе не стоит знать об этом. Во всяком случае, я просто заскочил поздороваться и проведать, как твои дела. Я беспокоюсь. Мамуля беспокоится.
Шерлок решил, что простой отказ от разговора поможет закончить визит быстрее. Шерлок мог бы рассказать брату о том, как поступил с конвертом кокаина, но не собирался делиться этим. Он не очень хотел признаваться в том, что порадует Майкрофта.
Майкрофт продолжал расхаживать по комнате до тех пор, пока, как и Мориарти, не остановился перед портретом Джона, изучая его.
— О, он очень хорош, Шерлок.
Безнадёжно полагать, что он не увидит всё, что там содержалось.
— Ты ухватил нечто… он для предстоящей выставки?
Шерлок смотрел на завитки дыма, струящегося с кончика «Голуаз».
— Я бы с удовольствием добавил его в семейную коллекцию. Мамуля нашла бы его очень… занятным.
Что ж, да, Мамуля нашла бы, и по какой-то причине Майкрофт тоже. В конце концов, наблюдать они оба научились у неё.
— Он не для продажи, — огрызнулся Шерлок. — И никогда не будет.
— Нет? — Майкрофт смотрел на него долгую секунду, а затем глянул на свои часы привычным жестом. — Мне нужно успеть на аэроплан, к сожалению, вынужден попрощаться. Мне передать от тебя привет Мамуле?
— Ты же всё равно передашь, так зачем спрашиваешь?
— Ей будет приятно услышать, что ты больше не потакаешь своим опасным порокам.
Чёрт бы его побрал. Иногда Шерлок думал, что Майкрофт зрит в корень слишком хорошо. И, к сожалению, никогда не скрывает то, что узнал.
Когда Шерлок ничего не ответил, Майкрофт ушёл.
Слава богу, наконец-то один. Шерлок принялся готовить палитру. Он аккуратно смешивал цвета, какие хотел, а затем, не имея никакой другой причины, кроме собственного желания, он распаковал новую кисть. Сантименты, возможно.
Начав писать, Шерлок ощутил знакомое чувство, разливающееся внутри. Да, ощущение было знакомым, но и другим на этот раз.
Другим, потому что теперь он точно знал, по чему тоскует.
========== Глава 15. В тёмную годину ==========
Ты долго добирался, Джон.
Когда глаза привыкают к темноте.
— Теодор Рётке
Теперь сон изменился.
Ему больше не снились только глаза необычного цвета с до боли пронзительным взглядом, вспарывающим нутро. Они снились ему, когда он только вернулся в Англию с полей сражений во Франции, и время от времени потом. Только те глаза.
Но теперь глаза шли в комплекте с бледным лицом с невероятными линиями и острыми как бритва очертаниями; теперь их обрамляли тёмные кудри, такие же невообразимые. Более того, к взгляду даже прилагалось имя.
Шерлок Холмс.
Которое также звучало немыслимо. Что это за имя вообще? Невозможно пижонское, если уж на то пошло.
Также как теперь изменился сон, изменилось и пробуждение. Он больше не подскакивал с внезапным осознанием, которое сопровождалось приступом смятения и подобия страха.
Джон отказывался признавать свою очевидную эрекцию, потому что тогда, о ней нужно было бы позаботиться. Очевидным способом. Он знал, без лишних дум, что если он, ах, возьмёт дело в руки, то представлять будет вовсе не Мери.
Короче говоря, он не был готов к последствиям изучения вопроса о ком он должен (будет) думать во время оргазма.
Вместо этого Джон решил поразмышлять о другом.
Глава, которую он напишет сегодня.
Нынешний политический климат в Москве.
Чем занимается Мери в Москве.
Что он поест на завтрак.
Когда его мысли дошли до такой чепухи, Джон прекратил. Сдался. Всё кончилось очень быстро, но оказалось не менее удовлетворительным.
Потом, когда он мылся, то решил не мучиться виной за произошедшее. В мире было так много вещей, из-за которых можно терзаться, и он никогда не причислял к ним секс. Викторианская эпоха давно окончилась.
Вместо этого он подумал о завтраке и остановился на сыре, хрустящем хлебе и добротном красном вине.
Затем, сам не зная почему, он рассмеялся про себя.
***
Шерлок впал в неугомонное настроение, что никогда не сулило для него ничего хорошего. На данный момент под рукой не было нового заказа, а портрет Джона Уотсона он закончил. Шерлок приготовил себе чашку чая (и снова подумал, что мысль о том, чтобы каждое утро получать чай от Джона, всё ещё звучит как самое лучшее, что ему приходило в голову), и остановился перед мольбертом, чтобы осмотреть картину снова.
Он нашёл её удовлетворительной. Самая высшая похвала от Шерлока для своей собственной работы, и даже она звучала очень редко. Он понял, что в последний раз использовал это слово несколько лет назад для маленькой акварели, которую написал на пасеке в Сассексе. Та работа находилась в так называемом семейном собрании, на пополнении которого настаивали Мамуля и Майкрофт. Шерлок был склонен считать, что они лишь ждали, когда самоуничтожение разрушит его, и тогда они смогут распродать все картины за хорошие деньги.