- Чтоб меня приподняло и треснуло! Я не позволю этому черту…
- Не будь столь самоуверен, Ганс. Твоя жена, сын и дочь также в опасности. Если волк захочет, он знает как лишить тебя самого дорогого. – продолжал запугивать Вольф, однако внезапная реплика Вильгельма заставила абсолютно всех удивиться.
- Агата!? В опасности! Ха-ха… Да будет вам известно, Агата уже который день ходит в лес. Как видите, эта опасность обходит ее стороной. А-уч. – получивший подзатыльник сын Ганса резко стих.
- Что?! – вдруг встрепенулся молодой Хюберт, услышав знакомое имя. Поджавший сухие губы старик не подал виду, но слова щенка были им услышаны.
- Хм…
- В лес... одна?
- Не важно!
- Я все понял, Вольф. – прервав молчание, заговорил старейшина. – Тебе нет смысла нас запугивать. Я может и бегал под стол пешком, когда ты убил своего первого волка, но… я не забыл, что значит сияние желтых голодных глаз. Если стая возвращается, то мы оповестим всех в деревне. Дровосекам отныне стоит быть осторожней, Карл.
- Да.
- Вы сможете огородить нас от этой чумы?
- Чтоб я треснул… – Ганс начал рвать на своей груди рубашку, желая поклясться хоть на крови, но его страстную натуру вновь удержали от столь ярких проявлений эмоций.
- Вольф, я полагаю, тебе можно полностью доверять?
- Разумеется.
Решение было принято. Безоговорочно.
Теперь охотникам предстояло лишь выполнить свою главную обязанность – удержать столь невидимую границу между лесом и человеком, а то и откинуть ее к Кукушечьей просеке, а то и вовсе к северным болотам. Теперь стоило запастись терпением, да сухим порохом. Прольется кровь. Даст бог лишь этих мерзких тварей, но что поделать? Что может быть ужасней для хозяина, как невозможность защитить своих питомцев, свое имущество, свою семью. Что может быть ужасней, чем жить в постоянном страхе? Ничего. С волками жить по-волчьи выть.
- Госпожа Хильда? – увидев женщину, развешивавшую на улице белье, молодой охотник завел разговор.
- Ох… Здравствуй Хюберт.
- Смотрю, какая мать – такая и дочь. Полагаю Ганс и думать забыл о проблемах в хозяйстве?
- Хм. – уловившая определенную мелодию в речах охотника, женщина не нашла ничего разумнее, как подыграть. – Как можете видеть. Задача женщины, чтобы муж был сыт, да дом тепл. Не сомневайтесь. Я вырастила из Агаты хорошую хозяйку.
- И красивой.
- Ах… – внимательно посмотрев на задумавшегося Хюберта, Хильда едва повела бровью. Для женщины все стало ясным. Да и куда уж очевидней. Не дело красивому молодому и “талантливому” охотнику жить бирюком в одиночестве. – Матери приятно такое слышать. Жаль, Агата отправилась сейчас к бабушке.
- К той ведьме? Ой... Простите. В лес? Прошу меня простить. Кажется, я сказал лишнее.
- Ничего. – Хильда немного погрустнела. – Матушка больна сейчас. Агата ей помогает.
- Ох. Полагаю, я могу не сомневаться в добродетели вашей дочери, госпожа Хильда, но… лес. Это опасно для нее. Почему Вильгельм, почему Ганс… Почему никто не сопроводит ее?
- Ганс сейчас занят, а Вильгельм… Он… – женщина замялась. Что сказать? Солгать об отношениях, царивших в этой семье, или же просто признаться о своем беспокойстве? Глядя на задумчивого Хюберта, явно озабоченного безопасностью Агаты, Хильда решила убить двух зайцев разом. – Ей действительно не помешала бы защита. Думаю, если бы ее сопровождал какой-нибудь храбрый охотник, никто… не был бы против этого.
- Я… я… – раскрасневшись, Хюберт явно остался довольным таким ответом. Хм…что и говорить. В тот день было принято еще одно решение.
Уже неделю как Красная шапочка совершала свои визиты к «больной» бабушке. У легендарной родственницы, проживавшей на опушке среди трех дубов, ей было весело и как-то по-особенному хорошо, однако… И в пути девушка совершенно не скучала.
С волком можно было говорить о чем угодно. Про лес он знал абсолютно все, и для любопытной Агаты хозяин своих угодий был просто кладезем таких знаний, о которых ей никто никогда не рассказывал. Как кричит дрозд, где гнездятся вороны. Где живут ежи. В какой стороне обитает дремучая сова, и многое другое. Часто они сворачивали с тропы, и волк вел Агату в какое-нибудь местечко, где они подолгу молчали, наслаждаясь пением птиц и скрипящими в такт эти певчим деревьями. Странно. Раньше великий хищник не замечал всего этого, открывая для себя все заново подле обладательницы столь красивого имени.
Порой все было не так гладко, как хотелось бы. Воплощаясь в человека, волк оставался волком. Порой в общении он бывал грубоватым, конечно, но девушка научилась прямо говорить ему об этом. Говорить о том “как люди себя не ведут” или “как не принято себя вести с девушкой”, впрочем девушка и сама толком ничего не знала. Ее слова обижали его, ибо каждый раз напоминали, что они принадлежат к разным мирам. “Я не человек”, огрызался как правило хищник, отодвигаясь в сторону, не думая оставлять общество темноглазой девушки. Спустя какое-то время, волк вновь заговаривал с ней, стараясь упомнить о всех ее замечаниях. Ведь, в конце концов, от него не убудет, если он слегка поступится своими принципами и сделает ей приятное. Может, она и человек, но для него она почти что волчица, особенная волчица, с которой нужно и обходиться по-особенному.
Предвкушая встречу со своим знакомым, Агата торопливо шла по знакомой дорожке. Ступая во владения «серого черта», девушка всегда снимала на мгновение головной убор, приветствуя древние могучие растения. Здесь свободу обретала и она, и ее пышные, вьющиеся, темные как… как «у ведьмы» волосы. И почему отцу они так не нравились.
Внезапно мрачные воспоминания навестили Агату. Девушка кое-что вспомнила. Вспомнила, как давным-давно мужчина, приняв на грудь лишнего, долго смотрел на нее, смотрел как она тихо играла с сушившимся сеном, плетя из него разные фигурки, отдаленно напоминавшие человеческие. “Это мама, это братик, это папа…”. Ганс разозлился тогда не на шутку, и, схватив девчонку за шкирок, долго смотрел в глаза ничего не понимавшему ребенку.
- Что ты бормочешь там себе как колдунья?
- Папа… волосы… Мне больно…
- Ах, больно. Ведьме больно?
Девочке было тогда года четыре, но она все очень хорошо запомнила. Шатавшийся из стороны в сторону, перебравший местного пива Ганс размахивал ржавым ножом у самого ее лица. Ей было страшно. Ребенок не понимал чего от нее хочет мужчина, глаза которого залила алая краска остервенелой злости. В чем была такая ее вина, Агата не понимала. Она не звала на помощь, думая, раз отец пытается что-то сделать, значит в чем-то она все же провинилась. Она просила лишь отпустить ее шею, да так жалобно, отчаянно. Просила прощения, но от ее крика Ганс ярился еще больше, грозясь выпороть ребенка, и тогда девочка просто замолчала.
Матери дома не было. Хильда была на опушке леса – маленький Вильгельм приболел и ему требовалась настойка из лесных трав.
Агату усадили на пень, на котором рубили по обыкновению дрова, да головы курам. Понимая неминуемость непонятного наказания, девочка изо всех сил сдерживала свои рыдания, слушая как шелестят разрезаемые ржавым лезвием волосы. Ганс и сам тогда смолк, пытаясь сосредоточиться на обязанностях цирюльника. Сама природа, замолкла, наблюдая за этой ужасной немой картиной, пронзенной детским отчаянием. Беззвучно на землю падали темные вьющиеся локоны, оскверненные рукой пьяного отца. Как же она тогда просила о помощи…
Но... никто не пришел.
Хильда, вернулась лишь поздно вечером, обнаружив тихие страдания маленького ребенка, продолжавшего сидеть на разделочном пеньке. Девочка жала маленькие ладошки к глазам. Кружевной ворот платья, за которое уверенно держался Ганс был порван, оставив на шее девочки натертую ссадину. Вокруг пня лежали темные локоны, да ржавый нож.
Напрасно мать пыталась выяснить, что произошло. Ганс спал как убитый, а когда проснулся, пробурчал, что ничего не знает. Вильгельм не слышал, а Агата… Агата долго молчала и первое слово слетело с ее губ лишь тогда, когда пришедшая в деревню бабушка одела на нее красный берет, что услужливо спрятал девичью обстриженную голову. С тех пор, девушка прятала свои волосы от любопытных глаз деревни.
- Ты как всегда задерживаешься!
- Ах? Это ты. Извини…
- Доброе утро, А-г-а-т-а. – прерывая цепь печальных воспоминаний, перед девочкой предстал волк. Что-то не понравилось ему в выражении лица его знакомой. – Что… что-то не так?
- Нет… нет, что ты. Все хорошо. Я просто задумалась.
- Врать ты совершенно не умеешь.
- Я просто не хочу говорить… – девушка погрустнела еще больше. Странно. Обычно она всегда улыбалась. Может, у нее какая-нибуль “неудачная охота” или произошло что? И говорить она ему не хочет. Чтоб такое сделать?
- Повой. – внезапно сказал волк.
- Повыть?!
- Ну да. Волки иногда воют просто так. Это н-не значит, что мы кого-то зовем или…
- Последнюю неделю ты поэтому так часто воешь? – искривив в подозрении бровь, спросила девушка, заглядывая в желтые глаза хищника. Тот, уязвленный за самые чистые помыслы своей души, слегка надулся. Ведь выл по ночам он не просто так, и даже не для того чтобы позлить охотников. Ох уж эта девчонка со своими расспросами! – Я…я не умею.
- Ты даже не пробовала. – не глядя и по-прежнему дуясь, ответил волк. Агата посмотрела на этот гордый профиль уязвленного хищника. Он порой бывал таким забавным, особенно когда вот так вот обижался.
- Хм… хорошо. Но можно и я тогда кое о чем тебя попрошу?
- Попросишь? – слова девушки заставили забыть о великих обидах. Волк явно заинтересовался. Ему не важна была цена такой сделки. Пусть хоть попросит его питаться одной травой всю неделю, он это сделает, ведь ему… так хотелось услышать голос его… Ну не его, а этой человеческой самки. – Договорились. Давай.
- Что! Прямо здесь?
- Угу. – притянув Агату за руку к себе, волк провел краткий инструктаж. Что и говорить, эта ученица попала в руки профессионала. – Это просто. Опираешься на задние лапы, втягиваешь воздух и «Ау-у-у-у-у-у-у».
- А если нас услышат охотники?
- Я их съем. – похрабрился юноша. – Не отвлекайся. Ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у….
- Ау-у…у-у..у-у…
- Кукушка умерла или мне показалось?
- Что? Это была я!
- Пф... Нет, так никуда не годится. Ты должна завыть… Завыть... Завыть обо всем на свете, что у тебя вот здесь. – волк положил руку на грудь Агаты, пытаясь вытянуть протяжный вой из глубин ее души. Девушка возмущенно покраснела на такой жест, но хищник, не чувствовавший и не предполагавший за собой никакой вины, не обратил на то никакого внимания. – Давай. Я хочу услышать.
- Эх… Обо всем?
Девочка колебалась, но задрав голову вверх, глядя в бесконечное небо, сквозившее через зеленые витражи древесных крон, она... решилась. Почему нет? Она гуляет по лесу, разговаривает с волком. Почему здесь, где никого нет, ей просто так не повыть?
- А-А-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У....
Вылетев из сердца человека, по лесу разлетелся крик молодой девушки, а может... то была волчица? Об этом знали наверняка лишь слетевшие со своего насеста вороны, недовольные столь частым в последнее время волчьим вокалом. Но кому было дело до их недовольства. Агата еще долго стояла, запрокинув голову к верху, вслушиваясь в то, как спешно скрывается в бездне леса выкрикнутая ею обида, печаль, тоска и… какое-то новое чувство, позволявшее обо все этом забыть раз и навсегда. Волк тоже не сразу опомнился, жадно глядя на открывшуюся столь внезапно Агату. Лишь странное исходившее от нее одной чарующее свечение удержало его от странного желания схватить ее и забрать с собой, как самый ценный охотничий трофей.
- Так… о чем ты хотела попросить? – вырвавшись из оцепенения, спросил волк. Красная шапочка долго на него смотрела и, как-то засмущавшись, едва прошептала.
- Можно, я тебя поглажу?
- Что?!
- Ну… Мне всегда было интересно, какие волки…
- Хм... Х-хорошо. – просьба была очень странной, но что скрывать. Великому одинокому хищнику леса она пришлась по вкусу. Хотя, что-то гордо зашептало внутри него, что он не собака, и нечего давать гладить себя даже особенным человеческим самкам. Но... он заглушил этот голос. – Гладь сколько влезет. Но! Скажешь об этом кому!
- Нет. Честное слово. Ам-м-м-м, ты не мог стать волком?
- Я есть волк.
- Я имею в виду... Ну...таким. Пушистым.
- Грх… – можно подумать таким он ее не устраивал!
Что за странное желание выполнять ее каприз. Ох уж эта человеческая самка, которая так приятно чешет ему за ушком. У нее такие холодные руки. Видимо ее нужно постоянно защищать от ветра и согревать, ведь у нее нет теплого меха. Вообще-то, в его логове очень тепло. Там бы она точно не замерзла. Видимо, стоит показать ей его дом.
Нагнувшись над хозяином леса, Агата не слышала мыслей волка. Зарывшись в мех, там где под грубой шерстью ощущался нежный почти щенячий пух, девушка невольно подумала – он такой же. Колючий немного, грозный и опасный, но в тоже время бывает мягким и добрым, веселя ее какой-нибудь своей выходкой. И все ведь это он делает... для нее.
Какое странное ощущение.
Странное, и... такое приятное.
====== Удивление или соперничество ======
Над тихой деревушкой, что расположилась у подножия зеленых бархатистых холмов, поднималось разрумянившееся спросонья солнце. Удивленное то ли еще спящими, а может наоборот теми, кто уже бодрствовал, солнце спокойно прогоняло тьму в тень изумрудных крон великих древ.
Раскинув вьющиеся волосы по подушке, девушка тихо лежала на кровати. Еще не пропел своей громкой песни петух, оттого соловей вдоволь баловался своим переливчатым щебетом. Не вслушиваясь в пение маленькой птички, едва прикрыв глаза, Агата думала о своем, о девичьем. Думала о прекрасном и вроде не таком и страшном лесе, о волке, что стал ей другом. Думала о доме, матери, отце и брате. Думала о бабушке. О том, зачем она к ней ходит столь продолжительное время, помогая то с травами, то по хозяйству. Ведь, как выяснилось, бабушка и отличается недюжим здоровьем. Не посещай она свою странную родственницу, на которой вся деревня давно поставила клеймо ведьмы, кто знает… Вряд ли встречи с некоторыми знакомыми стали бы возможными. И как же это все-таки здорово – дружить с волком.
Нежное пение соловья оборвалось, и, бойко прохлопав крыльями, во дворе прокричал рыжий петух. Пора было вставать, да побыстрее, и не из-за страха прогневать отца или мать, нет. Чем быстрее Агата расправлялась с некоторыми домашними обязанностями, тем быстрее могла отправляться в лес.
- Доброе утро, матушка.
- Доброе утро, Агата, – проговорила Хильда, выходившая с кухни. Женщина как-то странно посмотрела на свою дочь, и словно увидев что-то особенное, одобрительно прищурившись, добавила. – Какая ты у меня красавица стала. Иди, позавтракай. Тебя уже ждут… И… Не волнуйся. Хм-хм.
- Не волноваться? – испуганно переспросила девочка, не заметив веселого расположения духа матери, ведь сейчас в ее голове вспыхнуло страшное предположение. Неужели допрос, которым ее столько пугал Ганс, и которого по счастливой случайности девочке удавалось избежать, состоится?
- Агата?! Уж не тебя ли я слышу? Вот черт… Тьфу. Мясо всегда в зубах застревает. Вильгельм, сходи за сестрой. Живо. – раздался грозный голос с кухни. У девочки сердце провалилось в пятки.
Вспомнив, что так не одела свою красную шапочку, Агата кинулась быстро прятать свои волосы под спасительным головным убором, и в этот момент перед ней возник Вильгельм. Не скрывая наигранного презрения, брат уподобился надсмотрщику и с места двинулся лишь тогда, когда девушка, вдохнув для смелости полной грудью, шагнула навстречу неизбежному.
На освещенной солнцем кухне обычно грозный отец широко улыбался, умудряясь при этом чертыхаться каждые три минуты. Широко рассевшись за столом, он довольно потирал ладони, играясь крошками. Подле него Агата обнаружила младшего, но от этого не менее талантливого охотника деревни. Хюберт просиял в улыбке, подарив девушке надежду на хороший исход. Он даже хотел было привстать навстречу прекрасной девице, однако его воодушевленный полет оборвался внезапным хлопком по плечу.