— Фух. Надеюсь, теперь ты не будешь нудить про то, что нас не позвали на съезд высокородных свиней? — сказал он, напоследок поцеловав жену в затылок.
— Развяжи руки. — Миледи не улыбалась, но в тоне ее голоса слышались совершенно другие нотки, и захотевшему ее поцеловать бастарду она ответила.
Наливая из кувшина воды, Рамси внимательно смотрел на нее. Его жена, наверное, была ведьмой. Дар у нее был своеобразный — ею хотелось владеть постоянно, и он был не единственным, кто подвергся этой магии. Другое дело… что воплотить свои фантазии, пусть и не все, смог только он.
— Ты ведь сожгла не одно письмо.
— Нет. От Джона писем не было, если ты об этом. Писали Гловеры.
— Да?
— Просили помощи.
— Завтра разберемся. Утро вечера мудренее, а то и мудрёнее.
Санса ложилась подле мужа, понимая, что ни одно утро загадок и проблем ее не решит. На тонких запястьях еще были следы от веревки, а по телу гуляла приятная легкость, и ее рыжую голову вновь одолевали противоречивые мысли о понятиях чести.
Она жила с убийцей своего брата, отдавалась ему и приносила ему детей. С другой стороны, как еще ей следовало вести себя с мужем? Ах, если бы только можно было забыть о том, что было в Винтерфелле, если бы можно было вычеркнуть это, сжечь как бумагу в огне, она бы, наверное, даже смогла бы полюбить его. А что ей мешало забыть? Честь? Или так она боялась предать память о Риконе, о себе? И почему она не могла быть как Рамси Болтон? Тот убил своего отца, своего брата и мачеху, многих других и, кажется, совестью совсем не мучился.
Миледи посмотрела на милорда, положившего руку ей на бедро. Глупое понятие чести… И ведь она не Старк более.
— Это нормально — хотеть придушить своих детей?
— Думаешь, это они?
— Не сомневаюсь.
Лежавшие в постели Санса и Рамси вслушивались в неугомонные звуки рожка, протяжные и тревожные. Вчера лорд Болтон рассказывал детям забавные истории — об осаде Винтерфелла и о Теоне Грейджое в том числе. Отец впервые показал им пыточную, и пребывал более чем довольным от детского восторга мальцов.
К сожалению, воспитание детей — обоюдоострый нож. Особенно с его детьми, чего милорд не учел.
— Я бы даже сказал, что это Бальтазар.
— Это может быть и Рогар.
— Рогар — тихоня. Он-то и кожу будет сдирать, ничего не скажет. Чувствую, придется им всыпать.
— Достаточно сказать. Они и так слушают тебя с полуслова, — не открывая глаз, заметила Санса, положив руку под щеку. Ведь дети и вправду теперь даже не ошивались около родительской спальни, стоило ему только сказать об этом. — В замке мало детей. Они ищут себе забавы сами.
— Это намек?
— Намек? — обернулась Санса, и по блеску в глазах мужа ей все стало ясно. — У тебя уже трое сыновей!
— Хм-хм. Видела бы ты себя сейчас, — ухмыльнулся бастард. — Если бы не то, что нельзя трахаться, когда ты пухнешь как тесто, можно было бы продолжить плодиться как кролики…
— Настоящий лорд не говорит слово «трахаться».
— И что же он говорит? Всунуть-вынуть? Поиметь? Посношаться? Потыкаться? Помяться, как петух с курами. Видимо, придется разослать письма по замкам, а то и попытать кого-нибудь в поисках нужного словечка, — паясничал при каждом слове Рамси, да так, что Санса не сдержалась и улыбнулась.
Глупое ребячество мужа порой все же веселило ее, да и… Со временем, понимала она, ей придется привязаться к своему дредфортскому монстру. Ей бы так было легче, да вот только, шепнул ей стервозный голос женщины, не стоит открываться ему. То, что она была порой безумно холодна или же, наоборот, резко менялась, вспоминая о некоторых советах Таи и Мэри, ему явно нравилось.
Неужели тогда, в Винтерфелле, он не мог поступить иначе?
— Все эти твои настоящие лорды — напыщенные индюки, которые между собой говорят и не такое, — нащупывал он на ее бедре Болтоновское клеймо, оставленное еще в Винтерфелле.
— Хватит.
— Нет. Не хватит.
— Тебе не надоело?
— Никогда.
А на улице продолжал гудеть рожок, порой выделывая странный пунктирный ритм — Бальтазар очень старался. Он дудел так, как, по его мнению, некогда должен был дудеть его отец. Хлопнули ставни, едва не сорвавшись с петель.
— А ну, черти! Сейчас выйду, подвешу вас за уши! — раздалось рычание Сандора Клигана.
— Пес, пес, пес, пес. Укуси меня за нос! — прокричали дети и убежали.
Звуки рожка смолкли.
Завтрак проходил относительно спокойно. Поближе к отцу уселись Бальтазар с Рогаром. Райнаром занималась мать.
У нее было трое сыновей. Как и у ее матери, думала Санса. С какой радостью она бы назвала их Робом, Риконом и Эддардом, но с недавних пор от своей предыдущей семьи она была отлучена, да и совесть не позволяла назвать ей одного из сыновей именем брата, убитого Рамси Болтоном.
Уложив локти, мальчишки ковырялись в картофельной запеканке. Именно сейчас своей матери они показались большими, и она провела рукой по кудрявой голове Рогара. Мальчик развернулся, а Санса на секунду замерла.
За последний год его подбородок слегка заострился. Пухляшом он больше не был, но что самое главное… улыбался он теперь улыбкой отца, оголяя клык. Она перевела взгляд на старшего сына — Бальтазар пошел еще дальше, довольно ширя ноздри и поводя головой как Рамси.
— Не, — оттолкнул рукой поднесенную ко рту ложку Райнар.
— Не хочешь?
— Не.
— В разведку у нас пошел бы лягушонок, — прожевывая, сказал Рамси. — Чтобы с ним не делали, на все один ответ.
— Не, — ответил отцу Райнар, и без того хихикавшие братья, залились смехом.
— Милорд, — семейную идиллию прервал Эндрю Кирш.
Гобер Натвуд пал смертью храбрых, не пережив ранения и лютого холода, царившего в битве с белыми ходоками. Свято место пусто не бывает, и на его пост был тут же назначен нужный человек. Хоть в рядах солдат завистливо и поговаривали о выскочке Дрю, но его назначение лордом было относительно справедливым. Высокий, русоволосый Эндрю служил нынешнему хозяину еще в Винтерфелле. Пережил битву со Станнисом, битву бастардов, попал в отряд, ушедший за леди Сансой в Дредфорт, и уже здесь, в замке стал участником и свидетелем многих событий, будто болтоновское распятие оберегало его от всех бед.
Немногословный, а что главное непрекословный, он спокойно выполнял приказы милорда, будь то самая грязная работенка, касающаяся несчастных жертв его пыток.
Леди Болтон подозревала в нем такого же садиста, как и ее муж, и сперва не доверяла. К старине Дрю невзначай была подослана Мэри, сообщившая позже госпоже, что Эндрю Кирш просто вдохновленный дурачок, преданный дому Болтонов, как собака. И ведь то была правда.
Он с радостью носил на себе герб с крестом, ходил по правую руку от милорда и тихо кивал головой, если милорд отдавал приказ. Миледи ему очень нравилась, однако никакого влечения к себе Санса Болтон не чувствовала. Лорды были для Эндрю Кирша богами, и он, простой смертный, ортодоксально, смиренно им поклонялся, исполняя любую волю высших существ.
— К нам явился наш человек из …
— Что-то случилось? — пыталась напрячь Санса слух, но ничего не услышала.
— Наш старый знакомый никак не может угомониться.
— Вести с Хорнвудских земель, миледи.
— Подумать только, если бы ты меня тогда не остановила, одной проблемой было бы меньше.
Присоединение к Болтонам обитатели Хорнвудских земель пережили спокойно. С подопечными Последнего Очага дела обстояли еще проще. Из-за войны многие спустились оттуда на юг и более не вернулись, застряв вблизи Хорнвуда или Дредфорта. Пока вопрос о хозяине не был решен, Санса и так занималась проблемами, возникавшими на столь просторной территории, помогая королю Севера, а с указом принца все наконец-то почувствовали себя не бесхозными.
С одичалыми, решившими остаться по южную сторону от Стены, недомолвок было больше. С человеком, сдирающим кожу, да с сестрой Белого волка приживалы быстро нашли общий язык. Именно одичалые заселили Одинокие холмы и другие Амберовские земли, но с теми, кто пожелал жить поюжнее… Их все еще опасались и не принимали. Даже участие вольного народа в битве против ходоков не могло искоренить вражду, взращиваемую веками, и крестьяне порой оказывались не менее жестоки, чем свои хозяева.
Однажды лорды Дредфорта, Хорнвуда и Последнего очага приехали в деревню, из которой начал свою деятельность отряд партизан, охотившийся на одичалых. Леди Болтон пыталась договориться, прибегнув к своему обаянию, но «болтоновскую шлюху» кустарные вояки слушать не пожелали. Ситуацию под контроль взял сам бастард.
Их предводитель был уж слишком смел. Война с белыми ходоками, в которой он отличился под началом пока еще живого лорда Хорнвуда, опьянила его, за что он тут же поплатился.
— Я не боюсь смерти! — бравурно прокричал он, не понимая, с кем связался.
Его смерть Рамси была не нужна.
Черный лорд приказал отрезать ему по пальцу с каждой конечности и кончик языка впридачу, и пока корчившийся мужлан скулил, пытаясь остановить кровотечение, его привязывали к позорному столбу. Попытавшихся заступиться за него выпороли, едва не содрав кожу кнутами, сослав после в Ночной дозор, нуждавшийся как никогда в людях. Тут же вспомнились слухи о том, что лорд Болтон способен и не на такое, и бунтовавшие крестьяне, и одичалые, наблюдавшие за участью непокорных, присмирели. Лишиться конечностей, отправиться отстраивать Стену им не хотелось, и они тут же вспомнили о безоблачной спокойной жизни, возможной, пока Дредфортское лихо было тихо.
Экзекуция на этом не закончилась.
Через неделю в ту деревню вновь нагрянули солдаты с милордом.
— В слове «шлюха» пять букв, — ухмыльнулся бастард, и от него опять отрезали по кусочку с каждой стороны, привязав к столбу.
Несчастный пытался бежать, но его вернули в деревню дожидаться возвращения милорда, и мужчина жил словно в темнице, с ужасом ожидая своего палача. Как-то раз Рамси взял с собой Бальтазара, несмотря на мольбы Сансы этого не делать. В пятый — последний раз, очередного мужлана оскоблили под самый корешок, и к тому моменту Хорнвуд полностью смирился с черными знаменами и необходимостью уживаться с одичалыми бок о бок.
Из Винтерфелла, конечно, приехал сир Давос, оставленный Джоном при Брандоне, привезший с собой возмущения братца-калеки, но Санса скоро уверила посланника в том, что подобные действия были необходимыми — порядок после войны наводился во всех королевствах, а в данном вопросе мягкость была непростительна.
После того случая, запрет на освежевание был объявлен Брандоном Старком во всеуслышание, чему Рамси лишь усмехнулся. Шурин-калека просто не подозревал о том, сколько пыток мог придумать изощренный ум милорда, а на каждый роток не накинешь замок.
— Мне казалось, ты закончил, — проговорила Санса, опасаясь азарта мужа.
— Я тоже на то надеялся, но до некоторых остолопов доходит туго.
— Нож — самый лучший довод, — проговорил Бальтазар. Это он слышал от отца, и теперь повторил, ухмыльнувшись на левую сторону, и довольный отпрыском папа погладил своего сына по голове.
— Ну что ж. Готовьте лошадей, — отодвинул от себя тарелку Рамси. Вставая из-за стола, он уже чувствовал запах крови. Как-то ведь он должен был развлекаться, раз уж женушка давно вышла из статуса игрушки.
— И ты поедешь? — спросила она.
— Уж не ты ли первая, кто скажет мне, что настоящий лорд должен печься о своих подданных, — ответил он на удивление жены.
— Ради такого случая ты мог бы выслать солдат.
Почему-то в этот раз Санса опасалась, что ее муж может натворить чего-нибудь особенно нехорошее.
— А можно я тоже поеду?
— Я тоже хочу. Ты не взял меня в прошлый раз.
— Ну я же не виноват, что ты провалялся в постели с жаром. — Рогар недовольно надулся. Глаза его стали почти ледяными, но злился он не на отца.
— Дети останутся дома, — вздернула бровью Санса, и бастард развел руками на вопросительные взгляды детей.
— Ну мам!
— Не, — ответил Райнар, когда мать передавала его в руки сиделки.
— Лягушачье слово, — цыкнул Рамси языком. — Закон!
Коней снарядили быстро. Дремавший от спокойной жизни Дредфорт оживился, и черное знамя вновь поднялось над головами солдат. Эндрю Кирш всматривался в лица подчиненных. С псарни вели собак, на всякий случай, а в центре двора нетерпеливо топтался конь, приготовленный лорду-бастарду.
— Будет дождь, — проговорил старик Кроу, и Санса посмотрела на сгущавшиеся на горизонте тучи.
— Сегодня ты мог бы остаться дома, — остановилась она на лестнице, зная впрочем, что пустые слова ее мужа никогда не останавливали и не остановят. — Мы не обсудили письмо Гловеров.
— Хм. Если так хочешь, чтобы я остался, могла бы предложить что-нибудь поинтересней.
— Ты слишком высокого о себе мнения, — Санса, едва улыбнувшись, прищурилась на его игривый тон.
Милорд потрепал свою супружницу по щеке, поцеловал, и девушка, отходя от лошади, развернувшись, встретилась с ним глазами.
— Протопи спальню получше, — крикнул, пришпорив коня бастард.
За ним послушно выдвинулись солдаты. Собаки виляли хвостами, подкусывая друг друга за уши. Им, казалось, тоже не терпелось оставить псарню, несмотря на приближавшуюся грозу. Раздался звук рожка — ответный прозвучал со стены. Все как обычно, но Санса вновь с тревогой посмотрела на тучи, сизые как откормленные голуби.
— Худшие всегда возвращаются, — успокоила она себя.
— Миледи, ваш младший сын спит. — Наматывая нить на палец, леди Болтон улыбнулась. — Что-нибудь еще?
— Нет. Ты свободна, Мэри. Отдохни. Ты с ног валишься.
— Ваш старший сын сегодня весь замок поднял с утра пораньше.
— В этом весь Бальтазар. — Будто услышав свое имя, мальчик появился в дверях, и Мэри, вновь поклонившись, удалилась.
Леди Болтон сидела на тюфяке, лежавшем на широком подоконнике. Постелила его Санса неспроста — у большого окна ей было удобно и светло вышивать. Как только зима отступила, по ее приказу по стенам Дредфорта был пущен плющ, и тот уже дополз до заветного окна, овивая его изумрудным ореолом зелени. Со своего поста Черная леди довольно поглядывала на вид главных ворот, коротая свободные минуты за любимым увлечением.
Бальтазар подошел ближе. Он смотрел на распускавшиеся на ткани цветы. Взгляд зацепился за серебряный крест, висевший на шее матери, а потом мальчик долго смотрел на ее лицо, о чем-то раздумывая.
— Мам, а ты у меня красивая.
— Спасибо. — Бальтазар почему-то нахмурился.
— Папа сказал, что у него самая красивая жена. — Игла на секунду замерла в руках леди Болтон. Бровь ее поднялась в подозрении. — А если у меня жена будет страшной, как повариха Бетси?
— Плохо так говорить.
— Но она страшная, и у нее на лице волосатая бородавка!
— Бальтазар… Нельзя высмеивать людей. Это может их обидеть.
— Папа говорит иначе, — взял небольшой лоскуток ткани ребенок, и Санса сжалась.
Долгое время своим детям она была единственным родителем, а теперь они, вдохновленные ее рассказами да и самим героем-отцом, авторитетом матери стали пренебрегать. Ее это обижало.
— Думаю, мы найдем тебе самую хорошенькую невесту, — поймала она своего первенца и усадила себе на колени. — Такую, которую ты полюбишь всем сердцем.
— Так, как папа любит тебя?
— Да, — не сразу и неуверенно ответила Санса, понимая, что так ей должно ответить.
— А она тоже будет меня любить? Как ты папу?
— Ну… конечно, — прятала леди Болтон за улыбкой маленькую ложь. — Мне казалось, ты должен был быть с мейстером Норманом? — сменила она тему.
— Я был. Он теперь занимается с Рогаром.
Мать, приглаживая его темные волосы, заметила остатки свекольных полос и стала оттирать их. Каким же хорошим казался ей ее ребенок. Он еще был мал. От него пахло молоком и невинностью, и волчица со всем материнским усердием вылизывала своего щенка. Бальтазар взбунтовался.
— Мама, я уже мужчина. — Мать пока была сильнее и крепко держала его. — Мне не нужны телячьи нежности.
— Для меня ты всегда будешь ребенком, — сказала Санса, и ребенок недовольно прижался к матери. — Даже, когда станешь большим.
— Когда я стану большим, — нахмурился мальчик. — Я уже научусь сдирать кожу. Мне папа обещал. Я сдеру кожу с дяди Брандона, и больше он обижать тебя не будет.