Раз за разом я целовал его сухие, израненные губы, легко и часто, заключив лицо в ладони и не позволяя выбраться. Ведь не было гарантий, что это не приятный мертвецкий морок, позволяющий умершим оставаться в своём неживом царстве, чтобы не беспокоить живых.
========== Дримхантер. ==========
Однажды Люциан пришёл домой с подбитым глазом. Синяк был тёмный, по краям розово-фиолетовый, с жёлтыми крапинами. Несмотря на красоту цветов, мужчина старался прикрыть лицо капюшоном.
Но Венцеслав знал, что самовлюблённому демону вроде Люциана такое не свойственно. Демон скорее бы монашеский обет принял, нежели когда-нибудь стал прикрывать своё лицо. Именно поэтому, увидев молодого мужчину в дверях, Венцеслав ничего не стал говорить. Он с мертвенным спокойствием, служившим покрывалом для нарастающего рокочущего гнева, подошёл к Люциану и нетерпеливо снял с головы капюшон.
Демон смотрел на дримхантера виновато, стараясь не встречаться взглядом. Венцеслав грубо взял Люциана за подбородок и начал водить лицом из стороны в сторону, выйдя с мужчиной на свет, и стал рассматривать фингал в деталях. Демон поморщился, когда Раух подошёл слишком близко, и слегка согнулся, что тоже показалось дримхантеру подозрительным. Варясь в собственных мыслях, Венцеслав закатал рукава и быстрым движением избавил Люциана от верхней одежды.
«Постоянная правота хороша, однако не в моём случае», — с тяжёлым вздохом подумал Раух, рассматривая синяки и на теле тоже.
Тишину Люциан не прерывал, вероятно, ожидая отделаться чем-то лёгким. Он стоял неподвижно и под конец процедуры стал покорным. Это точно выбило Рауха из колеи. Он закрыл глаза и попытался подумать о приятном, чтобы не раскатать демона по стене прямо сейчас.
— Кто?
Люциан замешкался и потянулся за толстовкой, чтобы прикрыться, но Венцеслав резким движением руки толкнул мужчину на диван и встал напротив, преградив путь.
— Сколько раз я должен задать этот вопрос, чтобы ты понял?
Моргенштерн сложил руки на груди и отвернулся, не поднимая глаз.
— Я не хочу, чтобы ты меня таким видел, Венц, — голос демона дрогнул, будто лёд, под которым он заключил все эмоции, благополучно треснул. — Давай просто забудем об этом… — Люциан наконец поднял голову.
И Венцеслав увидел в его глазах раболепие и покорность, и страх, и панику. Демон немного дрожал, и дримхантер отдал ему свой тёплый домашний халат. Люциан по обыкновению своему сначала вдохнул запах одежды, а только потом — надел. Раух покачал головой. Подозрения насчёт того, кто бы это мог быть, постепенно из семени становились ветвистым деревом, корнями уходящими прямо в грудь. Но когда Люциан улыбнулся, укутавшись в халат, внутри дримхантеру как будто стало легче. На самом же деле нет.
— Я подозреваю, кто это, — Венцеслав сложил руки на груди, слегка приглаживая усы. — Меня волнует, как ты на него наткнулся. Насколько я помню, после того, как ты потерял работу, он больше тебе не хозяин.
— Нет, — Люциан откинул голову на спинку дивана, — но я пришёл на старое место работы, потому что отец пособил, чтобы я мог вернуться туда. Наша семья всегда была при деле и варилась в милитаристской каше. Мой отец очень долгое время посвятил службе в вооруженных силах Преисподней. И вот ситуация такова, что в его представлении я должен продолжать династию, — видимо, мысленно Люциан переживал всё пережитое заново, а потому стал подавленным и лёг на диван, прижавшись щекой к подушке. — И вот… Я пришёл.
***
Сложно представить каких усилий мне стоило ступить за порог штаба. В нём было всё по-старому. Такие же закопчённые от факелов стены, тяжёлые дубовые двери, оглушающие своим скрипом (особенно на первых этажах, где почти нет начальства), бесконечные широкие лестницы и пустые коридоры, в которых стоят лишь дневальные. Я зашёл, и в голову мне тут же ударили воспоминания, как ещё год назад я приходил сюда каждый день и разбирался с бумагами после обеда, а выступал на дежурство — до. Вот ни о чём я не беспокоился, пока в мою жизнь не пришёл Молох.
Многие годами пытались добиться его расположения, однако, если он не видел какой-то только для него зримой искры, это было бесполезно. К сожалению, я стал одним из тех, кто этой искрой обладал.
В этом здании как будто всё было пропитано им. Каждый коридор создавал впечатление, будто в его конце вот-вот появится он. Каждая открывающаяся дверь заставляла меня выжидающе застыть, чтобы убедиться, что это не Молох. Умом я понимал, что я сильный и взрослый демон, едва ли не бессмертное, могущественное существо, но у меня немели ноги, когда я предполагал, что где-то на горизонте может появиться главнокомандующий.
Волею судьбы мне нужно было зайти именно к нему, чтобы обсудить некоторые детали относительно моего восстановления. Ведь, если бы я не попытался, всё бы организовал отец, и, если бы это значило продать меня, он бы сделал это, задумавшись ровно настолько времени, насколько нужно растворимому кофе для заварки.
Молох сидел за столом и без особого энтузиазма листал толстую папку, в которой требовались его личные подписи. Мощный дубовый стол, поражающий основательностью и массивностью, казалось, мог бы выдержать не только вес всей военной бюрократии, но и самого Молоха в количестве нескольких. Личный кабинет не изменился. Мягкий диван, выходящий из общей обстановки, с парой небольших подушек, тут же напомнил, как Молох вальяжно туда садился, привлекал к себе демона и потом требовательно опускал его голову к паху.
Я закрыл за собой дверь, стараясь быть как можно более бесшумным и незаметным. Но уже чувствовалось, как Молох победно ухмыляется, пусть даже он ещё не поднял голову. Некоторое время я стоял перед ним на ковре и пытался унять чувство, заставляющее бежать без оглядки. Не зная, чем занять руки, я просто стискивал пальцами ткань кармана. Начать первым я не решился, поскольку был уверен, что голос выдаст моё волнение.
— Какая удача, — Молох одной фразой охарактеризовал сложившуюся ситуацию, правда, Люциан добавил бы туда пару кусочков сарказма. — Можешь не говорить. Я знаю, зачем ты здесь. Отец очень переживает за тебя. Присаживайся, Люциан.
Как жаль, что потолок всё никак не хотел обвалиться, а пол — провалиться. Или стены — вдруг неожиданно сдвинуться в порыве диких объятий. Люциан старался быть спокойным, однако едва не споткнулся на ровном месте, пока шёл до стула. Молох без отрыва смотрел на бывшего генерала с удовлетворением паука, обнаружившего в сетях беспомощную жертву. Люциан понимал, что ни о каком эмоциональном участии в его жизни не идёт и речи. Взгляд Молоха говорил о чём угодно, кроме сочувствия. Очевидно, что проявление соболезнования — один из его ярких недостатков.
— Ничего не скажешь? — Молох откинулся в кресле, пожирая бывшего генерала золотистыми глазами. — И без объятий после долгой разлуки? — наигранный укор плохо сочетался с голосом, полным довольства от превосходства.
Люциан покачал головой, собираясь с силами. Откашлялся, прежде чем сказать, чтоб наверняка.
— Ты знаешь, почему я здесь. По чистой формальности, — демон решил сокращать реплики, чтобы не выдать потаённой паники. — Этого хотел мой отец. Я с тобой никаких дел иметь не хочу.
— И всё же ты пришёл, — подхватил Молох, поднимаясь с кресла.
Когда он начал подходить, Люциан рефлекторно зашевелился, приподнимаясь, но мужчина положил на его плечи тяжёлые руки и посадил обратно.
— Но что скажет отец? Ты станешь причиной конфликта в семье. А ведь он единственный, кто воспитывал тебя, вкладывал деньги и силы.
Моргенштерн почувствовал укол совести. Самое паршивое, что всё произойдёт именно так. Молох говорил правду. И этого становилось ещё паршивее. Люциан ощущал жар, исходящий от рук главнокомандующего, сквозь одежду, и ясно понимал, к чему всё медленно близится.
— Даже не рассчитывай, что я дам тебе себя трахнуть, — быстро выпалил Люциан и резко встал, повернувшись спиной к столу и взглянув Молоху в глаза.
Сердце участило ритм, руки похолодели. Главнокомандующий уверенным движением не отставил, а отбросил стул в сторону, сократив дистанцию между ними. Люциан попытался уйти в сторону, но Молох перехватил его и посадил на стол перед собой. Устроился между ног. Демон сжался.
— Ты мне должен за моральный ущерб. Думаешь, легко было тебя отпустить? Можно сказать, это было подарком, который ты, по всей видимости, отверг. И вернулся, — Молох нависал над Люцианом, и он чувствовал его дыхание. Пахло алкоголем.
— Какой, к чёрту, моральный ущерб! — выдыхая каждое слово, с надрывом произнёс демон и начал сопротивляться, когда Молох предпринял попытку поцеловать его.
Они завозились на столе, спихивая прочь со стола всё, включая чернильницу, разбившуюся вдребезги. Звон стекла не привлёк внимания. Люциан предплечьем пытался отстранить Молоха, упёршись в его глотку, но тогда главнокомандующий взял демона за грудки и бросил на злосчастный диван. В какой-то момент Люциана парализовало, потому что в голове начали всплывать похожие сценарии с единым концом. Нельзя было позволять действию развиваться дальше.
Демон собрался с силами и нанёс удар первым. Решительно, приложив к нему всю смелость. Молох рассмеялся.
— Совсем ты распоясался с этим дримхантером. Я покажу тебе, как надо бить.
Главнокомандующий одним ударом выбил воздух из лёгких. Часто дыша, демон попытался разогнуться, но в этот раз получил по лицу и угодил в сервант с книгами. В груди саднило, дышать стало больно. Один из позвонков тут же заныл.
Люциан вытащил вслепую несколько книг и бросил в главнокомандующего. Ему не составило труда увернуться и подойти к демону, приблизиться, на что тот, собрав, видимо, всё отчаяние, крепко ударил его лбом по переносице.
Молох грязно выругался и головой приложил демона к серванту, а после — к стене. Теряя над собой контроль из-за головокружения, Люциан начал отчаянно пытаться ответить главнокомандующему. Он бил, прилагая все усилия, а Молох всё усмехался, убеждая этим генерала в его ничтожности.
— Он тебя совсем избаловал, — с хищным рокотом в голосе произнёс Молох, наслаждаясь триумфом. — Я бы мог трахнуть тебя и прислать ему по почте.
Люциан не разобрал, что говорил Молох, из-за шума в голове. Он знал только то, что ему было нужно уйти. Поэтому Моргенштерн, мысленно укоряя себя за ошибку прийти сюда, со всей силы ударил Молоха — и тот ошарашенно отшатнулся. Воспользовавшись заминкой, демон выбежал из кабинета и перепрыгнул через подоконник открытого окна. В падении Люциан перенёсся в мир людей.
***
Сказать, что Раух был зол, не сказать ничего. Картинки в его голове прорисовывались очень ясно, а оттого Венцеславу удалось прочувствовать каждый момент. Каждый момент, когда Молох касался ЕГО Люциана.
Бил его. Насиловал. Венцеславу, конечно, случалось пару раз приложить руку к воспитанию нерадивого демона, но он никогда не увлекался этим занятием и потом всегда извинялся, не выдерживая груза вины. И всё же применять насилие к демону было для него нонсенсом. Особенно, когда он смотрел в глаза, переполненный нежностью.
Венцеславу случалось взаимодействовать с Молохом первое время, когда главнокомандующий надеялся вернуть генерала. Хватило одного раза, чтобы Молох раз и навсегда забыл дорогу в их квартиру. Раух искренне ненавидел воспоминания о том, как приходилось перевязывать раны Люциана, которые гноились после демонических когтей. Или после кнута, вымоченного в солёной воде. Бесконечная вереница из бинтов, пахнущих гноем и кровью. И бледный, беспомощный Люциан, с надеждой смотрящий на Вацека как на последнего, на кого можно было положиться в этом мире. Моргенштерн любил касаться грубых заботливых рук, никогда не приносивших ему вреда. И гладить их. Прикладывать к своему лицу. Осознавать, какие они тёплые.
Правда, не ясно, были ли приятными воспоминания о том, как иногда Люциан мог проснуться среди ночи, раз за разом громко крича: «Нет!!! Не надо! Прекрати!», и неожиданно завозиться на постели. Ничего другого, кроме как накрыть мужчину собой, Венцеславу не оставалось. У демона не хватало сил сдвинуть дримхантера с места, поэтому позже он засыпал, только тихонько дёргаясь. Отсюда пришла привычка иногда наваливаться на Моргенштерна ночью, правда, она дурно сказывалась летом, когда обоим было невыносимо жарко.
Самое ужасное было, когда Люциан пришёл изнасилованным. Разбитый, затроганный, опротивевший сам себе. Демон слёзно доказывал Вацеку, что непричастен, но дримхантеру доказательств и не требовалось. Однако Люциан всё равно травил себя самокопанием. Раух, собственно, после этого преподал Молоху урок. Никто не знал, что произошло.
Казалось, всё это было позади. Но нет. Когда-то похороненный на заднем дворе ненавистный родственник изволил воскреснуть и бродить по дому, мочась по углам. Венцеслав похрустел костяшками пальцев, но перед тем, как отправиться к Молоху, решил немного приободрить Люциана. Дримхантер с лаской погладил демона по щекам.
— Не грусти, я уверен, у тебя много тональника, чтобы закрасить это безобразие, — хмыкнул Вацек, немного ухмыляясь.
Моргенштерн усмехнулся, и в глазах его прибавилось огоньков. Он придвинулся поближе и обнял Рауха за пояс. Щекой почувствовал его приятный греющий живот. Крепко обхватил руками, сжимая, стискивая. Потёрся щетиной о ткань хлопковой рубашки. Вдохнул запах и немного посмаковал.
Раух наклонился и поцеловал демона в макушку. Так могло продолжаться вечно, но действовать тоже иногда необходимо.
***
Молох вернулся после дежурства и расслабленно опустился в кресло. В нижнем ящике стола его ожидала бутылочка ароматного виски, которая так и призывала открыть её. Демон налил его в стакан и дал напитку прихвастнуть ароматом. Дубовые нотки чуть позже взыграли на языке. Молох расслабленно откинулся в кресле, наслаждаясь прохладными порывами ветра из приоткрытого окна. В кабинете было тихо и приятно.
Словом, Молох задремал. И не заметил того, кто вдруг вышел из тени. Существо можно было бы назвать медведем. Размеры и общий внешний облик вполне позволяли. Но если обратить внимание на морду, можно было обнаружить светящиеся в темноте глаза с красной радужкой, заполняющей весь разрез, с вертикальными зрачками. Вокруг зрачка располагались линии, приковывающие взгляд именно к нему. Пасть у медведя была полностью затянута кожной перепонкой с парой порванных отверстий, в том числе и спереди. Медведь, будучи на задних лапах, вышел на свет, и можно было рассмотреть его полугнилую шкуру со свалявшейся бурой шерстью. Шумное дыхание чудовища походило на звук, обычно производимый старым, рваным аккордеоном без клавиш. Оно повторялось и вибрировало в ушах.
Молох дремал.
Чудовище подошло поближе, и из пасти начали вырываться тихие потоки быстрых и торопливых слов. Шёпот расстилался по комнате юркими змеями. Зрачки Молоха забегали под веками. Запенившаяся слюна потекла из угла рта. Медведь приложил к вискам демона лапы и когтями раздвинул веки, отчётливо глядя в глаза. Бессмысленный взгляд Молоха был устремлён в пылающие во мраке радужки. Тело его начало трястись от кончиков пальцев до торса, словно сейчас его одолевала страшная лихорадка.
Шёпот продолжал гнездиться в ушах демона. Молох пытался что-то невнятно произносить, проглатывая слова, что-то мычал и сипел. В конце концов, с мочек ушей начала капать кровь. Она же блестела на зубах в лунном свете. По мере того, как Медведь вытягивал из демона жизненные соки, количество гнили на теле уменьшалось. Засыхающие глаза главнокомандующего слезились. Зловонная слюна из пасти Медведя плавила одежду и кожу на демоне. Где-то в глотке Молоха клокотало виски.
Вдруг в комнату постучали. Главнокомандующий воспользовался заминкой, и волна сила резко отбросила дримхантера к стене.
Молох не сразу понял, где находится, словно окаченный ледяной водой. Голова была чугунной. Испытывая озноб и тошноту, сдерживая рвотные позывы, на подкашивающихся ногах он подошёл к двери, чтобы открыть её. Секретарь, пришедший за документами, в ужасе приложил ладони к лицу.