— Ты так хороша, — она улыбается от комплимента, но резко замирает, когда ощущает мою ладонь. Легко шлепаю её между ног, собирая наши жидкости, и сам встаю напротив неё. — Ты хочешь меня?
— Да, сэр.
— И ты хочешь кончить, смотря мне в глаза?
— Д-да, пожалуйста. Пожалуйста…
— Что же… — ввожу в неё два пальца — средний и безымянный, и Ана громко охает, вставая на мысочки. — Ты мокрая как дешевая, вечно готовая шлюха. Вся твоя киска в моей сперме. И тебе это нравится, не так ли?
— Да, сэр, — щеки Анастейши заливаются ярким румянцем, и от смущения она прикусывает губу, желая подавить улыбку. — Ваша грязная сука.
Я укладываю её на диван, так и не вытащив свои пальцы, она пытается широко развести ноги, но мне этого не нужно. Как можно ближе свожу её ноги и продолжаю медленно трахать её двумя пальцами, «втираясь в доверие». И когда она принимает меня и думает, что всё так и будет, я до упора ввожу свои пальцы и быстро ласксю ощутимый бугорок «точки g» подушечками, что вызывает невероятный восторг у девочки подо мной. Она громко вскрикивает, приподнимается на лопатках и пытается свести ноги ещё ближе, поняв, почему я этого хотел. Глаза широко распахнуты, но Ана не смотрит на меня, а полностью отдается во власть столь ярким и чертовски приятным ощущениям.
— Смотри мне в глаза, Ана!
— Мистер Грей, сэр… — она стонет моё имя, действительно пытается приподняться, но руки не держат её. — О, боже, боже, боже!
— Смотри! Мне! В глаза! — шлёпаю её другой рукой по клитору, и Ана выгибается дугой от такого физического и морального коктейля из эмоций и чувств.
— О, боже мой…
— В глаза мне, Анастейша!
Я перестаю шевелить пальцами, и всё её тело против этого, но лишь только она приподнимается, я снова быстро продолжаю ласки, указательным пальцем другой руки так же жестко растирая её клитор.
— Шлюха. Маленькая, грязная шлюшка, ты получаешь удовольствие от меня, через мою сперму глубоко в тебе. От моих рук. От моих глаз.
— Мистер Грей…
— Выкрути себе соски, как это делал я, иначе я остановлюсь, — она мгновенно и покорно выполняет мой приказ, действительно вытянув каждый болящий, возбужденный сосок, и перекрутив. — Умница.
— О, боже мой, Кристиан! — всё тело девушки сводит чертовски сильной судорогой, она кричит, пытается отползти от меня, но я сильно давлю на её лобок, заставляя оставаться на месте, и недолго мучаю её, до ультразвука от оргазма, до сладких сокращений интимных мышц и сильной пульсации клитора. Отрываю её послушные пальчики от сосков и позволяю ей наслаждаться оргазмом, двумя руками массируя её половые губы.
Блять, я снова готов.
И мне не жалко Ану.
Резко, явно неожиданно для девушки, вхожу в неё, ощущая членом приятные спазмы её организма, и меньше чем через две минуты снова заполняю её пульсирующую киску собой.
Эта чертовка убьёт меня, если я не прикончу её раньше.
— Я же обещал тебе, что побалую тебя, когда ты сможешь меня более-менее чётко видеть, хорошая малышка.
***
— Лео, давай, малыш, — делаю этот непонятный, инстинктивный жест «на ручки», и сыночек улыбается во все свои два зуба, нерешительно отрываясь от своей кроватки. Радостно угукает, так смешно и так быстро перебирая своими крохотными, пухлыми ножками, и буквально через секунду он в моих руках. Хохочет, когда я сначала обнимаю его, а затем подкидываю в воздухе, целуя каждый раз в животик, щекоча, когда ловлю. Его первые самостоятельные шаги, его первые пять метров без «страховки».
— Я так люблю тебя, мой золотой. Лео Джер, мой маленький, радость…
— Что вы делаете? — в комнату заглядывает наша мамочка, остановившись у двери, и я ставлю сына на пол.
— Мы ходим, — шепчу на ухо сыну: «иди к маме на ручки», совсем легко толкаю его, и малыш топает до радостно-перепуганной мамы.
— Лео, ты пошёл! Сам пошёл!
— Он у нас очень самостоятельный, знаешь ли. Мистер Грей растёт, как-никак! — Лео обнимает маму за ноги, и Аниса берёт его на руки.
— Поцелуй меня.
И я знаю, что просьба обращена мне, но Лео оказывается шустрее: как умеет, чмокает маму в губы, и тут же прячется у неё на шее.
— Это моя женщина, Леонард! Меня до сих пор не устраивает, что мне пришлось делить с тобой мамину грудь, нечего её тут целовать вместо меня.
— Ты дурак, — Ани хихикает, чмокнув в щеку сына, и опускает его на пол, сама подходя ко мне. — Поцелуй меня, Кристиан.
И я целую её, неприлично игнорируя сына, который копошится между наших ног. Я люблю её. Она любит меня. И у нас есть наша золотая радость… чертовски сильно ударившая меня в пах! Победил, маленький засранец!
***
Будильник показывает всего четыре утра, и мне так хочется спать, тем более после такого сна… Не вставая с постели глотаю две таблетки снотворного и запиваю их стаканом воды. Минут через десять усну.
Мне всегда было интересно, не жалела ли Аниса, что родила от меня сына? Мы любили друг друга, но потом, когда наш брак держался только на сыне, моей любви и деньгах, не жалела ли она? Ани знала, что я не отдам ей сына, её только это держало со мной, или она все-таки любила меня, просто без той страсти, что была жива во мне?
А впрочем, это и не важно. Ничего не изменить.
***
Резко распахиваю глаза, но ни черта не вижу, хотя, в комнате уже светло. Боже.
Боль. Ярость. Слёзы, возможно…
Я видел «предварительные ласки» перед убийством Анисы. Смотрел запись от начала и до конца. Детектив отказывалась давать мне копию, а частный детектив предоставил мне копию всего дела и ни слова не сказал.
И я хочу пересмотреть.
Закрываюсь в кабинете и достаю из встроенного в стену сейфа флешку, на которой все записи похитителей. Всего четыре.
Объявление, что моя семья у них.
Подтверждение, что они всё ещё живы.
Просьба Лео спасти их. Условия.
И последняя запись, с последним часом жизни моей жены и сына.
— Ты тянешь время, Грей, а мы так не договаривались! Сумма и место тебе известны, а ты явился почти с пустыми руками! За это твоя непослушная, беззащитная жёнушка будет наказана, как и ты сам: ещё пять миллионов к первоначальной сумме.
Аниса ненавидит меня в тот момент. Ненавидит и после него. Она ненавидит меня. Это моя вина.
Два бугая снимают с неё джинсы и блузку без рукавов, в чём она ушла из дома, и Ани даже не пытается вырваться, ведь третий, который и вёл «диалог» со мной, держит пистолет у виска Леонарда. Когда Ани полностью обнажена, её толкают на поганый матрас, и главарь даже заботливо отворачивает Лео от созерцания той картины, что происходит дальше.
Я выключаю звук, почему-то не в силах слышать, что они говорят о ней, говорят для меня, но с упоением смотрю как один за другим насилуют её, а потом и вдвоём одновременно.
Рука сама собой тянется в пижамные штаны, и я не сразу осознаю, что я делаю.
Но я не желаю останавливаться, наоборот, решаюсь включить звук, чтобы слышать, как хрипит моя Ани, и как стонут от удовольствия эти ублюдки.
Я не могу оторваться.
Как в хреновой порнухе, три ублюдка кончают на заплаканное лицо моей жены… И я вместе с ними сливаю в штаны, внимательно рассматривая измученое лицо любимой. Моя красивая Ани, Аниса… Наслаждаюсь этим.
Ублюдок, ты один из них.
Блять, ты больной, Грей.
— Знаешь, Грей, а этот пальчик твоей жене больше не нужен, — главарь под довольный гогот друзей снова держит нож у безымянного пальца с кольцом, но Ани уже плевать. Её взгляд устремлен примерно туда, где должен быть сын. — Шлюхи не носят обручальных колец.
Господи боже мой.
На своё счастье, Аниса теряет сознание от боли и шока… И она больше никогда не придёт в себя.
Запись обрывается, но я знаю, что было дальше. Дальше они снова и снова издевались над ней, нанесли несколько царапин ножом, не осталось бы и шрамов, а когда в подвал ворвутся полицейские, один вздрогнет, чем нанесет неглубокий порез на шее Ани, а другой попытается сбежать, с силой оттолкнет стул с моим мальчишкой, и Лео упадет головкой прямо на бетонный пол.
Анису не довезли до госпиталя, кровопотеря. А за Леонарда ещё долго боролись врачи, но… не смогли.
Изначально их должны были застрелить. Пять с половиной миллионов — это всё, что я смог найти. Это был мой максимум. Похитители знали это, но не принимали альтернатив.
Ненавижу!
Ненавижу их за причиненную боль моим родным. За их «принцип», отказ от физического бартера. За то, что моя семья всё равно бы умерла, даже найди я деньги.
Ненавижу себя за то, что не защитил свою семью. За то, что не нашел денег. За то, что не настоял в нужный момент…
Ненавижу Ани за то, что она безответственная, эгоистичная дура… За то, что из-за её поганого характера всё это произошло.
За смерть сына.
И ненавижу Ану. За то, что я для неё — ублюдок, похитивший её. Её насильник. За то, что она вызывает трепет во мне. И за то, что она отвечает мне взаимностью.
За то, что моё имя из её уст во время оргазма звучит слишком сексуально и слишком правильно.
Ненавижу её за то, что она есть.
========== Часть 10 ==========
В косяк двери раздается негромкий стук, и я отрываюсь от бумаг. Ана стоит на пороге моего кабинета, куда ей запрещено входить, и осторожно мне улыбается, взглядом спрашивая, можно ли ей подойти ко мне.
— Что ты хочешь, девочка? — киваю, подзывая её к себе рукой, и она опускается передо мной на колени, обняв за ноги.
— Я по вам соскучилась.
— Моя ты милая. Надо чем-то тебя занять, Анастейша… И у меня, кажется, есть вполне неплохая идея. Ты хорошая девочка?
— Да, сэр.
— Послушная?
— Да, сэр.
— А ты терпеливая?
— Я… Да, мистер Грей.
— Пожалуй, я закончу работу на кухне. Знаешь, хочу выпить вина при свечах. Тебе нравится свет свечи?
— Да. Мы зажигали свечи на Рождество.
Ана одета в коротенькое платье цвета «кофе с молоком», под которым только неудобное, но настолько красивое кружевное бельё, что мне хочется просто смотреть на Ану в нём. Кукла.
Держа за руку мою игрушку, веду её за собой на кухню. Включаю приглушенный свет над плитой и беру Ану на руки, отчего она легко взвизгивает.
— Расслабься.
— Сэр…
— Анастейша!
Усаживаю её на барную стойку и снимаю прекрасную атласную тряпку с красивого тела моей девочки.
— Ложись.
Девочке достаточно места на стойке, лежит и голова, и ноги не свисают. Раздвигаю её ноги, устанавливая между ними ноутбук, и оставляю её на несколько минут в одиночестве, мне нужны наручники и свечи.
Чёрт.
Беру из игровой кожаные наручники и несколько свечей; длинную, стандартного размера, одну невысокую и толстую, и одну маленькую, для декоративных подсвечников.
— Ты такая красивая, девочка, — костяшками поглаживаю её плоский живот, медленно поднимаясь выше, и легко дую на каждый сосок, осторожно массируя её грудь. — Мне нравятся твои соски. Они такие аккуратные, красивые ареолы и милые возбужденные горошенки, — склоняюсь над ней и целую груди, облизывая ареолы, но не касаюсь вершины, и Ана всхлипывает от разочарования, когда я поступаю так же и со вторым соском. — А ещё они чертовски хороши на вкус, знаешь? — мягко посасываю самую вершинку, двумя руками вытянув грудь, и куколка не сдерживает стон от ощущения и удовольствия, и боли. Она неосознанно крутит тазом, вся дергаясь, и я кусаю её за возбужденную нежную плоть. Не сильно, но чертовски неожиданно для неё, из-за чего она кричит, чем радует меня. — Если бы ты не шевелилась, я бы не укусил тебя. Нужно быть терпеливой, Анастейша.
— Простите, мистер Грей.
— Ничего страшного. Мы попробуем ещё разок, верно? — она кивает, прикусывая губы, и я так же нежно и приятно начинаю ласкать второй её сосок. Мучить её — одно удовольствие!
— Мистер Грей… Ах!
Интересно, действительно ли ты хороша на вкус, или я льстил тебе?..
Грей, чёрт возьми!
Пальцы левой руки с легкостью входят в её влажную киску, и девочка со всех сил старается контролировать себя, больше желая выполнить мой приказ, а не боясь того, что я могу снова укусить её.
Она течет только от одного моего взгляда… И это не очень хорошо.
Её смазку я растираю по правому соску, и тут же слизываю её, оставляя засосы на нежной коже. И это оказывается «слишком» для неё: Ана громко стонет, в бешеном ритме дергая своими бедрами, со всех сил сжимает мои пальцы внутри себя, желая хоть какого-то удовольствия.
Господь всемогущий, я хочу её на своём лице.
Сильно кусаю грудь Аны, после меня явно останется синяк, а то и кровоподтек, и она громко визжит, смотря мне в глаза. Лишь по взгляду понимает, что я не разомкну зубы, пока она не успокоится, и принимает это. Резко замирает, но кричать перестать не может. Ей больно. Очень. До слёз.
— Хорошая девочка, — целую место укуса, и Ана громко всхлипывает, и тут же сжимается, боясь меня. — И ты чертовски вкусная девочка, Ана. Успокойся. Давай свои руки, — Ана без колебаний протягивает мне свои руки, и я застегиваю наручники у неё над головой. — Ты не подержишь одну вещь для меня?
— Я… Конечно, сэр.
— Ты очень любезна, девочка.
Я сжимаю щеки моей куколки и вставляю ей в рот длинную свечу, позволяя «расположить» её во рту. Вторую я ставлю на грудь Аны, небольшую и толстую, а маленькая прекрасно располагается на её животе, чуть ниже пупка.
Блять, старый маразматик! Зажигалка и свечи для игр!
Забираю зажигалку из кабинета, а из игровой, помимо специальных свечей для игр с воском, я беру два вибратора. Но тогда я должен буду дать Ане «право на жизнь»: ей необходимо стоп-слово, стоп-жест, если я хочу и рот ей закрыть, и вибратором помучить, помимо игровых свечей. Я не хочу спалить ей волосы, или спалить квартиру, или…
Убей её, Грей. Иначе она победит тебя.
— Давай сделаем вот как, — вынимаю свечу изо рта, очерчиваю контур её пышных губ, и проигрываю сам себе: склоняюсь над ней и мягко целую, успокаивая. — У тебя есть возможность остановить меня, на этот раз. Ты ничего не контролируешь, но если ты почувствуешь страх или опасность — сообщи об этом мне. Это, всё-таки, огонь.
— Спасибо большое, сэр.
И я впервые в жизни не знаю, что делать. Мне действительно нужно закончить работу, но мой член уже болит от возбуждения, затуманивая мозг желанием начать игры, а после оттрахать её до потери пульса.
— Ох, куколка…
Зажигаю свечи, стоящие на её теле, и от одной из них зажигаю мягкую свечу с теплым воском. Идей никаких, одни желания. И никакого желания комментировать свои действия.