— Улыбается, поди нагрешил уже, — подхватывает Джефф несколько раздраженно от вида счастливого ублюдка, — такая тварь.
Мы молча наблюдаем, как перед Диком и его дружками расступается очередь, и, переведя взгляд на Джеффа, я вижу его скривившееся лицо, словно он ест лимон или что-то вроде того.
А ведь Дик, будь он не ладен, прав.
После того, после… когда я полностью осознал, что наши пути с Диком расходятся… во мне не нашлось смелости нарушить его покой. Если бы я был Джеффом, если бы я был «отбойным молотком» и прицепился бы к Дику, то было бы всё иначе? На моём месте Джефф смог бы сохранить дружбу?
Да, чёрт побери, Дик прав. Я засунул язык в жопу и смирился, закрывая все переживания в себе и никак не хороня.
— Мда, и Клер тут уже, хороша сучка, — хмыкает Джефф, не переставая смотреть на них.
Всё же в Джеффе есть что-то от мазохиста, как и во мне.
Дик же выглядит так, словно наш разговором перед ланчем никак не задел его. Но разве я не смог вывести его из себя? Блин, похоже, что нет, похоже, Дик вообще забыл о моем существовании и как ни в чем не бывало веселится с друзьями за обедом. Интересно, какие шутки-прибаутки они друг другу рассказывают?
— Наверное всё еще обсуждают вонючие трусы Пита, оставленные в раздевалке, — Джефф будто мысли мои читает.
— Вонючие трусы Пита? — переспрашиваю и размазываю в баночке желе.
— Ага, а ты не слышал? — хмыкает. — Вся школа уже знает. В тот четверг Кайзер и Кенни поспорили… короче, Кенни на спор обоссал трусы Пита, они потом подрались, ага, и один из шкафчиков в раздевалке с гигантской вмятиной! — у Джеффа захватывает дух. — по слухам, это Кенни впечатал Пита! Вот если бы мы ходили на бокс, то…
— Давай к трусам, — возвращаю друга на более интересную тему.
— А, ну короче, Кенни выиграл спор, а Пит оставил трусы в раздевалке и пошёл домой без них…о, и типа тренер нашёл трусы, пришел в ярость, ну, и ты понял.
Ага, понял. То есть в тот четверг, когда я сидел на живописи с очередной нарисованной грязью и слушал, как мистер Драген нахваливает девчонок, Дик спорил, сможет ли Кенни обоссать трусы Пита? Получается, что пока я строчил ему сообщение, прося объяснить, что значили те его слова о друзьях, он спорил про обмоченные трусы? Пока я мучился после нашего с ним последнего диалога и переживал, что потерял его, он, сука ебаная, спорил с Кенни на трусы?..
— Рэнди? Ты горишь, — подмечает Джефф, отрывая меня от ярости.
Запихиваю поглубже свое негодование под пристальным вниманием друга и пытаюсь собраться. Выходит трудно, у меня едва не дрожат руки, но клокочущая злость всё же сдается.
Как Дик Кайзер смеет быть таким равнодушным?
— И всё же он крут, да? — не получив ответа, Джефф возвращается к лицезрению Кайзера.
Крут. Вот даже сейчас он улыбается, показывая красивые зубы и зачёрпывая ложкой желе. Такое же, как я себе взял, клубничное.
Совершенно неожиданно Диков беглый взгляд пробегается по всему, и по мне тоже. Вроде бы ничего значительного, но как-то ёкает.
Дик оставляет ложку в полупустой баночке желе и вытаскивает телефон. Набирает что-то, наверное, кому-то такому же ублюдочному, крутому и равнодушному. Наверное, такой же тварине, как он сам, ведь твари водятся исключительно с тварями и… Мой телефон вибрирует, сбивая с мысли. Тянусь к нему, чтобы прочитать:
«Все мои слова пусты и лживы… но, как я и говорил, ты попросил отсосать до воскресенья».
… и всё-таки Дика зацепило.
========== 14-ая глава ==========
«На что спорил с Кенни? В четверг».
Отсылаю Дику уже вечером, почти сразу же после ужина, и в итоге жду ответа до полуночи. Меня просто вырубает в тёплой постели, и даже удивительно, что Кайзер не снится.
Просыпаюсь рывком, в полной темноте, если не считать синей лампочки телевизора и засветившегося экрана мобильника.
— Алло? — мой сонный голос звучит словно детский, а еще я был так внезапно вырван из сна звонком, что не удосужился взглянуть на экран и узнать, кто звонит-то в час ночной.
— Ты спишь, что ли? — весёлый до безобразия Дик. — Словно малыш?
— Ох, — отрываю телефон от уха, чтобы посмотреть время. — Вообще-то уже без пяти час, в школу подниматься в семь десять, а тебе наверняка и того раньше, так что советую и тебе самому лечь спать.
— Чёрт, Рэнди, теперь буду знать, что спросонья ты старый дед.
Хочу сказать, что по правилам приличия я прав, и если уж он возжелал мне позвонить, то мог бы сделать это утром, раз вечером не успел, но Дик продолжает:
— Хочешь погулять?
— Что? — сажусь в постели. — Ты где?
— Не так далеко, — тишина. — Домой иду, увидел твоё сообщение и решил, что у тебя острая нехватка меня. Так что? Хочешь?
И вновь это заманчивое «хочешь».
— Дик, — чертыхаюсь и смотрю на тёмную штору, — завтра рано вставать и ползти на учёбу.
— Ха, точно старый дед, — звучит всё так же весело, кажется, он совсем не расстраивается от моего отказа. — Тогда сладких снов, зая.
Сбрасывает звонок, не давая мне возможности тоже попрощаться вежливым пожеланием. Чёрт возьми, Дик и правда совсем не расстроился, зато расстраиваюсь я.
*
— К доске пойдёт, — мистер Адамс некстати зевает, забывая прикрыть рот рукой, — к доске пойдёт мистер Кайзер.
Оглядываюсь, чтобы проследить за тем, как неторопливо и развязно поднимается Дик. И совсем не переживает, а ведь алгебра у него далеко не самый успешный предмет… собственно, как и у меня.
— Раз уж вы не можете переписать тест, то будем мучить вас у доски, — подытоживает учитель, — пошевеливаемся, мой «любимый» ученик.
— А может просто сразу поставим «неудовлетворительно», мистер Адамс? — Дик останавливается у абсолютно чистой, пока что, доски и берёт в руки мел.
— Чтобы ваш отец устроил мне проблемы? Нет уж, — нисколько не смущается высказывания Дика преподаватель, — я точно так же, как и вы, не люблю посещения нашего директора… нашего дорогого мистера Хандельмана. Записываем.
Мистер Адамс диктует тот самый пример, который был первым в моём варианте на пересдаче. Чёрт.
— Приступаем, мистер Кайзер, не тянем, — подбадривает учитель, а сам даже не смотрит на Дика.
Мне хочется помочь ублюдку, тем более я знаю решение. Только вот как набрать это самое решение сообщением? А если я прошепчу, то он же не услышит, или, что еще хуже, услышит учитель.
— Вот влип, — Джефф, сидящий позади, просто ликует. — Ничегошеньки не знает.
Ладони чешутся, и я почти готов выкрикнуть подсказку, потому что невыносимо вот так вот смотреть на трудное положение Дика. «Ничегошеньки не знает…»
Мел скрипит по доске с явным усилием только поначалу, Дик всё убыстряется и убыстряется, расписывая решение, которое, как ни странно, верно. До меня с трудом доходит, что он справился и, кажется, не только до меня, так как слышу нервное щёлканье шариковой ручки Джеффа.
— Да твою ж… — шипит друг и швыряет свою ручку на пол.
— Мм, неплохо, — мистер Адамс оборачивается к Дику и просматривает решение, — ну ведь можете, когда хотите, Кайзер, я в вас и не сомневался, присаживайтесь.
Дик победно усмехается, небрежно бросает мел на место и вот уже проходит мимо поднимающего выкатившуюся в проход ручку Джеффа.
Урок протекает в некоторой пелене недоумения, я то удивляюсь, что Дик смог решить пример, то молюсь, чтобы меня не вызвали. Боюсь, моё выступление у доски было бы не таким блестящим. Когда до конца занятия остается не больше пяти минут, учитель повышает тон очень внезапно:
— Мисс Палм, почему вы еще сидите?! Быстрее к медсестре!
Шарлотта Палм вскакивает, зажимая нос рукой, и даже с такого расстояния замечаю кровь, просочившуюся меж пальцев. Кровь из носа хлынула от перенапряжения?
Дверь за Шарлоттой захлопывается, и мистер Адамс с долей тревоги и отчаяния вытаскивает голубой платочек из кармана, чтобы промокнуть им лоб.
— Думаю, мы все достаточно устали сегодня, — запихивает платок обратно. — Так что это конец.
Звонка еще не было, поэтому мы не торопимся вставать и покидать класс, в отличие от учителя, который выбегает словно по углям.
— И чего это он? — задаёт риторический вопрос Джефф, и мне ничего не остаётся, кроме как пожать плечами.
— Хах! Гляньте! — раздаётся возглас, и весь класс, в том числе и я, оборачивается на Кенни, которому этот самый возглас и принадлежит. — Одни сердечки и знакомая фами-и-илия… — загадочно тянет он и трясёт в руке тонкой тетрадью ушедшей Шарлотты. Как Кенни так быстро оказался у её стола и зачем там оказался, мне неведомо.
— И чья же? — спрашивает Арти и противно усмехается.
— У-у-у, — Кенни наконец перестаёт трясти листы и раскрывает тетрадь перед собой, чтобы исковеркать: «Я люблю тебя…»
— Эй, подожди, — прерывает Дик, не давая раскрыть интригу раньше времени, — встань на стул и зачитай погромче всё, что написано.
Ошалел? Впиваюсь недовольным взглядом в ублюдка, но тот не ловит его, видно наслаждается чужим унижением вовсю.
— Ах, момент, — Кенни довольно подхватывает идею и выдвигает стул Шарлотты, на который и взбирается. — Кхм-кхм, внимание!
Хочется прекратить этот балаган и не только из жалости к Шарлотте, просто… какого чёрта? Как эти твари смеют брать ее вещи без спроса и насмехаться над ее чувствами? Кто они такие, блять? Исчадия ада? И зачем они втаскивают в это весь класс? Я больше чем уверен, что кроме Кенни, Пита, Арти и, конечно же, Дика, никому не интересны записи Шарлотты. Уж тем более не интересны с целью поиздеваться.
— Я буду читать с первой страницы по просьбе славного Дика! Так-с… вот: «Сегодня я узнала, что ты гулял с девчонкой из школы Святого Андерсена, так больно», — Кенни останавливается, чтобы прижать тыльную сторону руки ко лбу и изобразить болезненный душевный удар. — «Иногда мне кажется, что ты специально…» Что? Не могу прочесть, почерк ебану… а, «Иногда мне кажется, что ты специально, видя и таинственным образом ведая про мои чувства, издеваешься надо мной».
Кенни делает паузу, и я с неудовольствием отмечаю, что смеётся и улюлюкает добрая половина класса.
— Хватит, Кенни! — Тиара вскакивает, и мне даже дышать теперь легче. — Положи тетрадь обратно, — обводит нас внимательным взглядом. — А вы постыдитесь, чужие чувства — это не смешно!
Повисает напряженная тишина, никто не смеётся даже не шевелится, кроме Кенни, чешущего затылок.
— Ну может и не смешно, — слышу спокойный голос Дика и хочу его прибить. — Но забавно уж точно.
— Да, заткнись, Ти, не мешай! — Пит, вальяжно развалившейся на стуле, обращается уже к Кенни: — Продолжай и называй давай, кого она любит, а то пока ни хера не ясно.
— Кхм-кхм, — Кенни снова прокашливается для антуража. — Тогда начну отсюда: «Твои глаза цвета неба, твоя улыбка, заставляющая забыть обо всем… но только не о тебе самом. Кажется, я таю, даже когда за день получаю лишь один мимолетный взгляд… и, быть может, я умру, если получу больше», — Кенни кривится. — Бля, сейчас стошнит, я пролистну.
— Давай уже фамилию! — Питу явно не терпится.
— «Я такая неудачница, раз влюбилась в тебя! А ты… с начала учебного года ты лишь единожды обратился ко мне, и то только когда толкнул, не знаю, случайно или запланировано», — поднимает голову и обводит всех, напряжённых в ожидании фамилии, лукавым взглядом. — «Совсем не знаю, что делать, если я признаюсь тебе, ты рассмеёшься и расскажешь друзьям, чтобы те посмеялись вместе с тобой…»
Нехорошая догадка парализует мозг, кажется, понимаю, про кого это… «школа святого Андерсена», «глаза цвета неба», «толкнул», «расскажешь друзьям»… и это дерьмо. Надо остановить Кенни и как-то заставить его молчать. Быть может, с помощью Дика?
— Бля, это точно про Кайзера, — шипит Джефф, и я спешу спасти друга от напрасной злости:
— У Дика глаза не голубые.
— А кто тогда? — Джефф наклоняется ближе. — В школе нет никого достойного уровня для Шарлотты, кроме Кайзера.
Что-то друг совсем растерялся и не может анализировать, но у меня другие проблемы. Надо решиться.
— «…Посмотришь ли ты на меня когда-нибудь как на девушку? Успеешь ли до конца школы? Или всё напрасно, и моя любовь не имеет права на хороший исход», — не стихает голос Кенни. — «Я знаю, что не такая, каких ты любишь. Я не шумная, не крутая, не “плохая девчонка”…»
— Не надо, — поднимаюсь, и моментальное всеобщее внимание обжигает. Не люблю находиться в эпицентре событий, серая масса — мой сознательный выбор, только вот не сейчас, — Думаю, не дело продолжать читать чужие записи такого характера.
Во мне живёт надежда, что Дик услышит меня, а значит, и все услышат, ведь Дика всегда слушают все. Сталкиваюсь взглядом с притихшей Тиарой и чувствую некую волну посылаемого уважения, а после — страха, потому что рядом оказывается Дик. Неужели он вздумал ударить? Смотрю на него, и всё мужество собираю, чтобы не отвернуться.
Давай же, Дик, покажи, что я для тебя значу хоть что-то… поддержи…
— Сел, Уорт, — довольно грубо обрывает надежду. — Если кто еще осмелится перебить Кенни, я вмажу, ясно? Нашлись, благочестивые, тоже мне.
Вот дрянь.
Наверняка ведь уже сам догадался, про кого пишет Шарлотта, наверняка! И просто хочет поиздеваться… хотя чего злюсь? В этом ведь нет ничего необычного.
Плюхаюсь на стул, краем глаза замечая, как садится на свое место Дик, и Кенни опять чешет затылок, возвращаясь к чтению:
— «Так боюсь, что школа закончится и больше я не увижу тебя! Так боюсь, что кроме памяти о пустых днях ничего существовать не будет. Всё так зыбко в этом мире, всё, за исключением того, что…»
— Ну скажи уже, кто! — у Пита окончательно сдают нервы, а я бьюсь лбом о стол, слыша словно через воду:
— «… люблю тебя, Симмонс!»
Класс взрывается смехом под аккомпанемент звонка, означающего конец занятия. Но смех намного громче…
— Да ты шутишь! — вскакивает Пит Симмонс. — Я никогда не гулял с девчонками из Андерсена. Бред!
Ах, если бы это был бред и «шутишь»…
— А Амелия? — вставляет Арти, вероятно припоминая Питу девчонку, с которой тот зажигал.
— Серьёзно, — Кенни поворачивает к нам тетрадь, будто мы с расстояния разглядим мелкий почерк. — Тут в каждом сердечке то «Пит», то «Симмонс».
— Амелия? Я ее трахал, а не выгуливал, — отвечает на ходу Пит и выхватывает тетрадь, чтобы глазами едва не вгрызться в содержимое. — Ну и дела, — хмыкает, дочитывая и кидая тетрадь на стол Шарлотты, наконец. — В меня втюрилась принцесса!
Смех и натянутые улыбки повсюду, шёпот, собирание сумок, слышу бубнёж Джеффа позади, но не разбираю слова. И всё же сейчас ничего не имеет смысла, кроме Пита, который стоит застыв, и его губы искривлены в страшной ухмылке.
Все смолкают и перестают собираться, когда дверь открывается, а на пороге — ничего не знающая Шарлотта. Смотрит на всех, чувствует, что что-то не то, но понять, конечно же, не может.
На помощь приходит Тиара, которая быстро запихивает вещи Шарлотты в ее сумку и подхватывая и свой портфель выходит из класса, утягивая Шарлотту за собой.
— Эй! Киса! — Пит словно из сна вырывается. — Подожди, крошка! — под всеобщее хихиканье и сам хихикая он убегает за исчезнувшей Шарлоттой.
— Бля, Пит! — кричит вдогонку Арти, но поздно. — И кто заберет его «причиндалы»?
Их забирает Кенни.
*
— Я проклят, серьёзно, — причитает Джефф, — самая красивая и милая девчонка в школе влюблена в урода Пита! Нет, я еще понимаю, если бы в Кайзера, но, блять, даже Пит лучше меня, оказывается! Я точно проклят… как так? Пит, с его манерой плеваться, мерзок! А Шарлотта, она же… ангел!
Ну бывает, Джефф… больше коробит, что Дик меня не поддержал, а заткнул. Вот уж кто урод — так это Кайзер.
— Она такая классная, а ее зеленые глаза, в них же утонуть можно! — на одном дыхании выпаливает друг. — До нереальности шикарна, как актриса! И волосы эти длинные, шёлковые… я знаю, как-то касался украдкой, пока она вытаскивала учебники из шкафчика. Она и Пит — это трэш, хотя они никогда не будут вместе. Очевидно.