Я постучал несколько раз, открыл дверь и увидел Иссала, сидящего на полу и расправляющегося с тканью, едва розоватой и светлой-светлой.
— Тебе нельзя сюда, Тилла, уходи! — шикнул на меня Иссал сразу же.
— Игамилл тебя зовет на кухню.
— А? — Иссал удивился и перестал возиться с одеждой. — Что ему надо?
Все, что я сделал, — это лишь пожал плечами, и Иссал поднялся. Он оттолкнул меня и вышел из покоев господина сам. Я смотрел, как он достает маленький серебряный ключ из кармана и запирает спальню… Спальня господина Ореванары всегда была закрыта, и ключ был только у самого господина и его слуги.
Это случилось в конце лета. К господину приехали какие-то важные люди, и они гуляли в саду, проходя меж цветов и кустов по вымощенной дорожке.
Они о чем-то говорили, а я нехотя удобрял почву. От меня наверняка воняло потом и удобрениями, но они, кажется, ничего не чувствовали, даже когда проходили совсем близко ко мне…
— Кто это? Новый слуга? — спросил человек в странном и смешном золотом наряде. А еще в его ушах были сережки.
— Да, — ответил господин, и его холодный взгляд прошелся по мне мимолетно. Я ничем не отличался для него от земли и дерева, а еще я дурно пах, потому что не принимал ванну уже шесть дней.
Да… А ведь я проработал на господина уже больше года.
— И как его зовут? — не унимался человек и даже замедлил ход.
— Тилла.
Радость от того, что он помнит мое имя, заглушила все. Я слышал, как мое сердце бьется в ускоренном темпе, и дыхание перехватило, но уже не от этого.
Запах. Свежий, словно роса на белоснежных цветах, до которых я так и не посмел дотронуться. Запах сладкий, дурманящий, и я точно знал, от кого он исходил.
Даже могу сказать, что я всегда чувствовал этот аромат, исходящий от господина, просто именно в тот момент ощутил его сильнее. Он был немного ближе, а я стал немного старше.
— Тилла? Славное имя…
Сезон дождей сменился сезоном снега, и я осознал, что не могу больше так далеко находиться от господина. Через неделю он должен был уехать в замок Короля по важным делам, и только Иссал и стража собиралась быть с ним и там.
Для начала я хотел попросить самого Господина заменить Иссала мною, но передумал. Что-то мне подсказывало, что он никогда этого не сделает. Попросить Иссала «отойти в сторону» — тоже был не вариант, потому что мы с ним не очень хорошо ладили.
Оставалось только сотворить самому свою судьбу.
Мы принимали пищу по расписанию всегда чуть раньше господина. Три раза в день, на кухне, возле кипящих кастрюль и суетящегося Игамилла. Я всегда думал о вероятности того, что что-нибудь да свалится или прольется на нас.
В тот обед я зашел на кухню через дверь из сада, опоздав. Они все уже были заняты мисками, рассевшись на полу. Никто даже не разговаривал, и Игамилла не было рядом.
Было очень просто толкнуть кастрюлю прямо на сидящего Иссала. Что там кипело? Суп? Наверное.
Оглушительного крика и грохота было так много, что я почти ощутил вину. Иссал рыдал, скрючившись на полу, и тянул руки к обожженной спине, плечам, затылку, рукам. Жидкость задела — помимо Иссала — еще и Аллиру и Масилла, но первой она попала только на плечо, а второму на колено.
В остальном же паника исходила от испугавшихся.
========== Глава 4. Новые слуги господина ==========
— Упала кастрюля? — переспросил я, когда Игамилл поставил передо мной не суп, а жареную рыбу под овощным соусом. — Как она могла упасть?
— Эт-то н-несчастный с-случай, г-господин, — запинаясь, отчитался повар. — Я от-тлучился всего н-на м-минуту и… Ох, я н-не знаю, как так вышло.
— Уходи, — его заикание раздражало, и я предпочел остаться в одиночестве.
Суп пролился и покалечил несколько слуг, и особенно сильно Иссала. Если жидкость была настолько горячая, что оставила следы, то он больше был не годен.
После обеда я поднялся в гостиную и приказал привести ко мне Иссала. Его привели уже перевязанного… и у меня не осталось выбора. Я приказал позвать всех остальных.
Пятнадцать слуг стояли в ряд, и я медленно проходил мимо каждого. Мне нужен был тот, на кого было бы менее неприятно смотреть.
Слишком темная кожа… Слишком грязный… Бесцветные глаза… Неряха… — подмечал я про себя, пока не оказался перед зверем. Зверь был одет в чистую отглаженную одежду, кожа его была также чистая, и лицо без пятен. Волосы не висели жирными сосульками.
— Руки покажи, — потребовал я, и тот с готовностью вытянул руки вперед, демонстрируя сначала тыльную сторону, а потом ладони.
Чистые. Без грязи под ногтями чистые руки.
Меньше всего я хотел оставлять рядом с собой хоть и опрятного, но все же зверя, поэтому я прошел дальше и остановился возле Эллина. Его одежда была мятая и с несколькими пятнами на рубашке, но кожа была такая же чистая, как у зверя.
— Все уходите, кроме Тилла и Эллина, — я сел на диван и терпеливо ждал, пока лишние слуги уйдут.
Зверь не двигался, не поднимал взгляда и дышал размеренно. Какова вероятность, что он ни при чем? Что все это — чистая случайность?
— С этого дня у вас двоих новые обязанности, — сказал я, не уводя со зверя внимание. — Вы обязаны быть рядом со мной с рассвета до ночи, если только я не приказываю вам оставить меня. Моя одежда, чистота моей спальни, мои личные покупки и поездки со мной в город, мои письма и многое другое — на ваших плечах, так как Иссал больше не может заниматься этим.
— Да, господин Ореванара, — Тилла и Эллин сказали в унисон и поклонились одновременно.
— А теперь уходите и передайте Иссалу, что его удел теперь — псарня.
Они ушли, а я остался с неясным чувством совершенной ошибки и краха, но чудесный вид снегопада за окном быстро его рассеял.
*
Господин вызвал всех, и я знал, для чего. Все знали, но только я подготовился к этому. Только я помылся в холодной воде, и одежду, приготовленную для этого случая, одел.
Мы стояли, не двигаясь, пока он проходил перед нами, критически и со скептицизмом осматривая каждого. Почему он не приказал всем раздеться?
Не знаю, о чем он думал, даже не смею строить догадки.
Все, чего я хотел, — это подойти ему. Поэтому я молился, когда он остановился рядом и детально начал рассматривать меня.
— Руки покажи, — услышал его приказ и сразу же вытянул руки — я знал заранее, что будет нечто такое.
Долго и пристально господин всматривался в мои руки, а я — в его лицо. Впервые я смотрел на господина Ореванара, находясь так близко. Просто пользовался его отвлеченным вниманием, чтобы посмотреть на тонкие губы на немного удлиненном лице. У господина длинные ресницы и три маленькие родинки возле брови.
— Все уходите, кроме Тилла и Эллина, — он отошел от меня, предпочтя мягкость дивана, и снова заговорил, только когда мы остались втроем:
— С этого дня у вас двоих новые обязанности, — я не смел поднять взгляд, чувствуя, как он смотрит на меня. — Вы обязаны быть рядом со мной с рассвета до ночи, если только я не приказываю вам оставить меня. Моя одежда, чистота моей спальни, мои личные покупки и поездки со мной в город, мои письма и многое другое — на ваших плечах, так как Иссал больше не может заниматься этим.
Обрадованный новыми условиями работы в этом доме, я подчинился:
— Да господин Ореванара, — и услышал, что Эллин сказал тоже самое.
— А теперь уходите, и передайте Иссалу, что его удел теперь — псарня.
Мы вышли из комнаты и сразу замерли — Эллин смотрел на меня, а я на него. Он не моргал.
— Я сам скажу Иссалу, — наконец пробормотал Эллин и, развернувшись, пошел к лестнице.
Внутри клокотала радость, волнительная и светлая, только интуиция все омрачала, подсказывая, что ключ от спальни господина будет не у меня…
— Я и говорю им, что чушь это, — фыркнул Ралли. — Не мог Тилла опрокинуть кастрюлю! А они все утверждали, что можешь, но ты же не зверь на самом деле, правда? — фыркнул еще раз. — Подумаешь, из леса… Ну и что? В лесу такие же люди — две руки, две ноги и голова! — он засмеялся и наклонился, чтобы опустить тряпку в тазик с водой.
— То есть все думают, что это я? — провел щеткой по волосам Арму. — Но я ничего не делал, просто зашел и увидел, как она падает…
— Да я-то знаю, — выжал тряпку и опустился у ног кобылы, — но многие думают иначе, мол, видели, как ты пальцами коснулся… Пальцами! — он засмеялся. — Это же какая сила должна быть, чтобы быстро, да еще и пальцами, кастрюлю столкнуть! Дурачье…
Слуги господина после произошедшего меня побаивались… Все, за исключением Ралли. Я замечал их косые взгляды, недобрые перешептывания, но дела до них не было. Пусть боятся, пусть за спиной зовут зверем. Я и правда зверь… Я уже тогда заметил, что зубы у меня белее, чем у других, и острее. Клыки вытянулись. Совсем немного, но ни у кого такого не было из живших в доме, а вот у Оло я помнил такие же.
Ключ, как и предсказывалось мною, попал не в мои руки, а к Эллину. Также и дела поделились нечестно: Эллин занимался одеждой господина, мыл его и убирался в спальне. А мне достались письма и поездки в город, когда они будут. Сопровождение.
В итоге в день назначения я все время пробыл в конюшне, и господин так и не позвал меня. Второй день прошел не лучше, и третий… А на четвертый меня наконец вызвали. Час до ужина, час до заката.
— Садись рядом, — господин услышал, как я вошел и закрыл за собой дверь. — Ты знаешь, как запечатывать письма?
— Нет, господин, — я сел напротив господина за его большой деревянный с узорчатыми ножками стол.
— Складываешь листок, кладешь в конверт, капаешь воск и ставишь печать, — и все это он сделал при мне ловко и быстро.
На воске с печатью красовались изогнутые буквы «К» и «О».
— Понял? — спросил господин, и после моего кивка добавил: — Я пишу письмо, передаю тебе, и ты его запечатываешь.
И вот таким был этот час до ужина. Господин Ореванара, взяв перо в руки, выводил буквы, красивые, как в книжках. Периодически он обмакивал кончик пера в чернила, и это было единственное время, когда он отвлекался, не считая моменты откладывания написанных листов, которые я сразу же заталкивал в чистые конверты, лежащие в стопке рядом. Я старался быть как можно аккуратнее и делать все красиво, но не всегда выходило.
А еще я мог смотреть в его лицо и разглядывать его тонкую расписную одежду. Мой господин всегда носил идеальные светлые наряды из невероятно красивой ткани, которой я до этого никогда не видал.
Никаких украшений на нем не было — ни камней в ушах, ни цепей на шее, ничего. И, к сожалению, ткань закрывала слишком многое…
А потом, когда мой взгляд упал ниже… В этот момент господин дернул рукой, чтобы обмакнуть кончик пера в чернила, а я увидел ключицу. Всего на мгновение, всего чуть-чуть, но тело мое как в пламя кинули. Я задыхался, ладони вспотели, а паника начала подхлестывать, я совсем не понимал, что происходит. В животе закололо, я думал, что лихорадка возвращается, но сил не убавилось, а наоборот… Желание бегать, копать, драться — все, что угодно, затопило меня, и будто через пелену я услышал голос господина:
— Сколько тебе уже лет, Тилла? — он не смотрел на меня, наверное, даже не заметил моего состояния.
— Четырнадцать, господин, — ответил я, и мне стало как-то спокойнее, внезапный жар спал.
— Ты быстро растешь, Тилла.
— Да, господин, я уже также высок, как вы, — и сразу добавил, избавляя предложение от уродливой двусмысленности: — ростом.
— Я не высок ростом, — господин исправил мою ошибку и дописал очередное письмо, — Работа с землей сделала тебя сильным.
Я не понимал, к чему он клонит, поэтому медленно ответил обычное свое:
— Да, господин.
— Это последнее, запечатывай и уходи, — и я, конечно же, не мог ослушаться.
И пока я ставил печать, господин, поудобнее устроившись в кресле и не сводя с меня взгляда, говорил:
— Только помни, что ты животное, Тилла. Грязное, мерзкое животное. И сколько бы ты не пробыл в моем доме слугой, ничем и никем, кроме зверя, ты никогда не станешь.
Закончив и убрав письмо в сформировавшуюся стопку из моих работ, я поднял на него взгляд. Впервые видел кривое подобие улыбки господина, впервые за несколько лет я видел на его лице эмоцию… И жадно ее слизал.
*
Он выполнял работу прилежно и старательно. Аккуратно брал бумагу, аккуратно вкладывал ее и особенно аккуратно обходился с воском и печатью.
Никогда не думал, что звери могут быть такими кропотливыми.
А еще этому зверю было всего четырнадцать…
Он тогда уже был самым рослым из слуг, и наверняка самым сильным. Было ошибкой давать ему физический труд, хотя я просто надеялся, что он быстро загнется. Но звери ведь не люди, звери выживают…
Ни одной попытки к бегству, ни одного лишнего шага в сторону леса. Неужели обратно его совсем не тянуло? И если нет, то что он собирался делать здесь? Служить мне до конца дней? Неужели ему нравилось? Я не понимал, что за дьяволы правят в звериной голове.
Все, что я старался делать, — это показывать ему его место, не давая спуску, как псине. И не давать ключ от моей спальни.
Зверь может и убить, у зверя нет моральных устоев.
*
— Нездоровится? — переспросил Ралли и разломил булочку напополам. — Ешь.
Я взял протянутую половинку и откусил.
— Да, мне стало так жарко, что я еле на месте усидел, — припоминал я произошедшее в кабинете господина. — И душно так стало, дышать нечем было совсем, ладони вспотели и еще вот тут — я положил руку на живот — аж все свело, но не больно, а знаешь, так…
— Как? — Ралли прищурился и откусил свою половину.
— Не знаю, как объяснить, думаю, болезнь возвращается, — я пожал плечами, мне больше нечего было сказать.
— Да, плохо дело…
Больше мы не говорили и доедали наш скромный ужин в тишине. А болезнь действительно возвращалась, по крайней мере, я убеждался в этом все больше и больше.
В ту ночь я проснулся от озноба.
Тело ломило, покрылось испариной и горело. Я чувствовал жар, мне было тяжело дышать.
Поднявшись и стараясь никого не разбудить, я ушел на кухню выпить воды и приказал себе считать до ста, чтобы успокоиться. Как ни странно, болезнь отступила на сорок втором счете.
Утром, пока господином снова занимался Эллин, я все ждал и надеялся, что меня хоть раз позовут за день. И позвали, когда господин Ореванара решил съездить в город…
========== Глава 5. Болезнь ==========
Он был верхом на своей Арму и грациозно ею управлял, а я сидел на Долли и старался не свалиться. Контролировать темп лошади под собой было практически невозможно, поэтому я радовался, что Долли умна и знает, что делать.
С нами ехал тот рыжебородый, которого за прошедшие годы я если и видел, то только издали, возле металла и дерева. Он никогда ко мне не обращался, а я — к нему, и все же я уже знал его имя — Бора.
В полном молчании мы двигались, и я смотрел в спину господина, пока на горизонте не появилось нечто большое. И чем ближе мы подъезжали, тем больше были стены и дома. Множество домов и людей.
Снега почти не было. Тот, что выпал, уже почти растаял, и только ветер дул пронизывающий. На мне была кожаная кофта с калеными пуговицами и подкладкой из теплой ткани, а также теплые штаны и обувь с толстой подошвой.
Господин же был в одежде с белым мехом, на его руках были кожаные черные перчатки, а ноги согревали и оберегали длинные черные сапоги. Мне нравилось, как он одет, все было таким лаконичным и красивым, лучше, чем на картинках в книжках Оло.
Когда мы въехали в город, возле нас стали суетиться дети, и я нет-нет, да слышал просьбы о медяках, но господин не бросил им ничего. Просто молча проехал, не смотря вниз, пока не остановился возле высокого трехэтажного дома.
— Каллис! — дверь сразу же открылась, и к нам выбежал тот самый человек, что был у нас и гулял по саду. Тогда на нем был смешной золотой наряд, а в ушах висели сережки.
В этот раз человек был в легком халате, не подходящем для такого сурового времени года, и с колпаком на голове. Он еще раз крикнул: