Сейчас, десятилетия спустя, дома, на кухне, с мамой Цилей, согревая в ладони потрясающе ароматный коньяк на донце бокала, Григорий Иакович не помнил, как тогда доехал обратно. Он запомнил навсегда только тяжёлый, холодный стук сердца: "Не моя Джульетта! Не моя..."
Тогда, десятилетия тому назад, он вошёл в комнату и, стоя спиной к двери, уловил в воздухе шлейф растаявшего вечера, и так понравившуюся нотку жасмина. Но в одиночестве недавнее блаженство не находилось, а, наоборот, обернулось горечью. И он ощутил на себе взгляд Одиночества. Оно проступило наяву в своём нависающем с потолка величии, обрело осязаемые черты, задышало в уши, шарахнулось пустотой от стены до стены, отдалось эхом в пустоте в груди, там, где раньше, как Грише казалось, обитала живая душа. Оно даже явилось полынным вкусом на губах. И заговорило. И сказало одно нелепое слово:
- ЗВОНИ!
Гриша не желал, боялся его слушать. Он включил проигрыватель и поставил пластинку - Шопена, прелюдию в ми-миноре. Пока звучала музыка, он глядел сквозь окно на бурые тучи полночного неба. И небо, вдруг, задразнило:
- Дон Ромео!
Гриша опустил взгляд на соседние дома, фонари, деревья, но и они, и весь мир, дразнили его:
- ГАМЛЕТ! ГАМЛЕТ!
Кровь стукнула в ушах, и Грише захотелось отсечь себя от мира. Но, как?!
- Ямщик... - сказал миру Гриша, сквозь зубы. И добавил: - ...не гони лошадей!
А всё многоголосье мира галдело и гоготало:
- ГАМЛЕТ, ПОЗВОНИ ОФЕЛИИ!
Взгляд остановился на телефонном аппарате, который открыл рот и предложил Грише:
- Всего семь цифр, Ромео! Ну же! Набирай!
Первой мыслью Гриши было воспользоваться отвёрткой и отвинтить клеммы шнура в телефонной розетке. Вторая мысль была о том, что вскоре возьмёт верх искушение привинтить клеммы обратно.
А телефон издевательски, тоном Тибальта - кузена Джульетты, бросил Грише:
- Мальчишка, обнажи свой меч!
С жаждой мщения Гриша метнулся на кухню. Из подставки с ножами он выхватил длинный арбузный тесак, вернулся в комнату, ухватил провод, хвостившийся от аппарата к телефонной розетке, и рассёк его надвое. В первый миг после этого у Гриши было ощущение, что, вместе с Тибальтом, он сейчас прирезал заодно и Лаэрта, и отца его, Полония. Во второй миг он схватился за голову: "Дурак я, дурак!" В третий - засмеялся. В четвёртый - расхохотался. В пятый решил, что его джульетомания была дурацким помутнением рассудка, своеобразным насморком ума. В шестой миг Гриша Нерельман вообще поставил крест на идее когда-либо жениться. В седьмой он решил, что избранный им радикальный способ самоизоляции от мира прекрасен, ибо создаёт условия для сосредоточения на научных изысканиях.
Следующие полтора месяца всё своё неурочное время Гриша провёл в научных библиотеках, собирая материал для проектирования и моделирования сердца Машины Времени - хроноцапы.
Вернувшись из мгновенного путешествия сквозь глубины десятилетий памяти, Григорий Иакович сейчас грустно улыбнулся: "Кто не был глуп, тот не был молод".
Пригубив коньяк, Циля Лейбовна поставила бокал и прибавила телевизору громкости.
- Чего бы вы хотели от жениха? - спросила Кларисса Гузеевна третью из невест.
Та, бросив кокетливый взгляд на Антона, ответила:
- Чтобы помог мне открыть вторую чакру.
- А эт, чё за чё-о?! - спросила Мимоза Сябитовна. - А эт, игде-е?
- Вот, здесь! - с удивительной непосредственностью невеста ткнула себя пальцем промеж ног.
- Я тож хаачуу! - сказала Мимозя Сябитовна. - А то, может, она у меня тож заакрытая - чакра ета!
- Климакс закрыл тебе эту чакру, Мимоза! - жестоко похоронила мечты своей коллеги Кларисса Гузеевна.
Жених же Антон от сказанного третьей невестой оживился:
- Знаете, а я практикую кундалини-йогу!
- Куналинди, чё-о?! - захлопала зеницами из-под очков Мимоза Сябитовна. - И чё ета твая кундалиндия даё-от?!
- Можно жить одному. И пол-года, и год.
- Эт, каак эта?!
- Я тебе, Мимоза, потом, после программы расскажу, как, - усмехнулась Кларисса Гузеевна.
- Чё-а?! - оживилась Мимоза Сябитовна. - Он там, эта, шурудит, да?!
- Ну, что вы такое говорите! - попытался возразить жених Антон. - Йога - это ...
- Да ладно, ты! - отмахнулась Кларисса Гузеевна. - У меня ж рот чёрный.
И обернулась к невесте:
- Вы хотите открыть вторую чакру. А я хочу посмотреть на сюрприз.
Зазвучала странная - в танцевальном диком темпе - неожиданная версия токкаты и фуги ре-минор Баха. Третья невеста, "а идеше кецеле" (еврейская кошечка) исполнила под неё танец "Семь сорок".
Тётя Циля даже напела:
Он выйдет из вагона,
И двинет вдоль пеггона...
В больших глазах зелёных на восток
Гойит одесский огонёк...
Семь-согок наступило,
Часами всё отбило,
А поезд не пгиехал -
Нет его, и всё-о!...
И, опомнившись, добавила:
- Таки стагик Иоганн-Себастьян щас белкой кгутится и кулаком уже стучит внутги по кгышке ггоба!
- Итак, - обращаясь к телевизионному жениху Антону, принялась подытоживать Кларисса Гузеевна, - все невесты у нас сегодня - и умницы, и красавицы, и хозяюшки. Выбрали, к кому пойдёте?
В ответ Антон начал что-то мемекать про подмеченные им в каждой из кандидаток "отдельные недостатки".
- Скажите прямо, Антон, - в тоне Клариссы Гузеевны послышалось раздражение, - вам надо что-то покозырнее? Вам жену, какую?! Не нравятся наши невесты - возьмите резиновую!
- А чё-а?! - поддержала хозяйку шоу Мимоза Сябитовна. - Купите в магазине резиновую Зину! Она будет не только очень паакладиста, но и всегда будет с ааткрытым ртом. Я имею в виду - слуушать.
Тут тётя Циля взвила перст в сторону неба:
- Она пгава! Чегтовски пгава!
И напустилась на великовозрастного сына:
- А ты, Гйиша, какую жену хочешь?! Тоже йезиновую? Надувную?!
Она брякнула это, не подумав, что гений Григория Иаковича стал немедленно преобразовывать такой подход в условия топологической задачи доказательства гипотезы Пуанкаре: берём двух плоских резиновых Зин, одну надуваем, а вторую - сдутую - натягиваем на первую так, чтобы все края сдутой сошлись в одной точке... Ничего сложного!..
Нерельман выпрямил спину, привычно потер коленки, и в центре мозга тотчас будто загудел тихий моторчик. Окружающий мир исчез, и заговорил голос Безмолвия:
- Всё по порядку: для начала возьми двухмерный резиновый диск и натяни на надутую Зину так, чтобы окружность диска оказалась собранной в одной точке. Теперь скрути резиновую Зину в бараний рог, и представь, что натягиваешь тот же диск уже на Зинобублик. Края диска сойдутся в окружность, которую невозможно стянуть в точку - она перережет Зинобублик. Теперь представь одну надутую резиновую Зину, вся поверхность которой может быть стянута в одну точку воображаемым шнуром. Вторая надутая резиновая Зина - это такая трехмерная хреновина, натянутая на другую надутую резиновую Зину, скрученную в бублик, которая уходит в иное измерение...
Нерельман в уме так удачно деформировал обеих надутых резиновых Зин - без разрезов, разрывов и склеек - что вплотную приблизился к преобразованию гипотезы Пуанкаре в теорему. Но уже через четверть минуты ему помешало событие, произведшее в его жизни переворот.
- Э-эх! Сколько любви я подарила на заднем сидении автомобиля! - сообщила зрителям Кларисса Гузеевна, греясь воспоминаниями. - А ты, Мимоза, под какую музыку детей зачинала, помнишь?
И не собираясь дожидаться ответа Мимозы Сябитовны, хозяйка шоу артистично обернулась к новой коллеге:
- Я даже боюсь обращаться к астрологу. Она у нас, прям, вся такая це-ло-муд-рен-ная!
Новенькая астрологиня покраснела.
- ДА! - тоном молотка, забивающего гвоздь, подтвердила Кларисса Гузеевна: - Ты попала в такую программу!
Тётя Циля всплеснула руками, жалея новенькую:
- Бедная девочка! Таки Клагисса Гузеевна тебя научит, и будешь матегиться, как уже сапожник!
Между тем, Кларисса Гузеевна задала астрологине последний вопрос по сценарию:
- Так, что же звёзды советуют жениху?
Тётя Циля цапнула сына за руку и воскликнула, опровергая недавние собственные наблюдения:
- Нет! Её кгасота вовсе не холодная! Гйиша, посмотги! Астгологиня пгосто вылитая Софи Логен!
Резиновые Зины, скрученные в бараний рог, лопнули, и Нерельману вспомнился друг Бобрик, который в выпускном классе задавал всем пацанам сакраментальный вопрос: "Чё, как? Соси Лорэн, или Облом Обломыч?!"
Григорий Иакович усмехнулся. Тётя Циля, всмотрелась в лицо сына и ахнула:
- А ты, Гйиша - вылитый Магчелло Мастгояни! Токо если тебя побгить! А то, с богодой... вылитый Кагабас Багабас!
Пока астрологиня давала жениху его звёздный расклад с каждой из невест, тётя Циля не унималась:
- Гйиша, вы с этой новенькой таки будете пгекгасная пага! ДА ПОДНИМИ УЖЕ ТЫ ГОЛОВУ!!!
Григорий Иакович поднял глаза, и этот миг стал в его жизни величайшим: началось затмение - он влюбился. Астрологиня в телевизоре говорила менее полминуты, а он глядел на неё, ничего не слыша, не дыша. От необычайной силы чувства он задохнулся и, будто, ощутил в горле горячую влагу. Астральное сердце Григория Иаковича стало стремительно расти в объёме, увеличиваться, подобно воздушному шару, наполняемому жаром через горелку.
Какая утончённая изысканная красота! Он любовался, любовался ей. Стихи! Захотелось читать стихи:
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
так Гейне, наверно, любил...
Что она говорила, он не слышал. Он наслаждался её красотой, и красотой её голоса. "Она прекрасна! Какой благородный взгляд! Благородный изгиб шеи! Благородная улыбка! Как она говорит! Как держит себя! Она так молода... и она - воплощение благородства! Подлинная принцесса крови! Вот, совершенство! Господи, Ты явил сейчас тончайшее из Твоих нынешних творений! СЛАВА ТЕБЕ!"
Астральное сердце Григория Иаковича расширилось уже за пределы кухни, и стало больше многоэтажного дома, выше облаков, дальше орбиты Луны, затем - орбиты Плутона, и превысило размеры солнечной системы.
Григорий Иакович улыбался. "Она так серьёзно говорит... и порождает улыбку! Жаль, я не стал художником или скульптором! Произведение я назвал бы "Рождающая улыбку".
В аидише копф - голове Григория Иаковича неожиданно зазвучал огненный испанский мотив, и Нерельман ощутил себя рыцарем - идальго, но отнюдь не печального, а наоборот - брутального образа. Прекрасный лик его благородной Дамы Сердца отныне был на знамёнах его души. Не было теперь прежнего Григория Иаковича - душа его изменилась, и жизнь изменилась. Он не хотел лететь ни в какую командировку, ни в какую Сочисиму. Он видел себя взапрыгнувшим в седло боевого коня, галопом несущегося по ночным улицам промозглой столицы. Он видел себя влетающим в здание телецентра, сквозь разнесённый копытами вдребезги пролом в стеклянной витрине, преодолевающим вскачь лестничные марши, и, наконец, врывающимся в студию изумлённой Клариссы Гузеевны, где забилась под стол мокрая от испуга Мимоза Сябитовна. И стихи! Стихи!
Преграды влюбленному нету:
смущенье и робость - вранье!
На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее...
И самому захотелось писать стихи... но тут зазвонил телефон. Циля Лейбовна взяла трубку. На лице её отразилась тревога:
- Гйиша, это шофёг! Он таки ждёт внизу! За тобой уже с габоты пгислали авто, а ты мне молчишь?!
"Да, - вздохнул Григорий Иакович, - завтра демонстрация сверхвозможностей квадронного моллайдера Первому лицу со свитой. Особый отдел переименованного КГБ, законспирированный в Фонде имени Скулкиной под профсоюз лифтёров, контролирует сейчас каждый мой шаг, до сантиметра. Вот, прислали машину..."
Времени писать стихи не осталось. И телекамеры, увы, больше не показывали высшее из ныне живущих творений Создателя. В шоу "Давай-ка женимся" приблизился момент истины.
- Антон, вы уже выбрали, к кому пойдёте? - спросила Кларисса Гузеевна.
Телевизионный жених зажмурился и выдохнул:
- А новая астролог... замужем?
Телекамеры вернулись! Прекрасная астгологиня встрепенулась:
- Да, уже пятнадцать лет замужем. Мой муж - моя судьба.
- А чё-о-ж ты каальцо не носишь, женихов нам смущааешь! - упрекнула Мимоза Сябитовна.
Астральное аидише харц - сердце Нерельмана, растянувшееся, было, до бесконечности, лопнуло. Сердца не стало - на его месте образовалась полная боли и космического страдания Чёрная дыра, начавшая искривлять в спираль времена и пространства.
А на экране ящика готовилась кульминация - сейчас на сцене студии откроются "Врата рая", и жених выйдет за руку с одной из трёх невест. Телезрители, как всегда, затаив дыхание, пребывали в неведении, и одна только тётя Циля точно знала заранее, которую из претенденток выберут:
- Девушка-математик, девушка-философ, девушка-дипломат... Всё чепуха! Всегда выбегут ту, у котогой попа шиге!
И вот, финал: "Врата рая" открываются, и-и-и... жених Антон стоит один - растерянный и потерянный: его сегодняшняя избранница - одна из трёх телевизионных невест - выйти с ним отказалась.
Сияющая хозяйка шоу взбегает по ступенькам на сцену:
- Сегодня у нас нет пары. Зато, как всегда, есть две новости. Первая: все девушки хотят секса. И вторая: не все, Антон, девушки хотят секса именно с вами.
Тётя Циля издаёт победный клич:
- У-ЛЮ-ЛЮ! Пгиходят петухи, пгиходят кугы и, от "большого" таки ума, пегед миллиагдом глаз сами себя ощипывают, а в конце пегедачи стоят, ощипанные, как уже идиёты!
Хозяйка шоу стала прощаться:
- С вами была я, Кларисса Гузеевна, и программа "Давай-ка, женимся". Удачи!
- ПОДОЖДИТЕ!!! - закричал жених Антон. - Я хотел признаться: Я НЕ АНТОН!
- А кто? - едва не зевнув, устало спросила Кларисса Гузеевна. И вполголоса напомнила тележениху: - Мы в прямом эфире!
- Я хочу признаться, что я... Что вы...
Расслышать, что сказал жених Антон дальше, ни Циля Лейбовна, ни Григорий Иакович не смогли, потому что за окном их кухни послышались громкие крики и шум толпы со стороны подъезда их дома:
- ГЕНИЙ УДОБРЕНИЙ! ЗАБЕРИ НОБЕЛЕВСКИЕ БАБКИ!
Это были пикетчики-манифестанты, возмущённые отказом Григория Иаковича от премии. Такое происходило под окнами каждый день. Вот и сейчас они размахивали плакатами:
ЗАБЕРИ ПРЕМИЮ
И РАЗДАЙ НАМ!
На других плакатах было в том же духе: дай, отдай, одень, обуй, накорми, или просто:
ТЕБЕ НЕ НАДО,
А НАМ ПОЙДЁТ
Метрах в двадцати от них, тихо сжигая казённый бензин, урчала на холостом ходу полицейская машина с надписью "ППС", из которой за демонстрантами вполглаза наблюдала сонная парочка свинорылых, как близнецы, стражей порядка. Манифестанты же знали, чего требовали: ради Нерельмана шведское королевство, в исключительном поряке, изменило завещание Альфреда Нобеля, чтобы единственный раз в истории присудить Нобелевскую премию математику! А Григорий Иакович возьми, да откажись её принимать. Его просили прокомментировать отказ, а он скромно, но категорично, тоном легендарного лётчика Маресьева отвечал: "Я же дурдонский гуманоид!"
Нерельман покинул кухню с образом прекрасной возлюбленной перед своим мысленным взором. "Она никогда обо мне не узнает! - поклялся он в своей душе. И добавил: - У меня теперь есть Дама Сердца!" Словно желая опоздать на самолёт, он спокойно прошёл в комнату, где не было слышно выкриков и речёвок пикетчиков, поставил на аудиопроигрыватель 9-ю симфонию Бетховена, нашёл "Оду к радости", включил и слушал, закрыв глаза. Едва музыка стихла, Григорий Иакович заулыбался, коснулся лбом портрета любимого композитора, взял сумку на ремне и вышел в коридор.