На этой мысли Цуне удалось взять себя в руки и снова нацепить маску вежливой доброжелательности. Ни один ребенок не может быть хуже Ламбо, а это она как-то смогла пережить. К тому же, воспитывать их все равно будет она, а не суметь поставить зарвавшегося карапуза на место — это кто бы она тогда была? С цирком под названием Вонгола справляется же с грехом пополам.
Если уж быть совсем честной с самой собой, то в отличие от совершенно не нужного ей замужества, мысль о том, чтобы завести детей, отторжения не вызывала совсем. У Цуны бы наконец-то появилась семья — не разваленная папочкой пародия на оную и не семья в переносном смысле этого слова, которую она теперь строила изо дня в день, а настоящая. Пусть даже у нее будут маленькие, вредные копии Занзаса.
…К слову о потенциальном папочке. Он мог стать проблемой. Цуне совершенно не хотелось, чтобы грубость и пренебрежение в свое время испортили жизнь ее детям.
— Синьор Рокка. Первый пункт, который я хочу включить в контракт со своей стороны: если синьор Вонгола хотя бы раз назовет кого-нибудь из наших будущих детей «мусором», или еще чем-нибудь менее цензурным, я отвезу его в лес и заставлю рыть себе могилу.
Занзасу, кажется, весело — фыркает в кулак, глаза смеются, даже убийственная аура не давит на Цуну как обычно. Хотя да, представить себе суровую Донну Цуну со связанным Занзасом на плече и лопатой в руке направляющейся в сторону леса и не заржать при этом было сложно.
— Синьорина, я не могу прописать в контракте такую формулировку. Потеря Варией независимого статуса вас устроит? — устало спросил юрист, поправляя на носу очки и изымая текст контракта у Орегано.
— Меня не устроит! — недовольно припечатал Занзас со своего места.
— В таком случае держать ругательства при себе в присутствии детей — в твоих интересах, — вот он, взгляд Терминатора, который так нравился Занзасу, еще немного и пламя предсмертной воли распустится на лбу огненным цветком.
Глава Варии вообще был удивлен, что Савада в первую очередь заговорила об этом. С беспокойной обстановкой в Альянсе и маячащей в обозримом будущем войной кланов дети — это что-то явно не из ближайших планов… Не то что бы Занзас категорически возражал; на самом деле, он совсем об этом не задумывался. Но тот факт, что Савада хочет детей — с ним — его порадовал. Значит, все не так плохо.
— Хотите обсудить еще какие-нибудь бытовые требования, или мы можем перейти к основным вопросам? — спросил Рокка, поправляя концом ручки кончик седеющих усов.
Цуна пожала плечами: она не настолько хорошо знала будущего супруга, чтобы прописывать пожелания типа «не разбрасывать по спальне носки». А вот Занзас, припоминая свой единственный визит в бывший дом Савады в Намимори, подумал, что, кажется, знает пункт, который можно было бы внести.
— У меня есть кое-что. Ты, женщина, каждый праздник будешь выгонять из особняка своего шеф-повара, — лицо Цуны удивленно вытянулось, — запираться на кухне и делать мне пасту и лазанью.
Это было внезапно. Цуна недоверчиво подняла бровь.
— Ту самую пасту, которую ты тогда назвал… ах, да, «червяки, копошащиеся в блевотине»?
Занзас величественно кивнул.
— И лазанью…
— Ту самую, похожую на кишки чупакабры.
Цуна моргнула и еще раз уточнила:
— По праздникам.
Глава Варии повел плечами.
— В жизни не пробовал более восхитительной гадости.
Цуна смущенно заулыбалась, потирая ладонью шею.
— Приятно, черт возьми, — она встретилась взглядом с Занзасом и впервые за время их знакомства подумала, что возможно он не такой уж страшный. — Согласна. Вносите.
Женская половина собравшихся в комнате видеонаблюдения выдала дружное умиленное «О-о-о».
Рокка пометил что-то в черновике контракта.
— Есть ли у сторон возражения относительно невмешательства супруга в деятельность подконтрольных организаций?
Цуна пожала плечами:
— Мне нет дела до того, как Вария зарабатывает на стороне, пока они не делают этого на территории Вонголы и выполняют наши заказы. Занзас? Есть возражения?
— Этот пункт препятствует заключению контрактов с Вонголой на, скажем, совместный трафик? — глава Варии лениво почесывал однодневную щетину на подбородке
— Думаю, в таком случае мы договоримся, — Цуна спокойно улыбнулась.
Юрист уточнил еще несколько деталей относительно невмешательства в дела друг друга, затем они обсудили соглашение о взаимопомощи, права на имущество и его раздел в случае развода, и уже ближе к окончанию обсуждения Рокка вопиюще обыденным тоном поинтересовался:
— У сторон есть требования относительно предполагаемого количества половых актов в неделю? Месяц?
Цуна удивленно моргнула. …А слона-то я и не приметил. Ну да, для того чтобы завести детей нужно заниматься сексом.
А в данном случае, в обозримой перспективе перед Вонголой Дечимо замаячил секс с Занзасом. Спокойно, Цуна, спокойно. На чокнутого извращенца вариец вроде бы не похож, а в остальном… Вроде бы Бьянки с ним как-то раз переспала, можно выспросить у нее подробности. Кто предупрежден, тот вооружен. Ай, черт, как неловко-то, все-таки, обсуждать такие вопросы с посторонним человеком, да еще и в присутствии отцовского зама!
— Я… думаю, с этим вопросом лучше обратиться к синьору Занзасу, — проговорила Цуна, невольно пряча глаза и потирая пальцами висок.
Только бы не покраснеть, это будет уже совсем несолидно.
— Ебаный ж в рот, кто вообще пишет про это в контрактах?
— Отлично, пожеланий нет.
Цуна тем временем быстро набирала сообщение для Бьянки, которая, к ее несчастью, как раз сидела в веселой компании в вотчине Спаннера. Ответ на вопрос «как тебе Занзас в постели» сочиняла чуть ли не вся Вария с неизменным ржачем, пошляцкими комментариями и закидыванием друг друга попкорном.
— …Это был один из самых странных разговоров в моей жизни, — помешивая ложечкой свежий кофе и пытаясь (безуспешно) отыскать в ящике только вчера спрятанный пузырек с таблетками, сказала Цуна, когда синьор Рокка в сопровождении Орегано удалился.
Им с Занзасом еще оставалось разобраться с контрактами на поставку марокканского гашиша, который в накладных цинично именовался лечебным японским чаем.
Занзас фыркнул и пересел в кресло напротив Цуны, доставая из внутреннего кармана фляжку со своим любимым виски. Девушка понимающе толкнула ему через стол стакан. В ответ она получила папку с контрактами.
— Не поверишь, в моей тоже. Кстати, видел тебя позавчера на трассе — у тебя в багажнике труп был, что ты так спешила?
— Почти. Помнишь нового начальника таможни?
— Смутно.
— Он себе цену набивал, так что мне пришлось его похитить из его собственного кабинета и сделать предложение, от которого он не смог отказаться.
— Акулы или лес?
— Лес и Мукуро.
Занзас усмехнулся, представив, что пришлось пережить жадному таможеннику. Лес на окраине Палермо, пламя преисподней под ногами, и исчадие ада в лице Савады, пришедшее по его душу. Бр-р.
Короткая трель телефона сообщила о том, что Бьянки наконец-то ответила на компрометирующий вопрос, и Цуна, не ожидая подвоха, открыла текст сообщения.
Занзас наблюдал за тем, как дама его сердца краснеет, бледнеет, снова краснеет, а на ее лице сменяются выражения от дичайшего смущения до «фу, какая гадость» и гадал, что же ей такое прислали. Наконец она откинула от себя телефон и отпила кофе. Примерно полчашки.
Ее лицу, по которому только полминуты назад можно было прочесть все, вернулось выражение вежливой доброжелательности.
— Суки. Тебя не затруднит приложить твоих мальчиков чем-нибудь? Почему-то я уверена, что это, с позволения сказать, творчество — их рук дело.
Цуна подтолкнула телефон в сторону Занзаса и «творческие натуры», сочинившие послание, резко прекратили веселиться.
— Босс будет очень зол, — протянул Сквало. — Пора валить.
Луссурия был настроен чуть более оптимистично.
— Да ладно, мы же ему польстили…
Маньякам, некрофилам, троллям и хулиганам очень повезло: Занзаса в первую очередь заинтересовало не их творчество, а…
— Ты спрашивала у Скорпиона…
— Да.
— Же-енщина, единственное, что тебе следует знать, — при виде этой самодовольной паскудной улыбочки, Цуне захотелось достать перчатки, — кто бы ни трахал тебя до этого, я все равно буду лучше.
— Окстись, Занзас, я девственница, — бросила она, доставая из папки первый лист.
Пам-пам-пам. Дурацкое слово «девственница» отдавалось в ушах и билось в висках, словно шарик для пинг-понга. С одной стороны можно было радоваться и вопить «моё!», но с другой…
— Ты?! В двадцать два года?!
— Я тебя умоляю. Ты видел мою грудь? Точнее, ее отсутствие? Я даже целовалась только с Реборном, щечка к щечке, в день выпуска, — Цуна нахмурилась и что-то подчеркнула карандашом в тексте контракта.
У Занзаса в голове не укладывалось даже не то, что у его почти-невесты вообще никаких отношений в жизни не было, а то, каким тоном она об этом сообщала. Как о погоде говорила.
— Если хочешь, я могу заставить патлатого придурка петь у тебя под окнами серенады.
— Ну, спасибо, врай! — немедля откликнулся Сквало.
Монитору высказывать свои претензии бесполезно, зато безопасно. Телевизоры стаканами не кидаются.
Цуна уже представила себе злого как черт Сквало, дерущего глотку у нее под окном каждый вечер и вставляющего в конце каждой строчки любой песни свое любимое «врай», и подняла руки:
— Нет-нет-нет, спасибо, обойдусь. Мне еще дороги мои уши. — Она повернула один из листов к Занзасу. — Вот эту цифру нужно урезать в два раза. И пусть до генерала Дзабареллы наконец-то донесут, что если он не перестанет выдрепываться, то ему придется передать свой пост кому-нибудь еще. Посмертно.
— Слушаю и повинуюсь. Кстати, зря отказываешься.
Теперь глава Варии уже не пугал Цуну. Он ее неимоверно раздражал.
— Не желаю ничего слушать. Так и быть, вот вам парочка сладких заказов. Для Хибари берегла, он так хотел художественно выпустить кому-нибудь кишки на этой неделе. Цени.
— Я знаю, о чем говорю! У этого дебила отличный джазовый басище, тебе понравится.
— Никаких серенад! Увижу под окном шевелюру твоего Скайуокера — убью к чертовой матери. — Выражение вежливой доброжелательности на лице удавалось удерживать только каким-то чудом.
— …Так и быть, пошлю еще и Бельфегора со скрипкой.
Цуна перестала улыбаться, глубоко вздохнула и, решив, что сегодня ей можно все, быстро сгребла все бумаги в папку и запустила ей в Занзаса.
— Пошел вон!
Этот гад только весело скалился, мало что не ржал.
— Ты меня выгоняешь?
— Да! Вон отсюда!
— Ты все-таки подумай… поставь чашку, это твой любимый сервиз.
— В тебя я хочу ее кинуть больше, чем люблю этот чертов сервиз! Катись!
Только когда вариец, по-кошачьи вальяжно подхватив с вешалки шляпу и плащ, удалился, Цуна задумчиво опустила взгляд на голубую чашку из китайского фарфора, которую все еще держала в руке.
И подумала, что что-то странное творится в Датском королевстве.
«Это ведь и в самом деле мой любимый сервиз… Только откуда он об этом знает?»
— Спаннер, где… Что вы все здесь забыли? Святая Мария, вы что, шпионили за Десятой?!
— О, ну вот, сейчас начнется…
— Почему меня не позвали?!
— …
Было в Цуне что-то от мазохистки. Она терпеть не могла все кокососодержащее, но каждый раз, оказываясь в баре у Мукуро без необходимости садиться потом за руль, заказывала себе пина-коладу и, морща нос, медленно цедила ее через соломинку.
Как раз за этим занятием ее и застал Реборн.
Он, к вящему неудовольствию Цуны, как обычно, не спросив разрешения, отточенным движением кинул свою шляпу на стол и сел напротив.
— Дай-ка угадаю. Я — позорная баба, бесполезное существо и никчемный босс.
— Вот видишь, ты сама все знаешь.
Цуна фыркнула и щелкнула пальцами, выискивая взглядом официантку.
— Девушка! Принесите мужчине коктейль. Безалкогольный, в мартинке, выглядит как зеленая кучка непонятно чего.
Девушка слегка улыбнулась: все официанты уже привыкли к тому, что подруга хозяина патологически не запоминает названия коктейлей и поэтому описывает по-своему, часто с применением потрясающих метафор. Ту же пина-коладу, например, она называла просто: кокосовая гадость.
— Хорошо, мятный бриз с базиликом. Вам повторить пина-коладу?
Цуна перевела взгляд на свой пустеющий бокал, а затем на Реборна.
— Я полагаю, ты пришел совокупляться с моим мозгом? — узрев подтвердившую все ее худшие ожидания улыбку, Цуна мрачно повернулась к официантке. — Водки.
— Графинчик? — проницательно, с явным сочувствием на лице предложила официантка.
— Да… или нет… Соблазняете вы меня, девушка. Двести грамм.
Когда девушка отошла от столика, Реборн поднял бровь.
— По этому поводу я тоже хотел с тобой поговорить. Ты слишком много пьешь.
Он вытащил портсигар, и Цуна поморщилась: она терпеть не могла «вонючие нагнетатели пафоса» Реборна.
— Во-первых, это — немного, я что, похожа на Занзаса? Во-вторых, пошел к черту, мне уже давно можно. В-третьих, ты сам в этом виноват. У меня очень нервная работа, и если бы ты, скотина, не отбирал у меня успокоительное…
— Твой любимый Элениум в наши дни применяют для лечения шизофрении, мне уже начинать беспокоиться?
— Пошел ты. И да, это мое отношение ко всем твоим нотациям относительно того, как я гроблю свое здоровье в свое свободное время.
Реборн уже попыхивал сигариллой, и Цуна, морщась, отгоняла от себя дым рукой.
— Дура. Твои маленькие пристрастия не были бы проблемой, если бы ты была парнем.
— Я не алкоголик, блин!
— Ну-ну, — Реборн ехидно улыбнулся: им как раз несли заказ. — Ты — не просто босс Вонголы, ты еще и молодая незамужняя женщина. Мы на Сицилии, детка, здесь махровый патриархат, смирись с этим.
— Пока я не устраиваю дебоши и не попадаю в газеты, все в порядке, — закатила глаза Цуна, пододвигая к себе стопку. — А если старым интриганам из Альянса что-то не нравится, всегда можно послать к ним, например, Хибари. Или сладкую парочку Ямамото-Сквало.
Реборн с нечитаемым выражением лица проводил взглядом в последний путь порцию гадкой огненной воды.
— Учти, если увижу, что ты пьешь раньше пяти вечера — упеку на реабилитацию.
— Да без проблем.
Киллер хмыкнул и попробовал свое зеленое подозрительное нечто.
— Второй вопрос на повестке дня. Почему половина особняка обсуждает то, что ты, якобы, кидалась в Занзаса туфлями?
Цуна моргнула.
— Я-асно. Надо проверить кабинет на наличие камер. Так и знала, что что-то тут не чисто…
— То есть, ты действительно… — кажется, Реборн даже развеселился.
— Конечно, нет! Знаешь, сколько стоит это орудие пытки? — девушка выставила на обозрение стопу с аккуратной туфелькой на шпильке. — Я запустила в него папкой с контрактами.
— Мне нужно повторно провести тренировку на «лицо кирпичом»?
— Нет, — Цуна ехидно улыбнулась. — Он и так без пяти минут мой муж, так что с ним я могу себе это позволить. И он меня выбесил. Сам виноват.
— И чем же он тебя прогневал? Называл бесполезным мусором? В этом он не так уж и неправ, между прочим.
— Ах, если бы. Угрожал прислать Сквало.
Если бы не соломинка во рту, которая портила все впечатление, от взгляда, которым наградил Цуну старый наставник, можно было бы забиться под стол.
— Чтобы он пел мне серенады.
— Прости, что?
Цуна, выразительно глядя на него, покивала.
— Ты только представь себе этот ужас. Врай, обещают рай твои объятья, дай мне надежду о, мое проклятье, враааай!
— Полночный бред терзает душу мне опять, врай, Донна Цуна, я посмел тебя желать!.. — подхватил киллер своим бархатным баритоном.
Цуна, смеясь, подцепила с тарелки маленький, похожий на пирожное бутербродик.