Дарт Вейдер почти никогда не присутствовал на этих приемах. Он скорее отвечал за вопросы, связанные с их «последствиями», «разрешая» чуть позже все противоречия, возникшие в ходе мероприятий у гостей с принимающей стороной, «уточняя» содержание каждого неосторожно сказанного слова. Его оппонентам сложно было понять, как все это становится достоянием Вейдера, одно было облегчением — что их недоумения продлевались крайне недолго.
Однако внимательно наблюдающие за политикой Империи аналитики, между прочим, с интересом отмечали, что с годами Вейдер чаще стал позволять себе публичные выступления, иногда блистая красноречием и поражая своими продуманными внешне-и внутреннеполитическими планами, не уступающими по стратегической ценности программам Императора. Хотя, вероятно, они и составлялись под руководством последнего, что проверить возможным не предоставлялось…
***
Однажды на Корусанте Айла Скайн в составе делегации с Алдераана случайно оказалась свидетельницей одной из таких публичных речей Вейдера. Выступление не было запланировано и оговорено заранее, иначе она отказалась бы от той поездки вовсе. Находиться на одной планете с ним — было выше ее сил. Она так и не преодолела в себе ужас и боль последней встречи на Мустафаре. Но и отказаться было нельзя — этим она точно привлекла бы к себе внимание спецслужб и Вейдера в частности.
Сидя на одном из отдаленных рядов зала, она наблюдала, как Вейдер поднимался на трибуну, пытаясь разобраться, что она чувствует. Его плащ развевался, словно темные крылья за спиной, придавая Главкому еще более зловещий вид. Он начал говорить металлическим, почти без эмоций, голосом, сопровождаемым свистом вокодеров.
Речь была посвящена необходимости образовательных реформ в Галактике, в частности, с целью выявления одаренных детей и обязательного обучения их для служения делу Империи. Вейдер говорил, вроде бы, и о Военной Академии, которую уже создал и курировал, и о необходимости введения всеобщего дошкольного и начального образования даже на ряде отдаленных планет Внешнего Кольца.
Айла уже не так внимательно слушала. Она смотрела, не отрываясь, хотела отвернуться и не могла. Ее словно охватило ледяным потоком воздуха, гипнотизирующего, одурманивающего. Она явственно ощутила нечто странное, как будто из груди говорившего прямо в нее ударил какой-то тонкий расходящийся луч. Это был замогильный холод — но в нем хотелось остаться навсегда. Это была смерть, дышащая в лицо — но важнее ее ничего не было на свете.
Вейдер медленно повернул голову в ее сторону, будто что-то ища своими визорами.
«Не смотри!» — пронзила ее сознание спасительная мысль. С титаническим усилием Айла разорвала зрительный контакт. Мрачный холод отступил, она была свободна от его чар. Через несколько секунд Главком продолжил свою программную речь, и никто, кроме двоих в зале, не заметил странной заминки оратора.
В тот вечер Айла приняла твердое и окончательное решение, касающееся ее детей и поездок в миссии с неуточненными программами.
***
Люк Скайн рано обнаружил, что отличается от других своих ровесников. Он не знал, как называется эта неведомая Сила, но она нравилась ему, потому что давала неизвестные, но очень интересные способности.
Впервые Люк ощутил нечто необычное в ситуации с сестрой, Синтер и Каем Органа, когда ему было пять лет.
Синтер была плотной белокурой девочкой с крепкими ножками и очень крепкими кулачками. Под стать ей был и ее братец Кай, хмурый темноволосый высокий мальчик, всегда заступавшийся за сестру, права она была, или нет.
Поначалу в баталиях с хрупкими по телосложению близнецами Скайн всегда побеждали дети главы государства, а первым оставалось только утирать слезы, утешая друг друга из-за отнятой куклы или поломанного игрушечного комлинка или дроида. Жаловаться матери или отцу Люк и Лея с самого раннего детства терпеть не могли, предпочитая решать свои проблемы сами.
Но однажды Люк, сидя на уютном балкончике под крышей дворца и собирая конструкцию флаера, вдруг неожиданно понял, что венценосные отпрыски крадутся к построенному специально для Леи маленькому домику. Что-то мгновенно пронеслось в его детских мыслях, очень противное и неприятное.
— Лея! Синтер и Кай сейчас придут рушить твой домик и забрать игрушки! — крикнул он с балкончика сестре, и та, выглянув в окошко, захлопнула двери как раз перед оторопевшими братом и сестрой Органа. Те посмотрели наверх, на Люка, который помахал им рукой и засмеялся.
— Как он ее предупредил? Мы ведь пробежали за кустами, и он не мог нас видеть? — зло спросил у сестры Кай.
— Как он до нее докричался? Его балкончик под самой крышей дворца мамы и папы? — так же сердито ответила вопросом на вопрос раскрасневшаяся от досады Синтер.
— И даже не думайте сломать замок на двери Леиного домика! — сложив руки рупором, во весь голос крикнул Люк. — Я сам его конструировал и таким, как вы, он точно не под силу! А вы туда сегодня игрушечный бластер с коричневой краской и шерстью принесли. И Лея стреляет отлично! Будете сейчас, как два маленьких вуки, если сунетесь!
— А это он откуда знает? — уже испуганно спросил Кай, отступая на шаг от домика. Синтер на всякий случай дернула его за руку. Хулиганы опрометью бросились бежать, оставляя брата и сестру Скайн одних.
…- А правда, как ты услышала меня? — вдруг ошеломленно понимая, что этого не могло быть, спросил у сестры Люк, когда спустился вниз, и они закрылись в ее домике. — Я же из-под самой крыши тебе крикнул!
— Тшшш. Это тайна, — поднесла палец к губам более шустрая Лея. — Я всегда чувствую, когда кто-то близкий рядом переживает за меня или просто ему плохо. Я давно так умею, но только это почти никто не знает.
— И мама? — расширил глаза Люк. Лея покачала головой
— Только папа, — серьезно ответила девочка. — А мама… — она грустно вздохнула. — Папа сказал, что она будет меня ругать.
— А сам он не ругался? — обеспокоено спросил мальчик. Лея улыбнулась.
— Что ты! Он был очень рад. Он сказал, что это… — Лея напряглась, вспоминая слово, — дар… дар Силы… и что я могу служить ей, когда вырасту. А он научит, как.
— Тебя одну? — грустно спросил мальчик. Лея засмеялась.
— Теперь уже не одну, братик! Ты что, не понял? Ты же только что прочел мысли и намерения этих противных Органа, иначе бы как я их в тебе почувствовала? Значит, Сила — это и твой дар!
***
Те события, о которых мы расскажем далее, произошли в жизни Люка и Леи, когда им исполнилось пятнадцать лет…
========== 3. Лгунья ==========
Итак, однажды, вскоре после того, как Люку и Лее исполнилось пятнадцать лет, произошли события, которые сильно переменили их жизнь.
…- Люк! – позвала сестра из своей комнаты, когда мальчик поднялся по резной лестнице на второй этаж, где были их спальни. – Иди сюда, только тихо…
- Отец и мама снова ссорятся, - напряженным и грустным тоном произнесла Лея, когда Люк прикрыл входную дверь.
Он взял ее за руку, как учил отец - это всегда помогало чтению сознаний - и почувствовал сказанное Леей в Силе. В одном из помещений дворца действительно раздавались, сердитые и взволнованные, знакомые голоса.
- Опять?!.. – горестно воскликнул Люк. Если что-то он ненавидел на свете, так это ссоры матери и отца.
Больше всего бы Люк желал, чтоб отец постоянно жил с ними, а не приезжал на одни-двое стандартных суток раз в два-три месяца. Чтоб можно было тренироваться вместе с ним и Леей с утра до вечера.
Чтоб мама видела, как у него хорошо получается чинить дроидов и пилотировать спидер, а иногда даже челнок под руководством отца. Как Лея здорово фехтует и пользуется бластером. И чтоб радовалась этому вместе с ними всеми, а не кричала на них, что нужно забыть и думать про «эту дрянную Силу»! Как же не хватает ее одобрения и понимания…
Отец всегда так хвалит их после недельных совместных поездок на разные планеты для встреч со своими Координаторами… а мама, когда узнает, смотрит так, как будто они принесли в дом яйцо ранкора… а потом ругается с отцом и просто не замечает их с сестрой.
…- А кто виноват? – критически воскликнула Лея. – Надо было лучше защищаться, когда я атаковала тебя. Надо было больше уделять внимание тренировкам и концентрировать Силу! А ты все возишься со своими флаерами и дроидами! И в мысли пытаешься мне залезть!
Люк посмотрел на шрамы от тренировочного бластера, оставленные Леей в ходе тренировки. Конечно, они и выдали маме, чем они занимались с отцом в этот раз…как, впрочем, и во все предыдущие. Отец намного более аккуратен и никогда не доводит дело даже до самых шуточных порезов, ну а Лея – это Лея… Противный Кай иногда шутит, что духи Силы подшутили над Леей и Люком и поселили их души не в те тела, и это Лея должна была стать мальчиком, а он, Люк – девчонкой.
- Ну… прочитать мысли противника и предугадать его выпады… тоже ведь неплохая стратегия и задумка, - протянул он.
- В исполнении такого профессионала, как отец – да, стратегия, - насмешливо сказала его сестра. – Ну а у тебя - это осталось на уровне задумки. Я не ротозейка Синтер или тупица Кай! Со мной, братец, не пройдет такое!
- Вот иди теперь и мири родителей, - решительно толкнула Лея брата назад к лестнице. – Сам виноват, сам и возвращай мир в семью! И без победы не приходи обратно! Жду!…
Люк вздохнул, спускаясь по лестнице, и медленно зашагал в сторону комнаты родителей. Ну, что он им скажет? Как помирит? Совсем маленькими они с Леей просто с криком «Уиииии!» бросались между родителями в моменты таких «разборок», обнимая обоих. И тогда мама обрывала колючую фразу на полслове и улыбалась, а отец прижимал их обоих к себе и гладил своими сильными руками по головкам. А мама брала отцовские ладони в свои и долго их целовала.
А сейчас? Пятнадцатилетний пацан, врывающийся во время ссоры взрослых с детским визгом? Да они его просто выставят за дверь и продолжат свои словесные битвы дальше. Может, подождать, пока хоть немного спадет напряжение? А сколько придется ждать? Нет, не подходит.
Подслушивать с помощью Силы? Конечно, это нехорошо, но… Он же для блага всех старается. И Люк затаил дыхание.
Из-за двери прямо в его сознание проник отцовский усталый голос:
…- Они – форсъюзеры, Падме. Смирись с этим. И будущий путь их – путь форсъюзеров. А я лишь помогаю им встать на него, чтоб крепко и уверенно идти и уметь контролировать Силу в них.
- Слышать не хочу этого слова, - отрезала мать. – Они выберут тот путь, который назову им я. Я уже решила. Люка через год отправлю в сельскохозяйственную Академию на спутник Алдераана, а Лея пусть займется медициной в местном Колледже. Отличные профессии и подальше от этой вашей…Силы.
Люк вжался в стену. Мама, что мы тебе сделали?… Зачем тебе нужно искалечить наши жизни?…
- Лучше всего было бы их отдать в Военную Академию, - спокойно ответил отец. – А за твои планы… они спасибо тебе не скажут. И не скрою правду - моя совесть не позволит мне в этом участвовать.
- В Военную Академию, к… Да ты шутишь, наверное! - перебила мать. – Ничего. Вырастут и поймут… Главное, останутся живы и невредимы. Для этого можно немного закрыть глаза на… совесть и правду.
- Люк и Лея давно выросли, а ты предпочитаешь этого не видеть, закрыв глаза. Зажав уши. Хватит. Я устал от этого, Падме. Ты заставляешь лгать меня. Ты мучаешь детей своим непониманием и не даешь им быть самими собой, - твердо возразил мужской голос. - Ты лжешь детям об их отце. Но что хуже всего, Падме, - ты лжешь самой себе. Все эти годы лжешь.
- Оби-Ван!!! Ведь мы же обо всем давно договорились, зачем ты начинаешь снова? – воскликнула мама оскорбленным голосом. – У Люка и Леи нет другого отца, кроме тебя! Или ты говоришь о том монстре, который чуть не убил меня?…
…- Значит, выходит, он был прав?! – незнакомым ему тоном произнес голос того, кого Люк привык считать своим отцом. – Значит, он был прав насчет тебя тогда, Падме! Ты стала тем самым, чем назвал тебя Энакин! Ты – лгунья!
- Не упоминай о нем и его болтовне! Моя так называемая ложь - это единственный способ их спасти от гибели… от участи, хуже, чем гибель! – каким-то сорвавшимся на истерику голосом ответила Оби-Вану его мать, которую все называли Айлой, и только что ее собеседник несколько раз назвал совсем другим именем – Падме.
Новое имя намного больше шло матери, подумал Люк, вжавшись в стену. Оно звучит, как название какого-то красивого цветка, на который так похожа их грустная мама… Айлами называют по меньшей мере пять из двадцати новорожденных альдераанских девочек, а Падме… это что-то такое редкое, изысканное. Он вообще в первый раз в жизни слышал такое имя. Но ему не хотелось углубляться в свои чувства, чтоб не пропустить ни слова из такого важного, судьбоносного для него разговора.
- Ты сказала тогда, перед тем, как потерять сознание на Полис-Масса: «Оби-Ван, в нем есть добро, оно в нем есть…» Во мне все эти годы теплилась надежда, что если мы с магистром Йодой спасем тебя от Сидиуса, именно ты сможешь как-то однажды подействовать на Вейдера… а, возможно, даже вернуть Энакина… Что ты одна сможешь каким-то образом помочь ему и исправить наши ошибки…
- Энакин предал меня и детей, - угрюмо ответила его мать. – Энакину нет прощения. Никогда.
- А вот я, Падме, - спокойно ответил его мнимый отец, вновь назвав его мать этим красивым именем, - до сих пор чувствую перед ним огромную вину. Когда мы забирали его с Татуина, не ту участь, которая его постигла на Мустафаре, мы обещали его матери. Когда Квай-Гон отстоял его перед Советом и перед смертью поручил его моим заботам, не это я обещал учителю. Это и моя вина, что так все вышло. Я подвел Энакина. Я сам ему это сказал… тогда, в битве. И сейчас так же считаю.
Люк сжал виски и медленно опустился на пол, сползая по стенке.
Кто такой – Энакин? Почему мама – лгунья?…
И вдруг мальчик припомнил - то, на что раньше не находил ответа…
========== 4. Побег ==========
Уже не слыша спора за дверью, Люк, сдавив виски, снова и снова судорожно прокручивал в голове внезапное ожившее воспоминание.
Мальчик всегда чувствовал, что мать что-то недоговаривает им с сестрой. Но только год назад, в четырнадцать, полностью удостоверился в этом.
Когда Люк Скайн был маленьким, то мог проникать только в мысли ровесников. Постепенно, занимаясь с отцом… то есть, — вздохнул он — с Беном, Люк смог иногда проделывать то же самое и со взрослыми.
Правда, Бен предостерегал его от злоупотребления такими действиями, говоря о том, что в первую очередь важно создавать защитный экран для своих мыслей, а уж потом — пытаться лезть в голову врага. «Потому что есть такие противники, которые сотрут в порошок твой мозг прежде, чем ты прочтешь хоть одну их самую коротенькую мысль или воспоминание…» И с этим трудно было спорить.
Мама была в этом отношении как неприступная скала. При том, как она ненавидела все проявления Силы и упоминания о форсъюзерах, мощь защитного поля на ее сознании поражала и уступала разве что полю Бена.
Но однажды днем, когда мама спала, Люк неожиданно для себя смог проникнуть и в ее мысли.
Залитая светом поляна, высокая зеленая трава, полевые цветы. Его мама весело смотрит на молодого красивого юношу с тонкой косичкой волос на плече, смеющегося ей в ответ. Они о чем-то радостно говорят, падают в траву и обнимаются.
В глазах юноши явно читаются чувства к его маме. И, судя по маме, они абсолютно взаимны.
И…этот юноша… он совсем не похож на их с Леей отца…
Мама вздрогнула во сне, и яркая картинка пропала. Люк медленно отступил в глубоком раздумье.
… Он не знал, какое отношение это старое воспоминание дипломата Айлы Скайн имело к тому спору, что он услышал сейчас.
— Как я жалею иногда, что нельзя вернуть время… что нельзя вернуть его прежнего. Энакин бы понял и поддержал своих детей, и они бы не страдали теперь. А ты … ты просто забилась в угол, спрятавшись в своей лжи, как в раковине, живешь в постоянном страхе сама, и детей растишь также в страхе. Ты вся — как комок страха и ненависти, и мне больно и грустно это видеть. Как ты можешь так, Падме? Ты же не была такой раньше… — услышал он в Силе усталый мужской голос.