Отношения их не угасали с годами, а только разгорались и подпитывались в дни разлуки. Первые годы Асажж очень ревновала Оби-Вана к Падме. Она была в курсе всей истории их фиктивного брака, знала про тяжелое моральное состояние, в котором уже много лет находилась бывший сенатор Амидала — муж не скрывал от нее ничего. Но, зная Оби-Вана с самой интимной стороны, его страстность и мужские потребности, как никто, не могла поверить в возможность его круглосуточного нахождения рядом с такой женщиной (она помнила и признавала красоту и обаяние сенаторши), не проявляя никаких плотских желаний.
Однажды, после очередного скандала с бурным примирением, последовавшим после того, как Мэл была уложена спать, Оби-Ван сказал, вздохнув:
— Тебе не о чем переживать и ревновать, Эйжи. Падме любит Энакина. И никогда не разлюбит…
Вентресс сузила глаза.
— Ты же говорил, что она ненавидит его больше всего на свете и прячется от него с детьми, как может! Какой из этих правд я должна поверить?..
— Обеим. — Он погладил ее в темноте, задерживая руку на груди, и поцеловал в шею, выше ключицы. — Такова теперь любовь Падме. Она любит и ненавидит. И даже если бы я захотел…
Ногти Асажж впились в ее спину. В отместку последовал укус мочки уха.
— Захотел на секунду позабыть утонченные датомирские ласки, — с нажимом, после короткой борьбы оказываясь сверху, сказал Кеноби, — то она не позволила бы мне и не впустила бы меня в свое сердце. Нет там места никому, кроме Скайуокера. И это ее боль и рок. Просто пожалей ее и забудь о ревности…
«Какое счастье для меня, что Амидала так слепа и глупа», — эгоистично подумала Асажж, полностью отдаваясь во власть ласк любимого человека.
— Так и поступлю, — протянула она, и больше ни в эту ночь, ни во все последующие не было сказано ни слова о посторонних.
Комментарий к 7. Интерлюдия. История родителей Мелоди (почти R)
Поясню, что эта глава - просто драббл, напрямую с основным сюжетом не связанный, а только комментирующий и поясняющий его :).
========== 8. Мать ==========
Очнувшись, Падме некоторое время не могла понять, где она находится. Так… Они с Леей летели на Татуин в поисках Люка. Благополучно приземлились в безлюдном космопорте, в пустыне. Лея осталась на борту, а она решила обследовать окрестности. Ее лендспидер разбился или был сбит. Кто-то унес ее с места катастрофы. Куда же? Что это за место?
То ли шатер, то ли хижина из странного материала. Руки чем-то обмотаны так, что невозможно пошевелить даже кончиками пальцев… Лицо покрыто какой-то тканью, с небольшой прорезью для глаз…
Боль после падения с лендспидера почти прошла. Лишь немного саднило правый бок. Чувство боли отступало перед другим, волной накатывающим, охватывающим с головой. Перед страшным подозрением, которое вскоре подтвердилось.
В хижину вошли два невысоких существа, полностью замотанные в свои ленточные костюмы. Вместо глаз у них были желтые окуляры, похожие на очки. Небольшие черные раструбы в тряпичных обмотках отмечали место, где должен был быть рот. Существа обменялись парой слов на странном гортанном языке, которых пленница не поняла. Один или одна из них кольнул ее острой палкой. Падме изо всех сил прикусила губу, чтоб не вскрикнуть. Еще что-то сказав друг другу, существа покинули шатер, оставив ее вновь одну. Видимо, решили, что она еще без сознания, поняла Амидала.
Желтые окуляры, тряпичные костюмы, скрывающие все тело. Ужасный запах, связанный с запретом менять почти вросшие в тело обмотки. Гортанный пугающий язык. Сомнений не было.
Тускены! Татуинские тускенские рейдеры! Она попала в плен к тускенским рейдерам!
Падме охватил неизмеримый ужас. Она вспомнила, что стало много лет назад с одной женщиной, попавшей в плен к этому племени Татуина. Какие побои и мучения она перенесла. Она слишком хорошо помнила рассказ об этом событии сына Шми. Ее бывшего мужа.
Что-то нежное и невесомое, словно перышко, коснулось ее лба. Будто невидимая материнская рука погладила ее по голове с нежностью и заботой.
— Не бойся ничего, Падме, — произнес тихий, мягкий и странно знакомый женский голос, и Амидала подняла голову.
На нее спокойно и сочувственно глядел… да, не было сомнений. Это был призрак Шми Скайуокер.
— Не бойся, — повторила призрачная мать Энакина. — С тобой ничего не случится. Этот плен послан тебе Силой с другой целью, Падме.
— Откуда ты… вы… пришли, Шми?.. — собравшись с силами, спросила женщина.
— Мой дух навсегда остался на том месте, где я погибла, и где мой сын Эни так жестоко воздал песчаным людям за мою гибель, — печально ответила призрачная собеседница. — Видимо, Сила, жившая в моем сыне, неким образом передалась и мне… и возжелала именно так…
— Почему вы… сказали, что мне не нужно бояться? Откуда вы знаете? — быстро, испуганно спросила Падме у призрака, отбросив пока вопрос о том, как описанное Шми могло быть возможно. — И вы сказали — с другой целью… сказали о цели? То есть вы знаете, почему так произошло со мной?
— Знаю, — грустно и понимающе ответил призрак. — Это … и побег твоего сына, и твой прилет сюда, и авария, и плен…. случилось, чтоб ты отпустила прошлое.
Она все знает. Непонятно, откуда.
— Какое прошлое? — напряглась Падме под ее кротким и печальным взором. Она уже начала понимать и предчувствовать, что сейчас услышит.
— Падме! Прости Энакина… Он любит тебя, Падме. Он создан, чтоб помочь тебе, и его сердце с тобой. Всегда, — произнес нараспев призрак, пристально глядя на нее.
Падме вздрогнула. Как будто время повернулось на двадцать восемь лет назад.
Она уже слышала эти слова здесь, на Татуине. Тоже от Шми…
Только тогда ее будущий муж был искренним, добрым и милым светловолосым мальчиком Эни. Не Ужасом Галактики. Не Палачом и Цепным Псом Императора.
— Энакина больше нет, — резко ответила она. Что еще сказать? Слов как-то не было совсем.
— Он есть. Ему нужна любовь. Твоя любовь, — просто сказала Шми. — Смотри. Вот он.
И Падме в сиянии внезапной вспышки увидела, содрогаясь, страшный Мустафар. Ее, матери, призрак — склоненный над тем, что осталось от ее единственного сына, сраженного в бою со своим учителем. Его страшную муку и ее неизмеримую любовь, желающую облегчить хоть немного его жуткие страдания.
«И меня… которой нет все эти годы рядом… которая отвернулась и ненавидит…», — подумала Падме. Горло сжал комок. Глаза обожгло.
— Не жги его еще сильнее своим страхом и ненавистью. Все, что было с ним — было ради тебя. Он любит тебя. Вы встретитесь. Сжалься, — тихо произнесла мать Энакина, растворяясь в воздухе тускенского шатра.
Падме беззвучно плакала. Страх перед тускенами отступил перед потрясением от увиденного.
— Нет…
У входа в шатер раздадся звук множества шагов и чей-то властный хриплый голос.
Комментарий к 8. Мать
То, что Шми показала Падме - https://68.media.tumblr.com/f0acc03a09616d30a43784f39443fb2b/tumblr_n1z4svPMBy1rz64nto5_540.jpg
========== 9. Нет прощения?… ==========
***
В разгромленном кабинете Главкома трое сделали в одну и ту же долю секунды три резких движения.
Вейдера словно подбросило со стула, на котором он сидел. Угрожающий хрип раздался из его вокодера, грозя через секунду перейти в яростный вопль бойца.
Оби-Ван одним движением Силы отправил свой световой меч на рабочий стол ситха, поднимая руки и демонстрируя безоружность и нежелание сражаться.
Люк, в мгновение ока все поняв, метнулся, словно молния, между теми двумя, схватку которых он не мог допустить даже ценой жизни.
От этого Вейдер замер и почему-то не активировал оружие.
Оби-Ван еле заметно улыбнулся и произнес:
— Я пришел к тебе за помощью, Энакин.
Вейдер никак не отреагировал на такое обращение. Но напряжение в воздухе, и без того почти нестерпимое, возросло так, что, казалось, искрится воздух. Люк почему-то знал, что ему нельзя не то что менять позицию, а даже сдвигаться относительно нее ни на миллиметр.
Так он и стоял между ними — бывшими учителем и учеником, победителем и жертвой, ситхом и джедаем. Отцом ….и… и еще одним отцом.
— Выслушай и потом — делай, что хочешь, — сказал один. — Сразись или просто убей меня. Но только выслушай.
— Моя рука не дрогнет, не сомневайся, — тяжело, с какой-то вселенской ненавистью выдохнул другой.
— Это — потом. Но сейчас ты — единственный, кто может помочь мне спасти твою жену, которая, как я выяснил с помощью…близких мне людей, сейчас - на краю гибели. Спасти, Энакин… и вернуть ее. Я знаю, что это нужно тебе. Это нужно нам всем.
— Мою …жену?!.. — в вокодерах прозвучало подобие мрачного смеха. — Которую я искренне оплакивал и даже посещал ее гробницу!.. И это говорит тот, кто все подстроил и отобрал ее… отобрал моих детей… по чьей вине я сейчас заперт в этом костюме! Вор, лжец и убийца стал альтруистом! Отойди, Люк, — ожесточенно закончил ситх.
— Падме — не жена мне и никогда ею не была, ни в каком смысле, кроме формальностей, — покачал головой Оби-Ван. — Это фиктивный союз. Прикрытие. Так захотела она. Энакин…
Люк слышал все это, но не мог даже позволить себе потрясение от узнанного. Он стоял, словно прикованный к месту. Ему казалось, он не сошел бы оттуда, даже если бы его отец — тот, что в черной броне — замахнулся сейбером на него.
— Не Энакин. Дарт Вейдер, — перебил его собеседник, и алое лезвие вышло из его черной ладони. — Раз и навсегда. Твоя ложь наскучила мне, Кеноби!
— Вспомни нашу последнюю встречу пятнадцать лет назад. Вспомни Мустафарского монстра*, — спокойно прервал его собеседник. — Чудовище из лавы, которое напало на нас обоих тогда. Ты помнишь? …
Ответа не последовало, но и удара — тоже. Алый меч все еще был опущен.
Люк содрогался от услышанного, проникаясь восхищением перед мужеством и самоотверженностью Бена …и бесконечной жалостью и состраданием к своему настоящему отцу.
Мальчик знал — Вейдер чувствует его состояние. Он видел это. И, может быть, поэтому еще не разорвался тончайший волосок, на котором подвешены сейчас все их судьбы.
— Мы победили и уничтожили его вместе в тот день и возобновили схватку. Сейчас мы можем сделать то же самое. Объединим наши усилия, чтоб прогнать врага, как тогда. А затем, если ты пожелаешь, — сразимся, как сделали это в тот день. Или отдай меня под суд Империи. Я готов ответить перед тобой за все, в чем ты считаешь меня виновным, — устало закончил Оби-Ван.
«Но сам я не хочу боя, а хочу лишь спасти Падме и дать вам двоим, наконец, возможность поговорить и примириться. А если ты решишь другое… Что ж, для этой цели я готов пожертвовать собой», — вздохнув, подумал он, полностью открывая свои мысли и воспоминания Вейдеру.
Полностью впуская его в свои воспоминания о пятнадцати годах заботы о Падме и ее детях, которые были чисты, как воспоминания младенца.
К показанному им Оби-Ван мысленно прибавил еще небольшой кусочек информации. Несколько кодовых цифр.
После этого Вейдер тяжело задышал, деактивируя меч. Люк тоже чуть выдохнул.
— Разберемся, как получилось, что к этому имеешь доступ — ты. А по поводу …ее и детей… Даже если увиденное мной — не ложь, — все с той же ненавистью, но уже явно держа себя в руках, медленно проговорил он, — тебе все равно нет и не будет моего прощения, Кеноби.
Оби-Ван кивнул.
— Я понимаю. Поступи, как сочтешь нужным, когда мы спасем твою жену. Медлить нельзя. Если она попала к той, о которой я думаю… ее участь может быть жуткой. По дороге я разъясню наш план.
— Указывай путь. — Резким движением ситх распахнул дверь кабинета.
***
Хриплый голос у входа в тускенский шатер, где лежала пленная Падме, принадлежал низкорослому существу, вместо одного из желтых окуляров у которого сверкал большой красный камень**.
— Ты есть молодая. Я видеть, — сказало существо на ломаном общегалактическом наречии. — Тускен становиться мало. Мы принимать в племя пленников. Молодая женщина — очень хорошо. Мы можем пленить для тебя мужчину из ваших и вы будете наши люди. Детей родить, и они тоже наши. Навсегда.
— Нет! Нет! — в ужасе закричала пленница, забывая все утешения Шми. Жуткое предложение тускена вызвало содрогание в ней.
— Или так, — холодно сказало существо. — Или пленник умереть. Жертва крови радовать духов и наши воины. Тогда умрешь. Так да или нет? Мать А’Кхарр спрашивает только один раз.
«Женщина», — поняла Падме. — «Женщина-вождь. Они хотят сделать меня своей или принести в жертву… Первое невозможно, значит…»
— Я выбираю смерть, — безучастно сказала она.
— О. Пусть так, — в хриплом голосе прозвучала яростная жажда крови. Рубиновый камень на месте глаза сверкнул кровавым отблеском. — Только ты не думать, что умрешь легко.
Выходя, жуткое существо издало некое подобие каркающего смеха и отдало короткую команду.
Через час или около того пленницу поволокли на открытую площадку, где уже было подготовлено место для пыток и казни.
Разрезав ткань, обматывавшую ее, по пояс, тускены заткнули Падме рот какой-то вонючей тряпкой и привязали ее к столбу. Вокруг раздались крики и завывания, она видела взмахи ножей и острых игл, сверкающих на солнцах Татуина.
Сейчас она разделит участь Шми и умрет той же страшной смертью. Не сумев спасти сына… оставив дочь одну. Все разрушено, все погибло, с горечью и болью поняла бывший сенатор.
И в это время на вершине ближнего холма что-то появилось с характерным звуком. Это был большой лендспидер, в котором сидели трое. С трудом, сощурившись на солнце, Падме разглядела на холме фигуру Оби-Вана, рядом с ним — сердце сжалось от радости — стоял ее сын, а третий… третий… был невозможен, ненавистен, неприемлем…
Но это был он. И на сей раз сделать Падме ничего не могла.
***
— Мама! — закричал Люк в отчаянии, с болью.
— Молчи, сын, — Вейдер крепко сжал его руку. Его протезированная кисть словно… нет, она на самом деле чуть дрожала. И сам Главком пошатнулся в первую секунду от увиденного.
— Слушай меня, А’Кхарр! — громко сказал Оби-Ван, обращаясь к тускенке. Низкая фигура с красным камнем вместо глаза замерла как стояла, — с ножом в руке — вперив взгляд в Кеноби и его спутников. — Слушай и передай всем своим собратьям!
Это муж высокой ведьмы и великий чародей, сердито поняла она. Его колдунью тоже вчера видели совсем рядом. Что надо им от племени сейчас? Их семью никогда не трогали. И он не смеет мешать начатому ритуалу.
— Ты говорить, Бен Адри, — каркнула на ломаном общегале женщина-вождь. — Говорить сейчас и уйти. Жертва будет принесена. Она — наша!
— Она не будет принесена! — необычным, торжественным тоном воскликнул Оби-Ван. — Вы сейчас же отпустите ее и уйдете, потому что эта женщина…
Тускены, казалось, сейчас пустят в них целое море своих камней и гардеффаев, набросятся с яростью. Вейдер сосредоточился. Люк замер, готовясь к бою.
Но никто не ожидал реакции, которую вызвали дальнейшие слова Кеноби, указавшего вначале на полураздетую, привязанную к столбу и отчаянно мотающую головой Падме, а затем — на Вейдера:
— Эта женщина — жена Энакина Скайуокера! Его жена! А вот — он сам!
Столько запредельного ужаса, как в последовавших за этим словах старухи-тускенки, Люк не слышал никогда в голосе ни одного живого существа.
— Он вернуться…он…? Призрак Смерти и Дух Мести прийти за нами?..
Вытянув обе руки, Вейдер слегка сжал и разжал их. Несколько раз. Попеременно несколько тускенских фигур в обмотках, включая саму А’Кхарр, схватились за то место, где у людей обычно находится шея. Затем он активировал лайтсейбер.
— Да. Я — Энакин Скайуокер, — холодом и ненавистью его ответа можно было смело убивать. — Вы не смеете больше причинять мне боль. Сейчас же освободите мою жену — и прочь отсюда, животные. Иначе…
Секунду после этого стояла гробовая тишина. Вождь что-то еле слышно прошелестела, и, подняв руки к Тату-1 и Тату-2, рухнула ниц. За ней последовало все племя. Но только на несколько мгновений.