И это было правильно. Во всяком случае лучше, чем до этого. Они друзья, убеждал себя Юра. Ведь можно же быть ими, даже если до этого не получилось что-то такое… что-то большее. В конце концов, сколько вокруг было историй, когда не получалось, а потом люди просто проводили время вместе, как будто ничего такого не было. Вон Лилия с Яковом. Развелись сто лет назад, а до сих пор общаются и работают вместе. Любо-дорого смотреть. Воспоминания о том, как порой лаялась эта парочка — весь Ледовый пришибало к полу, — Юра старательно от себя гнал. Друзья тоже могут ссориться. Но они с Отабеком не будут. Все, что угодно, лишь бы не ссоры снова, как когда-то. Да и Лилия с Яковом последнее время как-то затихли. Ходили слухи, что они помирились, но Юра не спрашивал. В пятнадцать, может, и спросил бы, но не теперь, когда он, как никто, знает, как порой могут выбивать почву из-под ног подобные вопросы.
Все у них будет хорошо, думал Юра, глядя на слегка кивавшего в такт музыке Отабека. Вот так и будет. С музыкой, переписками время от времени. Может, даже прогуляются, когда снова попадут в один город на соревнованиях. Именно такой и должна быть дружба. Все, что угодно, лишь бы снова не делать больно. Не хотелось больше слышать ту дрожь, что звучала прошлой ночью в голосе Отабека, когда они курили на балконе. Пусть он будет счастлив. Юра на все для этого пойдет. И если это значило, что ему нужно было просто побыть хорошим другом, проглотить свои чувства и не докучать ими, он так и сделает.
В Токио на вокзальной платформе было столько народу, что Юра, отвыкший за время, проведенное в относительно тихих городах и спальных районах, от столпотворений, то и дело налетал на спешивших куда-то людей. До Minami-Senju добирались на метро. И снова Юра вспоминал питерскую подземку — в Токио она тоже была не такая, а в многочисленных переходах с ветки на ветку можно было потеряться, как в диком лесу.
Никто из них никогда не был в этом районе Токио. Юри сказал, что он относительно тихий и вполне комфортный для проживания на недельку. Пхичит заверял, что отель всем понравится — в столице он выбрал не хостел и даже не рёкан.
— Все же я люблю Токио, — сказал Витя, когда они, немного успокоившись от суматохи с переездом, спокойно шли вдоль дороги по чистому и широкому тротуару.
— Да, в нем что-то есть, — согласилась Мила. — Такое уникальное ощущение потерянности. У нас такого ни в Москве, ни в Питере нет.
— Потерянности? — переспросил Юри.
— Ну да. Как ни приеду в Токио, всегда такое состояние, будто из головы все-все выметает. Ни у кого такого больше нет?
— У меня, — отозвался Юра. — Правда ни о чем не думаешь. Город для созерцаний. Но жить я бы здесь не хотел — слишком все вокруг бешеное.
— Зря ты так, между прочим, — возразил Крис. — К таким большим городам просто нужно привыкнуть.
— Именно поэтому ты живешь в Швейцарии за городом? — усмехнулся Пхичит.
— Каждый привыкает по-своему.
Юра уже очень хорошо знал, что каждая страна, каждый город пахли для него по-своему. Питер пах дождем и домом. Киото — влагой и деревом. Осака — чем-то горячим, печеным, как разогретая для пирожков духовка. Токио же пах чем-то приятно горьковатым, как пропитанная солнцем полынь. В воздухе то и дело можно было уловить ароматы духов, еды из ресторанов, машин, но этот запах был неизменен везде — такой легкий, призрачный, но все равно различимый. Опять же ни с чем не перепутаешь.
Отель оказался довольно обычным с виду восьмиэтажным зданием. Приветливый молодой менеджер со смешными овальными очками провел для них короткую экскурсию. На первом этаже был просторный зал с кухней, огромным обеденным столом человек на десять и совсем небольшим столиком, прилегавшим к кухонной стойке.
— Там плита, микроволновка. Тут кипяток, — администратор тыкал во все подряд пальцем. — Извините, тостера у нас нет, неприятная с ним история произошла.
— Что за история? — спросила Мила.
— У нас гостили американцы, которые решили пожарить в нем пиццу. Устроили пожар, — миролюбиво ответил японец.
— Нормально так, — протянул Попович.
— Да, теперь владелец не разрешает нам покупать тостеры. Для него они стали, как плохая примета.
Юра про себя тут же отметил, что кофе здесь нормальный и его много. Хоть одно хорошо, потому что по дороге он снова не увидел ни одной кофейни, куда можно было бы бегать с утра за этой наркотой, без которой просто невозможно проснуться.
— Шестой этаж — женский, — подведя всех к лифту, сказал администратор, поправляя очки. — Мужчинам туда нельзя.
— Ха! — самодовольно усмехнулась Мила. — У меня своя территория.
— У тебя в каждом городе была своя территория, — фыркнул Гоша.
— У вас, господа, номера на восьмом этаже. Ключом можно открывать не только номер, — раздав всем ключи с металлическими пластинами на колечках с номерами комнат, прокомментировал их провожатый, — но и дверь на веранду.
Юра посмотрел на свой ключ. Номер 809. Цифры красиво серебрились на металлическом фоне. Судя по тому, что ключи раздали каждому, здесь у них индивидуальные номера. Ну и хорошо, подумал Юра. Хоть Отабек нормально отдохнет. Они будут просто весело проводить время, а ночью, когда так тянет сказать то, что думаешь, или сделать то, что хочется, будут за закрытыми дверьми. Так даже лучше.
На этаже было пусто и тихо. Отабек остановился у двери с номером 808. Юра медленно прошел мимо него.
— Соседи? — спросил он, когда Юра доплелся до своего номера.
— Похоже на то, — Юра улыбнулся и заставил себя посмотреть на него.
Все будет хорошо. Так ведь? Теперь уж точно. Юра больше не даст всему пойти прахом, сколько можно?
Номер был небольшой и светлый. Внутри находились лишь кровать, столик с телевизором, стул и небольшой шкафчик. Большего было и не нужно. Туалет с душевыми был прямо напротив комнат, людей на этаже было мало — вроде, кроме них на восьмом никто и не жил, — так что отдых и правда должен был получиться отменным. Всего на свете стоил вид из окна, за которым Токио тонул в приглушенных из-за облаков мягких солнечных лучах. Туда-сюда сновали казавшиеся мелкими с такой высоты машинки, мелькали белыми полосами на дорогах четко отрисованные пешеходные переходы, росли от земли и до сизо-серого неба высотки.
Юра кинул рюкзак к стене и улегся на кровать. Уставшая от беготни и поездки спина тут же благодарно хрустнула позвонками и утихомирилась. Подушка, в которую Юра по привычке хотел вжаться затылком, оказалась не так проста — маленькая, напичканная чем-то жестким, как камешки для дренажа растений. Дедушка такие покупал мешками, когда пересаживал цветы, оставшиеся от бабушки. Юра ему всегда помогал, хотя и не любил возиться в земле. Юра потыкал в подушку пальцем, повертел на ней головой, укладываясь. Ничего, раз японцы так решили, значит, это полезно. Подумать только, подушка с камнями.
Телефон в заднем кармане джинсов завибрировал, и Юра приподнял бедра, чтобы вытащить его.
Сообщение в Вайбере. От Отабека.
“Уже оценил подушки? Там внутри мелко нарезанная пластиковая трубка. Я в восторге”.
Юра грустно улыбнулся, прикрыл глаза и приложил верхний край телефона к губам.
Вот так и бывает у друзей. Все хорошо. Все правильно.
А он постарается, чтобы так и было дальше. И чтобы Отабек был счастлив. Что может быть лучше этого?
========== 4.2. Минами-Сэндзю ==========
— О-ру-га, — медленно произнес Крис, во все глаза пялясь на бэйджик на груди светловолосой девушки за кассой Seven-Eleven. — Какое интересное имя. Это же имя? — добавил он тихо, пихнув копавшегося в корзинке с продуктами Юри в бок.
Виктор, стоявший вместе с Юрой и Пхичитом у стойки сбоку от кассы, где были разложены всевозможные бэнто — готовые обеды, — захихикал и подергал Юру за запястье.
— Смотри-смотри, очередное представление Джакометти, — сказал он.
Юри поднял голову, отвлекаясь от изучения того, что они успели смести с полок комбини, глянул сначала на Криса, потом на девушку, у которой губы подрагивали от явно сдерживаемого смеха.
— Имя-имя, — покашляв, буркнул он. — Ты выучил катакану? [1]
— Учу, — гордо ответил Крис и, обращаясь к девушке, добавил: — У вас очень необычное имя.
На английском. Это уже радовало. Юра с Витей подошли ближе, оставив Пхичита выбирать между сэндвичами с ветчиной и с зажаренной котлетой в панировке.
— Спасибо, — закивала девушка и перевела взгляд на Никифорова, не переставая улыбаться.
Витя облокотился на стойку кассы и, чуть перегнувшись через нее, посмотрел на пышные булочки, очень напоминавшие хинкали, выложенные в прозрачных высоких контейнерах со слегка запотевшими от поддерживаемой в них температуры стеклами.
— Оленька, а насыпьте нам, пожалуйста, никуманов побольше, — попросил он на русском.
— Минуточку, — барышня выхватила из-под прилавка шелестящий пакет и утопала в сторону булочек.
Крис медленно повернулся к Вите, хлопая глазами.
— Русская, что ли?
— Рашн-рашн, — посмеиваясь, отозвалась Ольга, осторожно, чтобы не помять пышные бока, складывая булочки в пакет щипцами.
— А-а-а, — хлопнул себя по лбу Крис. — Ольга!
— Прекрасное русское имя, все ты правильно сказал, — миролюбиво произнес Юри, взваливая тяжелую корзину на полочку у кассы. — Куда мы столько набрали?
— У нас пир! — весело отозвался Виктор. — Посидим, расслабимся, а то я уже еле ноги передвигаю — мы ходим по двадцать километров в день!
— Вы, ребята, все вместе, да? — упаковав никуманы и теперь занимаясь остальными их покупками, спросила Ольга.
— Да, большая дружная компания, — улыбнулся Витя.
— Разношерстная компания, — стрельнув глазами в строну Криса, по-русски сказала девушка.
— Зато веселая, — Мила водрузила на кассу бутылку японского виски.
Когда они высыпались всей толпой из комбини, Юра увидел через дорогу Отабека с явно тяжелыми пакетами в обеих руках. Заметив их, тот сначала кивнул, потом мотнул головой в сторону отеля. В Seven-Eleven он с ними идти отказался и отправился на разведку — искать свежие фрукты, которые в комбини продавали редко.
В Токио, казалось, темнело еще быстрее, чем в других городах, где они побывали. Юра по приезду успел только немного поваляться в номере, потом распихать пакеты с подарками по ящичкам тумбочки, чтобы не сломались в рюкзаке — его он разбирать не стал, — и сходить в душ, когда солнце уже выключили, как самую обычную лампочку щелчком выключателя. Вернувшись в номер из ванной, Юра не сразу понял, почему в нем так темно, и на полной скорости впечатался ногой в угол кровати. Как раз в этот момент в дверь поскреблись, и Витя, сушивший волосы полотенцем, предложил встретиться в холле через двадцать минут. “Будем отдыхать”, — поиграв бровями, сообщил он, и Юра, матерясь на пульсировавшую болью ногу, вытолкал его в коридор. Отдыхать. А чем они все это время занимались, спрашивается?
— Нашел тут супермаркет за углом, там столько всего продают, — сказал Отабек, когда они перешли дорогу и двинулись ко входу в отель.
— Что купил? — поинтересовалась Мила, подергав один из пакетов в его руке.
— Персики. Лимон. Всяких закусок. И крабов твоих любимых, — Отабек повернулся к Юре и улыбнулся.
“Крабы” напоминали крабовые палочки по виду, но никак не по консистенции и вкусу. Это было словно мелко нарубленное и спрессованное крабовое мясо с очень прикольным рыбным привкусом. Юра их покупал везде, где видел. Их продавали в маленьких пластиковых коробочках, и ему никогда их не хватало, а взять сразу две-три он почему-то ни разу не догадался.
— А мы купили никуманы, — ответил Юра. — Ну эти, хинкали японские.
— Мясные булочки, знаю, — кивнул Отабек. — Мы их на вокзале в Киото ели, помнишь?
Помню, кивая, подумал Юра, как мы, стоя в очереди за этим всем добром, чуть не прошляпили очередной синкансэн. А теперь все, метро токийское, потому что проездные этим днем и заканчивались. Такси и заказные автобусы надоели за все соревнования, так что только метро, только хардкор.
На веранде никого не было, что не могло не радовать. Это был небольшой закуток на первом этаже отеля, где стояли два широких деревянных стола в окружении стульев, примотанных за ножки цепями. Юра недоумевал: велосипеды, значит, японцы не привязывали, бери, кто хочешь, но стулья — это святое. У стены вытянулись традиционные автоматы с напитками, из которых еще днем китайцы, гостившие тоже огромной толпой, выгребли всю нормальную воду, оставив только сладкую и со всякими добавками. На такой жаре это была катастрофа — пришлось затариваться в комбини. Вся эта красота была отгорожена от тротуара и проезжей части, по которой, в отличие от Киото, очень даже активно сновали машины, раздвижным металлическим заборчиком и растениями с длинными, жилистыми листьями. Забор, если поддеть с одного края, складывался гармошкой и отъезжал в сторону. Все у японцев на колесиках, страна технического прогресса.
Виктор с Юри шмякнули на один из столов, который был поближе к заборчику, пакеты. Внутри звякнули бутылки. Некстати вспомнился разговор с Лилией и обещание Якова заставить вручную заливать каток. Если они продолжат в том же духе, эти слова обретут не такой уж и смешной смысл. Живот недовольно забурчал, и Юра прижал его через футболку ладонью, обматерив про себя.
— М-м-м, мое любимое пиво, — пошуршав пакетом и выудив оттуда серебристую банку с надписью “Asahi”, пропел Виктор.
— Пиво под названием “Заря” — это мощно, — усмехнулся Крис.
— Да эта фирма здесь все делает. И воду, и йогурты, и пиво, — махнул рукой Витя, открывая с характерным щелчком банку и прикладываясь к ней губами.
— Боже, мне страшно даже подумать, что с нами сделает Фельцман, когда мы приедем, — вздохнула Мила и выудила из пакета пузатую бутылку колы.
— Учитывая, сколько мы здесь ходим, ничего не сделает, — чуть ли не с головой ныряя в другой пакет, сказал Гоша. — Мне кажется, из меня уже ведро воды вылилось и пара килограммов стаяла. Причем не факт, что эти килограммы были лишними.
— Да ты жрешь за троих, — Мила с приятным стуком поставила на стол бутылку виски.
Юра под звон цепей по напольной плитке отодвинул деревянный стул с прямой спинкой и шлепнулся на него, тут же вытягивая под стол гудящие ноги. Отабек сел рядом, снял со стола пакет, пошуршал в нем и сунул Юре в руку коробочку с крабами.
— Класс, спасибо, — борясь с пластиковой крышкой, сказал Юра.
— Крабовая душа, — усмехнулся Отабек. — До сих пор помню, как в час ночи искал их в Алматы.
Юра сглотнул. В тот вечер как раз позвонили и сказали о внезапной болезни дедушки. Юра места себе не находил, нарезал круги по небольшой, но уютной кухне в доме Отабека, пока не закрутился и чуть не сшиб холодильник. Отабек и билеты ему нашел, и в аэропорт позвонил, чтобы хоть какую-то компенсацию от старых дали, и сунул в руку кружку с чаем, насилу утолкав Юру в угол дивана, чтобы не мотался, как ненормальный. Посидел рядом, потом еще куда-то звонил — как выяснилось, тете в Москву, чтобы та удостоверилась, что в больнице у деда Николая надлежащий присмотр. Когда она перезвонила, было уже за полночь, и Юре стало легче — никакой опасности нет, врачи хорошие. А потом Отабек исчез куда-то, а вернулся с целым пакетом всяких запрещенных вкусностей, включая любимые юрины крабовые палочки. И все это так спокойно, уверенно, без лишних слов и жалоб. Юра так никогда не умел.
— Извини за тот вечер, — тихо сказал Юра.
— Да нет, что ты? — в голосе Отабека звучало искреннее удивление. — Несмотря на те обстоятельства, это приятные воспоминания. Мне было в радость.
Стало душно. Юра облизал пальцы от крабов и отвел назад прилипшую ко лбу челку. В дверь, которая вела в общий холл и была тугой, как ворота у них с дедом на даче, просочилась Мила с широким блюдом, уставленным рюмками и широкими стаканами.
— Я не буду разбавлять, — отказался от протянутого стакана Крис и стащил с псевдо-подноса рюмку.
Юра потянулся за колой. Чистые виски он не особо любил, да и пробовал только пару раз на банкетах, за что потом получал по шапке от Якова. А вот в коктейле самое то.