Очень вежливо — просить посетителя свалить побыстрее. Попил? Поел? Не задерживай очередь.
Он поделился искренним негодованием с Пхичитом.
— Тут очень большая проходимость, — тот казался совершенно спокойным. — Если тут народ будет сидеть по сто лет, остальные просто сюда не попадут и останутся без кофе.
Кофе, кстати, был вкусным, хоть и очень крепким. В принципе, немудрено, что японцы при таком уровне жизни пили американо, который был вполне сопоставим с эспрессо.
Пхичит молчал, шелестя тонкими страницами купленной манги. Юра поковырял чуть вывернутый край стаканчика и спросил:
— Ты точно это решил, да? Ну… про сезон.
Пхичит опустил томик обратно в пакет и открыто посмотрел на него. Пожал плечами, отхлебнул свой кофе.
— Я и не сомневался на самом деле. Просто беспокоили некоторые детали.
— Блин, — по-русски сказал Юра, поводил пальцем по отполированной поверхности маленького столика, который единственный оказался свободным во всем кафе. — А нельзя было… не знаю, повременить что ли, может, родители ее бы передумали?
— О, ты не знаешь семью Мали, — улыбнулся Пхичит. — Они против свадьбы без своих условий категорически.
— Дерьмово, — кивнул Юра. Внутри что-то все равно не давало покоя. — Но можно же было пока встречаться? Чтобы не бросать спорт так рано.
— Мне этого недостаточно, — просто ответил Пхичит. — Я хочу быть с ней семьей. И если это значит бросить спорт, я так и сделаю.
Недостаточно. Юра покрутил это слово в голове. Вот так. Кому-то мало даже встречаться, хочется большего. А что насчет него самого? Ему было достаточно? Отабека, который вроде и рядом и при этом бесконечно далеко — не дотянешься. А потом он уедет, вернется в Алматы, а Юра снова утонет в жизни, в которой он не помнил, какое число и кто вчера разговаривал с ним лицом к лицу. Так и будет? И все, что у них с Отабеком останется — это воспоминания о прошлом, короткие переписки раз в месяц и вот эта поездка, которая скоро закончится.
И этого будет достаточно?
Пхичит протянул руку через стол и легонько потрепал Юру по предплечью.
— Юрий, спасибо, что вы все так переживаете за меня. Но я так решил. И это правильно, потому что… так просто происходит, понимаешь? Это жизнь. Приходится чем-то жертвовать, — он убрал ладонь и снова взялся за стаканчик с кофе. — Да и не жертва это вовсе, если ты знаешь, ради чего это делаешь. И если можно дать понять любимому человеку, что он для тебя дороже всего, разве ты этого не сделаешь?
Выпитый до этого кофе вдруг застыл в желудке холодным комом. Пхичит продолжил:
— Я люблю фигурное катание. Я в нем уже много лет, и это навсегда со мной останется. Но мне нужна Мали. Она — та, кого я всегда искал. И что бы ни случилось, это не изменится. Я не могу это просто выключить.
И я не могу, пронеслось в голове у Юры, и волоски на руках встали дыбом, как от ледяного ветра, когда выходишь на балкон в Питере зимой в футболке, чтобы стянуть с сушилки стиранное полотенце, которое не высохло, а замерзло и даже не гнется.
Подобное полотенце сейчас медленно оборачивало легкие, царапая их острыми заиндевевшими ворсинками.
Пхичит потянулся за телефоном, включил, направил на Юру, явно желая его сфотографировать. Но потом вдруг опустил руку и вздохнул.
— Я наделал столько фотографий, и ты ни на одной не улыбаешься, Юра.
Краткий вариант своего имени от него Юра слышал впервые.
Мы с Отабеком ошиблись. Мы оба ошиблись. Так сильно, так по-идиотски. В голове это крутилось раз за разом, и слова Пхичита звучали фоном, как проповедь.
Недостаточно. Дружбы никогда не будет достаточно. Это как дать парализованному костыль и радоваться, что теперь у него есть, на что опираться.
А руки-то, руки не двигаются. И ноги нельзя даже с кровати свесить без посторонней помощи, не то что ходить.
Никогда не будет достаточно. Никогда.
*
— Вот это машина! Твою ма-а-ать, вот это машина, — Попович бегал вокруг желтой низенькой Тойоты, как ужаленная в задницу обезьяна.
После воссоединения в Акихабаре, которое потребовало еще пару часов, они заехали в отель скинуть сумки и направились на знаменитый искусственный остров Одайба в Токийском заливе.
В известный в городе Toyota Mega-Web — огромный развлекательный комплекс с целым выставочным залом автомобилей — они попали прямо перед самым его закрытием. На улицах уже было темно, и Юра, пока они добирались наземным поездом, не мог оторвать глаз от раскинувшегося за окном сиявшего огнями города и моста, так похожего на нью-йоркский.
На острове Одайба все выглядело так, словно там готовились к Новому Году. В последней трети августа. Все переливалось лампочками и гирляндами мыслимых и немыслимых цветов. Основная толпа схлынула, так как дело близилось к закрытию, но на колесо обозрения они пока успевали. Оно маячило впереди, светясь множеством синих и розовых полос, пока они не зашли посмотреть выставку Тойот.
— Гошенька, ради такой тачки тебе нужно выиграть чемпионат мира. Раз пять подряд, — позируя на телефон Пхичита рядом с другой не менее шикарной машиной кислотно-зеленого цвета, сказала Мила.
— Да я бы ради нее!.. — начал Попович, но его перебил Витя.
— Напоминаю, что мы с Юри и Юрой еще в добром здравии и из спорта не уходим.
— Гррр! — отозвался Гоша. — Ты на что намекаешь, Никифоров?
— Я? Да как ты мог такое подумать? Просто предупредил, — Витя сделал честное лицо и приобнял Юри за плечи. Тот смерил его взглядом “мой-супруг-идиот”.
— Нам лучше поторопиться, а то не успеем на колесо, — сказал он.
Юра сфоткал на телефон розовую Тойоту, сделанную, как на индивидуальный заказ для Барби с Кеном, и вздохнул. Высоту он уважал, но немного недолюбливал. Он никогда не мог отказать себе в походах на различные панорамы или крыши — какой питерец не знает, как прекрасен на рассвете этот город с крыш? — но при этом всегда внутренне замирал, глядя вниз. Уже позже Юра понял, что заставляло сердце так колотиться, когда он смотрел в пропасть перед собой. Не страх упасть. Скорее страх что-то уронить и лишиться этого навсегда. Даже если в руках ничего не было, Юра постоянно ощупывал себя, стоя на краю. Вдруг что-то все же полетело в никуда?
— Фото на память? — улыбчивый японец у аттракциона, которому Виктор протянул все их билеты, приподнял рукой висевший на груди фотоаппарат.
Юри мстительно и скрипуче захихикал за спиной Виктора.
— Ну вот, теперь этот вопрос задают тебе, — с этими словами он прошел вперед и что-то сказал парню по-японски. Тот закивал и пригласил всех немного пройти вперед, чтобы было лучше видно колесо.
— Ну же, веселее, — глянув в фотоаппарат, попросил японец.
— Мой муж такой злопамятный, — сварливо сказал Виктор.
— Улыбайся-улыбайся, сам на это все подписался, — явно мстил за разговор о Тойотах Гоша.
Пообещав выдать фотографии после спуска, японец пожелал им приятного любования на Токио с высоты в 115 метров и проводил к медленно плывшим у самого низа кабинкам. Кабинки были забавные, похожие по форме на огромные птичьи клетки, полностью крытые и застекленные, и лишь в одном месте в верхней части было не стекло, а сетка. Чтобы не задохнуться, наверное, подумал Юра, ожидая, когда до него дойдет очередь загружаться внутрь. Самое главное на колесе обозрения — это успеть сесть в начале и вылезти в конце. Почему-то Юру всегда с детства преследовала фобия, что у него это не получится, и он либо останется внизу, либо поедет на второй круг.
— Пожалуйста, садитесь четверо в одну, четверо — в другую, — попросил их молодой японец.
Юра, увидев, что Отабек уже собирается заходить в кабинку, быстро обошел Милу, которая стояла впереди него. Вот так. Как раз Виктор с Юри и он. От Милы не убудет. А если что случится вдруг, они с Отабеком будут вместе. Юра поморщился, когда понял, о чем он думает. Нет-нет, конечно же, все будет хорошо. Просто… Так надо.
Он юркнул в кабинку, тут же почувствовав, как она едва ощутимо качнулась. Вечный прикол совершенно всех таких каруселей, какими бы они ни были надежными. Отабек, уже сидевший у левого края, похоже, прочитав что-то на его лице, тут же взял его за руку и потянул на себя. Юра сел рядом с ним и только потом с трудом уговорил себя отпустить его ладонь. Не потому что было страшно. Потому что так сразу из головы вымело все ненужные мысли, оставив лишь мягкое тепло.
Кабинку японец сразу же запер. Да так крепко запер. Замуровал, демон. Юра вытянул шею, чтобы увидеть, как садятся остальные.
Подъем происходил медленно и плавно, и Юра расслабился. Земля понемногу отъезжала все дальше и дальше, стало видно темную воду Токийского залива и переливавшийся огоньками парк развлечений. Где-то на “экваторе” Виктор с Юри встали со своих мест и стали наперебой указывать друг другу на здания.
— Токийская башня! Где-то там наш отель!
— Витя, он не где-то там, а неплохо так левее на много-много километров!
— Да нет, ты путаешь!
— Это ты путаешь!
Юра хмыкнул и посмотрел на Отабека. Тот улыбнулся и тоже предложил встать.
— Попробуем тоже найти наш отель?
— Да ладно, ну конечно. Будет его отсюда видно, — сказал Юра, устраиваясь прямо около сетки, из которой тянуло прохладным воздухом. Чем выше они поднимались, тем сильнее ощущался ветер.
— Юри, вечно ты со мной споришь! — послышался позади голос Виктора. — Вот уйду от тебя! На другую сторону!
От явно выполненной угрозы кабинку неплохо тряхануло, и Юра вцепился пальцами в спинку сиденья, внутренне замирая. Понятно, что ничего не случится, это же Япония, тут все делали инопланетяне, у которых не бывает проколов. Но все равно себя не уговоришь.
Отабек сбоку пошевелился и осторожно приобнял его за поясницу, едва касаясь ладонью.
— Не бойся. Это конструкция просто такая, — сказал он. — Специально. Будь она жесткой, как раз не было бы так безопасно.
— Да я не боюсь, — буркнул Юра, на полшага вставая ближе к Отабеку.
Тот руку не убирал, но и держал совсем некрепко. Юра выдохнул, медленно моргнул. Казалось, что все его тело сжалось до одного маленького участка, прикрытого этой теплой ладонью.
Земля уже была далеко внизу, и это была еще не самая верхушка круга. Юра даже не мог разглядеть из-за достаточно высоких непрозрачных бортиков кабинки место, откуда они пришли. Только Токио по сторонам, как золотая светящаяся паутина. И слева — почти черные воды Токийского залива.
Небо было похоже на расплавленную, густую синеву. Темное-темное, подсвеченное в некоторых местах снизу особо яркими небоскребами и высокими торговыми центрами. Радужный мост выглядел, как красивая новогодняя игрушка. Или детская железная дорога. Крутая такая, с лампочками и выкрашенными ярко-красной краской поездами. С перекрытиями и тоннелями. И вот этими столбами с такими красивыми, изогнутыми прутьями. А где-то над всем этим холодные звезды, которые наверняка есть, точно есть, просто их не видно из-за яркости разлившегося внизу позолоченным морем Токио.
Несправедливые, но красивые.
Когда они достигли самой высокой точки в 115 метров, Витя с Юри уже “помирились” и стояли, изредка тихо переговариваясь, у противоположного стеклянного бока, за которым открывалась настоящая пропасть. Их совсем не было слышно из-за шума и размеров кабинки. Юра прижал ладонь к сетке и почувствовал потоки прохладного ветра. Его было хорошо слышно — он гудел, шумел, шелестел, как будто играя снаружи опавшими листьями. Хотя откуда там листья, на такой высоте-то? Да и не осень совсем.
И это было красиво. По-настоящему красиво, как бывает только тогда, когда вот так застываешь и просто тихо смотришь. Не кричишь от восторга, как при взгляде на дорогущую новую машину или купаясь в холодном море, не бегаешь, прыгая от радости от хорошего известия. А просто стоишь молча и не можешь отвести взгляд. Целый город, как на ладони. Бескрайнее ночное небо прямо напротив лица.
И этого всегда будет недостаточно. Потому что…
Юра повернул голову к Отабеку. Тот стоял, явно не замечая его взгляда, и всматривался в эту закутанную в ночь и золото высоту. Его лицо было серьезным и немного напряженным. Пальцы едва ощутимо поглаживали Юру по пояснице.
Какие мы идиоты с тобой, подумал Юра. Господи, это надо же было так лохануться, так ошибиться, настолько ничего не видеть дальше своего носа, чтобы согласиться на такой шаг и предать то, что у нас было. А ведь столько всего было, столько всего. И получилось бы добиться еще большего, если бы не все это…
Сердце сжалось, дернулось, захлебнувшись в нахлынувшей нежности — тупой, бесполезной, такой простой, но тяжелой, как свинец, потому что она давила изнутри, грозя перелиться наружу и спалить все под ребрами до черноты.
— Прости меня, — тихо сказал Юра. — Прости, пожалуйста.
Отабек перевел на него взгляд. Посильнее прижал руку к юриной спине.
— За что?
— За все. И за скандал этот в Киото. И за то, что я тебя не слушал. Точнее… слушал, но не слышал. И за то… — горло сжалось спазмом, и Юра едва не подавился следующими словами, но все же произнес их: — За то, что отпустил.
— У тебя выбора не было, я ведь сам предложил. Я все понимаю, — шепотом отозвался Отабек.
— Ничего ты не понимаешь, — еще тише выдохнул Юра.
— Понимаю, Юр. И я не держу на тебя зла или обиды, если ты об этом.
Юра поморщился, помолчал. Кабинка приближалась к земле. Казалось, еще немного, и она пропашет дном устланный деревом пол и уйдет под него, провалится к чертям в самый ад, где Юре за такие ошибки в жизни самое место.
Отабек осторожно погладил его по пояснице и убрал руку.
— Ты в порядке?
Слегка закружилась голова. Сейчас они выйдут отсюда и все. Все снова рассыпется. И не будет уже вот этого: шепота, тепла, ощущения, что рвалось наружу вместе со словами, которые уже нереально было сдерживать.
— Зачем мы это сделали? Блядь, зачем? — Юра повернул голову и уткнулся носом Отабеку в плечо. Коротко вдохнул запах, потому что глубоко бы не получилось — на грудь сверху будто встала марширующая рота солдат.
— Что? Юра…
Лязгнули засовы.
— Добро пожаловать на землю! — весело пропел уже знакомый им японец. — Как раз распечатал ваши фотографии!
Юра отстранился от Отабека и первым пошел к распахнутой дверце кабинки. Земля качнулась похуже, чем до этого сама кабинка, когда он залезал в нее.
Внизу, по сравнению с высотой, было жарко и душно. Юра прошел мимо японца, вышел за низкую оградку вокруг аттракциона. Вдаль простирались парковые аллеи с гигантскими полями-газонами. В свете фонарей они выглядели, как футбольные поля. Широкие дорожки были усажены цветами, запах которых ощущался чем-то сладким и густым в воздухе.
— Юра! — его догнал Отабек. — Ты чего ушел?
— А мы разве не гулять, нет? — спросил Юра, не оборачиваясь.
— Гулять, конечно, просто все тебя потеряли. Эй, — Отабек подошел ближе, встал перед ним. — То, что ты сказал…
— Ты все слышал, — тихо отозвался Юра. — Это то, что я думаю. Мы ошиблись! То есть… я точно.
— Мальчики! — позвала Мила. — Двигаемся в сторону Юрикамомэ. Там станция!
Оба обернулись и посмотрели на нее. Мила, стоя в нескольких метрах от них, махнула рукой по направлению к парковым аллеям. Вдалеке виднелся безлюдный изогнутый мост.
— Идти минут тридцать, зато прогуляемся. Не потеряйтесь! Вам купить что-нибудь? Мы в магазин!
— Нет! — ответил Отабек. — Спасибо!
— Ну все! Идите потихоньку, мы вас догоним! — сказав это, Мила развернулась, подталкивая по очереди остальных, сгрудившихся до этого за ее спиной, и они все пошли в сторону ярко освещенного фонарями пятака в парке.
Отабек снова посмотрел на Юру.
Тот нагнулся, стащил с ног кеды и взял их в одну руку. Шагнул на теплую, еще не успевшую остыть после дневной жары траву газона, который уходил вдаль, к рукаву залива. Отабек молча последовал его примеру, и они медленно пошли в указанную Милой сторону. Людей почти не было, кое-где на газоне сидели целовавшиеся парочки.
— Скажи, — медленно начал Юра, — ты ведь не хотел сначала приезжать, верно? Витя сказал, что ты согласился только в последний момент.
Отабек рядом вздохнул. Юра на него не смотрел — только себе под ноги на темную, коротко стриженную траву, на которую было так приятно наступать босиком.
— Не не хотел, — сказал Отабек. — Не мог. Решиться не мог, не знал, что будет, когда мы с тобой снова встретимся. На соревнованиях все же не то. А здесь… две недели бок о бок.