Рудольф
Опять знакомая тропинка. Сколько раз мне уже снился этот сон. Чего меня все время сюда тянет? Как будто ничего не происходит. Я иду по тропинке, вижу море туманное, а ближе подойти боюсь. Странно даже. Чтобы я и боялась… Помню как-то муж приперся домой… да чего там приперся… на бровях задом наперед приполз. Начал мне чего-то высказывать, угрожать… О-о, я помню это почти звериное бешенство, вспыхнувшее словно хворост сухой. Я горбатилась весь день на работе, вечером грядки прополола. Ко всему прочему дочка приболела. Едва ее угомонила. А тут какое-то пьяное дерьмо смеет мне претензии предъявлять!.. Что-то он углядел в моих глазах… хотя… себя-то чего обманывать. Я бы убила его в тот вечер. Отстраненно думается об этом. И сейчас, и тогда. Приходит понимание или
это точка невозврата… После этого мы очень быстро развелись. И это правильно. Муж терпел, пытался приспособиться, пока не стал бояться… Еще случай помню. После танцев поздно возвращалась. Чего меня одну через пустырь понесло? Наверное лень обходить было… А там пять озабоченных придурков. Все местные, давно меня знают, да, видать, выросшие хотелки не посчитали нужным посоветоваться с их куцыми мозгами… Я схватила первую попавшуюся железяку, что в изобилии валялись там… И опять вспыхнувшая злоба… Шавки уличные! Только и умеют, что издали тявкать!.. Они здорово тогда перетрусили, прощения потом просили… Не понимаю, откуда у меня взялась уверенность, что я сильнее их… Это даже наш председатель чувствовал, всегда соглашался со мной, правда и в накладе не оставался. Вероятно я везучая. Шутя цифры продиктовала, а он главный приз выиграл. Со мной не поделился, да и не так уж и важны для меня были деньги. Сама выкручивалась, не голодала, не побиралась. Все время стремилась к чему-то… чему-то непонятному. Находила вроде и вскоре понимала, что снова ошиблась. Так до сих пор и не знаю, что же мне действительно нужно. Тоска неясная на душе, как и этот странный сон: жить не мешает, но и пользы никакой.
Может хватит уже бояться своих страхов? Что ты там углядела в морском тумане? Ничего не видно. И что? Ты, дорогуша, живешь в таком мире, где страх перед сгустком тумана вызывает лишь снисходительные улыбки. Надо просто пойти и посмотреть. Хватит с меня этих загадок. В конце концов имею я право отдохнуть после работы! Я решительным шагом направилась… опаньки, тропинка исчезла вместе с туманом. Я оказалась на берегу. Вокруг камни большие, что изъеденные кариесом зубы. На них вороны сидят, на меня недобро поглядывают.
–Только попробуй каркнуть! Клюв оторву!– Я уже начала нервничать. Птичка тут же отвернулась. Якобы она не при чем, своими делами занята…
Я огляделась. Пустынный берег, море туманное и камни. Много камней… Да уж, пейзажик не из приветливых. Благо, хоть пернатые тут не все оккупировали. Передохнуть бы…
Он сидел на камне в этакой вольной позе, вроде как хозяин. Костюм старинный. Сейчас такие не носят. Сапоги высокие. Лицо хмурое… и сам весь… как будто каменный… Господи, как же он красив! Нет, это не то, что у нас… мужчина вообще не должен быть красивым… разве что молодая клубничка со сливками… так, чисто ради десерта. Нет, это была суровая красота и такая неистовая мужская сила… Сердце мое, обезумев, черт знает что вытворяло. Того и гляди, ребра мне переломает и наружу выскочит. Вот только куда оно дальше рванет: к нему или о него? Это же сплошные квадраты, острые углы и полнейшее пренебрежение к тому, что может сгладить их. Ближе даже подходить не стоит– можно порезаться. Светлые волосы, голубые, отливающие сталью, глаза. С виду вроде спокойные, но если приглядеться внимательно… пронзительно-напряженные, холодные, не оставляющие ни единого шанса…
–Вот это зверюга,– отметила я.– Скотина бешеная.
–Зачем же так откровенно,– услышала я в ответ насмешливый голос.– Ну, здравствуй, несчастье мое.
Чей это голос? Мужчина даже не шелохнулся… Ужас! Он смотрел на меня!
Вернее нагло осматривал меня с головы до ног. Губы незнакомца были сердито сжаты, а взгляд был просто оскорбительным. Я охнула от неожиданности, смутилась, но ненадолго, лишь на пару секунд. Конечно, ночная сорочка– это не бальное платье, да и я уже не первой свежести, но все равно этому каменному истукану не мешало бы вспомнить о приличии. В конце концов я женщина! Похоже его тут вороны воспитывали! Еще и хохочет! Чего тут смешного… Господи, он кажется слышит о чем я думаю!
–Да, слышу. Дошло наконец? И как тебя зовут на этот раз?
–Что значит на этот раз? Я как была Тамарой, так и осталась, даже во сне. И, между прочим, это мой сон. Я тебя сюда не приглашала и вообще впервые вижу. Кто дал тебе право так нагло вести себя! Это ты воронам своим можешь хамить, мужлан неотесанный!
Опять хохочет.
–Крепче держись, а то с насеста своего слетишь. Дикарь каменный!
Он вдруг стал серьезным.
–Странно, я не чувствую твоей злости.
–Что, желаешь почувствовать? Я могу это устроить!
–Нет, не желаю. А ты изменилась… Значит Тамара… А меня все также зовут Рудольфом, хоть ты и не помнишь.
–А мы что, знакомы?
–Раньше бы я сказал « к сожалению». Да, мы знакомы, давно знакомы. Почему-то судьбе было угодно, чтобы мы снова встретились, хоть я и старался избежать этого.
–Зачем позвал меня, душа мятежная?
Белый старец вышел из тумана. Всегда белый: волосы, борода, свободная одежда… образ туманный без имени.
–Приветствую тебя, куратор. Я опять ее встретил.
–Мне это известно.
–Отпусти меня.
–К ней?
–Да. Она изменилась.
–Или это твоя решимость ослабла. Ты сам просил избавить тебя от этой чудовищной связи. Я выполнил твое желание. Вас развели. И даже предложили другой, более благополучный вариант, чтобы ты окреп. Да, это не твой путь. Ты силен и в опеке не нуждаешься. Тебе хотели дать возможность отдохнуть, но ты замкнулся. Спрятался в маленьком мирке, все таком же пустом и холодном. Твои эксперименты с оболочками не смогли оживить его.
–Да, знаю. Поэтому и позвал тебя.
Старец покачал головой.
–Настаивать я не имею права, но и не одобряю твоего решения. Почему тебя заинтересовали ее изменения. Совсем недавно ты даже слышать о ней не желал.
–Изменения? Нет, учитель, не в них причина. Я люблю ее.
–Разве это любовь? Разве можно назвать любовью животную страсть, загнавшую тебя в постыдное рабство?
–Возможно и рабство, не буду спорить. Ненависть, вражда лютая… Думал я, что это и есть зло. Безумец! Любить ее– самая страшная пытка, боль непреодолимая. Я погибаю, медленно умираю каждый миг своего бессмысленного существования.
–И все же отказываешься от нашей помощи. Ладно, я уже сказал, что не буду
препятствовать.– Легким жестом создал из тумана песочные часы.– Пока сыплется песок, ты волен делать все, что сочтешь нужным.
–Сколько у меня времени?
–Зависит от тебя. Любовь способна даже остановить его, неудача же, напротив, ускорит. Если она вновь оттолкнет тебя, мы начнем подготовку к следующему этапу твоего развития, но уже без нее. И это навсегда. Принимаешь предложение? Твое время пошло, упрямец.
–Тамарочка!– Сардинелла замахала руками. Ладно хоть пассажиров пока немного. Мои знакомые бомжики ведут себя здесь как хозяева. Ни на кого не обращают внимания.
–Что-то случилось?
–У тебя когда обед?
–С двух до трех, а что?
–Посидишь с нами? Сегодня я приглашаю всех своих. Мне сегодня Сенечка открыл свои чувства. Я сегодня так счастлива!
–Поздравляю, Сардинелла. Это событие действительно нужно отметить.
–Что здесь происходит?– неожиданно материлизовавшаяся проверяющая скорбно скукожила губена в куриную попу.– Я спрашиваю. Что здесь происходит?
Вахтанг лениво поднялся, махнул рукой полицейскому, дежурившему на участке.
–Послушай, дорогой, ты видишь эту бабу? Убери ее, прошу как друга,– пара зеленых бумажек удобно устроилась в кармане стража порядка.– Надоела, понимаешь. Пусть ее не будет.
–Гражданка, пройдемте.
–Да ладно. Сама уйду. Сразу бы и сказали. Я ж не знала.
–Вот и все. Так как насчет обеда, Тамара?
–Супер! Можно я своих позову? Они свои, нормальные короче. Мы сейчас тоже что-нибудь купим. Чего ж с пустыми руками…
–Сегодня Сардинелла приглашает. Она и будет решать.
–Думаю, нам пора познакомиться. А то все как чужие.
Придя утром с работы и выпроводив всех, села перед телевизором, закинув гудевшие от усталости ноги на журнальный столик. Передохнув немного, прибралась дома, поесть сготовила. Поспать бы надо, ночью-то не придется. Чаю напилась, журнал Ларискин полистала. Не заметила, как в сон провалилась…
… Я к озеру лесному вышла. Спокойному, чистому, со столь прозрачной водой, что даже дно видно с рыбками прекрасными, играющими среди растений. Захотелось рассмотреть получше. Я зашла в воду по пояс, слегка наклонилась…
–Здравствуй, Тамара. Рад тебя видеть.
От неожиданности я подскользнулась и плюхнулась в воду. Барахтаюсь и кричу сердито.
–Какого черта ты сдесь делаешь? Ты что, преследуешь меня?
Каменный мужик из сна стоял на берегу и спокойно наблюдал.
–Помочь?– бесстрастно спросил он.
–Конечно помоги! Еще спрашивает, булыжник недогадливый!
Все так же спокойно вошел он в воду, легко поднял меня, вынес на берег.
–Благодарю,– не слишком приветливо буркнула я.
В голове молнией вспыхнуло воспоминание о том, как видел он ее вечером… там, в ванной комнате: « Кажется она даже не догадывается, что мы можем видеть, слышать, чувствовать друг друга всегда, достаточно пожелать. Как же она была хороша… влажная, обнаженная, порозовевшая от горячей воды, без своего безобразного халата, безнадежно скрывающего ее соблазнительные изгибы и женские тайны. Подтянутое и все же мягкое, податливое с виду, совсем еще не старое тело, темные от влаги волосы…» Память услужливо вызвала ощущение глухо застучавшего в груди сердца; горячей крови, которой давно уже не было, заструившейся по жилам, чтобы оказаться во внезапно отвердевшей плоти. Бешеные чувства, безумные мысли закружились в сумасшедшем водовороте. «Да, нас почти разделила вечность,– мелькало в его отуманенной страстью голове.–И я так и останусь ее вечным пленником, если не решусь сделать первый шаг.»
Я даже не увидела, скорее почувствовала, как изменилось выражение его лица.
–Рудольф, что ты задумал? Этого нельзя!..– Хищный блеск потемневших от отчаянной надежды глаз был мне ответом. Усмешка скривила его губы. Медленно приближаясь, он протянул притворно-сладким голосом:
–И что такое я задумал, Тамара?
Вряд ли я бы решилась вслух произнести то, что сейчас прочла в его взгляде. Отступила назад, в любой момент готовая сорваться и убежать… и уперлась в стену. Черт! Окуда она здесь взялась?! В следующий миг Рудольф уже возвышался надо мной, подавив остатки моей самоуверенности своим ростом и размерами. Запрокинув голову, я посмотрела на него, ошеломленная своим полным бессилием как-то изменить ситуацию.
–Ты права. У меня действительно появились более интересные желания и я готов разделить их с тобой. Так что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал?
« Вот гад! Еще и издевается!» Наблюдая за моими безуспешными попытками высвободиться, он лишь широко улыбался… и расстегивал свободной рукой пуговицы моего халата. Его забавляло мое бессилие.
–Рудольф, прекрати это немедленно!
–Почему? Мы и так потеряли уйму времени.
Я рывком привлек ее к себе, желая немедленно овладеть этой своенравной женщиной, подчинить ее себе, заставить ее одновременно молить о пощаде и кричать от наслаждения. О-о, я помню, как это было. Слишком хорошо помню, так же хорошо, как и свою боль, свое унижение. Вожделение, жаркое, безумное, требующее отбросить ненужный хлам, вроде нежности, чести, захлестуло меня. С величайшим усилием справился с ним… теперь бы с собой еще справиться… У меня нет права на ошибку. Песок в часах неумолим. Она замерла от неожиданности, когда я ее поцеловал. Откуда ж ей было знать, что чувствуем мы здесь не каким-то отдельным органом, как в порыве страсти мы можем стать единым целым. Я уже ощутил болезненное томление, пробуждающееся у нее внутри, но страх еще сковывал ее.
–Успокойся, доверься мне,– шептал ей тихо, одновременно целуя.– Не надо бороться со мной. Просто впусти меня.
Мужское тело засветилось. Вспыхнувший фиолетово-призрачный огонь окутал женщину со всех сторон, властно проник внутрь, привязал к себе узами невидимыми, раздул пока еще слабый костер, робко выглядывающий из-под завала кем-то придуманных правил. Почувствовав поддержку пришедшей извне силы, взметнулось ввысь красно-желтое живое пламя, освобождая душу от стылых оков безрадостного земного существования.
Руки ее обвились вокруг моей шеи. Она прильнула ко мне так, словно я для нее был единственным источником счастья, света и даже самой жизни.
–Получилось! Я смог! Я вырвал из проклятых лап судьбы свое право на счастье!– ликование мое было столь велико, что я даже внимание не обратил на опрокинутые часы. Некто невидимый остановил время. Надолго ли?
Когда я наконец пришла в себя, Рудольфа уже не было. Рядом со мной стояло зеркало, небрежно прислоненное к стене. Большое… наверное наравне с моим ростом… нет, пожалуй, повыше будет… Рама явно не пластмассовая, завитушками затейливыми украшена…
–Совершенно безответственный тип!– осталось лишь возмущаться, глядя на это безобразие.– У этих мужиков никакого понятия о порядке! А если бы зеркало упало и разбилось? Кто же так ставит?
Я попробовала приподнять его. Нет, тяжелое. Тогда, обхватив его руками, попыталась хотя бы выровнять… и проснулась. Сразу же сон вспомнила, да так отчетливо, что покраснела от смущения.
–Приснится же такое! Наверное это стресс какой-нибудь. Так недолго и на панели оказаться.
Я… как-то даже не осознала сразу… просто взгляд скользнул… кажется что-то необычное заметила… Я резко обернулась. Зеркало стояло, небрежно прислоненное к стене… к стене моей комнаты…
–Да уж… одно радует, что красиво с ума схожу… не стыдно будет врачу рассказать…
Пробуждение
Я заметила, что с организмом у меня что-то не в порядке во время обеда. Мы сидели в своей подсобке… да, точно… К нам в гости заглянула соседка, смешливая Айгуль. Вроде она с Таджикистана. Их организация туалеты обслуживает. По-русски Айгуль говорит довольно чисто, поболтать не прочь с любым, кто готов ее слушать. Так что у нас здесь сплошная дружба народов. И это несмотря на то, что начальство наше по уши увязло в не совсем здоровой конкуренции. Уселась гостья на свободный ящик, плеснула горячего чая в кружку и начала рассказывать свою очередную веселую байку.
–Представляете, у меня в туалете сегодня такое шоу было! Заходит ко мне мужик. Весь такой из себя солидный. Одна морда у него размером с унитаз. Все остальное тоже под стать. Две свои сумки утолкал в кабинку, сам протиснулся и там запыхтел довольно. А я ведь всех предупреждаю, что курить здесь нельзя, что сигнализация сработает
–И что? Есть толк от твоей сигнализации? Хоть кто-нибудь приходит?
–Нет, никто не придет. Это так, шумовая пугалка. Но пассажиры-то об этом не знают. Сначала отмахиваются, зато потом, как заверещит сигнализация… Так вот. Устроился мужик на унитазе и решил получить максимум удовольствия от процесса. Закурил, короче. И вдруг такой шум, да еще так громко. Мужик, кажется, здорово струхнул. Сначала из кабинки сумка вылетела. Вслед выскакивает этот горе-курильщик со спущенными штанами, испуганно таращится по сторонам и никак не может сообразить что ему нужно сейчас делать: то ли сумку вторую вытаскивать, то ли штаны одеть, то ли поскорее бежать отсюда. Народ в туалете чуть ли не давится от смеха, телефоны повытаскивали… Я все же не выдержала, сказала ему: « Мужчина, вы хоть штаны-то застегните. Чего вы тут своими причиндалами народ смешите.» Как только он вылетел из туалета, прямо тут же охранник заглянул. Чего, спрашивает, мужик от тебя так резво убегает. Что, говорит, выгнала что-ли. Я, понятно, объяснила ему что к чему, да еще со всеми подробностями. Кто-то из пассажиров даже показал отлично снятый туалетный ролик. И закончила я свой рассказ под дружное ржание всех, кто в это время находился в туалете. Охранник даже этот прикол перекинуть себе попросил, в телефон свой.