— Льёте слезы, султанша? — усмехнулась Хюмашах Султан. — Привыкайте.
Оскорблённо вспыхнув, Эсмахан Султан поднялась с тахты и поспешно утёрла слёзы. Но тут же её заслонила собой Шах Султан, сверкнув тёмно-карими глазами.
— Как ты смеешь говорить так с моей валиде? Она — законная жена султана.
— Этого титула она вскоре лишится. За всё ответит сполна. Повелитель, Валиде Султан, Михримах Султан и я ни за что не простим т оскорбления, нанесённого нашей семье.
Эсмахан Султан вышла из-за спины дочери, и возмущённо посмотрела на Хюмашах Султан.
— Хюмашах, выйди из моих покоев, если тебе больше нечего сказать.
Ещё больше распалившись от этих слов, Хюмашах Султан надменно ухмыльнулась подобно матери.
— Вы не можете указывать мне, что делать. И запомните мои слова. Клянусь, что вы испытаете то, что испытала этой ночью Михримах Султан. Только, я уверена, у вас не хватит смелости, чтобы в такой ситуации решиться покончить с собой, дабы не пасть от рук наёмников.
В одно мгновение рука Шах Султан взметнулась и резко ударила по щеке растерявшуюся Хюмашах Султан. Та схватилась за покрасневшую щёку и тяжело посмотрела на неё. Льдисто-серые глаза выражали только одно чувство, от которого Шах Султан внутренне содрогнулась. Ненависть.
Хюмашах Султан, подхватив подол своего одеяния, резко покинула опочивальню, горя в пламени гнева и унижения.
— Что ты сделала? — потрясённо спросила Эсмахан Султан, взглянув на дочь. — Нельзя бить султаншу, с которой вы равны.
— Защитила вашу честь, валиде, — отозвалась Шах Султан. — И мы не равны.
Будучи всё ещё под впечатлением от разговора с Эсмахан Султан и её дочерью, Хюмашах Султан под влиянием какого-то импульса отправилась в султанские покои. Её гнев не умещался между небом и землёй, поэтому она неосознанно искала пути избавления от него.
Повелитель принял её, оторвавшись от изучения какого-то документа.
— Повелитель, — поклонилась султанша. — Простите за беспокойство. Я лишь хотела сказать вам…
— Я слушаю. Как здоровье Михримах Султан?
— Она вскоре поправится. И за всё воздаст Эсмахан Султан, если вы не предпримите ничего в отношении своей супруги. За её спиной будем я и Валиде Султан. И даже вы не сможете нам помешать.
Нахмурившись, султан Мехмет непонимающе смерил племянницу взглядом тёмно-карих глаз.
— В тебе говорит беспокойство за мать и злость на Эсмахан Султан. Успокойся. Такими словами нельзя бросаться. Особенно в султанских покоях.
— Я вашего гнева не страшусь. Меня, султаншу династии, нельзя казнить, а другие наказания и лишения я выдержу. С вашего позволения.
Поклонившись, Хюмашах Султан удалилась, направившись в свой дворец за вещами и сыном.
Проводив её негодующим взглядом, султан Мехмет схватил недочитанный документ и вызвал Локмана-агу. Тот вошёл в опочивальню и увидел, как разгневанный повелитель смял документ.
— Повелитель, что-то случилось?
— Как смеют женщины так со мной разговаривать? — слух возмутился тот. — Я — падишах. А мне женщины указывают, что делать!
Беспокойно смотря на султана, Локман-ага молчал.
— Сначала валиде, а теперь Хюмашах… Узнаю в ней озабоченную властью сестру и Рустема-пашу, что славился своим вспыльчивым характером. Даже она, кроткая и мягкая когда-то… Пусть придут Эсмахан Султан и Шах Султан.
Спустя некоторое время выслушав их, утверждающих, что Хасеки Султан не виновата в покушении на Михримах Султан и что между ними не было разговора, о котором утверждала Джанфеда-калфа, султан Мехмет приказал им вернуться в гарем.
Ему было необходимо побыть одному и подумать. Погрязнув в сомнениях, повелитель соображал, кому верить. Разумеется, султан Мехмет желал верить в невиновность своей супруги и их дочери, но что-то всё равно мешало это сделать.
Топ Капы. Гарем.
Нурбану-хатун направлялась в покои, где была Михримах Султан, чтобы выразить соболезнования. Войдя в покои, она увидела Валиде Султан и Дэфне-хатун, встретивших её нисколько не радушно.
— Валиде, я беспокоюсь за состояние Михримах Султан. Как она? Ужасно то, что случилось ночью.
Поджав губы, Валиде Султан почему-то обменялась взглядом с напрягшейся Дэфне-хатун, стоящей с ней рядом.
— Моя дочь поправится. Благодаря твоей Джанфеде-калфе. Поблагодари её от меня.
Кивнув с полуулыбкой на лице, Нурбану-хатун поклонилась.
— Разумеется, султанша. Желаю скорейшего выздоровления Михримах Султан. С вашего позволения.
Возвращаясь в свои покои, Нурбану-хатун обернулась на поспевающую за ней Джанфеду-калфу, которая затихла после их ссоры.
— Нет риска ухудшения её состояния. И всё из-за тебя! Шанс упущен… В этом есть лишь один плюс: о моём отъезде в Конью все позабыли. Главное — сидеть и не высовываться.
Топ Капы. Султанские покои.
Ближе к вечеру султан Мехмет после часов раздумий всё же принял решение. Он рассудил, что Эсмахан Султан не виновата в покушении на Михримах Султан. К тому же, кому он должен поверить? Своей супруге или какой-то калфе?
Решив сообщить об этом Эсмахан Султан и успокоить её, повелитель направился в её покои, желая застать там и дочь Шах Султан.
У дверей покоев он случайно услышал эмоциональный разговор Эсмахан Султан и Шах, что всё-таки задержалась у матери.
Взглянув на охранников, стоящих у дверей, султан Мехмет жестом приказал им молчать. И, несмотря на неловкость, прислушался к разговору. Его всё ещё обуревали лёгкие сомнения, и он решил окончательно от них избавиться.
— Не смей перечить мне! Я знаю, чьих это рук дело, — горячо воскликнула Эсмахан, прервав говорившую дочь. — Валиде Султан давно хотела избавиться от меня. Ты знаешь, какую славу она приобрела при дворе. Её называли ведьмой, ядовитой змеей, гибелью династии! Она ни перед чем не остановится ради достижения своей цели, а именно — уничтожить меня. По-твоему, кто организовал покушение на меня? Всю вину оставили на Нурбахар-хатун. Валиде Султан это сделала. Михримах вечно нашёптывала ей обо мне всякие гадости. Я её хорошо знаю. Это алчная и подлая женщина, Шах. Я так не ненавижу так сильно, как её!
— Валиде…
— Выслушай меня! — снова оборвала её Эсмахан Султан. — Они подставили меня, решив таким образом снова отдалить от повелителя и вернуть Нурбахар-хатун из ссылки. О, Аллах! Клянусь, если она вернётся, то я убью её вместе с её сынком, что стал угрозой моему Орхану!
Отшатнувшись от дверей в ошеломлении, султан Мехмет ощущал, как разочарование расползалось в его груди. Разочарование в тех женщинах, которых он любил.
Мать была права. Эсмахан Султан, которую он знал и, главное, любил, не смогла бы говорить эти слова. Но султанша, чьи уста изливали подобный яд на свою семью, ненависть и жестокость которой так сильны, что она клянётся убить невинного младенца и его мать, способна.
Повелитель медленно отошёл от покоев, побледневший то ли от ошеломления, то ли от понимания, что это всё произнесла его Эсмахан Султан.
Вернувшись в свои покои, он вышел на террасу и судорожно вдохнул прохладный ночной воздух. Мехмет пытался совладать со всеми низкими чувствами, которые проснулись в нём, но безуспешно.
Мучительное решение быстро созревало в хаосе его мыслей. Оно казалось жестоким и несправедливым по отношению к женщине, которую он столько лет любил. Именно казалось, а не было.
Потому как этой любви не было. Не было и доверия. Больше ничего не было. Эсмахан Султан, которую он любил, давно умерла. А эту женщину он не знал… Не желал знать.
Поддавшись импульсивному порыву, он вызвал Локмана-агу и огласил своё решение, боясь испугаться и отступить от него.
Ночь.
Топ Капы. Покои Эсмахан Султан.
Когда Эсмахан Султан устало опустилась на ложе и провалилась в сон, ей приснилось, что она, облачённая в белое одеяние, на кроваво-красном закате солнца отдалялась от своей семьи в сизый туман, за которым начиналась темнота.
Шах Султан со своими детьми очень тоскливо смотрела ей в след, и по её красивому лицу струились слёзы.
Рядом с ней был шехазде Орхан, держащий на руках своего сына Ахмеда, который почему-то громко плакал.
Султан Мехмет был в своём султанском тюрбане, рубины и изумруды на котором неистово сверкали в заходящем солнце. В его тёмно-карих глазах не было привычных теплоты и любви. Он смотрел равнодушно, будто бы скучающе.
За его плечами словно тени колыхались Валиде Хюррем Султан и Михримах Султан. Обе, в отличие от остальных, казались самодовольными и едва заметно усмехались.
Эсмахан Султан отступала от них и будто с каждым шагом растворялась в воздухе.
Её сон оборвался из-за протяжного скрипа распахнувшихся дверей. После раздались тяжёлые множественные шаги. Распахнув глаза, Эсмахан Султан растерянно огляделась в темноте и испуганно задрожала.
Четверо мужчин, лица которых были скрыты, угрожающе окружили её ложе. Испуганно вскрикнув, султанша попыталась проскочить в проём между ними, но мужчины схватили её и жестоко бросили на пол.
— Мехмет! — отчаянно закричала она, хотя всё понимала. Он не спасёт её.
Немые палачи пришли за ней, и сейчас они доставали свои шёлковые шнурки, которыми исполняли свои обязанности.
— Нет! — кричала Эсмахан Султан, уползая к распахнутым дверям, но её снова схватили грубые руки и сжали в убийственных объятиях.
Шёлковый шнурок коснулся её шеи и затянулся на ней тугой петлёй. Утопая в своих ужасе и отчаянии, женщина несколько мгновений яростно боролась, но силы быстро покидали её вместе с драгоценной жизнью.
Её последний миг был наполнен безумным ужасом, и Эсмахан Султан с последним хриплым выдохом покинула этот мир.
========== Глава 9. ==========
Проснувшись от криков, раздающихся где-то в гареме, Хюррем Султан резко села в постели и вздрогнула от ужаса, таящегося в них. В покои вбежала сонная, но встревоженная Фахрие-калфа.
— Султанша. Это не к добру…
— Узнай, что там случилось. Немедленно!
Скрипнули двери внутренней комнаты, и Хюмашах Султан, будучи в ночном одеянии, на руках с плачущим султанзаде Османом подошла к ложу валиде.
— Валиде, что происходит? Что за крики?
— Успокойся и успокой Османа.
Фахрие-калфа настороженно шла по дворцу и вскоре поняла, что шум доносился из покоев Эсмахан Султан.
Крики уже давно прекратились. Это на мгновение успокоило её, но, заглянув в распахнутые двери покоев султанши, Фахрие-калфа в ужасе прижала ладонь ко рту.
Мертвенно-бледное безвольное тело Эсмахан Султан перекладывали с пола на носилки двое охранников. Служанка плакала, сидя на тахте и растерянно смотря на мертвую султаншу.
— Аги, что происходит? — хрипло спросила Фахрие-калфа.
Не оборачиваясь и не отрываясь от дела, один из охранников глухо ответил:
— Эсмахан Султан была казнена по приказу повелителя. По поручению Локмана-аги мы пришли забрать тело.
— Аллах всемогущий!
Когда Фахрие-калфа вернулась в покои матери султана, Хюррем Султан сидела на ложе, нервно заламывая руки. Рядом с ней была Хюмашах Султан, встревоженная не меньше.
— Что такое? — осведомилась Хюррем Султан, но, увидев бледность калфы, поспешила добавить: — Что-то с Михримах?
— Нет, султанша. С Михримах Султан всё в порядке.
— Тогда что?
— Султанша… До сих по не могу поверить. По приказу повелителя… казнена Эсмахан Султан. Я своими глазами видела её тело, которое выносили из гарема.
Поражённый вздох вырвался из груди Хюррем Султан. Резко поднявшись на ноги, султанша ошеломлённо взглянула на калфу.
— Не может быть… Казнили?!
Поначалу Хюмашах Султан выглядела сбитой с толку, но после её потрясение съело мрачное удовлетворение.Едва заметная усмешка коснулась её губ.
— Вот и расплата за все её грехи. Она заслужила такой смерти. Сам повелитель отдал приказ о её казни, валиде!
Обернувшись на злорадствующую внучку, Хюррем Султан покачала рыжеволосой головой, всё ещё с трудом веря в случившееся.
— Это меня и пугает… Неужели Мехмет способен так обойтись с женщиной, которую любил? И не отзывайся так о ней, Хюмашах! Бедная женщина… Видимо, Мехмет решил таким образом наказать её за покушение на Михримах.
— Именно так, — отозвалась Хюмашах Султан. — Пусть все знают о том, какая расплата ждёт того, кто посмеет покуситься на жизнь Михримах Султан!
— Мне нужно увидеть его, — не слушая никого, прошептала Валиде Султан и поспешила покинуть свои покои.
Топ Капы. Султанские покои.
В тяжёлой и пустой темноте, сгустившейся на террасе, стоял султан Мехмет, склонившись над мраморными перилами. Взгляд его слегка безумно и хаотично метался по ночному Стамбулу.
Заслышав тихие осторожные шаги, повелитель зажмурился в раздражении.
В тот момент, когда он остро нуждался в одиночестве, чтобы успокоиться и смириться с последствиями своего решения, Всевышний не предоставлял ему эту возможность будто в наказание.
Хюррем Султан медленно вошла на террасу. Взгляд её зелёных глаз коснулся сына, сгорбившегося будто от непосильной ноши. Он источал тоску и ненависть к себе. На мгновение Валиде Султан вспомнила ту ночь, когда она узнала о казни Ибрагима-паши.
Султан Сулейман, отдавший приказ о его казни, точно также страдал в ту ночь, коря и ненавидя самого себя. Султанша в тысячный раз подумала о том, как Мехмет был похож на своего отца.
Подойдя ближе, она вздохнула и положила свою ладонь на широкое плечо сына в знак поддержки. Султан Мехмет сбросил её руку с плеча и резко повернулся лицом к матери.
Насторожившись, Хюррем Султан всё же постаралась на обращать внимания на такое отношение.
— Лев мой. Не вини меня в содеянном.
Безумный взгляд тёмно-карих сына впился в неё словно выпущенная из лука стрела.
— Вы приказали наказать Эсмахан. Я выполнил ваш приказ. И теперь вы говорите, что непричастны?
Его громкий возглас эхом пробежался по спящему дворцу и саду. Где-то вдалеке вспорхнули растревоженные птицы.
— Я просила наказать, но не казнить, — уточнила Хюррем Султан, стараясь погасить своё возмущение. — тебе нужно успокоиться и смириться…
— Смириться? Как вы смирились со смертью отца? Я сомневаюсь, была ли в вас любовь к нему, о которой вы так часто упоминаете… Потому как вы не скорбите по нему.
Оскорблённо отпрянув от сына, Валиде Султан почувствовала волнительную дрожь, одолевшую её руки.
— Как ты смеешь говорить мне подобное? Каждый день я умираю от тоски и скорби! Болезни снедают меня из-за этих чувств. Но я не намерена кричать о своей боли. С годами я привыкла мириться с потерями. Родителей и сестру убили на моих глазах! — с горечью говорила султанша. — Меня сделали рабыней и насильно увезли с родной земли. Я страдала, мучилась, но смирилась. На пути становления той, кем я сейчас являюсь, я умирала тысячу раз! Меня травили, запирали в темнице, жгли огнём, били до полусмерти, мучили тем, что посылали других женщин повелителю и рушили мою любовь. Но я и с этим смирилась! После умерли мои Баязид и Селим, причём, по приказу твоего отца. Все их дети-сыновья были задушены. Я лишилась трёх сыновей! Смирилась и с этим. В этом году меня постигла самая большая утрата. Умер султан Сулейман, падишах души моей. Как видишь, и сейчас я приняла свою участь. Знаешь, почему? В этом мире остались люди, ради которых мне стоит продолжать жизнь. Оставить позади боли потерь, чтобы не сломаться. Я живу ради своей семьи. А что получаю взамен? Меня же и обвиняют во всех грехах. В том, что ты отдал приказ о казни Эсмахан, я виновна? Или в казни Ибрагима-паши, из-за которой меня возненавидела вся османская династия? Никто не помнил, что приказ отдал султан Сулейман!
С каждым словом матери султан Мехмет остывал от гнева, несправедливо направленного на неё. Она права. Он сам отдал этот приказ, а теперь искал виноватых, дабы сбросить с себя это невыносимое чувство вины.
— Валиде…
Отвергнув протянутую руку сына, Хюррем Султан продолжила:
— И мне страшно, Мехмет. Ты словно тень своего отца! Он был способен убить любимых людей за их ошибки. Казнил сыновей и внуков! Казнил лучшего друга, которого называл своим братом. И в тебе проснулась эта жестокость… Как мог ты отдать этот приказ? Я просила наказать Эсмахан, но не убивать её. Самое страшное наказание, которое я представляла для неё, было ссылкой! Разлука с тобой была для неё самым мучительным испытанием.