— Я этого не желаю! Пусть рожает… Невинные дети здесь не при чем.
— Думаю, это ее последняя беременность, — ухмыльнулась темноволосая Султанша. — Ты же слышала о новой фаворитке?
— Слышала… — мрачнеет еще больше Дэфне, утерев слезы с лица. — Только радости мне это не приносит. Еще одна женщина, забирающая у меня Орхана. Клянусь, лучше бы я и вовсе не поддалась этой любви. Осталась бы в Топ Капы, рядом с Валиде Султан и горя бы не знала.
Селин в ответ на ее слова тяжело вздыхает.
— Быть может мне пора сдаться, Селин? Уеду с Баязидом в санджак и пусть здесь будет то, что будет. Любви Орхана мне уже не вернуть…
— Когда-то я тоже подумала о том, что мне лучше сдаться… — задумчиво проговорила та, опустив голову будто под тяжестью воспоминаний. — Знаешь, Дэфне. Судьба не раз даровала мне горести и испытания. Наверно потому я столь холодна к ним сейчас.
— Расскажи мне, — прошептала та, решив, что ей нужно отвлечься от собственных переживаний, разрывающих ей душу.
— Меня звали Нариса, — начала Селин, хмурясь. — Я родилась в предместьях Крыма, в бедной семье татар. Была пятым ребенком, при родах которой скончалась моя мать. Вскоре болезнь унесла и двух моих старших братьев, поэтому я и две мои старшие сестры остались со старым и болезненным отцом. Тяжело работали за кусок черствого хлеба, не покладая рук. Помнится, все руки у меня были в мозолях и ссадинах…
Дэфне помрачнела, осознавая, что в жизни никогда не работала руками и не знала слова — работа.
— Когда мне было шестнадцать лет, то в нашу деревню пришли татары, что забирали людей в плен, а после продавали их на невольничьих рынках. Отец пытался нас защитить, поэтому его убили прямо на моих глазах… Меня и двух моих сестер пленили и повезли на рынок, в Кафу. Там купили какие-то мужчины. Долго везли по морю на ветхом маленьком корабле. Так мы очутились в Стамбуле, уже будучи рабынями…
Смотря, как с каждым словом мрачнеет Селин, Дэфне чувствовала себя виноватой потому, что попросила ее рассказывать об этом.
— На рынке сестер купили какие-то люди, а меня заприметила одна женщина, скупавшая красивых рабынь. Как оказалось, это была Фахрие-калфа.
— Тебя привели в гарем?
— Да, — тяжело кивнула Селин. — Нас привели в порядок, а после Фахрие-калфа привела нас в покои Хюррем Султан. Я тогда впервые ее увидела… Она осмотрела нас и осталась довольной. Заметила меня, оставила с собой наедине. Спрашивала о чем-то…
— Получается, она отправила тебя в Манису к Орхану?
— Как оказалось, она готовила нас, рабынь, ему в подарок. Меня назвала Селин за спокойствие и покорность. И отправила в Манису. Там-то началась моя история…
— Как ты попала в покои к Орхану?
— Хюррем Султан я понравилась и она написала верной калфе в гарем Манисы, что желает отправить меня на хальвет к внуку, ибо тот до сих пор не имел наследников, являясь единственным Шехзаде. Меня в тот же вечер по прибытии отправили к Орхану.
Дэфне, вглядевшись в темные глаза женщины, с содроганием увидела в них тоску и ностальгию, которые царили и в ее серых глазах.
— Нас долгие годы связывала любовь. Помнится, что Шехзаде даже посвятил мне несколько стихов… Я родила Ахмеда, стала Султаншей. Казалось, во всем мире не было женщины, счастливей меня. Но все это закончилось, едва Гюльхан появилась в гареме.
Дэфне помрачнела при упоминании имени этой женщины, которое вызывало в ней волну отторжения.
— Она была смелее меня, ярче, импульсивней. Я слышала, что Орхан увидел ее, когда проходил по гарему в мои покои. Ее тогда звали Эмилия. Она, сделав вид, что не заметила его, громко рассмеялась. Это привлекло Орхана и он велел подготовить ее для ночи. Эта ночь и стала концом моей любви и моего счастья… Я долгие месяцы страдала и плакала, но Шехзаде забыл меня спустя всего несколько недель, проведенных с ней, которую назвал Гюльхан. Тогда я сказала себе, что нужно сдаться. Отпустить эту любовь в своем сердце. Глупо бороться за то, что потеряно и уже не вернется…
Дворцовый сад.
Ставшие неразлучными Севен и Инджи шагали по выложенной камнем дорожке, осматриваясь.
— Султанша, вы уверены, что он придет? — с сомнением воскликнула черноволосая девушка.
— Да, — волнительно отозвалась та и, повернувшись в сторону ореховой рощи, расцвела улыбкой, увидев Османа.
Инджи, смутившись, поджала губы.
— Я подожду вас немного в стороне.
— Хорошо, — бросила Султанша, порываясь в рощу.
Подойдя с волнительной улыбкой на устах к отчего-то хмурому Осману, Севен схватила его руку и сжала в своих ладонях.
— Здравствуй.
— Ты вернулась, — сухо констатировал Султанзаде.
— Да. Наконец, мы смогли увидеться…
— Не слишком ли ты спешила вернуться в столицу?
— О чем ты говоришь? — насторожилась Севен, почувствовав, как сердце затрепетало в груди.
— Я знаю о том, что между тобой и Касимом-пашой заключена помолвка. После твоего возвращения из Амасьи должен состояться никях.
Мгновенно помрачнев, светловолосая Султанша опустила голову, пряча голубые глаза.
— Что я могу поделать, Осман? Так решил Повелитель.
— Почему ты так спокойно это принимаешь?! — горячо воскликнул тот, клокоча от непонимания и злости.
— А что мне остается? — растерянно прошептала Севен, чувствуя, как слезы вот-вот изольются из глаз на щеки.
— Бороться! За нас, за нашу любовь.
— Но что ты хочешь, чтобы я сделала? Клянусь, я сделаю! Одно твое слово и я последую за тобой в преисподнюю.
— Мы расскажем всем о нас. Хватит скрываться, Севен!
— Нет… — испуганно выдохнула та, дрожа от одной только мысли об этом.
Отпустив ее холодную руку, Осман, пребывая в крайней степени негодования, спешно покинул ореховую рощу.
— Осман, куда ты?
Не получив ответа и смотря на его удаляющийся силуэт, Севен разразилась тихим плачем, спрятав лицо в ладонях.
В это время стоящая чуть в стороне черноволосая Инджи задумчиво рассматривала розовые кусты.
Подняв головы, расслышав приближающиеся голоса, Инджи заметила изящную светловолосую женщину в годах, рядом с которой шел высокий и статный молодой человек.
— Не знаю, сынок… — послышался голос женщины, мягкий и вкрадчивый. — Ты уверен?
— Да, Валиде, — горячо ответил он. — Я очень хочу отправиться в санджак. Только отец все никак об этом не позаботится. Я уже столько раз разговаривал с ним, но он будто не желает этого.
— Рано или поздно он отправит тебя в санджак, Баязид. Нужно быть терпеливым.
— Валиде, быть может вы поговорите с Повелителем? — с надеждой в голосе спросил Баязид. — Он очень ценит ваше мнение.
Помолчав в задумчивости некоторое время, женщина степенно кивнула, осознавая, что она и сама подумывает о том, чтобы уехать отсюда и оставить здесь свою разрушенную любовь.
— Хорошо. Я поговорю с ним, но ничего не обещаю.
— Благодарю! — радостно улыбнулся Баязид, благодарно смотря на мать. — Вы даже не представляете, как я вас ценю, Валиде. За все, что вы сделали для меня.
Дэфне мягко улыбнулась сыну, а после перевела взгляд на черноволосую девушку, стоящую у розовых кустов.
Баязид тоже ее заметил и нахмурился.
Инджи же, увидев диадему на голове Дэфне, поклонилась, поняв, что это — Султанша.
— Султанша.
— Добрый день, — вежливо воскликнула та. - Вы, наверно, Инджи-хатун, которая приехала из Амасьи вместе с Севен Султан, не так ли?
— Да, госпожа. — ответила та, чуть улыбнувшись и замечая пронзительный взгляд Шехзаде. — Это - я.
— Соболезную вашей утрате.
Черноволосая Инджи молча кивает, неминуемо помрачнев.
Дэфне, проницательно заметив, как сын смотрит на нее, скрывает улыбку, рожденную собственными воспоминаниями.
Она узнает себя и Орхана в молодости, кажущейся уже такой далекой…
— Быть может желаете прогуляться с нами? — спросила Дэфне, бросив мимолетный взгляд на Баязида, изумленно повернувшегося к ней.
Инджи, повернувшись в ту сторону, куда ушла Севен, неопределенно пожала плечами.
— Хорошо.
Втроем они неспешно двинулись по цветущему и благоухающему саду, в некотором неловком молчании, прерываемом лишь звучным пением птиц.
Султанские покои.
Взвинченный, Осман вошел в султанскую опочивальню и бросил на него взгляд при поклоне, привычно сидящему за письменным столом.
Подняв черноволосую голову, Орхан приветственно улыбнулся двоюродному племяннику.
— Ты по поводу своего назначения, Осман? Я уже определил его. В ближайшее время отправишься в небольшой санджак на восточных границах империи. Знаешь, там в последнее время неспокойно.
— Нет, Повелитель. Я по другому вопросу. Мне нужно с вами поговорить.
— Я слушаю, — нахмурившись, с готовностью отозвался Орхан.
Сглотнув и набравшись смелости, рожденной негодованием, Осман прочистил горло, которое отчего-то будто сжалось и это мешало ему говорить.
— Я хочу, чтобы вы знали о том, что между мной и Севен Султан есть чувства, которые не позволяют мне смириться с тем, что вы силой выдаете ее замуж за Касима-пашу.
Орхан, замерев от растерянности, после непонимающе хмурится и, поднявшись из-за стола, настороженно подходит к племяннику.
— Что ты сказал?
— Я глубоко привязан к Севен Султан.
— Аллах милостивый… — пораженно выдохнул султан, проведя рукой по волосам в нервном волнении. — Как долго вы это скрывали?
— Около двух лет, Повелитель, — пряча страх, ответил Осман, все же твердо не опуская серых глаз.
— Что это за любовь? Ты хоть слышишь, что говоришь?! Вы оба — члены династии!
— Разве это остановило ваших родителей?
Усмехнувшись его словам, Орхан, отвернулся от Султанзаде и его громогласный голос раздался в покоях.
— Охрана!
Когда охранник вошел в опочивальню и склонился в почтенном поклоне, султан приказал тому немедленно привести Севен Султан.
Спустя некоторое время светловолосая Султанша с явно заплаканными красными глазами смущенно вошла в покои и поклонилась.
— Повелитель.
Увидев здесь Османа, она мгновенно обо всем догадалась и ее сердце пустилось в неистовый скач, окрашивая щеки розовым румянцем.
— Правда ли то, что Осман рассказал мне о вас, Севен? — требовательно воскликнул Орхан, прожигая ее взором темно-карих глаз.
Осман обернулся к девушке в ожидании ответа, который та не спешила дать, трепеща от страха.
Поймав его взгляд, Севен, сглотнув, собрала всю свою решимость воедино и на одном дыхании вымолвила:
— Правда.
Султан, услышав ее, шумно выдохнул и некоторое время тяжело молчал в некоторой задумчивости, что ввергло молодых людей в томительное и боязливое ожидание его решения относительно их судеб.
— Раз так, то я разрываю помолвку Севен и Касима-паши.
Севен не сдержала облегченно вздоха и радостно взглянула на султана, который осаждает ее улыбку твердым взглядом.
— Но о вас и речи быть не может. По крайней мере, без позволения на то Хюмашах Султан.
Осман мрачнеет, теряя остатки мгновенной радости и понимая, что мать, разумеется, будет против.
— Я немедленно обсужу с ней этот вопрос, а пока можете идти.
Султанзаде и Султанша покинули покои и, оказавшись в коридоре, волнительно переглянулись.
— Не верится, что ты обо всем рассказал…
— Все изменится. Вот увидишь, Севен!
Спустя некоторое время…
Султанские покои.
Когда русоволосая Хюмашах, получившая весть из Топ Капы, вошла в опочивальню султана и поклонилась ему, стоящему у камина в каком-то напряжении, то мгновенно помрачнела, понимая, что хороших вестей ей ждать не стоит.
— Повелитель. Вы желали меня видеть?
Вздохнув, Орхан обернулся на нее и некоторое время напряженно разглядывал, заметив черное одеяние, в которое была облачена Султанша уже долгие годы.
— Хюмашах. Есть нечто, о чем ты должна узнать.
— И что это? — напряженно проговорила она.
— Осман явился ко мне, узнавший о готовящейся свадьбе Севен и Касима-паши. И… рассказал о том, что любит Севен. Я выз…
— Подождите, — хрипло прервала его Султанша. - Что..?
— Я знаю, как это звучит, но, Хюмашах, поверь…
— Осман любит Севен? — вскрикнула Хюмашах и растерянность в ней сменилась негодованием. — Что ты такое говоришь, Орхан?!
— Успокойся, — тверже проговорил он, подходя к сестре и кладя руку ей на плечо в попытке успокоить. — И выслушай меня, наконец.
С трудом сдерживаясь, Хюмашах сжала губы в тонкую линию.
— Я вызвал Севен и она все подтвердила. Они скрывали свои чувства уже два года, боясь именно такой реакции, которую ты сейчас показываешь.
— Как, по-твоему, я должна реагировать на подобное известие?! Мой сын влюблен в собственную родственницу! Севен твоя сестра и, получается, его тетя! Аллах милостивый…
— Довольно крика! — сорвался Орхан, а после, увидев, как вздрогнула от него Султанша, уже более спокойно продолжил. — Я сказал, успокойся. Я разорвал помолвку Севен и Касима-паши.
— Может, ты еще и решил выдать свою сестру за моего сына?!
— Ты можешь злиться и возмущаться, но ко мне уважение проявлять обязана! Перед тобой султан, а не какой-то раб. Не надо подобным образом со мной разговаривать.
Хюмашах, пронзая его своими серыми, льдистыми, как у матери, глазами замолчала, тяжело дыша.
— Без твоего согласия я не стану этого делать.
— Спасибо и на этом, — иронично усмехнулась женщина. — Но я говорю сразу, что браку между ними не бывать! Я не позволю и без того погрязшей в пороке династии позориться подобным союзом!
Хюмашах хотела было покинуть покои, повернувшись к дверям, но Орхан задерживает ее прикосновением к плечу.
— Это еще не все…
Хюмашах, вздрогнув от того, что это еще не все неприятные вести, в ожидании повернулась к нему.
— Ты уже долгие четыре года носишь траур…
— Это вас не касается, — жестко процедила она в ответ.
— Нет, касается, — упрямо покачал головой султан. — Ты — моя сестра! Забота о тебе лежит на моих плечах. Поверь, я больше не могу смотреть на твои черные одежды, мрачные глаза… Поэтому я принял решение, что ты, Хюмашах, выйдешь замуж. Раз свадьба Севен отменена, то не пропадать же столь дорогим подготовкам. Через несколько недель ты, дабы не терять время, выйдешь замуж за Нишанджи Феридуна Бея, который уже в пути в столицу с восточных границ империи, где служил. Он обеспечен и…
— Нет! — растерянно и негодующе качая русоволосой головой, пораженно прошептала Хюмашах, медленно отступая от султана. — Нет… Я не выйду замуж!
— Пойми, Хюмашах…
— Ни за что! — истерично вскрикнула Султанша. — Никто меня не заставит, слышишь?!
Хюмашах в гневе и негодовании хотела было выбежать из покоев, но Орхан снова ее останавливает и разворачивает к себе, тряхнув за плечи, будто пытаясь привести в чувство.
— Это для твоего же блага, Хюмашах.
Расплакавшись в бессилие, Султанша схватила руку брата и сжала ее в своих ладонях в каком-то отчаянном жесте.
— Пожалуйста, Орхан! Я не вынесу этого! Умоляю…
Вздохнув с тяжестью, Орхан мягко обнял сестру и та на мгновение подумала, что он поддался ее уговорам, отступил.
— Я понимаю твои чувства… Но я своего решения не изменю. Готовься к никяху.
Разочарованно выпутавшись из его объятий, Хюмашах гневно покинула покои, громко хлопнув дверьми и от этого звука Орхан вздрогнул, глядя ей в след.
Покои Севен.
Когда светловолосая Севен волнительно восседала на тахте рядом с Османом, держащим ее за руку, в покои резко ворвалась разгневанная и заплаканная Хюмашах Султан, серые глаза которой пронзительно остановились на сыне, который спешно поднялся на ноги, напряженно рассматривая ее.
— Валиде? Что с вами?
— И ты еще спрашиваешь?! — негодующе вскрикнула Хюмашах, эмоционально взмахнув рукой.
Севен, вздрогнув от ее крика, поднялась с тахты и испуганно встала за широкую спину Османа, будто спрятавшись.
— Что ты прячешься? — переведя на нее жесткий взгляд, жестко процедила Хюмашах. — Стыдно в мои глаза взглянуть? Какой позор! Помолвлена, а за спинами других блудит…